Социоприматы

Бизнес – это не работа, это охота, только вместо шкур – сделки, вместо капканов – тендеры, а вместо копий – онлайн презентации. Здесь не просто предлагают услугу – здесь метят территорию. Не сотрудничают – а временно договариваются, чтобы потом всё равно перегрызть друг другу глотки. В кровь. И не конкурируют – а ведут холодную войну за клиента, рынок, внимание, капитал. Всё как в природе: слабые вымирают, сильные размножаются.

Тут каждый улыбается, но при этом точно знает, когда и куда воткнуть нож. Ничего личного – просто бизнес – мантра современного хищника. На деле – всё чертовски личное. Это никогда непрекращаемая битва эго, амбиций, территорий и ресурсов. Ты не просто хочешь выиграть – конечно же нет! – ты хочешь, чтобы другой проиграл. Чтобы почувствовал, как это – быть слабым, неуспешным, вне игры.

Это не про рост экономики – это про то, кто в этом квартале станет на один Range Rover ближе к верхушке пищевой цепочки.

Предпринимательство – это не фэнтези про созидание и прочую вдохновляющую высокопарную муть. Это умение наступить на горло конкуренту – раньше, чем он успеет сделать это с вами. Просто кто-то предпочитает называть это стратегией. Или, чтоб звучало благороднее, – искусством.

Какое нахрен искусство? Это гротескная корпоративная мясорубка, которая гордо зовётся прогрессом и инновациями – только вот запах свежей крови ловко перебит ароматом кофе из общего автомата. Так принято оправдывать природную хищность, втиснутую в узкий галстук и короткие штанишки по последней идиотской моде, которую, конечно же, нужно срочно копировать. Всем и немедленно.

Каждый стартап мечтает быть волком – прикидываясь невинным ягнёнком. А монополист – уже даже не волк, а жирный ленивый хищник из документалки: лежит, тяжело дышит и может одним зевком заглотить любого, кто покажется хоть сколько-нибудь вкусным.

И да, стартапы. Эти блестящие, вдохновлённые глаза, полные веры в то, что они меняют мир. Не смешите. Они меняют только маршруты власти и потоки денег. Потому что если не ты – то тебя. Правила просты: выживает не добрый, а быстрый, не вежливый, а хищный.

Софт скиллы? Пфф. Это просто новая форма камуфляжа. Улыбка – вместо рёва. Эмпатия – вместо удара в спину. Но если прислушаться внимательно, под всей этой шелухой всё равно звучит старый добрый хриплый вой: Моё!

Мы говорим маркетинг – а имеем в виду охоту с приманкой. Говорим позиционирование – а имеем в виду засады и захват плацдармов. Говорим бренд – а внутри всё тот же тотем племени, за который готовы драться до последнего байта.

Корпоративная культура? Это просто способ убедить хищников, что пастись в одном стаде выгоднее, чем перегрызать друг другу глотки на планёрке – прямо с утра.

Бизнес давно превратил агрессию и ранговую борьбу в игру, где побеждают те, кто умеет быть хищником – без крови на стенах. Всё, что мы сегодня называем успехом, – очередной трофей в коллекции современного охотника с ноутбуком.

А политика? Это просто изысканное искусство улыбаться, пока точишь нож. Не обманывайтесь: это всё тот же ринг – только сцена богаче, костюмы глаже, речи напыщеннее. Дипломатия, саммиты, протоколы – театральный реквизит в древней игре влияй, доминируй, продавливай. Мы зовём это мирным процессом, но каждый договор – это шахматная атака, а каждая встреча – замаскированный раунд схватки. Когти сменили пресс-релизы, клыки – санкции и экономические удавки. Но суть осталась прежней: борьба за территорию и статус – просто с дипломатической сервировкой.

И вот они, архитекторы смыслов – культура и искусство!

Звучит благородно, даже возвышенно, но по сути – это просто аренда полота для выплеска внутреннего зверя. Художники, музыканты, писатели – приручённые дикари, сменившие палицы на кисти, клавиши и перья. Всё просто: накопленная энергия – ярость, боль, тревога – требует выхода. А общество, вместо того чтобы бежать в рассыпную, дарует им выставочный зал.

