Тринит. Сказка о первом снеге

Вокруг дерева парили светлячки. Но, когда Эмори пригляделась, то вдруг заметила, что это вовсе не светлячки, а, по всей видимости, какие-то волшебные огоньки, помещенные в маленькие прозрачные шарики. Хотя двигались они так хаотично – словно живые.

Каждый угол дома был настолько плотно обставлен различными вещами, что глаза Эмори разбегались, не решаясь, на чем задержаться первым делом.

Стены первого этажа по всему периметру покрывали стеллажи и полки, которые прерывались только окнами; на них стояли книги, колбы, банки с неизвестным содержимым: какие-то коренья, жидкость, измельченная трава. Будь у Эмори на это целая жизнь, она бы все равно не смогла изучить содержимое каждой из этих банок – настолько их было много.

Внутри дома Гертангеля оказалось так же зелено, как и снаружи. Плющ обвивал потолок и узкие высокие окна. Горшки с растениям различных размеров стояли здесь, где придется. Некоторые из них настолько разрослись, что вылезали на полки, оплетая собой мебель, соседние горшки и все, что находилось рядом.

Дом Гертангеля Певельгаса выглядел так, будто являлся продолжением леса и, одновременно, сокровищницей всяких чудес. Он покорил сердце Эмори с первой секунды.

– Твоя комната на втором этаже, – сказал Гертангель, когда Эмори прошла в гостиную, но замерла по середине комнаты. – Она там единственная, так что точно не заблудишься.

– А где ваша? – неловко спросила она.

– Возле оранжереи, дальше по коридору, – Гертангель указал рукой в заднюю часть дома к коридору, видневшемуся за лестницей и дубом.

– Оранжереи? – удивилась Эмори.

– Там мой сад и рабочий кабинет. Вообще-то, ты первый гость в этом доме, так что я не смогу похвастаться умелым гостеприимством. Но ты можешь ходить, где захочешь, и рассматривать, если что-то понравится. Но осторожно.

– Не беспокойтесь, я не буду здесь ни к чему прикасаться.

Гертангель покачал головой:

– Все, что могло бы быть опасным для жизни, я уже убрал в кабинет. Хотя не рекомендую лишний раз трогать, нюхать и, тем более, употреблять в пищу содержимое банок, – ухмыльнулся он. – Последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

– Как долго мне придется находиться в этом доме?

Ее вопрос вмиг разрушил неловко-дружелюбную атмосферу, которую пытался создать эльф.

– Это не тюрьма, Эмори, – с печалью в голосе ответил он и отвел взгляд.

– Значит, я могу уйти?

Эмори и сама не знала, зачем спросила это. Просто так, наверное… Ответ ей был и так известен.

Гертангель вздохнул:

– Нет. Не можешь. Тебе придется пробыть здесь столько, сколько Совет посчитает необходимым. Но в этом доме ты под абсолютной защитой, Эмори, никто тебя не тронет и не причинит вреда. Даю слово. Однако… покидать территорию дома пока запрещено.

– Понятно, – ответила она тихо, с различимой досадой в голосе.

– Это временно, – нахмурился эльф. – Обещаю. А теперь иди, разложи свои вещи. У нас впереди много работы. Завтра начнется твое обучение, так что сегодня мне еще нужно время подготовиться.

Гертангель направился к коридору в задней части дома, когда тихий голос Эмори остановил его:

– Мистер Певельгас…

– Зови меня Гертангелем, если тебя не затруднит, – улыбнулся он, обернувшись. – Я уже говорил, эльфам чужды людские формальности.

Эмори взглянула на него напряженно:

– Вы – эльф, господин Гертангель, – осторожно сказала она. – Вы многое знаете. Может быть, вы знаете, что… что будет дальше? Что будет… со мной?

Гертангель окинул ее странным взглядом:

– Как я уже говорил, у меня нет дара ясновидения. Но мне и не нужно уметь предсказывать будущее, чтобы видеть. А вижу я то, что тебе, Эмори Тейн, суждено творить великую магию, – Он отвел взгляд, когда добавил: – Однако, путь твой будет очень непрост.

Тринадцать с половиной месяцев прошло с того разговора.

И каждый день каждого месяца Эмори провела в доме Гертангеля, обучаясь искусству заклинания рун; в самой прекрасной темнице из возможных, и с надзирателем, что стал ей близким другом. А завтра наступит день, когда у Эмори, наконец, появится возможность получить то, чего так отчаянно желало ее сердце – долгожданную свободу.

