скачать книгу бесплатно
Дворец фараона, покои царственной принцессы Арсинои, дочери Птолемея Первого и царицы Береники Прекрасной.
Год 283 до н. э.
Молодой Ахилл ночью отправился на тайное свидание с принцессой Арисиноей. Молодая взбалмошная красавица уже месяц дарила его своей любовью. И об их связи, благодаря хитрости принцессы, пока никто при дворе не догадывался.
Арсиноя была дочерью царя Птолемея Первого от второй и любимой жены Береники. Принцесса пошла в мать и была такой же красавицей. Придворные без лести называли её самой красивой женщиной Александрии.
Принцесса была высока ростом и обладала стройной фигурой нимфы, словно боги намеренно создали её для того, чтобы позировать скульпторам, дабы могли они воспроизвести в мраморе то, что создано небожителями из плоти и крови.
Длинные черные вьющиеся волосы Арсинои опускались ниже плеч, и её смуглая кожа говорила о дорийском происхождении принцессы.
Настоящие египтянки при дворе Птолемея отличались от гречанок более низким ростом и более крупными чертами лица. Эти носили по давней моде пышные парики. Мать Арсинои царица Береника, также обладавшая роскошными волосами, никогда не пользовалась этим предметом туалета модницы того времени. И дочь царя всегда гордилась тем, чем наградили её боги.
Арсиноя носила легкую и небольшую диадему вместо закрытого калафа, дабы не скрывать красоту своих волос. Но глаза она всегда подводила, как это делали знатные египтянки.
Когда Ахилл проник через балкон в покои молодой принцессы, он увидел её сидящей на кровати. Она была в платье, украшенном золотым шитьем и драгоценными камнями, какие носили знатные египтянки, и в изящных сандалиях из золоченых нитей с жемчугом.
Ахилл явился в египетской рубахе без рукавов и юбке с передником. Таким его любила видеть Арсиноя. Его могучая фигура тогда открывалась во всей красе. Греки не считали такую одежду приемлемой, но все больше молодых юношей предпочитали именно египетские традиции.
– Ахилл!
– Арсиноя! Я так ждал часа нашей встречи. Я уже думал, что принцесса позабыла меня.
– Я уже давно удалила служанок и приказала им меня не беспокоить до самого утра. Они так болтливы. Сюда войти никто не посмеет. Мы одни.
– А царь? – спросил Ахилл, подходя к ней и садясь рядом. – Твой отец не может навестить тебя?
– Отец никогда не приходит ко мне в эти часы. Да и своим вниманием он меня редко балует. Он любит по-настоящему только моего брата Птолемея-младшего. Всех остальных сыновей и дочерей он ни во что ни ставит. Хоть я и дочь его любимой Береники.
– А что бы он сказал, если бы я попросил тебя в жены, Арсиноя?
– Не думаю, что царь на это согласится, Ахилл. Ему выгодно выдать меня замуж за какого-то царя во имя царства Египетского. Да и египетские традиции не позволят этого сделать.
– А у меня новости, Арсиноя. Твой отец собирается передать трон твоему единоутробному брату Птолемею.
– Что? – принцесса посмотрела на любовника. – Птолемей станет соправителем отца?
– Не соправителем, он станет царем. Твой отец добровольно передаст ему бразды правления государством. И тогда я стану просить нового царя, другом которого являюсь, отдать тебя мне в жены.
– Не стоит этого делать, Ахилл, – прошептала она и обняла молодого человека за плечи.
– Отчего, Арсиноя?
– Мой брат тебе также откажет! Египетские традиции все больше входят в нашу жизнь. Мы больше не македонские знатные люди из семьи Лагов. Мы семья самого царя.
– Но…
– Ахилл! – она прервала его. – Не стоит тебе тратить время на разговоры. Я сейчас принадлежу только тебе. В эти часы я твоя. Зачем тебе рассуждать о том, что будет завтра?
Она расстегнула застежку каласириса и он спал с её плеч, обнажив грудь красавицы. Ахилл не заставил себя уговаривать и, в свою очередь, расстегнул пояс и его одеяния упали вниз.
Записи из дневника Крылова.
Москва 1918 год.
Марина вернулась….
Я лег спать рано. Работать мне не хотелось. Было холодно, а побаловать меня горячим чаем некому. Жены нет, и никто не поставил чайник на огонь. Конечно, я мог и сам это сделать, но в доме кроме кипятка и двух кусочков пайкового сахара для чая нет ничего.
