Брусницева Падь

Тамара слушала мать, затаив дыхание и напрочь позабыв следить за въездом в деревню. Машины, пофыркивая моторами, продолжали выныривать из сумрачной глубины леса. Но ей, на какое-то мгновение, стало не до этого.

А мать, радуясь интересу дочери, продолжила:

– Порфирий однажды нашел места, богатые ягодой. К тому времени у него уже хозяюшка была и детки малые. Он ходил брусничники по распадкам разыскивал, да урожай собирал, а домашние сушили. Мешками потом возил он сушеные грибы и ягоды на ярмарку. Брусника в наших местах особенная, сама знаешь. Особой целебной силой обладает. И стали хозяйки только у него покупать на зависть всем остальным. А в городе прозвали Порфирием Брусницевым.

– Это с тех времен, значит, у нас фамилия такая, – догадалась Тамара.

– Да, именно так, – подтвердила мать. – Очень сердились на него другие ягодники и сговорились подкараулить, когда домой будет возвращаться. Может застращать просто хотели, а может и дрыном по хребту огреть. Порфирий сразу заприметил, что за ним пятеро вслед увязалось. Думал уйти от них своими тайными тропами. Искусно петлял, обманные круги нарезал. Тут бы преследователям и заплутать. Однако, по-другому все вышло. Проскочил Порфирий с налету знакомые места и сам не понял, как случилось у него заблудиться.

В деревню, приветственно бибикая, заехали два черных внедорожника. Тамара мельком глянула на запыленные машины и отвернулась, обращая свое лицо к матери.

Та, не замечая ничего вокруг, тихим голосом продолжала свой рассказ:

Ты знаешь, что Ельнянка недалеко от деревни уходит под землю. И там развилка. Одна дорога идет по правому берегу, а другая проходит над руслом подземной реки и ведет в Темный Лес. Чего-то испугалась лошадь и вместо того, чтобы повернуть вправо, понесла прямо. Долго еще ехал Порфирий, пока не догадался, что окончательно заблудился. А дело уже к вечеру было. Тогда-то нежить и учуяла человеческий запах, заволновалась. Стала выползать из-под камней и коряг. Ноздрями своими безносыми воздух втягивать. А как взяли его след, так и кинулись в погоню. Порфирий к тому времени успокоился и сообразил, что назад по своему следу надо ехать и другой поворот взять. Но поздно уже было. Нежить уже проснулась, а вслед за нею и нечисть Порфирием заинтересовалась.

Он шум позади услышал, оглянулся и чуть замертво не упал с коня. Целая свора клыкастых, безносых и безглазых тварей за ним несется. Пришпорил Порфирий коня и помчался, не разбирая дороги, лишь бы от погони оторваться. До знакомых мест доскакал, а тут пятеро преследователей его поджидает. Он им кричит, машет рукой, чтобы уходили. А они вместо этого коней своих седлают и за ним. Не ведали, что делают. Прямо под ноги бегущей нежити и свалились. Те пока их на куски рвали, Порфирию еще дальше уйти удалось. Только знает он, что нельзя домой. Там дети малые в домике на скале. Он по левому берегу вдоль Ельнянки еще несколько верст проскакал и в распадок незнакомый нырнул. Чует, засуетились наверху твари, вроде как засомневались. Но одна прыгнула вниз по склону, а там и другие за ней, как блохи, поскакали. Порфирий по дну распадка в беспамятстве скакал, сам не понял, как в падь выехал, а там до озера добрался. Осадил он коня на берегу и не знает, куда ему теперь деваться. Позади чудовища несутся, впереди вода. Но, конь умный был, избавил хозяина от раздумий. В воду зашел и побрел к острову в центре. Сама знаешь, что отмель широкая там. Далеко от берега отошли они. А клыкастые добежали до камышей и застряли на берегу. Шипят что-то на своем, но в озеро заходить боятся. Помотались они маленько по берегу, и решилась самая бойкая из тварей в воду прыгнуть. Только ее тело воды коснулась, так сразу и зашкворчало, как кусок сала на горячей сковороде. Порфирий это дело увидел, и сразу повеселел, конечно. Только рано радовался. Вслед за нежитью, подоспела нечисть. Тем воды касаться не надобно, они по воздуху, аки птицы плывут. Черные тени заплясали вокруг всадника и тут бы ему конец, но ударил луч света из центра озера. Ослепительным огнем он жег духов одного за другим, пока не отступились те от своей жертвы. Так была нарушена граница и началась война за человеческие души. А спасенный Порфирий основал на реке деревню, и мы по сей день здесь живем.

А почему же ты мне никогда об этом не рассказывала? – удивилась Тамара.

– Так не готова ты была еще, – развела руками мать, – подумала бы, что сказки я тебе рассказываю. И потом договор нельзя нарушать.

– Какой договор? – затаив дыхание, спросила дочь.

– Есть соглашение между силами света и тьмы о невмешательстве, – пояснила мать. – Поэтому мы не можем детям всего рассказать до поры до времени. Нельзя повлиять на их выбор. Они сами должны решить чего хотят от жизни. Чей голос в них громче говорит, убедительнее. Так вот Нечистый оказался сильнее, и он побеждает…

– Ты думаешь, что все уже потеряно? – испуганно прошептала Тамара.

– Пока дышит хоть один брусничанин, все еще возможно повернуть вспять, – твердо сказала Марья Петровна.

Глава 10

Тамара молча сидела на скамеечке и смотрела на далекий ельник, темнеющий на левом берегу Ельнянки. Сколько раз бегали они на ту сторону и ведать не ведали, что там страсти такие творятся. И ведь ни разу ни тронул никто. Или это тоже часть договора?

Марья Петровна, притомившись, вошла в дом, чтобы ненадолго прилечь. Тамара тоже было уже решила зайти, когда увидела бегущую к ней нескладную фигуру в светлых джинсах, и розовой в крапинку рубашке.

– Мам, – еще издали кричала Катя, – привет! А ты чего одна тут сидишь? Бабушка где?

– В дом зашла, – засияла при виде дочери Тамара, – приехали-таки. А ты чего такая заполошная?

– Да, отца не могу уговорить, чтобы из машины вышел, – сердито сказала Катя. – Уже пятнадцать минут на стоянке торчим, а он уперся и ни в какую не идет. Сам ведь рвался сюда. Не удержать было. Приехали. А он будто окаменел от страха.

– А чего он боится? – с недоумением спросила Тамара.

– Что ты его видеть не хочешь, – развела руками Катя. – Говорит, что зря, мол, я дурак приехал. Она меня прогонит. Трусит, в общем. Ты бы сама пошла, поговорила с ним, а? Ребятам отдых нужен с дороги, а он просит, чтобы его в райцентр обратно отвезли.

– Ой и дурак, – сердито фыркнула Тамара, – маета одна с ним. Ни тпру, ни ну. Вот какой он человек. Всю жизнь такой был.

– Ну, так ты пойдешь, ма? – поторопила ее Катя. – Или в райцентр пусть его Кирилл отвезет?

– Пойду, куда же мне деваться, – делая недовольное лицо, сказала она, – а ты проходи в дом. С бабушкой поздоровайся.

Катя, наклонив голову, осторожно пробралась внутрь пахнущего душистой прохладой дома. В сенцах, на потолке, было богато навешано всякого: пучки лечебных трав, связки сушеных грибов, чулки, набитые чесночными головками, веточки клюквы и брусники. Не смея приподнять головы, Катя осторожно продвигалась к двери, ведущей в горницу. Просторная комната с необычно высоким после тесных сеней потоком встретила ее благостным покоем старинного дома. Лишь тикающие где-то в дальней комнате латунные ходики нарушали прохладную тишину.

На старом диванчике, положив под голову локоть, дремала Марья Петровна. Катя, улыбаясь, присела на пестрые матерчатые половики, расстеленные на деревянном полу. Сложив ноги по-турецки, она сидела рядом с низким диванчиком и разглядывала усталое морщинистое лицо.

– И долго ты мной любоваться намерена? – хихикнула бабушка.

– Бабуська, ты не спишь, что ли? – обнажились в широкой улыбке ровные белые зубы.

– А чего мне спать, коли на дворе день-деньской? – усмехнулась Марья Петровна, принимая вертикальное положение. Так, прилегла на минутку. Надобно время от времени старой спине облегченье выписать.

– Какая ты сегодня нарядная, бабуська, – разглядывая цветастое платье, похвалила ее Катя.

– Так ить праздник, чай, у нас, – улыбнулась пожилая женщина, – внучки-то не каждый день в гости приезжают.

– А ты знала, да? – вскочила на ноги Катя. – Как маме не стыдно! Я же просила ее сохранить все в секрете.

– Не ругай ее, внучка, – махнула рукой Марья Петровна, – нет ее вины в этом. Случайно я узнала. Можно сказать, что птички на хвосте принесли.

– Птички, значит? – снова расплываясь в улыбке, хихикнула Катя.

– Да, синички, – невинно моргнула круглыми глазками бабушка.

– Хитрая ты, бабуська, – обняла она маленькое усохшее тело своими длинными руками. – Я так скучала по тебе. Был бы у вас интернет надежный, я бы ни в жизнь отсюда больше не тронулась.

– Ой, молодежь, – укоризненно покачала головой Марья Петровна, – и, на кой ляд, вам этот интернет сдался? Вот и Ванька, старой Агриппины внук, тоже с осени этим интернетом мается. Сигнал, говорит, бабушки у вас плохой и никуда не годится. Я горы сверну, но добьюсь, чтобы вышку вам поставили. А я ему говорю, а что мы с ним делать-то будем, с твоим интернетом. Он за словом, паразит, в карман не лезет. Говорит, темные вы бабульки и не знаете, что в мире творится. Смотрите свой доморощенный зомби ящик, а прогресс семимильными шагами вперед идет. Поэтому-то внуки к вам и не едут. В самое сердце стрелу свою ядовитую воткнул, подлец. Я охнула и по стеночке вниз так и сползла. В себя пришла, а он нашатырь мне в нос тычет и чуть не плачет. Прости меня, говорит, бабушка. Теперь я точно этот проклятый интернет вам налажу. Или не быть мне Иваном Брусницевым! Вот такой, золотой оказался парнишка.

– И что? Неужели поставят? – замерла перед диваном Катя.

– А как же, – гордо подбоченилась Марья Петровна, – к осени будут на три соседних села ставить. Мы тоже в зоне покрытия, Васька сказал. Значит, сигнал вроде как доходить до нас должен.

– Да, бабусенька, я знаю, что такое зона покрытия, – со слезами на глазах, снова прижалась к ней Катя.

– А мать-то где? Гости? – спохватилась Марья Петровна.

– Она папу из машины выковыривает, – хихикнула Катя, – гости, наверное, стесняются войти. Пойду их позову.

– Давай, внученька, зови, – засуетилась пожилая женщина, – дом большой у нас, места всем хватит. А я пока самовар поставлю, да на стол соберу.

Степан Ильич боялся посмотреть ей в глаза. Все уже отошли к дому гости и мялись у порога, не решаясь войти без приглашения. Тамара сидела рядом и молчала. Кидаться на шею вроде бы не с чего, а сердиться она на него уже давно перестала. Только вот слова все-равно застревали где-то глубоко в горле. Да и о чем говорить? Зачем он вообще приехал? По лицу видно, что и правда давно не пьет. Одумался? Или заманить ее в город снова решил? Так ей нет больше туда дороги. Второй год она уже в Брусницах. За это время слишком многое ей открылось, чтобы скучать о старой жизни. Та прежняя, она-то ведь и не жизнь вовсе была – существование. И теперь она на своем месте и сердце ее полное счастья и любви. Вот и девочки ее приехали! А больше ей ничего и не нужно.

– Тома, – наконец-то осмелился открыть рот Степан Ильич. – Я к тебе ведь насовсем приехал. Примешь?

От неожиданности она на секунду забыла дышать. Потом, опомнившись, внимательно вгляделась в его взволнованное лицо. Черные глаза блестели, а на покрытой легкой щетиной щеках горели пятна румянца. И внезапно она увидела перед собой не пятидесятилетнего мужчину, а юного мальчика, который оставлял на пороге ее дома робкие букетики ромашек и незабудок. На ее глазах закипели слезы и, скрывая их, Тамара спрятала свое лицо у него на груди.

– Пойдем, домой, Степа, – прошептала она, – мама уже заждалась гостей.

– Ты такая красивая, – сказал он, глядя на ее внезапно помолодевшее лицо, – нам будет хорошо в Брусницах. Я только сейчас это понял.

– Я рада, что ты приехал, – прижавшись к плечу мужа, улыбнулась Тамара, – я даже и не думала, что буду так рада. А тут словно пелена с глаз спала и стало все ясно, как божий день.

Они еще долго о чем-то говорили, сидя в машине Кирилла. Забывшись и потеряв счет времени, которое поспешно стремилось к обеду. А на летней веранде уже давно подоспел самовар, и Марья Петровна сидела там в окружении стайки молодых людей, млея от счастья. Их юные лица, шутки, улыбки радовали ее старое сердце.

– Надолго ли приехали, лапушки? – ласково глядя на внучек, спросила она.

– На месяц, бабуля, – робко улыбнулась ей Таня, – свадьбу хотим с Кирюшей здесь сыграть.

– Хорошее дело, – одобрила Марья Петровна. – Пятыми будете!

– Пятыми? – удивилась внучка.

– Правильно услышала. До вас еще четыре брусничанина невест своих привезли, – прихлебывая черный чай, сказала бабушка. – Можем в один день общую свадьбу сыграть! В старые времена так и делали.

– Ну, не знаю даже, – неуверенно оглянулась она на Кирилла. – Ты, что думаешь?

– Я за любую тусу! – хохотнул Кирилл. – Всей деревней гулять будем.

– А вы? – перевела Марья Петровна свои проницательные глаза на Георгия с Дашкой.

– Что ты имеешь в виду, бабуська? – ответила вместо опешившей подруги Катя.

– Смотрю пара из вас получилась хорошая, ладная, – присматриваясь к Георгию, пояснила Марья Петровна. – Давайте и вас заодно окрутим, коли такое дело.

– Да ты что, бабушка, – смутилась Дашка, – нам с Доктором и так хорошо. Мы уже несколько лет вместе живем.

– Как это живете? Невенчанные, что ли? – до глубины души поразилась Марья Петровна.

– Да, – подтвердила Дашка, – так принято сейчас. Удобно ведь, попробовали, а если не получилось, тогда разбежались. Потом другую пару себе нашли.

– Ох ты господи! – охнула Марья Петровна. – Что же это на свете творится! Весь мир во грехе живет, получается?

– Ну, ба, – подала голос Таня. – Чего ты пристала к людям? Им так удобно. Захотел пришел, захотел ушел.

– Да поняла я уже, – проворчала бабушка. – Зачем обязательства брать на себя. Беззаботной стрекозой-то оно сподручнее плясать. А я еще удивляюсь, что с каждым годом все меньше детворы к нам приезжает. Теперь понятно все. У женщины уверенности нет никакой в этом «пришел-ушел», с кем же ей деток растить.

– Ба, ну ты палку не перегибай-то, – заступилась за подругу Таня, – и в гражданских браках детки родятся.

– Ладно, внучка, – улыбнулась бабушка, – прости за ворчание, старая я совсем стала, что с меня взять.

– Правильно, твоя бабушка говорит, – выступил в ее поддержку Георгий. – Многие мужчины женщин сейчас вроде как на пробу берут и скачут глупыми кузнечиками. С одной сначала пожил, потом с другой. Детей везде разбросал. Мама моя точно так же думает и тетя Аминат тоже.

– Молодец, парень, – ласково кивнула ему Марья Петровна и обратила свой взор на Кирилла. – А ты, золотой мой, знаешь ли наш деревенский свадебный обычай?

Кирилл и Таня недоуменно переглянулись и с подозрением посмотрели на Марью Петровну.

– Вижу, что не знаешь, – поправляя седые волосы, сказала она. – Те, кто в деревне нашей венчается, должны взять фамилию Брусницевы. В твоем случае, фамилию жены получается.

– Да что вы говорите такое, бабушка, – возмущенно подпрыгнул на своем стуле Кирилл.

– Тише, сокол мой, тише, – взглядом усадила его на место старушка. – Вот у тебя какая фамилия?

– Веревкин, – гордо выпятил грудь Кирилл.

– А что, хорошая фамилия, – улыбнулась Марья Петровна. – Однако же, Брусницев-то покрасивши будет.

Кирилл беспомощно оглянулся на побледневшую Таню. Та кусала свой многострадальный ноготь, рискуя окончательно испортить свой скромный маникюр.

– Вы дети мои, меня не совсем поняли, как я погляжу, – спокойно продолжила Марья Петровна, – что вам в загсе райцентра в ваших бумажках напишут мне все равно: Веревкины, Петровы или Аничкины. Но на деревенской венчальной церемонии будет у вас другая фамилия – Брусницевы. Под какой фамилией вам жить, сами потом решите. Однако, в нашей деревне испокон веков только одна фамилия прижилась, на том и стоим.

Кирилл еле слышно выдохнул и мысленно отругал себя, что не отговорил Таню от идеи деревенской свадьбы. Но все не так плохо, если в загсе запишут Татьяну под его фамилией. Пусть свои обряды проведут, как им хочется. Не такой он человек, чтобы портить веселье.

– Вот, что еще, ребятки, – вспомнила старушка. – Служитель наш церковный заболел. Поэтому вместо венчания проведем древнюю церемонию обручения. На острове в Брусницевой Пади.

Глава 11

Камни, хранящие тепло летнего солнца, служили надежной опорой ее спине. Она сидела у самого подножия каменистого обрыва, прикрытая от любопытных глаз высокими соснами. В детстве это было ее любимое место. Здесь она строила хижины из веточек своим куклами, шила им дикарские платья из осиновых листьев. А потом резко повзрослела и стала стесняться городских подружек, приезжавших на лето. Ей, казалось, что они превращались в принцесс, а она оставалась все той же гадкой деревенщиной. Мать уступила подростковому напору и увезла ее в город к тетке. А по дороге домой попала в аварию. В своем подростковом презрении к матери она даже плакать не стала на ее похоронах. Это ведь из-за нее они остались жить в деревне, вместо того чтобы как нормальные люди переехать в город. Мать была словно канатом привязана к этому месту. И вот теперь она здесь, а из близкой родни никого. Ни матери, ни бабушки с дедушкой, которые суетились бы сейчас вокруг, подкладывая вкусные кусочки. Да и в городе не прижилась особо. Ходит там из угла в угол, как неприкаянная.

Диана поднялась на ноги и подняла плоский камень, чтобы бросить его в воду.