Тринит. Сказка о первом снеге

– Приношу извинения за грубое обращение… – Он запнулся, явно вспоминая ее имя.

– Тейн, – холодно произнесла она. – Эмори Тейн.

– Прошу прощения. Сержант Полл Ройс, – представился гвардеец и поклонился. Эмори неуверенно кивнула в ответ. – Служба обязывает нас реагировать незамедлительно на любые инциденты. Но мы проявили непозволительную грубость к заклинательнице рун.

– Я не… – собиралась было запротестовать Эмори, но вдруг передумала: – Я принимаю ваши извинения, сержант Ройс.

Ее удивляло, как противоречиво здесь к ней относились – сначала, как к узнице, затем, как к настоящей леди, и наоборот.

– Но, прошу, скажите, как долго мне еще здесь находиться?

– К сожалению, не могу сказать, – ответил сержант Ройс. – Нам придется дождаться, пока Совет закончит собрание.

– И как много времени это обычно занимает?

– Не могу сказать.

– А где я вообще нахожусь?

– Не могу сказать.

– Безумие какое-то… – полнейшая неизвестность уже начинала ее злить.

– Простите за возможную бестактность, миледи, – произнес Ройс. – Но могу я поинтересоваться, сколько вам лет?

– Не могу сказать, – вырвалось у Эмори и она тут же захлопнула рот. – Прошу прощения, – не совсем искренне извинилась она и отметила, что лицо гвардейца дрогнуло. – Мне семнадцать.

Брови сержанта приподнялись. Он посмотрел на Эмори так, словно у нее рога на голове росли, не меньше.

Такие же взгляды были у всех гвардейцев, которых она встречала по дороге. У тех, кто нес службу в коридорах и тех, кто дежурил на входе. Они почти не двигались, никто с ней не заговорил. Но это не мешало им смотреть, и от взглядов этих Эмори все время одергивала подол плаща и нервно теребила волосы, не зная, куда себя деть.

– Мне велено проследить, чтобы миледи ни в чем не нуждалась, – наконец объявил сержант Ройс, видимо, справившись с удивлением.

– Я не леди, – все же возразила Эмори.

– Прошу прощения… – растерялся сержант.

– Не нужно больше извиняться, – раздраженно выпалила она.

– Прошу…

Эмори изогнула бровь. Ройс запнулся.

Она только теперь обратила внимание, насколько тот был молод. Возможно, всего на пару лет старше ее самой.

– Я просто побуду здесь и прослежу, чтобы заклинательница была… в порядке, – поклонился сержант Ройс и отошел к стене.

Он больше ничего не сказал, и Эмори поблагодарила за это Святых.

Во рту все еще ощущалась горечь после крепкого чая, разбитые колени болели и пульсировали, ночная рубашка отсырела за то время, что Эмори провела в темнице, и голые ноги в больших гвардейских ботинках, которые ей выдали, начинали гореть и чесаться.

Она устала. Замерзла. Невероятно сильно хотела домой.

Слава Святым, ей хватало духу сдерживать слезы, и за это Эмори невольно зауважала саму себя чуточку больше.

Она была послушной девочкой. Ее посадили на стул и сказали ждать, так что она покорно сидела и ждала, мысленно прокручивая все, что произошло за последние часы.

То, что казалось сном, постепенно превращалось в реальность, и Эмори не сдержала нервного смешка при мысли о том, что действительно видела настоящего Короля Раввии вместе с Верховным Советом в полном составе. И, не стоя где-то среди толпы, пока Король машет рукой со своего королевского балкона. А вживую. Лицом к лицу.

Джейни Лисс не поверит, когда Эмори расскажет ей…

В голове снова промелькнули обращения сержанта Ройса.

Миледи.

Заклинательница рун.

Конечно, Эмори не думала что действительно является заклинательницей рун. Не могла так думать. Заклинатели – представители древних и уважаемых Домов, лорды и леди, правители земель Раввии. Обычные люди почитали их чуть ли не наравне со Святыми, и Эмори хватало разума не поддаваться лишним фантазиям.

Это все просто огромная ошибка. Собрание Совета закончится и они придумают способ отобрать ту магию, что досталась Эмори случайно.

Оставалось лишь надеяться, что ее не убьют и, в конце концов, разрешат уйти домой.

Мама наверняка сейчас свирепствовала и сходила с ума от волнения. Слава Святым, хотя бы ее не притащили в ту жуткую клетку вместе с Эмори.

Когда дверь в комнату наконец открылась, на пороге появился тот самый мужчина в зеленом камзоле, которого Эмори разглядывала совсем недавно. Он был высоким. Черные волосы струились по плечам, а глаза светились синим. Эльфийские уши вблизи оказались еще острее и длиннее, чем показалось Эмори в круглом зале.

Мужчина, кажется, был ровесником ее мамы, но… Это же эльф – сложно было определить наверняка.

Сержант Ройс тут же подобрался и склонил голову:

– Милорд, – уважительно произнес он.

Но эльф вдруг обратился к Эмори, ни на кого больше не глядя:

– Мисс Тейн, у меня пока не было возможности представиться. – Он подошел к столу и Эмори осторожно поднялась. – Мое имя Гертангель Певельгас. Надеюсь, вам здесь оказали подобающее гостеприимство?

Эльф холодно взглянул на сержанта Ройса, но тот не поднимал головы.

– Все были очень любезны, – поспешила заверить его Эмори. – Благодарю. Раз вы здесь, господин Певельгас, значит собрание Совета завершилось?

– Прошу, зовите меня Гертангелем, если вас это не смутит. Нам, эльфам, чужды людские звания, – улыбнулся эльф.

Эмори смущенно кивнула, соглашаясь. Хотя это показалось ей совершенно неловким.

А улыбка вдруг пропала из синих глаз эльфа, когда он произнес:

– Вы правы, собрание окончено, решение принято. Я здесь, чтобы перенести вас домой. – Сердце Эмори радостно забилось. – Но лишь для того, чтобы вы собрали вещи. В ближайшее время вам придется находиться вдали от родного дома. Мне очень жаль.

– И… – Эмори сглотнула разочарование. – Как долго?

– Будущее мне не ведомо, мисс Тейн, – ответил он. – Но я, все же, осмелюсь сделать предположение, дабы не обманывать вас ложными надеждами. Вы вряд ли когда-нибудь снова вернетесь домой.

Глава 2

Раввия не берет пленных. Раввия не ведет переговоров с иноземными захватчиками.

Убийцы, предатели и заговорщики против власти в Раввии не имеют права на суд и подлежат немедленному уничтожению.

Любая угроза безопасности Раввии и его подданных подлежит немедленному уничтожению.

Исключение: заклинатели рун.

(Руководство для гвардейцев.

Раздел 2. Пункт 1.3 )

Звук кукушки в старых часах пробил, а, если быть точнее, прокряхтел полночь. Последний день июня подошел к концу, а это значило, что завтра – тот самый день. День, когда жизнь Эмори Тейн поделится на до и после. И, кажется, пора бы ей уже привыкать к резким поворотам судьбы, потому что в последнее время ее заносило на них довольно часто.

Эмори потерла уставшие от чтения глаза.

«История королевства Раввия. Старое издание» оказалась самой толстой книгой, которую она когда-либо видела, но, к собственному удивлению, только что стала одной из ее любимых. И все же, последние главы не были помечены красным или желтым, поэтому она оставила их недочитанными – на них не было времени.

У нее вообще ни на что больше не было времени. Тринадцать месяцев, как оказалось, – иногда очень короткий срок, и сегодня он подошел к концу.

Тем не менее, Эмори была твердо намерена выжать максимум из каждой оставшейся минуты.

Она отложила «Историю» поверх высокой книжной башни, что образовалась возле ее кресла, в котором она, кажется, уже почти что пустила корни – количество проведенных за чтением часов, сидя в нем, невозможно было сосчитать.

Теплый свет от камина коснулся обложки следующей книги, которую Эмори аккуратно вытащила из середины башни: «Рунопись. Основы и практики». Она пролистнула несколько глав и дошла до тех, что были выделены желтым цветом, но затем пропустила и их. Сейчас ее интересовало только красное – обязательная информация.

Когда Эмори добралась до нужной главы, губы ее зашевелились в такт чтению. Она сосредоточилась на том, чтобы слово в слово отложить в памяти каждую прочитанную строчку.

В гостиной было тепло от растопленного камина. Зачарованный очаг трещал поленьями и тихо похрапывал во сне. Обычно Эмори любила с ним поболтать и послушать его страшные сказки на ночь, но в последнее время ворчливый огонь слишком остро реагировал на общую нервозность, и часто плевался искрами. Это становилось опасным для ее книг, поэтому Эмори подумала, что пусть уж он лучше пока дрыхнет.

У входа болтались светлячки. Они создавали в доме мягкое уютное освещение и заменяли настольные лампы.

На стене деревянные часы отмеряли секунды. Кукушка в них уже была так стара, что каждый раз в попытке пропеть мелодичное «ку-ку», оповещая о новом часе, вместо этого вдруг заходилась заливистым кашлем, кряхтела, плевалась и бесславно удалялась обратно в дом.

Страницы учебника отбрасывали мягкие танцующие тени. За окном уже появлялись первые звезды, и буквы перед глазами Эмори начали расплываться.

Она зевнула.

– Насколько я помню, у людей есть отличная поговорка как раз на такой случай.

Эмори вздрогнула и подняла уставший взгляд на появившегося в дверях Гертангеля. Кажется, она чуть не заснула…

– Вы говорите: «Перед смертью не надышишься», – усмехнулся Гертангель.

Он подошел к Эмори и протянул ей большую зеленую кружку. Нос сразу уловил знакомый запах любимого мятного шоколада. За последний год, необычный напиток начал казаться настолько привычным, что Эмори даже засомневалась однажды, точно ли не пробовала такого раньше. Но Гертангель еще в их первый (и самый неловкий в мире) день совместного проживания похвастался, что это его личная выдумка. Эмори назвала тогда Гертангеля гением шоколадоварения, и, почему-то, повеселила этим эльфа.

У нее вообще часто получалось его веселить.

– Ага, – Эмори отпила из кружки и почувствовала, как по телу разливается тепло. – А что говорят в таких случаях эльфы?

Гертангель присел в соседнее кресло и поставил на столик железную кружку, в которой, судя по запаху, был какой-то новый травяной чай; он пил их чаще, чем простую воду, и каждый раз это был новый рецепт.

– Не припомню ни одной подходящей фразы, – пожал плечами эльф и усмехнулся: – Кажется, нам на всё всегда хватает времени.

– Вот именно, – Одарив его недовольным взглядом, Эмори опустила глаза к книге. Она ощутимо взбодрилась. – Легко говорить, когда ты бессмертный. А у меня, возможно, вся жизнь будет зависеть от того, вспомню ли я завтра «действия и противодействия руны Тейваз», – процитировала она, тыкнув в книгу пальцем.

Гертангель вздохнул.

– Я уверен, ты процитируешь мне наизусть весь абзац, даже если разбудить тебя посреди ночи. И мы не бессмертные… – Он скептично фыркнул.

– Ну да, да, – отмахнулась Эмори, не поднимая взгляда от книги, – Всего лишь живете по несколько веков и не боитесь смерти, потому что после вас ждет мир вечного сияния. Я помню.

Все, кто каким-либо образом был связан с магией, всегда считались долгожителями. Магия поддерживала жизненную энергию, помогала лечить и предотвращать большинство болезней. Но у эльфов продолжительность жизни исчислялась веками.

Гертангелю было сто сорок девять лет. Хотя выглядел он не старше тридцати пяти. А если бы не щетина, которую он, похоже, намеренно оставлял, чтобы казаться старше, то и того меньше. Среди эльфов Гертангель считался совсем молодым, но это не мешало ему стать профессором в главной Академии заклинателей Раввии и членом Совета правления королевства.

Эмори уже знала, что в Раввии жили всего двое эльфов: одним из них был Гертангель, а о втором он ей никогда не рассказывал.

– Как дела с элементалями? – неожиданно спросил Гертангель, и Эмори заметно напрягалась.

Она потратила сегодня часов восемь, тренируя контроль над рунами стихий, и даже добилась кое-какого прогресса, но…

– Всё… – Эмори замялась, сжав корешок книги. Ей так хотелось ответить «нормально», но они с Гертангелем уже давно уяснили, что любая ложь между ними только все портит и мешает обучению, так что… – Нестабильно.

Бровь Гертангеля изогнулась. Он явно не посчитал это исчерпывающим ответом.

Эмори отложила книгу.

С видом истинного мученика, она поднялась с кресла и вздохнула, прикрыв глаза.

Она сконцентрировалась на пульсирующей в пальцах энергии.

Это всегда казалось удивительным, не важно сколько пройдет времени и как часто ее призывали – магия текла внутри ее тела, струилась, пульсировала, жила. Она жгла ладони и искрилась, будто постоянно искала выход наружу. И Эмори было приятно ее выпускать. Это казалось на удивление простым. Вот только не всегда точным…

Эмори подняла ладони и мысленно вычертила Каи – руну воды.

Над ее головой появились водяные капли. Они начали собираться в длинные струи, а затем сплелись в водяное кольцо.

– Все не так уж и плохо, – произнесла Эмори, разделяя воду на потоки, и сплетая в различные фигуры. – С водой проще всего. Я чувствую ее в своих руках, могу переливать из одного состояния в другое, могу придать форму. С огнем и землей тоже получается… более или менее.

Эмори одну за другой вычертила Фиар – руну огня и Эрру – руну земли, которые в последнее время использовала так часто, что могла бы и с закрытыми глазами воспроизвести на бумаге безошибочно.

– По крайней мере, я уже давно не получаю ожогов, – заметила Эмори, разделяя огненное кольцо, и сплетая из него фигуру молнии, специально как можно дальше от себя, чтобы случайно не пальнуло. – Земля, конечно, совсем неподатливая, с ней бывает трудно управиться, но все базовые элементы у меня получаются. Хоть и не идеально четко. А вот воздух…

Эмори помедлила.

Она не спешила призывать стихию. Одна за другой, ее бесконечные попытки проваливались и, казалось, очередную неудачу она просто не вынесет.

– Мне трудно его контролировать, – Эмори сжала кулаки. – Трудно ухватить форму или состояние. Я делаю все по методике из учебников, пробую различные техники, визуализации. Но вот, к примеру, землю я могу схватить силой, даже если ей не хочется подчиняться. А воздух… Каждый раз, когда я пытаюсь его схватить и подчинить силой, он просто рассеивается. Я не знаю, как его ухватить. Как заставить держать форму воздух? Это же… воздух. Понимаешь, о чем я?

– Контроль мыслей, Эмори. Вот ключ ко всему, – задумчиво произнес Гертангель, будто мыслями был где-то в другом месте. – Пробуй. Давай.

Ладони нагрелись от прилива магии.

Эмори сосредоточилась и мысленно вычертила Видду – руну воздуха. В ногах закрутился маленький тайфун, и она глубоко вздохнула, концентрируясь на его форме.

Они с Гертангелем тренировали руны элементалей, которые на экзамене считались самыми сложными, вот уже несколько месяцев, с утра и до самого вечера. И ни разу не добились идеального результата.

В последние дни, призыв стихий стал вызывать у Эмори такое волнение, что желудок скручивало в узел при одной только мысли о рунах элементов. Ей не раз говорили, что не всякий магический отпечаток вообще способен подчинить такую мощную природную магию, как элементали.

Но только не Гертангель.

Он ни разу не давал Эмори спуску. Никогда не перехваливал за успехи и не жалел во время неудач. Он учил ее каждый день с утра и до позднего вечера вот уже тринадцатый месяц. И, глядя, как серьезно относился к экзамену Гертангель, волнение Эмори усиливалось со скоростью световой молнии. Она чувствовала, что никак не могла его подвести.

Но понимание, что она не оправдывает ожиданий, когтями скребло по сердцу. Эмори не смогла бы вынести разочарования в синих глазах Гертангеля, когда выяснится, что она провалила экзамен, и целый год своей длинной жизни эльф потратил впустую…

Тайфун вдруг распался и исчез.

Она потеряла концентрацию. Снова.

– Воздух тебе подчиняется, – констатировал Гертангель. – Он отзывается на твой зов. Но этого не достаточно. – Он смотрел туда, где только что растворилась жалкая попытка Эмори сложить воздушное кольцо. Голос его при этом звучал отстраненно: – У тебя плохая концентрация. Ты все время отвлекаешься, не можешь контролировать мысли и, соответственно, не удерживаешь такую сильную энергию. Над этим нужно будет еще много работать.

Эмори чуть не задохнулась от охватившего ее отчаяния.

Много работать…

Много работать?

Но у них больше не было времени много работать! Экзамен уже завтра. Экзамен, который она благополучно провалит.

– Бесполезно… – ее голос дрогнул. Гертангель взглянул в непонимании. – Всё бесполезно. Я просто… слишком… слабая. На что я вообще рассчитывала? Что за несколько месяцев смогу выучить то, чему другие обучаются всю жизнь? Это просто глупо…

Громко выдохнув, Эмори плюхнулась в кресло. Она вцепилась в его края и опустила глаза, пытаясь справиться с комом в горле и предательски подступившими слезами. Осталось только разрыдаться… Как будто кому-то всерьез не хватало доказательств ее слабости.

Гертангель замер и со странным удивлением смотрел на Эмори.

Она понимала его замешательство. При нем, она всегда вела себя достаточно сдержанно, пытаясь казаться старше, лучше и умнее, чем была на самом деле. Пытаясь походить на самого Гертангеля. Эльф не привык видеть ее приступов самобичевания, и теперь явно не знал, что с этим делать.

На минуту в комнате повисла тишина.

Вспышка эмоций утихла, и внутри Эмори начала зреть пустота, подпитываемая горьким чувством обреченности.

Гертангель вздохнул и тихо произнёс:

– Ты ошибаешься.

Эмори подняла на него взгляд. Между темных бровей Гертангеля пролегла морщинка. Он показался слегка помрачневшим, что, вообще-то, сбивало с толку, потому что его спокойное, всегда идеальное эльфийское лицо редко выражало такие эмоции.

– Эмори, послушай меня, – Гертангель подался вперед и медленно присел рядом. – Да, ты ещё очень многого не знаешь. И полному контролю пока не научилась. Но… больше не говори, что ты слаба. Потому что это не так. Грани твоих сил мне ещё до конца не понятны, но я чувствовал твой магический отпечаток, с самого первого дня. И, поверь, в нем не было слабости.

Он замолчал на несколько секунд, а потом снова взглянул на Эмори и смахнул слезинку, успевшую скатиться по ее щеке.

Эмори тут же смутилась.

Выбить похвалу слезами – последнее, чего ей хотелось.

– И я говорю это не потому что ты расстроена, – вдруг покачал головой Гертангель, будто мысли ее прочитал. – Просто я только сейчас понял, что… Возможно, слегка переборщил. Я так отчаянно хотел, чтобы ты сдала экзамен, потому что только так ты будешь в безопасности. А еще, потому что чувствовал, что ты можешь это сделать. То, с какой скоростью осваивала руны ты, Эмори… Не каждый заклинатель так может, даже высокородный. С каждым твоим успехом, мне хотелось дать всё больше, и ты с такой готовностью принимала каждый мой вызов, что в какой-то момент, я просто стал забываться… А ведь ты владеешь рунами всего ничего. Какие-то месяцы. И уже готовишься сдавать экзамен. Мне стоило чаще вспоминать об этом самому и чаще напоминать тебе.

Эмори смотрела на Гертангеля и просто моргала.

Слезы ее как-то разом высохли. Она вдруг усмехнулась, слегка удивленно:

– Знаешь, это была твоя самая длинная речь, – сказала Эмори, а мысленно добавила: «и точно самая эмоциональная».

Гертангель отвернулся и покачал головой. Морщинка покинула его брови, а лицо просветлело:

– Я тоже еще многому учусь, – сказал он с легкой усмешкой. – Даже прожив полтора века, иногда можно столкнуться с чем-то совершенно новым.

Гертангель взглянул на Эмори и сжал ее предплечье в приободряющем жесте:

– И не стоит больше так переживать из-за экзамена, – серьезно произнес он. – Нам ведь не нужен идеальный результат. Контролируй силу, не дай ей вырваться наружу – это самое худшее. Они должны видеть, что ты безопасна. Что ты не угроза. Позволь своему владению воздухом быть слабым и неточным, нам не нужно никого впечатлять. Нам нужно лишь пройти тест. А твоих знаний для этого более, чем достаточно. Контролируй силу, Эмори. Контроль – ключ ко всему.

Эмори кивнула.

Контроль… Гертангель повторял это снова и снова, но, кажется, именно с ним у Эмори были самые большие проблемы. Иногда ей казалось, что магия в ее венах и вовсе предпочла бы не ощущать никакого контроля; что она хотела бы жить своей жизнью, поэтому все продолжала, и продолжала протестовать против тирании правления Эмори, вырываясь наружу внезапными вспышками.

– Помнишь, что я сказал тебе в тот день? – вдруг спросил Гертангель. – Когда забрал тебя из дома в эту новую жизнь?

– Да.

– Я все еще так думаю.

Воспоминания отбросили Эмори на тринадцать с половиной месяцев назад.

Она вспомнила, как взглянула на дом, в котором провела все свои семнадцать лет.

На месте старых деревянных входных дверей уже успели появиться новые из кованого чугуна, от чего родной дом в первую секунду показался чужим.

Эмори дали считанные минуты на то, чтобы попрощаться с матерью и собрать вещи.

Гертангель рассказывал, что сам предложил свою кандидатуру, когда во время заседания Верховного Совета речь зашла о том, что, до выяснения всех подробностей, Эмори необходимо было где-то спрятать. «Ее так же нужно и учить», – возразил он. Сила эльфов была способна сдержать и даже подавить Вспышки магии, если такие произойдут, а знания и навыки преподавания позволяли Гертангелю обучить ее всему необходимому.

Лучше кандидатуры и придумать нельзя было.

Эмори подозревала, что во время собрания Совета, наверняка, обсуждался вариант просто устранить ее. Хотя Гертангель ей так и не ответил на этот вопрос прямо. Но она читала Кодекс и знала закон – любая угроза королевству подлежала немедленному уничтожению. А, неизвестно откуда взявшуюся, силу Эмори явно сочли угрозой.

Вот только для заклинателей рун свои законы. Поэтому Совет постановил скрыть Эмори немедленно, не теряя ни единой минуты. А на папке с ее делом, наверняка, оставили пометку «первый уровень секретности».

В день, когда Эмори прощалась с родным домом, перед самым выходом, мама крепко обняла ее, вздыхая ей в волосы:

– Как же так… Как же так…

Они стояли в гостиной, окруженные гвардейцами. Здесь был и лорд Поллок – заклинатель рун, который ворвался в их дом всего несколькими часами ранее, раскурочив входную дверь, а теперь спокойно сидел на диване в гостиной и пил чай.

– Не бойся, – произнесла тогда Эмори намного увереннее, чем чувствовала себя на самом деле, – Папа всегда говорил, что у меня характер мальчишки, помнишь? Я справлюсь. К тому же, – она понизила тон. – Кажется, это они боятся меня, раз так сильно хотят упрятать, куда подальше.

Эмори даже смогла улыбнуться. Но, кажется, ее неловкая шутка ужаснула маму еще сильнее. Она напряглась и как-то странно обвела взглядом гостиную:

– Твои вещи забрали гвардейцы и куда-то унесли, – сказала мама и вдруг повысила голос так, чтобы все вокруг слышали: – И, не дай Святые, хоть одной сумке моей дочери потеряться в дороге!

Эмори услышала чей-то смешок, но уже не смогла повернуть голову, потому что мама снова обняла ее так крепко, что стало трудно дышать. Но она и не возражала.

– Не доверяй им, – вдруг прошептала мама ей на ухо, так тихо, что Эмори едва разобрала слова. – Отец твой не доверял. Он сказал мне перед самой смертью.

Мама немного отстранилась только для того, чтобы посмотреть Эмори в глаза, и крепко сжала ее плечи:

– Раввия не берет пленных, – напомнила она негласный закон их страны, а потом тихо добавила: – Она их убивает.

Когда Эмори, едва сдерживающую слезы после прощания с мамой, переместили в лес Истхейс, где собирались спрятать обучать, пока не будут уверены, что она безопасна готова стать частью общества, о котором почти ничего не знала, Эмори мысленно представила себя вновь запертой в какой-нибудь темнице, где профессор Гертангель Певельгас станет ее надзирателем.

Поэтому, оказавшись на опушке леса, вдоль которого протекал холодный ручей, с плеч Эмори будто мешок кирпичей свалился от облегчения. Мягкое рассветное солнце озаряло кроны высоченных дубов. Деревья эти нависали над крышей небольшого двухэтажного домика, сделанного из серого камня и древесины. Дом утопал в зелени, цветах и мхе, что тянулся от ручья, и густо покрывал крыльцо, взбираясь на стены. А, где не доставал мох, там преуспел плющ, липнувший к стенам от земли и до самой крыши.

Сказочное место, подумала тогда Эмори.

На подходе к дому, она восхитилась кустами фиалок и крупных белых фрезий, высаженных у крыльца. Мама обожала цветы – они были почти на всех ее вышивках. Поэтому Эмори знала, как выглядят очень многие виды растений, даже если никогда не встречала их вживую.

Когда они с Гертангелем вошли в дом, Эмори не смогла сдержать вздоха удивления.

Прямо посреди гостиной рос большущий дуб. Нижние ветви его вплетались в изогнутую вокруг ствола лестницу, которая вела на второй этаж. Верхние уходили еще выше, под потолок, и дальше, на крышу. Эмори поняла, что кроны этого самого дуба укрывали крышу дома снаружи.