За окнами шумел ветер и странно завывал в каминных трубах. Мне снились рабы срывающие цепи. Уже два дня я работал над статьей для журнала «Борьба классов» о восстании рабов в Пантикапее в 102 году до н. э. Нужно было показать весь накал «классовой борьбы», дабы отработать паек. Подобный труд совсем не был мне интересен, тем более что нужно было «связать» восставших рабов с восставшим против «гнета царизма» пролетариатом России. Но что делать? История Деди власти не интересовала. Вот и выводил я на бумаге строки о «гениальных предвидениях» господина Маркса и о движущей «силе истории». А завтра еще придется все печатать на машинке. Ибо выделенная мне для работы машинистка делала по три грамматические ошибки в каждом предложении, а о запятых вообще имела самое смутное представление.
Ночью я проснулся. Не знаю почему. За окнами не стреляли, как обычно, и, кроме монотонного завывания ветра, ничего не мешало мне спать. Но я проснулся, словно от громкого окрика.
Рядом с кроватью сидела женщина. В тусклом свете свечного огарка её лица видно не было.
– Кто здесь? – спросил я, привстав с постели.
Она в ответ лишь произнесла мое имя:
– Кирилл.
Я сразу узнал голос. Это была Марина. Она вернулась и была рядом со мной. Мое сердце начало бешено колотиться. Только потеряв её, я понял, как она мне дорога.
– Марина?
– Ты успел забыть жену?
– Марина? Это и в самом деле ты?
– Это я, Кирилл. Я рядом с тобой.
Я вскочил с кровати и обнял женщину. Я вдохнул запах её волос, и мне захотелось стоять вот так часами, не отрываясь от неё. Я всю жизнь писал работы, которые покажутся скучными множеству людей, и сейчас мне трудно столько лет спустя описать мои чувства. Но могу сказать, что это был тот самый миг счастья. Тогда я это понял.
– Марина! Здесь произошло нечто странное. О тебе никто не помнит…
– Тише, Кирилл. И не дави так сильно.
Она отстранилась от меня. Я с неохотой выпустил жену из объятий.
– Но ты вернулась. Я знал, что ты была. И ты есть.
– Не все так просто, Кирилл.
– А что такое, Марина? Что случилось? Куда ты пропала.
– Я должна была уйти, Кирилл. И все из-за твоего Деди.
– Деди? – удивился я.
Она знала про Деди! И это моя Марина, которая никогда не интересовалась историей Египта. Но то, что она сказала дальше, еще больше удивило меня.
– Ты знаешь про него?
– Я не только знаю про него, но знала и его самого, Кирилл.
– Не могу тебя понять, Марина. Что ты говоришь?
– Ты знаешь, кто такие Нетеру, Кирилл?
– Еще бы мне этого не знать, Марина. Нетеру из Абгеред, это те, кого принимали за богов Египта в древние времена.
– В нашем понимании они и есть боги, Кирилл. И я сама, если все тебе расскажу, не уложусь в твоем понимании. Этот Нетеру мой враг, и мой друг одновременно. Благодаря ему я стала той, кто я есть теперь.
– Ты хочешь сказать, что знаешь Деди? Человека из старинной египетской легенды? – спросил я.
– Не просто знаю. Я была его женщиной, той самой кто родил ему сына Осиса.
– Что?
– Я родила от Нетеру сына, Кирилл. Но это было давно. Еще до тебя. Я понимаю, как все это для тебя звучит. И в качестве доказательства я желаю тебе кое-что показать.
– Показать?
– Да. На слова нужно потратить слишком много времени, а они ничего тебе не докажут. А так я все просто покажу. Но для этого тебе стоит вернуться в постель. Ложись.
– Ложиться?
– Да.
Я исполнил просьбу жены.
– Закрой глаза, Кирилл.
Я закрыл…
…Она показала мне величественный тронный зал. И я видел его! Словно сам был внутри этого здания.
– Ты видишь? – спросила она.
– Что это? Как это происходит? Я не могу понять…
– Это Дикатерион.
– Дикатерион? Дворец Правосудия? Но это Александрия! И не просто Александрия…
– Это Александрия 283 года до новой эры или до Рождества Христова, Кирилл.
– Я не могу понять, как ты это делаешь. Это видение?
– Не задавай мне таких вопросов, ибо я не смогу тебе дать ответов, Кирилл.
– Но я вижу великий город прошлого. Я вижу дворец и вижу людей. И…
Я осекся, ибо увидел старого царя. Это был Птолемей Лаг, основатель династии Лагидов…
Дворец Правосудия – Дикатерион.
Год 283 до н. э.
Тронный зал Дикатериона, величественного дворца Правосудия, был наполнен народом. Фараон Египта призвал лучших людей Александрии, жрецов, чиновников высокого ранга, командиров военных отрядов, иноземных гостей и послов.
