Хтоны. Книга третья. Имя матери

Заметив взгляд матери, Лида стерла с лица невозмутимую серьезность и широко улыбнулась в ответ, показывая крупные белые зубы с небольшой щербинкой в центре. Глаза мгновенно потеплели, с любовной нежностью глядя на мать.

Иногда Майя задавалась мыслью: кто же из них старше? Кто хранитель семьи? Кто бережет ее покой? Зависит ли теперь что-нибудь от матери? Или пора уступить дорогу дочери?

– Уже скоро? – спросила Лида.

– Да, за тем поворотом выезд на трассу, – кивнула в ответ Майя. – Устала?

– Нет, просто интересно полететь на самолете, – потянулась дочь.

– Ну да. Первый раз всегда интересно. Хотя тебе вряд ли понравится процесс полета, – усмехнулась мать.

– Ну и ладно, – равнодушно пожала плечами девочка.

Заметив взгляд матери, Лида стерла с лица невозмутимую серьезность и широко улыбнулась в ответ, показывая крупные белые зубы с небольшой щербинкой в центре. Глаза мгновенно потеплели, с любовной нежностью глядя на мать.

Иногда Майя задавалась мыслью, кто же из них старше? Кто хранитель семьи? Кто бережет ее покой? Зависит ли теперь что-нибудь от матери? Или пора уступить дорогу дочери?

– Уже скоро? – спросила Лида.

– Да, за тем поворотом выезд на трассу, – кивнула в ответ Майя. – Устала?

– Нет, просто интересно полететь на самолете, – потянулась дочь.

– Ну, да. Первый раз всегда интересно. Хотя, тебе вряд ли понравится процесс полета, – усмехнулась мать.

– Ну, и ладно, – равнодушно пожала плечами девочка.

Наконец показалось кольцо, где ее ждал безопасный съезд направо, ведущий в соседний городок. Но прежде дорога вела к аэропорту, оставляя шумную скоростную автотрассу позади. Здесь ее никто не будет особенно тревожить. Это направление едва ли можно было назвать популярным. Только в моменты прилетов и отлетов. А на рейс, который она так сильно спешила, регистрация уже заканчивалась. Оттого и на дороге было довольно пустынно. Но так было недолго. Навстречу потянулась скучная цепочка из ползущего в складской пригород грузового транспорта. Массивные фуры нависали над соседней полосой прямоугольными тенями, прикрывая скользящую по раскалённому асфальту малолитражку от жарящих лучей июльского солнца. Аэропорт был уже в пределах видимости, когда на дороге, покачивая пузатыми боками, показалась топливная автоцистерна. Грузовик ядовитого оранжево-желтого цвета приметным пятном катился по своей полосе, приближаясь с грозной неумолимостью. Майя мгновенно напряглась внутри. Это был один из ее подсознательных страхов. Она не любила проезжать мимо транспорта, перевозящего топливо. Мучительно захотелось свернуть с дороги, но серый барьер отбойника делал эту задачу абсолютно невыполнимой. Чувствуя, как все ее тело буквально сжимается внутри, Майя бросила затравленный взгляд на приближающуюся громаду. Главное – не поддаваться панике. Не показать дочери, что она чем-то встревожена. Это просто грузовик. Сейчас он проедет мимо, и дорога до самого аэропорта будет полностью свободна. Против воли ее взгляд скользнул вверх, к кабине приближающегося монстра. Их еще разделяла добрая метров, но, казалось, она уже могла разглядеть его глаза. Знакомый желтоватый отблеск полоснул по сердцу, словно бритва, открывая дорогу потоку тошнотворного страха. Непреодолимое желание бежать. Схватить дочь в охапку, развернуться и бежать прочь. Бежать, куда глаза глядят. Ее взгляд заметался, лихорадочно просчитывая варианты, которых на самом деле не существовало. Резко вильнув влево, автоцистерна уже выехала за пределы своей полосы, намереваясь заблокировать путь. Не рассчитав скорость, водитель врезался в серую ленту отбойника, проламывая себе путь десятками тонн веса груженной машины. Майя резко вдавила ногу в педаль тормоза. Воздух наполнился отвратительной вонью жженой резины. В нескольких метрах перед капотом резко затормозившей машины, оседая на дорогу, заваливалась набок желтобрюхая цистерна. Металл с лязгом встретился с твердой поверхностью асфальта и, сминаясь, уступил. Через образовавшиеся разрывы потекли черные реки бензина, заливая дорогу маслянистой пахучей жидкостью. Майя в отчаянии глянула на помертвевшую от страха дочь. Лида трясущимися руками дергала ручку двери, но та не желала поддаваться. Черные щупальца растекающегося топлива тянулись к маленькой синей машине, в оцепенелой обреченности застывшей на обочине.

