скачать книгу бесплатно
Я всегда должна благодарить Матвея, всегда.
Будь то подаренный цветок, либо шоколадный батончик из столовки. За каждый оплаченный им стаканчик кофе или выпрошенную жвачку. Для него это важно, красным выделенный пунктик, который я должна непременно соблюдать. Но в тот день я была на него зла, и мое молчание – удар по его самолюбию.
– Понравились, – вру я, – спасибо!
– Они офигенные, скажи? Я за них столько бабла отвалил, – восторгается Свирский, а меня накрывает раздражением.
Вот всегда так. Одним «спасибо» не обойдётся. Непременно нужно пропеть дифирамбы и слова восхищения.
Бесит.
Вот и дарил бы себе любимому.
– Да, красивые очень, спасибо! – скрипя душой, выдавливаю из себя.
Весь романтичный флер как ветром сдувает.
Мне уже не хочется садится в его кричащий Гелендваген, куда больше я сейчас предпочла ползти черепахой на скутере с Рюминой.
Матвей небрежно открывает мне дверь своего зверя, но руку подать забывает.
Это тоже не ново, и я уже устала напоминать ему об этом, поэтому молчу и корячусь сама, радуясь своей танцевальной растяжке.
Стряхиваю с сиденья крошки и пустую банку из-под энергетика.
В машине Мота всегда полный срач. Здесь каждое отверстие забито обертками, грязными салфетками, какими-то проводами и зарядками, пустыми пачками сигарет, исписанными листками бумаги и съемными резервуарами вейпов.
Иногда прямо во время движения на Матвея снисходит озарение, и он хватается за ручку с листом, набрасывая стихи к песням. Свирский никогда не пользуется электронными помощниками, предпочитая бумагу и карандаш, которыми забита вся машина.
Задние кресла его внедорожника заняты частью аппаратуры, а еще многочисленными кроссовками, которые Свирский несколько раз меняет за день.
– Это тебе, – бросает мне на колени серо-зеленую упаковку, – матушка передала.
Я смотрю на коробочку и расплываюсь в широченной улыбке!
Соленые лакричные конфеты!
Как-то в гостях у Мота, мне посчастливилось попробовать необычные лакомства, которые его мама привезла из Финляндии. Специфический кислый вкус соленой лакрицы поразил меня тогда до беспамятства.
Я и не думала, что мама Матвея обратит на это внимание и запомнит такой сущий пустяк. А оказалось вон как!
– Офигеть! – открываю плотно закрытую упаковку и достаю самую черную конфетку в виде рыбки. – Будешь? – сую ее Моту, отчего парень брезгливо передёргивает плечами.
– Фу, блин, убери. Как ты можешь эту дрянь есть? – кривится Свирский, а я от наслаждения прикрываю глаза и медленно жую, растягивая соленое удовольствие.
– Ммм, фантастико! – мурлычу я. – Спасибо Ирине Владимировне передавай. Они приехали уже?
– Сама ей передашь, – отрезает Мот. – Приехали вчера.
Опять это ненормальное зацикливание на благодарностях!
И я бы сейчас снова взбесилась, но мое настроение крепнет под действием серотонина, и я решаю забить и продолжить наслаждаться конфетами.
– Полегче, фиалка, а то леотард* на заднице треснет, – ржет Свирский, – не гневи лишний раз Смелковского.
– Кстати, – вытаскиваю изо рта недоеденную конфету и убираю обратно в коробку, – Моть, он опять до меня добарался, – делаю печальную гримасу, надеясь вызвать в своем парне сочувствие. – Я уверена, он не допустит меня до экзамена, – кладу руку на колено парня и начинаю медленно вырисовывать на нем незатейливые узоры. Я надеюсь, что выглядит это как заигрывание и задабривание. – Может, через Ирину Владимировну можно…
– Нет, Юль, – грубо перебивает меня Свирский и перехватывает мою руку, прижимая к своему паху, – по такой мелочи, как ваши разборки с преподом, к матери я обращаться не буду. Вопрос закрыт.
По такой мелочи?
Его девушку каждый раз на занятиях изводит какой-то ржавый гаденыш, а он называет это мелочью? Вот так, значит?
Яростно выдергиваю руку и отворачиваюсь к окну.