Хочется закричать от боли, сжечь всё дотла, выть на Луну? Пожалуйста. Только делайте это через мольберт, микрофон или книжную обложку. И да – иногда за это ещё и платят.

Картина на стене? Это не просто мазня маслом, а метафорический вопль: Смотрите, я горю. Музыкальный хит? Та же истерика, только на мажорной ноте и с приличной оркестровкой. Книжный бестселлер? Это манифест внутренней тьмы, расщеплённый на главы, оформленный в суперобложку и выданный за культурный вклад.

Всё честно: общество получает безопасную порцию чужого безумия, автор – канал для личной психотерапии с мутной перспективой гонорара.

Но не обольщайтесь. Искусство – это не утешение, а чистая sublimation по Фрейду: хищник просто надел фрак и вышел на сцену. Это не значит, что он перестал быть хищником. Это значит, что он научился рычать в рифмах. И чем яростнее внутренний зверь – тем громче аплодисменты.

Мы говорим гений, когда видим, как кто-то мастерски выплеснул свою тьму на полотно или в музыку. Но за этим всегда стоит боль, злость, обида или страсть – всё то, что мы боимся признать в себе и предпочитаем рассматривать со стороны, в красиво упакованном, эстетическом виде.

Вот почему почти все великие художники и литераторы были слегка – а иногда и вовсе не слегка – сумасшедшими. Потому что внутри них постоянно шла война. Они просто научились превращать свои сражения в искусство. Их холсты – поля сражений, стихи – фронтовые дневники. Каждый мазок, аккорд, абзац – как след когтей, только вместо крови – эстетика.

И публика в восторге: Как глубоко! Как чувственно!

Да, глубоко. Да, чувственно. Но в эти глубины не каждый рискнёт заглянуть.

Мы любим искусство – потому что оно даёт нам легальный способ прикоснуться к чужой боли, не расплачиваясь своей. Безопасный флирт с хаосом. Читаешь роман – и он прожигает тебя, как ожог. Но ты в тапках, под пледом, рядом чай, никто не угрожает и ничто не ломает тебе жизнь.

И это, чёрт возьми, роскошь! – заглянуть в бездну, не падая в неё.

Творец упал за тебя.

Он мучился, кричал, сорвался, может, разбился – но прежде чем исчезнуть в безвременье, успел отправить тебе открытку с самого дна.

Чертовски красивую.

И всё это – тоже часть той самой грандиозной системы перераспределения агрессии. Механизм внутренней канализации для самых опасных порывов и разрушительных импульсов. Это способ разложить озлобленность по палитре, усмирить боль абзацами, укротить хаос через структуру. А заодно – хищно, но элегантно – монетизировать свою личную темницу. Свою внутреннюю тьму.

Не хочешь драться? Горлань песни. Не умеешь орать? Проектируй здания. Создавай интерьеры. Придумывай костюмы. Лупи по холсту, пиши до кровавых мозолей, разбивай парки до боли в коленях, качай железо, рви мышцы, сотрясай мир, танцуй с отчаянием, сражайся с пустотой, врывайся в тишину – и, глядишь, станешь гением.

Или хотя бы попадёшь в какой-нибудь каталог.

В этом и есть магия цивилизации: не убить зверя, а дать ему сцену. Пусть ревёт, пусть рвёт, пусть мечет, но в рамках выставки, альбома, книги. Пусть танцует, пусть бушует, пусть крошит, но только так, чтобы никому за это не прилетело.

И вот тогда мы называем это культурой.

Но не обманывайтесь: зверь внутри всё ещё жив. Свеж, бодр, голоден – как любой хищник, почуявший слабость. Но цепь может лопнуть в любой момент – и тогда здравствуй, хаос. Этот зверь – не враг. Он – мы. Мы его не приручили – мы просто пристегнули к нему манишку и научили держать вилку.

Цивилизация – это хорошо продуманная дрессировка. Культура – это поводок. А криминальные новости – список тех бедняг, у кого он сорвался первым.

Так и живём. Хищники – в театре. Демоны – на зарплате. Агрессия – под ключ. Культурные. Воспитанные. Якобы ручные.