– Сюда, – потянула ее Майя на сторону водительского кресла, распахивая свою дверь. – Сейчас полыхнет.

– Хорошо, – шевельнула побелевшими губами Лида и поползла на сторону матери.

Огонь, охвативший поверженный грузовик, на крейсерской скорости несся в их сторону. Загораживая дочь спиной, Майя приняла на себя первый удар огненной стихии. Легкое платье вспыхнуло папиросной бумагой и кусками пепла посыпалось на дорогу. Громадным усилием воли сдерживая рвущийся из груди крик, она прижала к себе дочь, не давая огню встать между ними, вытолкнула ее вперед, прочь из пляшущих языков пламени. Факелом вспыхнули темные волосы. Майя скорее вывалилась, чем выпрыгнула из пожирающего все вокруг огня. Кинулась на песок обочины и покатилась по кругу, обдирая обгоревшую кожу. Дочь сидела рядом, сосредоточенно сдирая с обожжённых ног оплавившийся пластик летних сандалий. Обезумевшие глаза ее не видели ничего вокруг. Боли не было. Она притаилась вдали, спрятавшись за стеной болевого шока. Когда она перевела взгляд на мать, та уже не двигалась, застыв на песчаной земле. Губы девочки задрожали, кривясь в болезненной гримасе. Что-то словно щелкнуло внутри, переключая невидимый тумблер. Лида поднялась на ноги и побрела назад, в сторону города, оставляя на темном асфальте окровавленную цепочку следов. Физическую боль она еще не чувствовала, но душевная уже вовсю бушевала внутри, кромсая сердце на кровоточащие куски.

Белый микроавтобус, настороженно замедляясь, уже подъезжал к месту трагедии. Не замечая ничего вокруг, девочка шла посередине дороги, с каждой секундой ступая все медленнее. Словно проснувшись от минутного сна, ожоги на ногах начинали гореть, пульсируя волнами нестерпимого жжения.

Микроавтобус с тихим урчанием остановился рядом. Стекло с легким жужжанием опустилось вниз. Из салона выглянуло молодое встревоженное лицо:

– Что случилось?

– Там, – махнула в сторону матери вялая рука.

– Что там? – не понял водитель.

– Там моя тетя, – прошептала девочка.

Парень присмотрелся к догорающей машине и только сейчас заметил неподвижное тело, распростертое неподалеку. Не раздумывая больше ни секунды, он выскочил из машины и побежал к лежащей на земле Майе. Склонившись над телом, он с замирающим от страха сердцем прикоснулся к ее запястью. Чудом не обгоревшая правая рука отозвалась слабым, едва слышным пульсом. Вскочив на ноги, он побежал назад к машине, лихорадочно копаясь в памяти в попытке вспомнить правила первой помощи при ожогах.

Они уже отъезжали от места аварии, когда в его голову пришла запоздалая мысль. Наверное, он не должен был самовольно забирать потерпевшую с места аварии? Но, оглянувшись назад, где на полу салона лежала завернутая в куски ткани женщина, парень упрямо мотнул головой и нажал на педаль газа. Лида, прикрыв глаза и тихо постанывая, сидела на сиденье рядом с водителем. Ступни дергало и жгло. На душе, наоборот, воцарилось странное спокойствие. Казалось, девочка забыла, кто она такая и куда везет ее этот незнакомый дядька. Это не имело никакого значения. Ее главная задача – забыть все, что она знала и видела. Как можно скорее. В душе с чудовищной скоростью росла стена, отгораживающая ее от прошлого. Когда она снова открыла глаза, водитель поразился выражению ее лица. Умиротворение и неземная отрешенность. Наверное, это просто шок, – подумал он, стараясь не заморачиваться подобными странностями.

Вместе с микроавтобусом в больничный двор на всех парах въехала карета скорой помощи и, проскочив вперед, встала на разгрузку своего страшного содержимого. Вокруг слышались тихие восклицания ужаса:

– Парнишка чудовищно обгорел. Поразительно, что лицо осталось целым!

– Пожар?

– Да, говорят, сам подпалил дом, да не успел убежать.

– Поплатился, получается?

– Выходит так.