Ну и пошел он! Сама справлюсь!
– Юльк, ты че, обиделась? Пыхтишь, как паровоз, – просовывает одну руку мне в волосы и мягко массирует кожу головы.
– Отвали, – буркаю я.
– Ну не обижайся, фиалка, – Матвей сильнее вдавливает педаль газа, и меня припечатывает к креслу.
Это запрещенный прием, и Свирский хорошо уведомлен об этом.
Мы несемся с запредельной скоростью по Ленинскому проспекту, и я больше не могу сдерживаться.
Открываю окно, Мот врубает колонку, и вот мои волосы уже треплет встречный ветер. Я обожаю скорость!
Вытаскиваю руку и ловлю потоки бодрящего воздуха, перекрикивая свою любимую песню.
***
– Придешь вечером на репетицию? – Матвей отпускает мои горящие от поцелуев губы и заглядывает в глаза.
Мы стоим, припарковавшись напротив моего подъезда и собирая восхищенные взгляды детей на площадке. Раньше мне тоже нравилась машина Мота. И мне льстило, что из всех девчонок нашего вуза на такой тачке увозят меня.
Сейчас же…
Наверное, я зажралась.
– Не могу, – пожимаю плечами, – зачетная неделя, Моть.
– Зубрила, – подсмеивается надо мной Свирский.
– Нет! – толкаю кулаком в плечо.
– Зубрила, зубрила! И когда теперь мы увидимся?
Пожимаю плечами.
У меня мамы-депутата Госдумы нет, мне приходится самой сдавать зачеты и экзамены.
– Ну в субботу же на Арбате будешь? – затягивается и выпускает дым с ароматом крепкого кофе в приоткрытое окно.
Удивленно смотрю на парня.
– Не волнуйся, – усмехается Свирский, – qr-код есть.
– Как? – подскакиваю в кресле.
Очень сложно получить злосчастное разрешение на выступление в таком «прикормленном» месте как Арбат. Молодые коллективы заранее бронируют даты, время и площадки. Очередь из желающих настолько огромна, что нужно быть чертовым везунчиком или… сыном депутата.
– Пришлось матушку напрячь, – ржет Матвей и тянется за бутылкой воды. – Юляш, подай, а?
Ну понятно.
Это же для него нужно, поэтому можно для себя и попросить. А я – не той степени важности, для которой стоит жопу рвать.
– Выходит, вы забрали чье-то время и место? – я не разделяю энтузиазма Матвея, потому что знаю, какого пробиваться самому, не имея связей и спонсоров.
– Подвинули там каких-то, ага, – смеется Свирский. – Ну ты че, фиалка? – замечает мою кислую физиономию и приобнимет за плечи. – Переходы в метро никто не отменял.
А мне вот не смешно.
– Ладно, Мот, пойду я, – отстегиваю ремень, – в субботу увидимся.
– Люблю тебя, малышка, – лезет за поцелуем, но неприятный осадок после нашего разговора не позволяет ответить ему.
Отстраняюсь и совсем неграциозно выпрыгиваю из тачки, на ходу бросая:
– Ага.
– Тохе привет передавай, – кричит в окно Свирский и заводит движок.
*Леотард – гимнастический купальник.
Глава 6. Константин
– Надеюсь, мы услышали друг друга, Владимир Архипович. И на будущее, внимательнее читайте договор. Моя юрисдикция закончилась тогда, когда гражданин следователь полностью прекратил уголовное дело в отношении вас, уважаемый Владимир Архипович, – поглядываю на своего стажера, сжимающего карандаш, и усмехаюсь. – А на счет компенсации потерпевшей стороне, мой вам совет – не поскупитесь и спите спокойно. Всего доброго, – нажимаю отбой и бросаю мобилу на стол.
«Гнида поганая, чтоб тебе до конца твоих дней по ночам снились кошмары», – проклинаю про себя эту паскуду и устало обхватываю голову.
– Вот сволочь, – Тимур вскакивает с кресла и остервенело жует нижнюю губу, чтобы, не дай Боже, ни ляпнуть то, что мне скорее всего не понравится. – Ему дело коротнули* вместо прошенной переквалификации, а он еще пальцы гнет, – сокрушается мой стажер. – Как у вас так получается, Константин Николаевич? – заглядывает мне в лицо, словно на нем подробно расписаны все ответы на мучащие его вопросы.