***

На следующее утро, Эмори встала с постели с первыми лучами солнца в окнах. Она проснулась даже раньше Гертангеля, что, само по себе, уже могло бы считаться достижением, потому что случалось такое примерно… никогда.

Эмори быстро собралась и взглянула на себя в зеркало.

Юбку из плотного серого хлопка поддерживал ремень из темной кожи. На легкую рубашку глубокого зеленого оттенка, Эмори надела жакет с изящной зеленой шнуровкой – один из подарков мамы к ее восемнадцатым именинам, которые прошли два месяца назад.

Второй подарок обычно хранился под подушкой, чтобы не повредить его во время тренировок с Гертангелем. Но сегодня кулон, который мама с папой готовили ей в подарок на совершеннолетие, дождался своего часа и выбрался из под подушки. Эмори застегнула на шее тонкую серебряную цепочку, и маленький круглый камень – настоящий нефрит, лег в ямочку между ее ключиц, будто всегда там и висел. Она коснулась пальцами камня и это придало даже больше уверенности, чем она ожидала.

Словно родители вновь оказались рядом.

Встречи с мамой в последний год были редкими, до боли короткими, и всегда в присутствии стражи. Хотя Эмори была благодарна Гертангелю за то, что встречи эти вообще были – она подозревала, что это лишь его заслуга.

Эмори вообще за многое была благодарная Гертангелю, в том числе, и за сегодняшнюю весьма дерзкую выходку, которую они планировали. Потому что, если все получится, она получит высшую из возможных наград – свою свободу.

Нос уловил аромат кофе. Это всегда означало, что Гертангель уже проснулся. Эмори нахмурилась, понимая, что, похоже, собиралась дольше, чем ей казалось. Она направилась вниз по лестнице, по дороге легонько хлопнув шершавый ствол дуба и прошептав ему «доброе утро».

Эмори делала вид, что дерево это было живым и все понимало. А почему бы и нет? Разве мало в доме Гертангеля вполне сознательной мебели? А тут даже не мебель, а живой организм. Дуб, конечно, ей не отвечал, хотя пару раз Эмори готова была поклясться, что ствол его заскрипел, а кроны начали шуршать листвой именно на ее голос.

Гертангель рассказывал, что дуб этот однажды сам пробил полы его дома – настолько был мощным, и сам решил вырасти именно здесь. Эмори не знала, правда это или одна из сказок, но ей все равно нравилось представлять удивление на лице Гертангеля, когда посреди его гостиной прямо в полу проросло гигантское дерево.

С кухни донеслись голоса. Эмори улыбнулась.

Похоже, все сегодня решили стать ранними пташками.

– Эта старая ворчунья никого не любит, – послышался тихий женский смех.

– К тебе она относится лучше всех, Аннабэт, – мягко ответил голос Гертангеля. – Даже в меня, время от времени, прилетают ее ядовитые плевки. А ведь мы с ней уже так давно живем вместе.

– Святые, надеюсь, речь не обо мне, – улыбнулась Эмори, когда обогнула ствол дерева, и зашла на кухню.

Она увидела Гертангеля, возившегося на рабочей поверхности.

Рядом с ним, за высоким круглым столом, возле узкого окна, что тянулось от пола и почти до самого потолка, в окружении зелени сидела Бэт. Она искренне рассмеялась.

– Доброе утро! – поздоровалась Бэт и почесала бок большой желтой птицы, которая топталась перед ней на столе и раскидывала остатки завтрака. – Профессор Певельгас говорит, что я нравлюсь Криче.

Птица, в ответ на это, плюнула струей яда и попала прямо под ноги Эмори, а потом злобно гаркнула и вылетела с кухни, раскидав повсюду свои желтые перья.

Бэт весело приподняла брови:

– Заметно, не правда ли?

– Криче никто не нравится, – подтвердила Эмори, переступая желто-зеленую жижу на полу.

– Вот и я говорю.

– Крича ни разу не плевалась именно в вас, девочки, – сказал Гертангель, оборачиваясь к ним. – И ни разу не целилась в лицо. Это много, о чем говорит.

Он поставил перед ними две кружки с ароматным кофе, и Эмори присоединилась к Бэт за маленьким столом.

Эмори познакомилась с Аннабэт Соули через два месяца своего пребывания в доме Гертангеля.