Царь Птолемей Лаг был в день передачи власти облачен подобно фараону Египта в традиционную для египетского владыки одежду. Этим он порадовал египетских жрецов, которые толпились у его трона. Жрецы Осириса и Исиды часто пеняли царю на то, что он не чтит древних традиций и часто носит греческие хитоны и хламиды. Они говорили, что раз боги Египта признали его, то стоит ему стать истинным египтянином и отречься от иных обычаев.
Греческие жрецы Зевса-Амона с недовольством посматривали на египтян, жрецов солнечного бога Ра. Это были соперничавшие при дворе фараона культы. Еще Александр Великий, известный своей веротерпимостью, пожелал совместить культ греческого Зевса, царя богов и людей, и египетского великого бога Амона. Центром нового культа стала Александрия, и там был возведен величественный храм нового божества. Служителями этого культа были в основном греки. И они не желали усиления при особе царя своих египетских конкурентов.
Сам Птолемей лучше находил общий язык с греками. В Греции и Македонии жречество жило подачками сильных мира сего, и храмы зависели от расположения царя. В Египте же жречество было почти независимым и соперничало с фараоном. Но царь понимал, что здесь нарушать установленный веками порядок нельзя, и вынужден был искать компромисс.
Жрецы Ра из Гелиополя пытались возвысить свой культ Солнца выше культа Зевса-Амона и не ослабляли натиска на повелителя.
С солнечными жреческими группировками соперничали священнослужители храма бога-быка. Жрецы этого культа были египтяне, и они соединили культ быка-Аписа с культом египетского Осириса и греческого Зевса, назвав нового бога Сераписом. Но этот культ был пока слишком молодым, хоть царь и сделал быка покровителем царского города.
Жрецы Сераписа стояли обособленно и посматривали на враждующие группировки с ухмылками. Вражда Ра и Зевса-Амона была им на руку…
В этот день Птолемею нужно было выглядеть настоящим фараоном. Стража в приемном зале была в египетских юбках с накладками и калафами на головах. В руках они держали щиты и копья. На груди у каждого воина было золотое ожерелье со знаками царствующего фараона.
Придворные также собрались здесь в египетских одеждах, и все это походило на роскошные выходы великого Рамсеса. Фараон воссел на трон и скрестил на груди традиционные символы царской власти скипетр и плеть. На двойной короне красного и белого цвета сверкал золотой урей, символ божественной царской змеи и глазами-изумрудами.
Жрецы провозгласили славу фараону Верхнего и Нижнего Египта, избраннику и слуге богов, Птолемею. Они отошли от древних традиций обожествления фараона, ибо Птолемей Лаг, основатель династии, так и не решился присвоить себе божественные почести, как было положено в Египте.
Птолемей решился только на нескольких жен. Ведь он был отпрыском знатного в Македонии рода Лагов. А по македонским традициям мужчина мог иметь одну жену. Но сам царь Александр, завоевав персидскую империю, завел себе по персидской традиции нескольких жен. И за ним последовали его соратники.
– Во имя богов, и согласно их священной воле, – провозгласил жрец Зевса-Амона, наш владыка, великий фараон Верхнего и Нижнего Египта Птолемей, да живет он вечно, желает объявить свою священную волю народами и странам, мирно проживающим в благоденствии под его священной десницей!
Придворные провозгласили:
– Слово и воля фараона!
– Внимание и повиновение!
Многочисленные придворные и жрецы затихли. Они ждали слова Птолемея. Старый фараон громко заявил:
– Объявлю всем моим подданным, что намерен я провозгласить своим наследником и новым фараоном Верхнего и Нижнего Египта моего сына Птолемея, коего вижу я как хорошего преемника власти и будущего великого государя, что приумножит славу Египта и расширит его границы!
Придворные молчали. Для многих это заявление было неожиданностью. Для Египта не был чем-то новым институт соправительства. Так делали некогда великие фараоны XII династии Аменемхеты и Сенусерты.[8 - Аменемхет в переводе означает «Амон во Главе», Сенусерт – «Владыка богини Усерт»] Но сейчас Птолемей не провозглашал своего сына просто соправителем. Он провозглашал своего сына новым царем. Он добровольно передавал высшую власть сыну. Такого в Египте еще не случалось.
– Ибо я считаю, что владыка должен быть полон сил, а я уже стар и устал от бремени двойной короны, – продолжил фараон. – Боги согнули мою спину, и бремя забот о благе народов населяющих царство, более непосильно для меня. И считаю я, что лучше быть отцом хорошего царя, чем царем, утратившим силу! Внимайте словам моим, ибо просветили меня в том решении сами бессмертные боги!
Придворные покорно провозгласили:
