Брусницева Падь

– И ты ожидаешь, что я поеду на свадьбу в село? – забывая о своем намерении помириться, с отвращением спросил он.

– Не хочешь, оставайся дома, – равнодушно хмыкнула она. – Свадьба летом. Еще есть время подумать.

– Но мы же планировали совместный отпуск в феврале, если ты не забыла, —он уже стоял перед ее креслом и гневно сверлил темноту глазами. – Твоя подруга и ее жених, между прочим, тоже были в числе нашей компании.

– Они передумали, – коротко сказала девушка, – Таня хочет праздновать свадьбу в Брусницах. Она повторила мне это несколько раз, а значит полностью уверена в этом.

– Что за дура, эта твоя Таня, – с презрением фыркнул он. – И этот, как телок, идет у нее на поводу. Бесит, прям.

– Тебе же никто не запрещает ехать в отпуск в феврале, – уже веселее сказала она, и, смакуя каждое слово, добавила. – А летом поедем на свадьбу в Брусницы.

Вадим дернулся, как от удара хлыстом, и прошипел что-то неразборчивое.

– Пойдем, милый, – промурлыкала Диана, приподнимаясь с кресла. – Я сварю твои любимые пельмени.

Так в арсенале Дианы появилось ее тайное оружие. Каждый раз, когда Вадим начинал свои дурацкие, раздражающие ее разговоры, она доставала из своего сундука острую шпильку под названием Брусницы. Благо, что ее эта шпилька больше уколоть не могла.

Разложив перед собой коробочки с разноцветным искрящимся на февральском солнце бисером, Дашка подбирала подходящий по тону. Клубочки тонких ниток из лавсана и хлопка лежали небольшими аккуратными кучками на соседнем столике. Там же стояли баночки с бусинами и блестящими стразами. Но сегодня они не понадобятся. Дашка поставила перед собой иную задачу – сплести до свадьбы каждой из подруг по нежному украшению в технике фриволите. Даже, если она продолжит работать на заказ, у нее все равно еще останется достаточно времени. Хватит и на невесту, и на любимых подруг. Нужно только решить – выполнить работу в одном цвете и стиле или подобрать индивидуальный комплект для каждой? Дашка попыталась представить лица подруг, цвет их глаз и волос. Потом махнула рукой. Возможно, индивидуальный подбор будет не лучшей идеей. Что если она не успеет или ошибется? Либо одно украшение получится красивее другого? Тогда обид не оберешься.

Сначала гарнитур из колье и сережек для невесты, а потом она окончательно решит, как быть с подругами. Главное себя не забыть, – хихикнула Дашка.

Робкий короткий звонок в дверь, заставил ее оторвать глаза от искрящегося богатства и удивленно наморщить лоб. Кто бы это мог быть? Может, не открывать? Звонок еще раз еле пискнул и затих. Этот звук словно передавал неуверенность и смущение, стоящего по ту сторону двери.

Осторожно прильнув к глазку, она не поверила тому, что увидела за своей надежной металлической дверью.

На лестничной площадке, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял невысокий темноволосый мужчина – ее Георгий. Тот, которого она никогда не называла по имени, а придумала свое ласковое прозвище – Доктор. В этом не было ничего удивительного и оригинального, ведь Георгий работал хирургом в Областной Больнице.

Он уже собирался уходить, когда она, опомнившись, открыла дверь и замерла на пороге, не сводя с него любящих глаз.

– Даша, – делая шаг вперед и протягивая ей букет хризантем, сказал он, – я очень скучал по тебе. Пригласи меня домой. Пожалуйста.

– Доктор, – кинулась она ему на шею, осыпая поцелуями свежевыбритые щеки, – ты, наконец-то вернулся. Ах ты мерзавец! Я без тебя тут чуть с ума не сошла.