Поместье Соули находилось в соседней деревне на опушке леса Истхейс, в глубине которого скрывался дом Гертангеля. Младшие братья Бэт вместе с деревенскими мальчишками иногда забегали в лес, чтобы «посмотреть на эльфа», хотя никогда его не заставали и, вместо этого, тырили ягоды с его грядок.

В одну из таких вылазок, мальчики увидели Эмори, бродившую по стеклянной оранжерее, прилегающей к дому. Тогда Томас и Боди Соули, братья Бэт, растрещали всем, что эльф умер и в его доме теперь живет кто-то другой. Бэт стало любопытно, поэтому в следующий раз она пошла в лес вместе с братьями.

Тогда-то они и столкнулись с Эмори.

В тот день, у ручья, она как раз тренировала владение Каи-руной воды, и случайно окатила всю компанию ледяной водой. Когда Гертангель вернулся домой, Эмори с Бэт гонялись за визжащими мальчишками с помощью водяных струй, наколдованных из речной воды.

Эмори быстро подружилась с ребятами, устав от одинокой жизни взаперти. Пусть ее заточение и проходило в самом сказочном месте на земле – это все еще было заточением.

Гертангель долго ворчал, но, в итоге, разрешил детям семьи Соули иногда, крайне-крайне редко, заходить к нему в дом, если те дадут клятву никому не рассказывать о том, кто здесь жил. И, кажется, клятва для заклинателей, даже самых маленьких из них, значила многое. Потому что, по словам Бэт, мальчишки вернулись домой и сообщили, что все выдумали, а в доме эльфа все так же пусто, и не было там никого, кроме растений и страшных птиц.

Эмори с Бэт проводили вместе часы напролет до самого сентября, пока Гертангеля не было дома; Эмори не спрашивала, куда он отлучался, не набиралась смелости, а он никогда не рассказывал. «Ну и пусть», думала она.

Гертангель, по началу, был не особенно доволен присутствию Бэт. Он говорил, что времени у них и так в обрез, и отвлекаться было нельзя. Но постепенно становилось очевидно, что Бэт стала не помехой, а спасением – как минимум, морального здоровья Эмори, потому что она больше не чувствовала себя такой одинокой и всеми брошенной.

К тому же, Бэт была заклинательницей, так что многие руны они могли тренировать вместе.

Бэт рассказывала разные истории из своей школы для заклинателей. И еще многое о мире, которого Эмори никогда не знала – мире, полном магии. А ведь однажды, она могла бы стать его частью.

В сентябре Бэт уехала в школу, их встречи сократились. Хотя в каждые свободные выходные, что у нее были, Бэт всегда старалась заглядывать в дом Гертангеля. Иногда за ней увязывались и Томас с Боди. Мальчишки казались Эмори забавными, хоть и все время дрались друг с другом. Будучи единственным ребенком в семье, Эмори не знала, какого это – иметь братьев или сестер. Оказалось, довольно весело, хоть Бэт и жаловалась, что младшие братья иногда сводили ее с ума своими выходками и постоянными драками.

Бэт оказалась милой, доброй и очень смешливой. Эмори сразу поняла, что у нее, кажется, было не так уж много друзей в ее школе заклинателей.

Хотя они это никогда не обсуждали.

Однажды Эмори с Бэт тренировали Фиар – руну огня, и пламя Эмори собралось в образ дракона, а затем взорвалось над их головами настоящим фейерверком.

– Ох, – вскрикнула тогда Бэт и отскочила. – Это… очень впечатляет. Эмори, ты учишься быстрее всех, кого я знаю.

– Получилось не совсем то, что я планировала. Иногда мне кажется, что это не я управляю магией, а она сама живет своей жизнью. Мне… сложно ее контролировать и направлять. Кажется, даже Боди управляется с атакующими рунами лучше меня. А ведь ему восемь.