Вокруг суетились санитары, не обращая внимания на их спасителя, который пытался объяснить, что у него в машине еще один пострадавший от огня.

Лида безучастно смотрела из окна микроавтобуса. Ее глаза равнодушно скользнули по лицу завернутого в белую ткань паренька. Оно показалось смутно знакомым. Лицо из ее детства. Сквозь еще не до конца достроенную стену, отделяющую ее от прошлого, успело проскользнуть имя – Кеша!

Время бежало неторопливо, но замершая на переднем сиденье девочка, по-видимому, совсем не возражала. Когда дошла очередь до нее, она, не сопротивляясь, позволила осмотреть свои обгоревшие ноги и села в инвалидное кресло. Са своей спиной она слышала, как шепотом переговаривались между собой санитары:

– У женщины шансы не ахти.

– Да, страшно смотреть на такое. Повезло, что сразу привезли.

– Удивительно, что у девочки такие слабые повреждения. Ожог второй степени, не более того. Площадь поражения тоже ерундовая. Только зря она на обожжённых ступнях по асфальту ходила.

– Повезло еще. Говорят, вторая – это тетка ее. Там все очень серьезно. Даже лицо обгорело. Хорошо хоть младшая уцелела. Расскажет, кто родственники.

Лида слышала все, что они говорили, но оставалась по-прежнему равнодушной и безучастной ко всему происходящему вокруг. Словно ее все это не касалось. Это они говорили про другую девочку и ее тетю.

Ноги, тщательно обмытые и обработанные антисептиком, немного саднили, но не более того. Укол обезболивающего сделал свое дело и глушил физическую боль. Слои марли, пропитанной мазью, ловко ложились на полыхающие жаром ступни ласковой прохладной лентой.

Люди в белых халатах смотрели на девочку с сочувствием и затаенным любопытством. Удивительно, никаких криков или слез. Сидит на кушетке, словно пластиковая кукла. Возможно, все еще в шоке.

– Ну вот! Теперь все будет хорошо, – ободряюще потрепала ее по щеке краснощекая медсестра.

Девочка посмотрела на нее долгим, ничего не выражающим взглядом.

Ну точно, она все еще в шоковом состоянии, – утвердилась в своей догадке женщина.

– Скажи мне, как тебя зовут, милая, – ласково улыбнулось ей полное лицо.

– Лида, кажется, – шевельнулись непослушные губы.

– А фамилия? – мягко продолжила медсестра.

– Не помню, – пожала плечами девочка и отвернулась к окну.

Глава 8

Широко раскрытые глаза на время утратили способность видеть. Какие-то люди входили и выходили из дверей ее палаты. О чем-то спрашивали, приносили подносы с едой, сочувственно заглядывали в глаза. Она равнодушно смотрела на всю эту суету вокруг и плохо различала лица, предметы и скромную больничную обстановку.

Казалось, что теперь она смотрела на мир сквозь муть залитого дождевой водой стекла. Прошло чуть больше недели с момента ее поступления, прежде чем Лида решилась прервать свое апатичное сидение в четырех стенах и, прихрамывая, стала выползать на больничный двор.

Ожоги на ступнях беспокоили ее все меньше с каждым пролетающим мимо днем. Постепенно просыпался интерес к окружающему миру. Она стала узнавать свою по-матерински добрую медсестру – Аллу Владимировну, которая частенько заглядывала в палату, надеясь, что сочувствие и поддержка позволят девочке прийти в себя и вспомнить, кто она такая и где живет. До сих пор ее личность так и не удалось установить. В списке пропавших без вести не было людей, чьи приметы могли бы указать на Лиду и ее лежавшую в реанимации тетю.

Хорошо знакомый белый коридор и ряды однотипных дверей: плотно закрытых, полуприкрытых и распахнутых настежь. Всю ночь ей снились странные сны, заставляя просыпаться от дробного стука испуганного сердца, бьющегося в груди заполошной пташкой. Проснувшись в последний раз, Лида решила больше не пытаться уснуть, а сидела у окна, поджидая первые косые лучи розовеющего над городом рассвета. А теперь, крадучись, шла по бесконечному белому коридору и заглядывала в открытые двери. Что она искала? Никто не мог дать ответа на этот вопрос. Наверное, она искала последнюю знакомую ей ниточку, которая тянулась в прошлое. Она помнила его имя. Кеша. Он тоже где-то здесь, в одной из этих безликих комнат…

Дверь в его палату была закрыта, но Лида, ни секунды не сомневаясь, нажала на ручку и проскользнула внутрь, снова прикрыв за собой светлую дверь. Белоснежные бинты с ног до головы надежно кутали тело пострадавшего, пряча его от постороннего взгляда. Только бледное лицо с болезненно заострившимся кончиком носа застенчиво выглядывало из бесконечных слоев марлевого кокона. Лида молча села у его кровати. Склонив голову набок, она внимательно изучала едва знакомые повзрослевшие черты, пытаясь вспомнить, кто он такой и какая между ними может быть связь. Ответом была безмолвная пустота. Она словно стояла перед глухой бетонной стеной, замурованная живьем в бесконечном узком коридоре.

Через закрытую дверь уже доносились звуки просыпающейся от короткого летнего сна больницы. Лида с сожалением поднялась со стула и направилась к своей палате. Ей не хотелось лишних вопросов. Она придет сюда днем.

Скучный завтрак и надоевшая, как горькая редька, перевязка. Не менее надоевшие вопросы о том, вспомнила ли она хоть что-нибудь. Нет, она ничего не помнит. Только свое имя.

Алла Владимировна с явным неудовольствием покачала головой, уловив раздражение в голосе девочки:

– Лида, мы пытаемся тебе помочь. Почему ты сердишься?

– Извините, Алла Владимировна. Просто плохо спала сегодня, – почувствовав укол совести, опустила глаза Лида.

– Боли? – глянули на нее добрые карие глаза.

– Нет. Сны какие-то дурацкие, – задумчиво ответила девочка, пытаясь вспомнить хотя бы один из них.

– Бывает, – кивнула медсестра и улыбнулась. – Ну, я пойду, а ты ложись. Может получиться поспать хоть немного.

– Хорошо, – не стала спорить Лида.

Вместо того, чтобы последовать совету медсестры, она выглянула в коридор, проверяя, закончился ли утренний обход. Ей снова захотелось навестить своего таинственного друга. Самое активное движение уже прекратилось, и Лида, нерешительно ступая еще не до конца поджившими ступнями, двинулась к двери знакомой палаты. Прежде чем войти, она на секунду замерла, прислушиваясь к невнятному шуму в глубине. Кто-то тихо приговаривал и звенел металлической уткой. Кажется, она не вовремя, – подумала девочка и отшатнулась назад. В этот момент дверь палаты распахнулась и в проеме показалось румяное лицо Аллы Владимировны.

– А ты что тут делаешь? – удивилась медсестра. – Я думала, ты спать будешь.

– Ну, понимаете, – замялась Лида. – Я, кажется, знаю этого мальчика.

– Да что ты говоришь? Ты его помнишь? – заволновалась Алла Владимировна.

– Не совсем. Но я знаю его имя. Его зовут Кеша, – неуверенно ответила она.

– Точно. Это Иннокентий Калитин, – подтвердила женщина.

– А можно я около него посижу? Может, еще что-нибудь вспомню, – попросила Лида.

Медсестра на секунду задумалась, затем энергично закивала:

– Да, хорошая идея. А может, и он, как очнется, расскажет, что знает про тебя.

Аллу Владимировну мучила мысль о том, что приближается время выписки и если за два-три дня Лида так ничего и не вспомнит, тогда девочку придется отправить в интернат или детский дом до установления личности ее родственников.

С этого дня Лида подолгу сидела у его постели и пыталась думать. Информации было критически мало. Ее память, словно новорожденный ребенок, смотрела в окно невинными, широко раскрытыми глазами. Пустая книга, где написаны первые строчки. Короткие, обрывистые мысли ни к чему дельному не приводили.

Кеша лежал неподвижным бревном уже полные две недели, ни на секунду не приходя в сознание. Ожоги его заживали крайне медленно, что вызывало на лице лечащего врача выражение недоумения и некоторой растерянности. Молодой парень. Вроде бы все как на собаке должно заживать, а гляди-ка.

Никто уже не удивлялся присутствию у его постели молчаливой девочки. Никто не задавал ей вопросов, а она просто продолжала сидеть рядом с ним долгими томительными часами.

В день перед выпиской Алла Владимировна задержалась в ее палате дольше обычного.

– Лида, постарайся вспомнить свою фамилию. Мы должны найти твоих родственников, иначе придется отправить тебя в интернат. Ты понимаешь это? – взмолилась она.

– А что такое интернат? – недоуменно спросила Лида.

– Это место, где живут дети, у которых нет родителей. А иногда и те дети, которых родители не могут забрать по какой-то причине, – объяснила медсестра. – Ну, или в детский дом. Но нам повезло, спортивный интернат неподалеку согласился принять тебя на время. Там работает моя сестра. Я смогу тебя навещать.

– У меня нет родителей? – грустно спросила девочка.

– Уверена, что есть. Ты просто их не помнишь, – смягчила свои слова Алла Владимировна.

– Ничего не помню, – хлопнула Лида ладонью по наморщенному лбу.

– Ладно. Ты постарайся сильно не переживать, Лида. В интернате живут неплохие ребята. Я думаю, ты найдешь себе друзей. А как придет в сознание твоя тетя, она нам все расскажет и заберет тебя оттуда, – попыталась утешить ее медсестра.

– Моя тетя? – тупо спросила девочка.

– Да. Вы вместе попали в аварию. Помнишь? – внимательно посмотрела на нее медсестра.

– Нет, – помотала головой Лида. – Ничего не помню. А можно ее навестить?

– К сожалению, нельзя. Твоя тетя очень сильно обгорела и находится в отделении реанимации. Состояние пока очень тяжелое, – нахмурилась Алла Владимировна, ругая себя за болтливость. Девочке ни к чему испытывать дополнительный стресс.

– Хорошо, – не стала спорить Лида и по привычке отвернулась к окну, показывая, что не желает продолжать разговор.

Трехэтажное голубое здание интерната блестело свежевымытыми стеклами. Яркая зелень цветущих кустарников и возвышающиеся над ними стройные осины, тополя и коряжистые дубы, аккуратные цветочные клумбы и чисто выметенный двор придавали месту, так нужное ее душе умиротворение. После мучительных попыток вспомнить хоть что-нибудь, Лида желала лишь одного, чтобы ее хоть ненадолго оставили в покое. Позволили ей немного оглядеться и научиться жить в новой реальности. Алла Владимировна вела ее за руку, как девочку из детского сада. Лида не возражала. Сейчас ей как никогда требовалась помощь и поддержка. Алла Владимировна стала ее первым другом и совсем не чужим для нее человеком.

Не умолкая ни на мгновение, медсестра бодро шагала по сероватой плитке аллеи, минуя главный вход. Через трещины в бетоне упрямо пробивались к свету крошечные пучки овсяницы. Лида, склонив голову, внимательно смотрела под ноги, зачем-то высчитывая количество бетонных ромбиков и шестиугольников.

Алла Владимировна глянула на девочку и вздохнула. Наверное, переживает, – подумала она и одобрительно покачала головой, вспоминая свой план.

Сначала она хотела познакомить свою протеже с сестрой, а уже потом вести ее к директору. Нужно, чтобы девочка немного освоилась в новой обстановке. Интернат для непривычного человека может оказаться непростым испытанием.

– Лида, а ты любишь спорт? – спросила она.

– Не знаю даже. Наверное, люблю, – улыбнулась девочка.

– Ты на вид достаточно крепкая девушка, – оценивающе оглядела ее Алла Владимировна. – Скорее всего, у тебя была пятерка по физкультуре.

Лида только развела руками. Она не боялась перемен. Иногда ей казалось, что она не знает, что такое страх. Это впечатление, конечно, было обманчивым, но такая ерунда, как спортивный интернат, вряд ли могла ее напугать.

Пустынный коридор встретил их прохладным безмолвием. Так бывает, когда школа уходит на летние каникулы, но это был интернат. Лида покрутила головой, немного удивленная тишиной.

– Наверное, на сборы уехали, – угадала ее удивление Алла Владимировна.

– Сборы? – непонимающие посмотрела на нее Лида.

– Да, подготовка у них к соревнованиям, – объяснила медсестра.

– Понятно, – коротко кивнула девочка.

– Так даже лучше. Освоишься немного до их приезда, – ободряюще похлопала по плечу дружеская рука.

Раиса Владимировна оказалось невысокой плотной женщиной с ясными серыми глазами. Приветливо улыбаясь, она встала навстречу из-за письменного стола, заваленного отчетами и файлами с документами. Смущенно махнув рукой на беспорядок, она торопливо вывела их из кабинета, чтобы показать комнату Лиды.

– Вы уж меня извините, проверка на носу. Даже поболтать некогда, – сказала она, слегка двигая пухлыми плечами. – Я сейчас быстренько тебя в комнату провожу, а ты посиди пока там, освойся.

– Да ничего, мы все понимаем, – ответила ла за Лиду Алла Владимировна.

Лида вежливо улыбнулась и кивнула, подтверждая слова медсестры.

– Вот здесь можно расположиться. Обычно в комнате живут 4 девочки, но эта абсолютно свободная. По крайней мере, до осени. А там, может быть, и твоя ситуация прояснится.

– Спасибо, – еще раз улыбнулась Лида и с любопытством осмотрела комнату, закрывая дверь за спешившими обратно в кабинет сестрами.

Длинная светлая комната с уныло вытянувшимися вдоль стен односпальными кроватями, застеленными однотонными коричневыми покрывалами. Стены, выкрашенные в желтовато-бежевый цвет, украшены репродукциями в темных пластиковых рамах. Два письменных стола и четыре металлических стула с черными дерматиновыми сиденьями и спинками. Видавший виды гардероб и узкая книжная полка.

Не зная, куда себя деть, она стояла на пороге, снова и снова оглядывая сиротскую комнату. Затем шагнула вперед и прошла вдоль двух рядов кроватей, выбирая одну из них для себя. Провела пальцем по грубоватому шерстяному покрывалу. Поставила пакет с вещами, которые ей купила Алла Владимировна, на тумбочку и шагнула еще раз, ближе к окну.

Сквозь раскрытую створку в комнату втекал горячий летний воздух, быстро нагревая комнату. Лида с сожалением захлопнула форточку и села на свою кровать. Стены комнаты, пропитанные грустью и одиночеством, охотно делились с ней своей ношей, наполняя душу тягучей тоской…

Глава 9

Дверь приоткрылась, запуская внутрь худосочную девочку-подростка с жиденькими косичками какого-то невнятного белесого цвета. Остренькое личико девочки, такое же невнятное, с мелкими крысиными чертами, сразу сообщило Лиде, что с этой соседкой дружбы можно не искать. И почему только Алену перевели в другой корпус? А вместо нормального человеческого лица ей теперь придется каждый день лицезреть это непонятное создание. Не то крысу, но то мышь…

Лида резко оборвала свои дурные мысли о незнакомом человеке. Почему она стала такой злой к людям? Надо дать новенькой хотя бы один шанс, прежде чем судить ее по внешности.

Алена, первая девочка, с которой она познакомилась в интернате спустя месяц своего одинокого заточения, располагала к себе с первого взгляда. Среднего роста, с ловкой подтянутой фигурой и улыбчивым веселым лицом. Она, словно солнышко, заглянула однажды в ее забытую всеми комнату и прогнала своим появлением тягостное уныние, уже, казалось, всецело завладевшее одинокой душей.

Иногда Лида пыталась заглянуть внутрь себя и понять: А как она видит себя? Какая она? Кто она? Ответа на этот вопрос не находилось. В памяти не осталось, кем была до аварии и кем она стала сейчас. Она представляла собой ничто. Пустоту. Полую сферу. Сосудом, в котором плескалось не имеющее никакого значения содержимое. Настоящая Лида осталась в прошлом.

Время текло своим чередом. Это течение уносило с собой и ее, словно крошечную щепку, отколовшуюся от семейного дерева.

Новая соседка напомнила о себе шуршанием пластикового пакета и хлопаньем дверцы скрипучего гардероба. Прошло уже добрых пять минут, но ни одна из них не произнесла ни слова. Лида уткнулась носом в книжку, не желая первой нарушать затянувшееся молчание. Повертевшись еще какое-то время у письменного стола, девочка кинула последний неприветливый взгляд на Лиду и резко вышла из комнаты. Вот и прекрасно, – подумала та, откладывая книгу в сторону. Потянувшись, она отодвинула в сторону плотную штору и выглянула в окно. Внимательно осмотрела окрестности, надеясь, что ее любимое место на скамейке под старым вязом еще не занято. Августовская жара понемногу спадала, и скоро обитатели интерната начнут кучковаться на спортивной площадке и на лавочках, укромно спрятанных в тени пышных кустов лещины и сирени, вольно разросшихся по всей территории учебного заведения.

В дверь негромко постучали. Лида в удивлении обернулась и уставилась на плавно открывающуюся дверь. На пороге стояла Алена.

– Можно к вам? – с любопытством оглядывая комнату, спросила она. – А где Иванка?

– Кто? – не поняла Лида.

– Ну, твоя новая соседка? – лукаво улыбаясь, пояснила Алена.

– Не знаю. Ушла куда-то, – пожала плечами Лида.