– Прости, Даша, – шептал он ей на ухо. – Я к маме в Моздок ездил. Все ей рассказал. Ты же знаешь, как она хочет внуков. Одна сестра в Москве и думать о детях не хочет. Другая в Амстердаме, а там дорого все. Еще не скоро они с Генри порадуют маму. Да и далеко. Все ее сестры, и тетя Аминат и тетя Аниса хвастают своими внучатами. А она плачет постоянно. Звонит мне и плачет.

– Да, я знаю, – печально посмотрела на него Дашка и отступила в сторону, приглашая его войти.

– Я маме все честно рассказал, – торопливо разуваясь, продолжал говорить Георгий, – сказал ей, что тошно мне без тебя. Все сердце на куски порвал. Она благословила меня, Даша! Сказала, что там, где любовь, там обязательно будут детки, если родители этого захотят. Не все хотят, но мы же хотим, Даша?

– Хотим, – смахивая со щеки непрошенную слезу, подтвердила она.

– Мы попробуем вылечить тебя, а если не получится, тогда возьмем из детдома мальчика или девочку, – крепко вцепившись в ее руку, шел он следом за ней на кухню. – Ты кого больше хочешь? Мальчика или девочку? А, Даш?

– Я всех хочу, – счастливо всхлипывая, говорила она, поджигая газовую конфорку. – Я кофе тебе сварю твой любимый.

Он засуетился по комнате, разыскивая вазу для цветов. Не хотел, чтобы она видела, как в его глазах стояли две непрошенные слезы. Мужчины ведь не плачут.

Она снова варила кофе, как это бывало сотни, а может быть и тысячи раз прежде. На душе ее воцарился покой. Словно и не было сказано гадких слов, о том, что он не будет жить с женщиной, которая не может иметь детей. Словно не разбила Дашка о стену все тарелки из маминого сервиза и не кричала ему, чтобы убирался на все четыре стороны. И что видеть она его больше не желает. Пусть не приходит. Совсем. Никогда.

Все это в прошлом. Этого даже не было. Просто однажды им приснился один дурной сон на двоих. Но теперь все забыто. Он просто уезжал навестить свою маму, а теперь наконец-то вернулся. А она варит своему мужчине кофе. Потому что это то, что она всегда обычно делала, когда он возвращался домой утром после ночной смены. Выпивал крошечную чашечку кофе, чтобы хоть минут десять посидеть с ней за этим столом, прежде чем окончательно свалиться с ног от усталости.

Георгий все бродил по комнатам, так и не осмеливаясь войти на кухню. Сначала он должен успокоиться. Чтобы ушел этот подозрительный блеск из глаз. Нужно хорошенько умыться, и тогда она ничего не заподозрит. Черные глаза критически осмотрели в зеркало свое отражение. Нос с горбинкой, такой же, как и у его отца. Жесткие курчавые волосы, который Георгий всегда подстригал покороче. В целом, выглядел он неплохо. Посвежел, после своего неожиданного отпуска.

– Доктор, твой кофе готов, – позвал его на кухню ласковый голос.

– Иду, – протирая лицо полотенцем сказал он.

– Жаль, что я не знала, что ты придешь, – вздохнула Дашка, – я бы испекла твой любимый осетинский пирог.

– Не нужно пирогов, – подошел он ближе и, прижимая к себе, шепнул, – давай попьем кофе потом, рыженькая.

Она стояла, обомлевшая от его прикосновения, не в силах произнести ни слова. Он повлек ее за собой в гостиную, ни на минуту не прекращая нежно целовать ее в нежную, покрытую рыжеватым пушком шею.

Глава 8

Ветер таскал за собой клубы пыли, перемешанные с пересохшими семенами вяза. Беспрестанно чихая от некстати прицепившейся аллергии, Кирилл крепил на верхнем багажнике своего внедорожника дорожные чемоданы. Черная матерчатая поверхность мгновенно покрывалась сероватым налетом пыли. Но это его мало волновало. Впереди еще не меньше двух тысяч километров пути. Эти чемоданы еще и не то повидают. Натянутая сверху сетка надежно прижала дорожную кладь к багажнику. Это был последний штрих.

Осталось заехать за Катериной и отцом, а на выезде из города встретиться машиной Георгия, который везет с собой девушек. Он заглянул в окно пассажирской двери и в который раз за сегодняшнее утро улыбнулся своей невесте. Она помахала из прохладного чистого салона, не рискуя открыть автомобильное стекло. От сильных порывов ветра машина слегка покачнулась. Глаза девушки тревожно скользнули по его лицу. Кирилл успокаивающе помахал рукой и прижал свою ладонь к стеклу. Таня, улыбнувшись, прижала, с другой стороны, стекла свою.

Ну вот и все! Пора в путь, – кивнул окнам своей квартиры Кирилл. Домой они вернутся мужем и женой. Гордо расправив плечи, он подошел к своей двери, и, стараясь не запустить много пыли, плюхнулся на водительское кресло.

– Поехали? – заглянул он в широко распахнутые глаза.

– Поехали, – храбро согласилась Таня.

– Боишься? – догадался Кирилл по тому, как она слегка прикусывала аккуратно подпиленный ноготь.

– Немножко, – кивнула Таня, – предсвадебный мандраж.

– Я тоже, – признался он и потянулся к ней, оставляя легкое прикосновение губ на ее губах.

Через пятнадцать минут машина уже стояла недалеко от подъезда квартиры, в которой жили родители Тани. Не успел Кирилл нажать на клаксон, вызывая условленным сигналом своих пассажиров, как дверь подъезда уже отворилась. Прикрываясь рукой от пыльной круговерти, к машине заспешила Катя, нагруженная рюкзаком и небольшой дорожной сумкой. Кирилл помог устроить поклажу в пустой багажник и снова запрыгнул на свое место.

– Ну и погодка, – откашливаясь, сказал он. – Ветер раскаленный какой-то. Как из печки дует.

– У нас в деревне озеро есть красивое, – мечтательно улыбнулась Таня, – Накупаемся от души.

– Да, я бы сейчас занырнул, – потянулся Кирилл и добавил, наблюдая за подбегающей к дверям подъезда Катей. – Слушай, а я ведь никогда не видел твою сестру в платье или юбке. Жара такая, а она снова в своей джинсе. Совсем не носит?

– Она носила, – как-то сразу поскучнела Таня. – Давно. Лет десять назад.

– Ты как-то побледнела, Танюш, – обеспокоенно посмотрел он на нее. – Что-то случилось? Это из-за Кати? С ней что-то случилось?

– Да, – кивнула Таня, – она возвращалась из клуба с подружкой. Они были немного пьяные и уснули в машине. Таксист завез их на дачу к своему другу. С тех пор она не носит юбки, совсем не пьет и ненавидит мужчин. Я временами забываюсь, подкалываю ее насчет алкоголя. А потом ругаю себя. Я иногда такая дура, ты не представляешь.

– Ты не дура, – сжав ее ладошку в своей, медленно сказал шокированный Кирилл. – А я мог бы и сам догадаться. Она всегда на меня так странно смотрела. Никогда не разрешала себя подвезти. Их нашли?

– Да, – коротко кивнула Таня, – но Катька с тех пор так сломанной и осталась.

Они замолчали, каждый думая о своем. Слишком печальные, чтобы продолжать улыбаться, как ни в чем ни бывало. Этот шок пройдет, но Кирилл уже не будет смотреть на Катю, как прежде, с легкой смесью недоумения и непонимания.

Сначала ехали молча, не находя общих тем для разговора. Таня еще не до конца помирилась с отцом. Он ловил ее взгляды в зеркале заднего вида и искательно улыбался. Долгие месяцы трезвости уже отметились на его лице посвежевшей и немного помолодевшей кожей.

Когда на выезде из города к ним присоединилась машина Доктора, Кирилл повеселел и включил музыку.

– Ну держитесь! – подмигнул он пассажирам. – Сейчас газу прибавим и понеслась душа в рай!

– Это я люблю, – расплылся в улыбке отец, демонстрируя щербатые зубы. – Давай, сынок, задай им жару.

Его неподдельная радость звучала так заразительна, что Таня не выдержала и улыбнулась в ответ. Лед был сломан и салон наполнился смехом и шуточками.

Кирилл и Доктор время от времени приветствовали друг друга громким сигналом клаксона и по очереди обгоняли друг друга, пока Таня не сделала очень страшные глаза. Кирилл, хихикая, сбросил скорость и пополз, как черепаха.

– Так лучше, дорогая? – с притворным испугом спросил он.

– Лучше, – буркнула она, отворачиваясь в сторону. – Будешь так гоняться, мы и до соседнего города не доедем, не то, что до Брусниц.

До соседнего города они доехали. И вполне благополучно, если не считать происшествия с пробитым так некстати колесом. Девушки продолжали сидеть в машине, а Кирилл с Георгием под атакой пыльного вихря, прикрывая друг друга, кое-как прикрутили на место запасное. И чем дальше они отъезжали от своего дома, тем спокойнее становилось за стеклом. Разбушевавшаяся буря сменила гнев на милость и пролилась на землю коротким проливным дождем.

Подходило время обеда, поэтому, несмотря на слабые протесты отца, решено было заехать перекусить в придорожное кафе на окраине города.

– Пойду, хоть руки ополосну, – пробормотал Кирилл, разглядывая свои покрытые грязными пятнами руки. И думать не хотелось, как он мог наследить в салоне. Угораздило же его забыть взять с собой пачку влажных салфеток.

– Нам всем тоже не помешает, – махнула рукой Таня, приглашая девушек присоединиться.

В небольшой двух-кабиночной уборной было тесновато, но девушки набились внутрь все разом и терпеливо ждали своей очереди у раковины, возбужденно переговариваясь.

– Доктор мне колье подарил, – хвасталась Дашка, встряхивая короткими рыжими кудряшками, – хочет, чтобы на свадьбу надела.

– А как же фриволите? – поджимая губы, спросила Катя. – Мы же хотели, как подружки невесты одинаково нарядиться на свадьбу. Зачем платья подбирали в один цвет?

– Ну, мы же не один день праздновать будем, – пожала плечами Дашка, – у меня с собой еще несколько наборов есть. Из ранних работ. На свадьбу одинаково нарядимся, а в другой день по-разному.

– Только, девочки, – неуверенно сказала Катя, – я даже не знаю, как заставить себя надеть это платье. Оно красивое конечно. В примерочной без проблем надела, а на людях…

– Да, ты что, Катеринка, – обняла ее Дашка, – мы же всю дорогу рядом с тобой будем. Ты прячься за нашими спинами и все.

– Даш, – встряла в разговор Таня, – а почему ты перестала красить волосы. Ты же не любишь рыжий.

– Ну и что, – разглядывая в зеркале шапку рыжих волос, легкомысленно сказала Даша. – Главное, что Доктору нравятся мои рыжие волосы. Так что экспериментам над собой пришел конец. Только короткие совсем. Некрасиво, да?

– Нет, что ты, – в свою очередь обняла ее Катя. – Очень красиво! Тебе идет естественный цвет волос.

– Спасибо, Катеринка, – просияла Дашка. – Я еще пару шиньонов подобрала. Не пропаду.

– Диана, – обратила внимание Таня на загадочно молчавшую подругу. – А Вадим-то где? Попозже на самолете прилетит?

– Нет, – лениво улыбаясь, ответила подруга, – он не приедет.

– Вы что поссорились? – уставились на нее сестры.

– И снова нет, – в ее улыбке появилась тень насмешки. – Как только подошло время отъезда, он внезапно заболел.

– А чему же тут улыбаться, если человек заболел, – нахмурилась Катя.

– Потому что он врет, – презрительно фыркнула Диана. – Ему ненавистна сама мысль хоть на денек оказаться в деревне. Вот он и придумал историю с болезнью. А я, девочки, если честно, очень этому рада. Хоть немного от него отдохну. Душный он.

– А я думала у вас любовь, – пискнула наивная Таня.

– Я тоже так когда-то думала, – задумчиво улыбнулась Диана, – а теперь я рада, что он остался, а я еду с вами в деревню. Раньше и не представить не могла, что буду скучать по родным местам.

– Девчонки, – сгребла их в одну кучу длиннорукая Катя, – если бы вы только знали, как я рада, что мы едем с вами в Брусницы.

Когда шумная стайка наконец-то вывалилась из дверей уборной, мужчины уже давно стояли у стойки. Склонив голову над меню, они выбирали дорожный обед из бесконечного списка булочек с котлетами. Отец одиноко сидел за столом, чувствуя себя чужим. Таня быстро шепнула Кириллу, чтобы выбирал на свой вкус и скользнула за столик к отцу.

– Пап, – мягко сказала она, – пойдем, выберешь себе что-нибудь.

– Танюш, ты же знаешь, что я не люблю фастфуд, – поморщился Степан Ильич, – мне бы супчика похлебать. А от булок и пирожков изжога у меня.

– Супчика в меню нет, – ласково улыбнулась она, – а покушать надо. До вечера будем ехать без остановок. Давай, пап решай что-нибудь.

– Ну салата возьми какого-нибудь, – сдался отец, – хотя, аппетита нет никакого. Ничего в горло со вчерашнего вечера не лезет.

– Переживаешь? – догадалась она.

– Да, дочка, – мелко закивал отец и наклонился поближе. – А что, если прогонит она меня? Сколько я у нее крови выпил. Не простит.

– Да, что ты, пап, – замотала головой Таня, – она же любит тебя. Жалеет. Обязательно простит, вот увидишь. Ты, главное, не пей больше.

– Завязал, Танюш, – твердо ответил Степан Ильич. – Вот те крест!

– Я очень рада, – сжала она в своей руки его набрякшую, усталую от жизни ладонь. – Пойду закажу тебе салатик.

К позднему утру второго дня запыленные машины, проехав улицы райцентра, наконец-то сползли на ухабистую дорогу, ведущую вглубь таежных лесов. Усталые, но взволнованные, что их путешествие подходит к концу, пассажиры довольно переглянулись. Степан Ильич все ночь не спал, а тенью бродил по коридорам гостиницы, дожидаясь пока проснется молодежь. Таня открыла глаза в четыре часа ночи и не смогла больше уснуть, прислушиваясь к шарканью его шагов за тонкими дверями. Ее беспокойная возня на кровати разбудила Кирилла. Он с понятливой улыбкой встал с постели, сонно потягиваясь и похрустывая суставами.

Оглядываясь на отца, Таня поразилась свежести его лица. Словно и не было бессонной ночи. Взгляд его оживленно блестевших глаз то и дело нырял вглубь леса, с первого раза узнавая известные ему одному знаки.

– Долго еще ехать, пап? – спросила его Катя.

– Нет, – замотал головой отец, – почитай, что дома уже. – На машине не больше часа от райцентра.

– Ты как, сынок, – обратился он к Кириллу, – не сильно умотался? Прости, не дал вам ночью, как следует отдохнуть. Кости аж ноют, как домой хочется. На озеро бы сходить, порыбачить. Летняя ягода и грибы, поди, поспели уже.

– Ничего, Степан Ильич, – устало улыбнулся Кирилл, – как доедем, я свое наверстаю где-нибудь в тенечке.

– Главное у бабушки Маши настой антикомариный возьми, – усмехнулся Степан Ильич. – А то комарье тут грозное. Вмиг городского сожрут.

На темно-зелеными макушками леса, взволнованно хлопая крыльями, поднимались бесчисленные стаи птиц, уже давно отвыкшие видеть на лесной дороге столько транспорта. Впереди двух черных внедорожников на слишком большом расстоянии, чтобы быть замеченными друг другом, неторопливо катились еще два десятка легковых автомобилей.

Глава 9

Деревенька аккуратными нарядными домиками рассыпалась вдоль узкой речушки, бегущей по дну сложенного горными породами русла. На другом берегу темнел густой сумрачный лес, в котором не часто удавалось побывать человеческой ноге. Деревенские туда не ходили. Несподручно было перебираться через стремнину ревущей между скользкими валунами ледяной воды. Да и место считалось неудобьями. Ни тебе ягод найти, ни грибов набрать. Если и попадались редкие полянки, то все они были сплошь завалены каменистыми осыпями. А такие места издревле считались домом для скальной нежити, которая очень не любила, когда ее тревожат. Все свободные от камня пространства заполнил непроходимый и недружелюбный к человеку ельник.

Поэтому левый берег реки был отдан на откуп дикому зверю и изредка пробирающимся мимо темным людям, которые не хотели показывать своего лица в населенных пунктах. Только зря эти людишки надеялись пробраться незамеченными по гиблому месту. Старожилы рассказывали, что не раз и не два слышали крики несчастных, угодивших по своей глупости в лапы медведя, а может быть кого и пострашнее.

В село один за другим въезжали автомобили: старые, подержанные, новые, большие и маленькие. Был среди них даже микроавтобус, из которого с визгом высыпали дети и побежали вдоль узких улочек искать дом своего дедушки. Вслед за ними спешили взволнованные родители, оглядываясь вокруг, словно видели Брусницы в первый раз. Проехать прямо к дому не представлялась возможным. Улочки были настолько узкие, что, если припарковать машину рядом с воротами, дорога тотчас же окажется заблокированной. Гости знали об этом, поэтому дружно оставляли свой транспорт на каменистой пустоши, недалеко от въезда.

У синего, украшенного резными петухами домика, прячась в тени, сидели две женщины в ярких цветастых платьях из вискозы.

– Смотри-ка, потянулись, соколики, – довольно усмехаясь в кулачок, сказала Марья Петровна.

– Да, только все ли приедут? – нервничала Тамара, высматривая в веренице проходящих мимо людей, своих дочерей.

– Всем, кому на роду написано, те и приедут, – философски заметила Марья Петровна.

– Как же это понять? – посмотрела на нее дочь. – Разве не всем брусничанам это на роду написано?

– Конечно, нет, – энергично замотала головой пожилая женщина, – Одним суждено помогать светоч хранить, а другим его свет дальше нести. Но, главное, не позволить нечистой силе затушить его сияние.

– А как вышло так, что помощники Хранителя покидают эти места? – спросила она мать. – Неужели не поняли, что их место здесь, в Брусницах?

– Нечистый не дремлет, – вздохнула мать, – паутину свою, не покладая рук, плетет. Вот и попадаются в нее души, одна за другой. Соблазнами искушает всяческими, а человек-то слаб. Стоит только светоч хоть немного притушить, и беззащитные души голыми руками взять можно. Они же, как малые дети, искуса не видавшие и противиться ему не наученные.

– Иными словами по кругу все идет? – задумчиво сказала Тамара. – Светочу нужна помощь брусничан, а брусничанам нужен светоч?

– Именно так, дочка, – кивнула мать. – Если не звенит в наших дворах детский смех, тогда рано или поздно соблазнами городской и вроде как лучшей жизни выманит нечистая сила нашу кровь из села до последней капельки. Те, кому суждено было остаться, но оторвали его посулами, да порицанием от родных корней, долго вдали не живут. Демоны вытянут из такого человека всю жизненную силу, да на обочине подыхать бросят.

– Разве плоха городская жизнь? – с некоторым сомнением сказала Тамара, вспоминая, как сама, еще будучи молоденькой девчушкой уехала в город с билетом в один конец.

– Я не говорила такого, – ответила мать, – только вот не всем она годится. Издревле уходили брусничане в города. Да и как же им не уходить, если на роду написано. И представить себе не могу, чтобы каждый рожденный в Брусницах, здесь бы и оставался. Местечко-то у нас махонькое, словно пятачок на лысой горе. Где же тут всем расселиться? Но часть избранных, всегда оставалась. И приводили они сюда своих жен и мужей. А еще традиция у нас особая имеется, что все носят одну фамилию. И даже если муж со стороны пришел, а все же должен будет принять фамилию жены. Таков местный закон!

– А если не согласится? – затаила дыхание дочь.

– А коли не согласится, тогда и невесты ему не видать, – развела руками Марья Петровна.

Тамара зажала рот рукой, чтобы не рассказать матери раньше времени свой секрет. Марья Петровна еще не знала, что в Брусницы планировали приехать внучки и устроить здесь деревенскую свадьбу. А Тамара суеверно боялась ей об этом рассказать. Что если молодежь передумает, а бабушка будет ждать и томиться. И вот теперь такая новость! Тамара, к своему стыду, совершенно не знала обычаев родной деревни. А если Кирилл заупрямится?

– А как понять, что ты избранный? – чтобы отвлечься от тревожных мыслей, спросила Тамара.

– Нужно внимательно слушать свое сердце, – улыбнулась мать. – Если поет оно при мысли о малой родине и каждый раз бегом хочется вернуться домой, не успев и на две недели отлучиться, тогда здесь твое место. Иначе томиться будет душа, изнывать от тоски. А чтобы заглушить эту боль и на преступление человек идет, и в пьянь подзаборную превращается.

Тамара вздрогнула. Степан тоже планировал приехать. Запретить она ему не может, но готова ли повидаться с забывшем о своем достоинстве мужем?

– А кто основал Брусницы? – огляделась вокруг Тамара. – Места красивые, но прокормиться сложно. Полей больших у нас отродясь не бывало, скотины тоже. В кольце лесов сидим.

– Места у нас особые, – любовно осмотрела Марья Петровна обрывистый берег, по которому карабкались наверх стройные сосны.

– С этим не поспоришь, – кивнула Тамара, вдыхая вкусный, пахнущий смолой воздух.

– Видишь лес на той стороне, – показала мать на угрюмые ели, мохнатыми стражами застывшие на другом берегу.

Тамара глянула на противоположный берег.

– Ельнянка – река наша, как пограничная линия, – вздохнула Марья Петровна, – между домом света и тьмы. Брусницева Падь на правой стороне, а Темный Лес на левой.

– А мы на этом берегу вроде стражи? – отводя взгляд от ельника, спросила Тамара. – И почему именно здесь проходит линия границы?

– Она не только здесь проходит, – улыбнулась мать. – Граница идет по морям, горам, озерам. Прячется под землю и парит в воздухе. Но только присутствие человека может активировать портал. И с этого момента человеческая душа становится полем битвы между силами света и тьмы.

– Вот оно как, – внимательно посмотрела она на мать, – значит, сюда пришел человек.

– Он забрел сюда случайно, – устремляя глаза куда-то далеко, начала рассказывать Марья Петровна. – Был из беглых крестьян. Звали его Порфирий. Прежней фамилии не сохранилось, а может быть и не было никогда у него фамилии. Скитался он по лесам, зверя бил, да лесные дары собирал. Поставил себе на скалах избушку. А на месте нашего райцентра был тогда купеческий городок. Шкурки там принимали пушные, грибы и лесную ягоду.