– Думаю, это не так. Просто мы владеем магией с рождения. Для нас это всё равно, что дышать – так же привычно и нормально. И все же… Ты же знаешь, что магический отпечаток у заклинателей… Он, в общем, бывает разный? Говорят, Владыка Радогаст управляет штормами и может сдвинуть целую скалу с места. Люди шепчутся, что ему под силу день с ночью поменять местами, а лето превратить в зиму. А еще, моя покойная тетка Фрэнсис как-то рассказывала мне, что Владыка Альмодд поднимает мертвых из могил. И что Король Драгомир может становиться невидимым, а потом он приходит в селенья и слушает, что о нем говорят в народе. Тетя Фрэнсис была такой сказочницей, и все время сочиняла небылицы, – улыбнулась Бэт и покачала головой. – Но доля правды найдется в любой сказке. Понимаешь, Эмори, родиться заклинателем – еще не самое важное. Важно, насколько силен твой магический отпечаток. Ты сейчас сотворила то, чему заклинатели учатся годами, а некоторые и вовсе на такое неспособны.

– То есть… некоторые заклинатели не владеют рунами?

– Некоторым может просто-напросто не хватить сил подчинить их, – пожала плечами Бэт. – Руны – сильная древняя магия. Если в заклинателе слабый отпечаток, руны просто на него не отзываются. На то, чтобы овладеть Фиар, я потратила пять лет, – тихо добавила она.

– Но ты была ребенком.

– Да. Но это не так важно, – ответила Бэт и взглянула на небо. – Просто мой магический отпечаток не так силен, как хотелось бы. Дождь начинается, пойдем в дом? Может профессор Певельгас сделает нам свое чудо-какао.

В сочельник, когда Бэт с братьями пришли в дом Гертангеля с подарками, за мятным какао и печеньем из моркови, Гертангель наконец озвучил свою задумку: Эмори сдаст экзамен, необходимый для поступления в Ноттхейм – Академию для заклинателей рун. Так она докажет, что безопасна, что может учиться и контролировать силы.

К тому же, студенты Академии неприкасаемы. И, кажется, в этом Гертангель видел главную цель.

Бэт была в восторге от перспективы учиться вместе. Она тоже собиралась поступать в Ноттхейм, хотя родители ее, мягко говоря, не поддерживали в этом решении.

Эмори не разделяла общего воодушевления, но не рискнула спорить. Все, что она поняла для себя – нужно было учиться в два раза усерднее.

И она училась.

Все тринадцать месяцев.

До сегодняшнего дня.

– Тебе тоже от волнения плохо спаслось? – спросила Эмори, когда они с Бэт допивали свой кофе.

– Да, но я с вами не еду, – ответила Бэт и брови ее слегка приподнялись. – Ты же еще не знаешь. Поэтому я и прибежала пораньше, чтобы успеть до вашего отъезда. Вчера прислали гонца. Наш экзамен перенесли на завтра. И, судя по вашим переглядываниям, к вам никакой гонец не приезжал, верно?

– Я точно знаю, что твой экзамен состоится сегодня, – обратился Гертангель к Эмори. – И нас уже ждут в Терравине.

Что-то явно пошло не по плану.

***

Глава 3

Кодекс Королевства Раввия свят и непреложен.

Законы Королевства Раввия превыше мнений, сожалений и домыслов.

Король Раввии свят, слово его непреложно и правильно.

Кодекс Королевства Раввия превыше Короля.

(Кодекс Королевства Раввия, раздел 1.

Новейшее издание)

Гертангель перенес их в Терравин – столицу Раввии, и перед Эмори открылась главная площадь, наполненная звуками улиц: копыта ослов и лошадей стучали по дорогам из светлого кирпича, извозчики у ворот разгружали и снова грузили товаром свои повозки, звенели медяки, иногда даже серебреники, дети шныряли в ногах, перекидываясь яблоками.

А вдали виднелся Белый замок с высокими белыми башнями, алые крыши которых уходили высоко к облакам – замок королей.

Терравин поражал воображение. Еще будучи малышкой, и увидев его впервые, Эмори подумала, что не нашлось бы на земле места более величественного.

Земля Королей включала в себя столицу Раввии – город Терравин, и его близлежащие угодья – зеленые плодородные земли, принадлежащие самым древним и богатым Домам Раввии.

Эмори с Гертангелем вошли в Терравин через главные городские ворота и оказались на площади Сознания. Эта площадь являлась развилкой для четырех дорог.

Первая – для въезда в город, куда и перенес их Гертангель, так как перемещения на территории Терравина были запрещены всем, у кого не было допуска. У Гертангеля, конечно, допуск был, а вот у Эмори нет. Поэтому здесь они наняли небольшую повозку, запряженную ослом.

По выражению лица Гертангеля, Эмори сразу поняла, что такой способ передвижения для столетнего эльфа, члена Совета правления королевства – весьма непривычное занятие, и это ее повеселило.

Дорога по левую сторону от площади Сознания вела к зданию Гильдии Лекарей, а по правую – к зданию Ордена Хранителей.

Эмори пожалела, что у них с Гертангелем сейчас не было времени на прогулки. Она бы хотела взглянуть на статую Святой Никсеиды Матери у Гильдии Лекарей и на памятник Святого Фураксеса Мудреца у Ордена Хранителей.

В Раввии, и староверы, и нововеры почитали трех главных Святых богов: Фураксеса Мудреца, Никсеиду Мать и Каоса Воина.

Это своеобразный компромисс, который был достигнут между двумя вероисповеданиями. У староверов были и другие, «забытые боги», которые связаны со смертью, например, Мор – страшный бог смерти или Морена – вестница зимы и гибели, а у нововеров были новые боги, которые относились к миру духов: Лаохий – хранитель мира духов или Дивниц – бог удачи. Всех этих богов в народе называли «ложными богами», смотря к какой религии относился говорящий.

Но Святые Трое были святы для всех раввийцев. Перед их статуями трепетали и староверы, и нововеры.

В детстве Эмори показалось, что великие статуи были сотворены самими Святыми по образу и подобию своему, потому что не могли простые смертные создать нечто настолько величественное и прекрасное.

Статуя Никсеиды Матери высотой была в девяносто четыре фута и, при этом, считалась хоть и самой низкой из трех статуй, но самой прекрасной. Эмори была с этим согласна.

Святая Никсеида в длинном одеянии, струящемся по полу, и с венком винограда в длинных волосах, казалась воплощением самой красоты. В одной руке она держала букет каменных роз, а с другой свисали колосья пшеницы.

Статуя Фураксеса Мудреца, которая находилась у входа в здание Ордена Хранителей, представляла собой высокую мужскую фигуру в плаще. Лицо его было скрыто капюшоном, что говорило о том, что Мудрец Фураксес проживал множество жизней, носил множество личин, и так получил свою мудрость. Одной рукой он опирался на посох, в другой держал книгу Святых.

Третья статуя находилась у Великой крепости Карракион – главной военной крепости Раввии, но ее Эмори никогда не видела, только на картинках. Статуя Каоса Воина считалась самой большой из трех, и обозначала собой вход в Великую крепость. На картинке Каос застыл во всю высоту стен Карракиона, крепко держа свой меч, и мышцы играли в его сильных руках. Меч символизировал готовность в любую секунду пустить оружие в дело. В другой руке Каос держал факел – чтобы нести свет в темные времена войны; или же заживо сжигать врагов… Эмори слышала разные интерпретации.

Мама говорила, что статуя Святого Каоса получилась настолько воинственной, огромной и устрашающей, что женщины падали в обморок при виде нее, а детям после снились кошмары, поэтому решено было увезти ее из столицы и поместить у входа в Великую крепость Карракион на границе Земли Королей и Темнолесья.

Папа обещал свозить туда Эмори однажды, показать ей и крепость, и эту статую, но не успел.

В одной из Великих Академий, принадлежащих Гильдии Лекарей или Ордену Хранителей, Эмори, при определенном удачном стечении обстоятельств, могла бы получить место – в той, другой своей жизни. Она могла бы стать лекарем или хранителем.

Но сегодня их повозка, запряженная ослом, проехала мимо и направилась прямо – по четвертой дороге.

Четвертая дорога тянулась вдоль всего города, и дальше, к Державной улице и Последнему мосту, который вел напрямую к Белому замку, что высился на холме – дому королей и верховной знати.

Экзамен заклинателей проводился на территориях замка, куда никогда не допускались обычные люди, поэтому Эмори трепетала, проезжая Последний мост, и взъезжая в королевские ворота.

За белоснежными стенами, окружавшими территорию замка, повозка вскоре остановилась. Когда Эмори вышла, ее встретило высокое здание из светлого кирпича с развевающимися флагами Раввии. Здание Академического Совета по образованию.

По пустующему крыльцу становилось понятно, что других студентов здесь не было.

Гертангель хотел, чтобы Эмори сдавала экзамены на общих условиях, вместе с остальными. Но, кажется, в его планы, все же, вмешались.

Вскоре на пороге появились представители Академического Совета в длинных коричневых одеждах. Они сообщили, что экзамен остальных абитуриентов перенесли, но для Эмори все остается в силе.

Хотя это они уже и так знали.

Эмори всю дорогу гадала, почему. Это сделали, чтобы ее скрыть? Или, чтобы скрыть ее провал, в случае такого?

В конечном итоге, Эмори сдавала все письменные этапы экзамена в гордом одиночестве среди огромных и пустых залов, где эхо разносило даже скрип ее пера по пергаменту. Ну, не совсем в одиночестве – еще здесь находился наблюдатель из учебной комиссии в длинном коричневом плаще, не спускавший с нее цепких глаз.

День тянулся бесконечно долго. Когда Эмори сдала все предметы, то мысленно подвела итоги:

Астрономия и Рунопись: повезло с довольно легкими заданиями.

История: легче легкого. Это ее любимый предмет.

Защитные заклинания: 10 из 10. На удивление просто.

Атакующие заклинания: позорное позорище. Но все же, куда-то она пару раз попала. Возможно, ей начислят за это хотя бы немного баллов.

Травы: лучше, чем ожидалось.

Углубленные знания в точных науках: в половине случаев, пальцем в небо и наугад.

Эмори устала. А впереди еще было самое сложное.

Заклинатели обычно сдавали теорию и практику в два дня. Ей выделили лишь один.

После полудня, Бытовые руны Эмори сдала все по нижней границе владения – как и договаривалась с Гертангелем. Как только Эмори изучала новую руну и Гертангель убеждался, что она работает, они тут же переходили к следующей.

«Они нужны нам, чтобы получить галочки», – говорил Гертангель. «Я ставлю тебе галочку, идем дальше».

Перед экзаменами по элементалям, Эмори, наконец, отпустили на очень поздний обед. Она плюхнулась за стол без сил и уронила голову на руки.

Есть не хотелось, хотелось плакать и спать.

У нее стресс.

Из-за плеча появился Гертангель и сел рядом. Эмори даже не подняла головы.

– Держи, – он пододвинул к ней чашку с чем-то, что по запаху напоминало зеленый чай. – Пей и постарайся не морщиться.

Горькая горячая жижа обожгла горло, когда Эмори отпила из кружки.

Она закашлялась, но обещала, поэтому, все же, не морщилась.

– Что это за ужас?

– Лекарство от усталости, – ухмыльнулся Гертангель. – Это пока рабочее название, над финальным я еще думаю.

Напиток по запаху напоминал травяной настой. Но, когда Эмори встала из-за стола, то все поняла: руки и ноги, что обмякли от усталости, вмиг окрепли, голова стала ясной, а желудок спокоен.

И как часто Гертангель давал ей такое… лекарство? Поблагодарить или нет?

Позже, без посторонних глаз.

Член комиссии появился через двадцать минут, выделенных Эмори на обед, и она отправилась вслед за ним на экзамен по элементалям.

Звук собственных каблуков отбойным молотком стучал по вискам – здание Совета по образованию в такой час оказалось, на удивление, пустым.

Эмори нервно сглотнула и поправила и так идеально сидевшую юбку. Ладони пока оставались сухими, что было хорошим знаком, но что-то ей подсказывало, что это не надолго. Поэтому Эмори сжала руку в кулак и прошептала короткое «Видду».

По мраморному полу здания Совета, вторя ее шагам, закружился маленький вихрь, едва заметный, но пускающий приятный холодок вдоль щиколоток, и возвращающий отрезвляющее ощущение контроля.

Воздух отзывался на ее зов. Упрямый, непокорный, отказывающийся выполнять простые команды, но он все же приходил к ней, когда она звала.

Эмори судорожно выдохнула.

Она не могла позволить волнению взять над собой верх, только не в такой важный день. Ее судьба решится сегодня, в одном из залов Совета через считанные минуты.

Холодный вихрь кружил в ногах, следуя за ней по ступеням.

Последние слова Гертангеля крутились в голове снова и снова:

«Они должны увидеть, что ты безопасна. Что ты – часть системы и можешь ей подчиняться. Не дай своей силе выйти из под контроля даже на секунду. Покажи им минимум твоей энергии и максимум твоих знаний – и они твои. Комиссия – это люди и их мнения могут быть субъективны, но экзамен – это система. Оценка складывается из четких критериев. Ты знаешь их все».

Контроль – ключ ко всему, мысленно повторила Эмори, когда наблюдатель подвел ее к широким дверям.