скачать книгу бесплатно
Две греческие триеры медленно шли по водной глади, лениво шевеля рядами весел. Паруса были свернуты при полном штиле, который держался со вчерашнего дня. На обвисших флагах кораблей можно было видеть афинскую сову и знаки македонской династии. Купцы из Афин в последнее время были в городе частыми гостями. Они пришли за пшеницей и доставили в качестве пассажиров отряд наемников, желавших наняться к щедрому владыке Верхнего и Нижнего Египта.
Быстроходное торговое карфагенское судно догоняло триеры. Купцы привезли груз стеклянной посуды и красок. Старик даже знал, что это за судно и кому оно принадлежит. Ведь его хозяин в прошлом году преподнес отличный подарок – кинжалы карфагенской работы, богато инкрустированные золотом и серебром, с причудливыми рукоятями в виде морских змей.
«Всем нужна египетская пшеница, – подумал старик. – Хотя боспорская пшеница лучшей нашей. Тамошние греки даже могли бы отвадить от нас часть торговцев. На наше счастье, воды Черного Понта кишат пиратами. Боги еще не забыли этой страны. И пусть так будет и в будущем».
Этим человеком, наблюдавшим за кораблями, был царь Верхнего и Нижнего Египта Птолемей Лаг. На нем белоснежный хитон, обнажавший руки старика с золотыми браслетами на запястьях. Многослойное ожерелье сверкало на груди в лучах солнца переливами драгоценных камней. Голову венчал драгоценный калаф[5 - Калаф – головной убор.] с уреем.[6 - Урей – изображение змеи, символа царской власти в Египте.]
За царем стоял старик, в одеянии жреца. Украшений на нем не было. Он опирался на простой деревянный посох и солнце пекло лысую голову с загорелой кожей. Но если издали его можно было принять за служителя культа одного из богов Египта, то вблизи было понятно, что это ученый, переселившийся в Александрию из Греции. Никаких знаков жреческих корпораций он не носил. А какой служитель культа откажется от такой татуировки на руке?
Ученый, в отличие от полного царя, был худым как щепка и на его лице, покрытом морщинами, выделялись лишь выразительные глаза. Это верный соратник и друг царя – философ Диокл.
– Вот о чем мечтал некогда мой царь и повелитель Александр. Смотри, Диокл, сколько кораблей спешат в наш порт, и афиняне, и карфагенцы, и жители Крита, – Птолемей повернулся к худому философу. – Я еще помню то время, кода здесь была только рыбацкая деревушка. Как там она называлась? Ты не помнишь, друг мой?
– Ракотис, государь, – подсказал царю Диокл.
– Да, да, Ракотис. Мы тогда пришли на это место с молодым царем, и за нами была молодая армия победителей. Какое это было прекрасное время, Диокл. Все было не так как сейчас. Мы тогда были молоды и полны сил.
Философ знал, что царь мог часами говорить о прошлом, о своем повелителе Александре, о славных битвах и походах. Он много раз слышал из его уст историю основания Александрии, о том, как архитектор Дейнократ предложил царю основать здесь город, достойный славы и величия македонского завоевателя.
– И здесь в этом удобном месте Дейнократ предложил основать город! Я хорошо помню, как он раскинул перед нами свой плащ и стал строить на нем домики из песка, показывая, как все это будет выглядеть. Ты ведь не помнишь Александра, Диокл?
Философ уже сотни раз отвечал на это царю. Но снова сказал, как и всегда, словно слышал вопрос впервые:
– Нет, государь. Я был тогда еще мальчишкой и жил в Афинах. Самого царя никогда не видел.
– Этот город символ его величия, Диокл. Только боги могли решиться на подобное.
– И твоего, государь, величия. Ведь в годы твоего правления Александрия стала подобна миру, а остальная земля не более чем окрестности Александрии, а все иные города не более чем деревни Александрии.
Птолемей кивнул головой. Он также немало потрудился над этим городом. Благодаря ему, строились храмы и дворцы, воздвигались статуи, прорывались каналы. В Александрию стали стекаться десятки ученых: философов, историков, астрономов, географов. Царь распорядился начать сбор рукописей со всего мира, и приказал переводить их на греческий язык.
– Благодаря тебе, государь, я получил возможность заниматься наукой. Где бы еще я смог прочитать столько сочинений философов и историков. Переводя египетские папирусы, я столкнулся с тайными знаниями, которыми обладали жрецы тысячу лет назад!
– Ты, я слышал, много споришь с неким Манефоном? Кто он такой?
– Один умный юноша. Он египтянин и не так давно проживает в Александрии, государь.
– Он жрец?
– Да, государь. Он воспитывался при храме Птаха в Мемфисе. Ты ведь знаешь здешние традиции, что ученный должен быть жрецом. Он получил звание младшего служителя Птаха.
– Это так, – согласился царь. – В Египте ученые обязательно жрецы. В Греции и Македонии все не так. И он умен, этот твой Манефон?
– Весьма умен, государь. Он обещает стать хорошим историком и писателем. В спорах с ним я нахожу много удовольствия.
– Завидую тебе, друг мой. Мне же пока некогда заниматься науками. Дела государства!
Диокл понимал своего царственного друга. Он знал, какие заботы гнетут государя. Царь следил за формированием армии, строительством кораблей, строительством каналов и торговлей, лично присматривал за производством папируса, который поставляли во многие страны тогдашнего мира, и спрос на него все возрастал.
Хорошую прибыль давали гончарные, стекольные и ювелирные мастерские Александрии и ремесленники при нынешнем царе, сумели стать довольно процветающим сословием.
Казна государства наполнялась золотом, и это давало возможность начинать новые строительные проекты и собирать в Египте все новых и новых ученых, которые охотно ехали служить столь щедрому владыке.
– Я много говорил со своим сыном, друг мой, дабы он после меня покровительствовал торговле. Хороший царь должен видеть все преимущества этого важного для государства дела.
– Многие стали богатыми благодаря торговле, – сказал Диокл в тон царю. – Хотя я далек от всего этого, государь. Что мне земные богатства? Ты слишком щедр к своему слуге.
– Богатства земные дают шанс хорошо работать философам и историкам, писателям и поэтам. Наши корабли идут в Грецию, в Италию, в Карфаген. А знаешь на что нынче спрос в Карфагене, Диокл?
– Нет, государь. Я не купец.
– Египетские аметисты, наше александрийское литое стекло. И главное – слоновая кость, которую доставляют нам из Нубии. Торговля – главный нерв государства.
– Ты мудр, государь. И твое долгое царствование – это счастье созданного тобой государства. Ведь это ты, а не Александр снова возродил славу и величие Верхнего и Нижнего Египта.
Птолемей не мог с этим не согласиться. Но он не любил восхвалять себя. Его мучило, что он не выполнил некогда главную волю своего друга и своего повелителя Александра Великого.
– Ты всегда хватишь мои деяния, Диокл.
– И делаю это не из лести, государь. Ты знаешь, что я честен с тобой и не похож на твоих придворных. Тех, кто готов за золото продать родного отца.
– Ты не любишь придворных, друг мой. Я это знаю. И я знаю, что ты совершенно не умеешь льстить своему царю. За это я ценю тебя. Ты ни разу не воспользовался моей дружбой для личной выгоды. И потому я всегда советуюсь с тобой по некоторым вопросам государственного управления. Вот и сейчас я пригласил тебя не просто созерцать красоты Александрии с балкона моего дворца. И не для того чтобы решать проблемы метеков.
– Я готов помочь тебе, государь.
Царь немного помолчал, и Диокл терпеливо ждал, когда тот начнет говорить.
– Я совершил преступление в годы молодости. Ты ведь знаешь про это, Диокл.
Философ не раз про это слышал. Птолемей любил каяться.
– Государь если ты снова станешь вспоминать про сына Александра, то нет в этом преступления. Ты поступил тогда правильно. Иного выбора у тебя не было, и ты показал себя мудрым и дальновидным политиком.
– Но мой царь доверил мне своего сына, Диокл. И тогда я поклялся служить ему.
– Государь, – Диокл попытался возразить царю, но Птолемей прервал его.
Царь Египта стал рассказывать о том, чего не знал ни один историк, которые описали жизнь и деяния Александра и Птолемея Лага. И этого сам Диокл никогда от своего царственного друга не слышал…
…Царь Александр Македонский, после того как он посетил оазис Амона в Ливийской пустыне, был официально коронован как новый фараон Верхнего и Нижнего Египта. Его признали все жрецы, и признал сам бог Ра.
Александр не остановился в Египте, став фараоном. Он продолжил войну с Дарием до тех пор, пока не сокрушил персидского царя и его империю до основания.
Он короновался в Вавилоне как новый повелитель невиданного до тех пор по размерам государства. И затем пошел воевать в Индию. Там его ждали неудачи. Вернувшись в Вавилон, Александр назначил своим наследником своего сына от царевны Роксаны, еще когда этот младенец не родился. Но македонскому царю уже предсказали, что родится сын.
Александр призвал к себе нескольких самых близких друзей. Среди них был Птолемей.
– Тогда царь говорил со мной наедине, – продолжал Птолемей. – И он просил меня присягнуть своему сыну Александру II, еще не родившемуся. Он уже тогда определил его в новые фараоны Египта. Меня же он назначит наместником Египта до того как новый молодой фараон войдет в возраст.
– Ты хочешь сказать, государь, что Александр видел в своем сыне нового фараона Египта? – удивился Диокл.
Этого он не мог и предположить. А получается, что Александр Македонский, прозванный Великим, предвидел разногласия между соратниками после своей смерти и выбрал для сына в удел Египет, а не всю созданную им империю. И царь приставил к нему своего самого верного соратника Птолемея.
Царь продолжил:
– Жрецы храмов Амона-Ра, Осириса, Исиды, Аписа составили записи о том, что после смерти Александра новым фараоном становиться Александр II. Все эти папирусы хранились у жреца храма Ра в Гелиополе по имени Несмин. И в этих папирусах было отмечено, что я, Птолемей Лаг, назначаюсь первым вельможей и хранителем царства Египетского, до вхождения в возраст наследника.
– И эти папирусы до сих пор сохранились? – спросил Диокл.
– Нет, – покачал головой царь. – Я приказал забрать их из храма и доставить ко мне. Затем я сжег их. Я сам пожелал стать царем.
– А что случилось с этим жрецом? – осторожно спросил Диокл.
– Я приказал убить его, – ответил царь. – И тех, кто ездил за папирусами, также по моему приказу умертвили. Я не хотел видеть ни одного живого свидетеля. Мое право на царствование никто не должен был оспаривать. И другие жрецы именем богов сделали меня новым фараоном! А Александр верил мне как никому! Эта вера в нем укрепилась, после того как я раскрыл заговор пажей. Тогда я спас моего царя. Вот он и доверил мне сына. Но я предал его доверие.
Диокл удивился тому, как откровенен с ним царь. Он испугался. Такие тайны он доверяет философу и писателю-историку. Доживет ли он после этих откровений до завтра? Ведь тайна, которую ему открыл Птолемей – была страшной тайной. Получается, что Птолемей был государем незаконным – узурпатором власти. И узнай про это жрецы, в Египте могло начаться даже восстание против власти Птолемея.
– Ты побледнел, друг мой? – царь заметил состояние своего приближенного. – Но тебе не стоит переживать. Твоя жизнь вне опасности. Я верю в твой ум, Диокл. Ты не станешь рассказывать про это никому. Ведь никаких доказательств у тебя нет.
– Ты прав, мой царь. Я предан тебе всей душой. Могу ли я предать тебя?
– Все способны предать, Диокл. Я же предал моего царя. Затем, – продолжил свой рассказ Птолемей, – мой царь умер. И собрались тогда на совет все соратники Александра, чтобы решить судьбу созданного им громадного государства. И именно я первым предложил тогда каждому владеть землями, которые нам пожаловал царь.
А вот это не было новостью для Диокла.
– Но насколько я знаю, государь, – возразил Диокл, – тогда все диадохи[7 - Диадохи – соратники Александра Великого, которые после его смерти разделили его империю на отдельные царства. Птолемею Лагу достался при этом дележе Египет.] поддержали тебя. И не предложи этого ты, это предложил бы иной. Ведь брат Александра полоумный Арридей, что сидел в Македонии, не мог править вместо него! Не ему было держать в руках столь огромное государство. Держава Александра была обречена развалиться после его смерти на многие части.
– Но я предал своего царя, Диокл.
– Так поступил бы каждый на твоем месте. А для Египта твое правление было благом! Ты сумел привлечь к себе египтян. Ты сумел договориться с греками, что жили в Египте. Они все признали тебя, государь. Ты присоединил к Египту Киренаиду. Ты возродил величие Египта.
– Но я провозгласил себя фараоном. И тень Александра прокляла меня, Диокл. Никому я еще не рассказывал про это. Сам мертвый царь в ночь, после моей коронации явился мне и предал мой род проклятию.
– Сам Александр явился тебе во сне? – изумился философ. Он хорошо знал, что мог означать такой сон. Это было страшное проклятие мертвого. – Это не могло тебе показаться, государь?
– Нет. Я видел его словно живого. Он был бледен, и он стоял в тех же доспехах, в которых его хоронили. Я был страшно напуган. Это был даже не сон, друг мой. Я не могу теперь сказать, я спал тогда или нет.
– Это могло быть только видение, государь. Видения могут рождаться в наших головах.
– Но это было не видение, Диокл. Это было проклятие. Проклятие того, кто ушел за грань смерти.
– Кто знает, государь? Кто может сказать это наверняка? Мир всего лишь зеркало наших поступков.
– Ты снова начинаешь говорить загадками, Диокл.
Диокл теперь точно знал, почему Птолемей побоялся провозгласить себя богом, как делали до него все фараоны Египта, и остался только царем.
Но это было не все, что хотел сообщить ему Птолемей. Самая главная новость была впереди. Она касалась будущего, а не прошлого и потому была много важнее…
Дом философа Диокла, друга фараона Птолемея Первого.
Год 283 до н. э.
Весь следующий день Диокл просидел в своем доме. Он никуда не выходил за стены, и приказал слугам разыскать Ахилла, единственного сына и наследника.
«Нужно поговорить с сыном. Царь поведал мне много интересного. И начал Птолемей издалека. С чего бы это? Он решил именно со мной поделиться большим государственным секретом».
Слуга открыл двери и пропустил в покои философа воина.
Молодой человек не был похож на отца. Его высокое и стройное тело – было телом воина, а не философа. Он был мускулист и широкоплеч. И с ранней юности его привлекало оружие и физические упражнения. Он совершенно не проявлял склонности к философии и наукам.
Злые языки даже поговаривали что Афродисия, жена Диокла, прижила Ахилла не от тщедушного и худого философа, но от египтянина, командира пеших лучников Птолемея. Но сам Диокл знал свою жену лучше. Она была верной и порядочной женой. А Ахилл, скорее всего, пошел в своего могучего деда Клеомана, отца Афродисии.
Ахилл унаследовал от воина Клеомана страсть к войне и сражениям. Он хотел стать солдатом, и отец устроил его в личную гвардию царя простым воином. Теперь сын был уже таксиархом Золотой стражи и товарищем молодого принца Птолемея-Младшего.
– Ты хотел меня видеть, отец? – спросил Ахилл, входя в комнату, где Диокл хранил папирусы, над которыми работал.
– Да, сын. Я хотел тебя видеть.
– Мне сейчас некогда отец. Я должен идти в таверну «Щит Александра». Там у нас встреча с друзьями. Придут командиры конной гвардии и командиры колесничих. Можно я зайду к тебе вечером, отец. Или лучше завтра утром.
– Нет, – резко возразил философ. – Ты станешь говорить со мной сейчас. Не стоит тебе быть столь легкомысленным. Речь идет о твоем будущем, сын.
– О будущем? – удивился Ахилл серьезности отца. – Но мы с тобой много говорили о нем. Неужели это столь важно? Я уже воин в царской дружине. Я таксиарх.
– Это важно! – вскричал Диокл. – Я должен тебе сказать то, от чего зависит твое будущее. Ты давно видел молодого Птолемея?
– Принца? Которого из Птолемеев?
– Младшего. Сына царя от Береники.
– Я видел его вчера. Он мой друг. Ты же знаешь, что старший принц Птолемей-Мага меня терпеть не может. А что такое, отец?
– Завтра наш царь провозгласит указ о том, что передает власть в руки молодого Птолемея! Вот что!
– Как? – Ахилл сел на стул. – Молодой принц станет соправителем?
– Нет, – покачал головой Диокл. – Если бы он стал соправителем, то все нити власти все равно были бы у старого Птолемея. Но он передает сыну всю полноту власти! Молодой Птолемей станет новым фараоном! И фараоном единственным!
– Царь добровольно откажется от всей власти? Невероятно! В обход старшего сына царя! – удивился Ахилл. – Но смирятся ли с этим принцы Птолемей-Мага и Аргей? Принц Птолемей-младший рожден второй женой царя Береникой. А Береника не больше чем простая служанка.
– Вот именно, сын мой. Именно! И пока жив наш царь, никто не осмелится оспаривать его решения. Но после его смерти молодые принцы сцепятся в смертельной борьбе за корону Верхнего и Нижнего Египта. Эта династия обречена, сын мой. Обречена!
– Ты что, отец? Но ты сам говорил, что царство при Птолемеях укрепилось как никогда и это новый расцвет Египта.
– Так было, сын. Но теперь все не так. И не спрашивай меня почему. Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Это не моя тайна и она умрет со мной. Да и опасно знать то, что стало известно мне. Сейчас я боюсь того, что мои дети и будущие внуки падут вместе с проклятой династией.
Ахилл был поражен переменой, которая произошла с его отцом. Он до этого всегда был верным сторонником царя и его династии. И то, что он говорил теперь, не укладывалось в голове молодого воина…