– Получается что?
Прекрасно знаю, о чем спрашивает Тимур, но хочу проверить степень его эмоциональной лабильности.
– Чтобы не послать его на хрен.
– Если я пошлю его на хрен, Тимур, ты останешься без работы, – растираю виски. Башка раскалывается до плавающих мушек в глазах.
– А вы? – выгибает бровь.
– А я найду другую.
Тимур цокает и невесело усмехается.
– Он же урод последний, – не унимается Кайманов и начинает мельтешить перед глазами, расхаживая по кабинету и нервируя меня еще сильнее.
– Урод, – подтверждаю, – который платит. А ты, – наставляю на него указательный палец, – потом ешь и одеваешься. Затем этот урод советует тебя, – снова указываю на него, – другому такому же, как он, уроду, и ты снова ешь, одеваешься и ведешь свою подружку в кино.
– Какой-то круговорот уродов в природе, – заключает Кайманов и плюхается обратно на свой стул.
– Такова наша работа, Тимур. Эмоциям в нашем деле – не место, ты должен это знать, как Конституцию Российской Федерации. Ты ведь понимал, куда шел работать? Или мне начинать подыскивать нового стажера, а ты сменишь специализацию?
– Понимал, – обреченно вздыхает Кайманов, переводя свое внимание на окно, из приоткрытой форточки которого, доносятся звуки адски приторной попсятины, что сводит зубы. – Но какой гнилой этот Буданов всё-таки. Закрысить аморалку** потерпевшему с такими-то бабками… – осуждающе качает головой.
Согласен.
Паскуда редкостная, но… хорошо оплачивающая и с большими подвязами, которые всегда могут пригодиться.
Смотрю на своего молодого стажера и понимаю, насколько он еще зеленый и не испорченный деньгами и жизненными подзатыльниками.
Вспоминаю себя…
Мой юношеский максимализм, горячность и прямолинейность суждений – вот так же, как у моего стажера, заставляли гнаться за правдой и справедливостью. Ты считаешь себя чертовым героем, способным спасти и защитить весь мир.
Ты так думаешь ровно до тех пор, пока до голой задницы не протираешь брюки, сидя государственным бесплатным назначенным адвокатом, защищая мелких наркушных гопников или хитрожопого мошенника, выманившего по телефону у старухи отложенную пенсию.
Ты так думаешь ровно до тех пор, пока не получишь государственную зарплату, хватающую лишь на то, чтобы залатать эту дырку на брюках, а не купить себе новые.
А потом ты уходишь в частную адвокатскую контору, где начинаешь защищать «толстых кошельков» и получаешь свою первую зарплату, позволяющую к новым брюкам подобрать еще и рубашку с носками.
Если вы считаете, что адвокатское дело – это борьба за правду, то глубоко ошибаетесь. Адвокат – это не всегда про справедливость. Адвокат— это защита. Но защищать можно и отпетых мудаков, филигранно меняя квалификацию их инкриминируемого деяния на менее тяжкую или, вообще, добиться полностью оправдательного приговора. Поэтому ты либо отключаешь эмоции и гребешь бабки, либо страдаешь вместе с пенсионерами юрисконсультом над претензионным заявлением в Водоканал.
– Всё, Тимур, – смотрю на циферблат наручных часов, – давай по домам, – собираю документы и убираю в сейф. – Родителям привет передавай и не забудь в понедельник ЧиЖа*** закинуть, – закрываю на кодовый замок сейф и смотрю на стажера.
– Будет сделано, шэф! – выкрикивает Тимур, приставляя к виску раскрытую ладонь, точно воинское приветствие, и по-армейски разворачивается на пятках. – Хороших выходных, шэф!
Кайманов скрывается в дверях, а я закидываюсь таблеткой от головной боли, ставлю на сигналку офис и закрываю помещение.
Арбат кишит.
Сегодня суббота, а, значит, большинство может позволить себе прогуляться по одной из самых исторических улиц Москвы.
Я не вхожу в их число, поэтому скорым шагом двигаюсь вдоль новой выставки архивных фотографий Блокадного Ленинграда, мечтая скорее выбраться из душного скопления людей.