Но если прислушаться… под шелестом заголовков, под светом витрин, под голосами экспертов всё ещё слышно дыхание зверя. Глубокое. Ритмичное.

Он ждёт.

Себялюбие

Знаете, чем человек отличается от льва, например? Нет, не интеллектом – с этим у нас как раз всё крайне неоднозначно. И уж точно не благородной душой, как любят наивно повторять современные философы. Даже кошки умеют сочувствовать искреннее. Наше подлинное достижение – это изобретение морали. Не обнаружение её в себе, не просветлённое открытие во мхах мироздания, а именно – выдумка, самопальная конструкция, наспех склёпанная из культурных обломков, как дурацкий DIY-проект на выходные. Как колесо, пенициллин или новогодняя гирлянда из макарон.

Потому что без неё мы не были бы ни королями джунглей, ни победителями эволюции, а остались бы всего лишь недоделанными приматами – шумными, нервными, склочными и склонными к бессмысленному насилию. Ни тебе царственности, ни победы в эволюционной гонке. Так, двуногие тупые клоуны, хаотично истребляющие друг друга ради удовольствия и случайного преимущества.

Вглядитесь в нас трезво (если сможете): мы, беспомощные Homo sapiens, с зубами, не способными справиться даже с чёрствым багетом, и когтями, разве что пригодными для чистки цитрусовых. И всё же – несмотря на эту вопиющую биологическую несостоятельность – мы не просто умудрились как-то выжить, но ещё и построить цивилизацию.

Как?

Элементарно: мы вылепили из воздуха мораль. Ту самую, искусственную, накладную, которая должна удерживать нас от погружения в пещерный хаос. Вместо клыков – возлюби ближнего, вместо когтей – не убий, вместо ядовитой слюны – этика и альтруизм, пригодные для ношения в светских кругах.

Естественная мораль? Да её в нас от природы – с гулькин клык. И то, если эволюция к кому-то особенно благоволила. Стоит снять эти декоративные панцири под названием законы и правила – и мы с радостным урчанием вернёмся к привычному: рвать друг другу глотки за еду, территорию или условный лайк от условного социопримата. В отличие, впрочем, от львов, которые убивают строго по необходимости, мы делаем это, по большей части, от скуки и эволюционной зевоты.

Животным проще: убил, съел, размножился. Прямая, как кишка, логика. А у нас? Жалкое тело, слабое зрение, хрупкие кости, но… – сверхразвитый энергоизбыточный мозг, который вместо того, чтобы спасать шкуру, занят философским страданием по поводу кто прав, кто виноват и почему все такие сволочи.

Мы были на отличном треке к званию самого несостоятельного вида на планете – пока однажды не изобрели универсальное поведение-спасатель: страх. Его мы ловко замаскировали под абстракции, запихнули в блестящие коробочки с этическими ленточками и стали выдавать за духовные ценности. Без этого ноу-хау нас, двуногих трясущихся выскочек, давно бы вымарали из пищевой цепи как несостоявшийся эксперимент.

Религия? Прекрасный инструмент, чтобы держать голову опущенной – не из смирения, а из инстинкта самосохранения. Её придумали вовсе не для того, чтобы возлюбить ближнего, а чтобы ближний не вмазал тебе по темечку, пока ты задумчиво моргаешь. Альтруизм – дрессировка души послушного дурачка: ты радостно горишь на алтаре чужих целей и амбиций, искренне считая это подвигом. Национализм – для тех, кто хочет дружно, с флажками, кричать Мы – лучшие!, строго по расписанию и с мандатом сверху.

И весь этот парад идеалов – героизм, патриотизм, самопожертвование, священный долг, гражданская сознательность, национальная гордость… – это не столько украшения нашей морали, сколько решётки, за которыми мы прячем настоящего себя. Потому что внутри каждого приличного гражданина сидит дикий психопат, и единственный способ не дать ему выйти – посадить над ним маленького внутреннего надзирателя.

С трескучими лозунгами, наборами цитат из Конституции, голосом как у школьного завуча и лицом святого – всё это крайне желательно.

Древние быстро смекнули: чтобы толпа не превратилась в орущую биомассу с горящими факелами, ей нужен поводырь. Свод правил. Или хотя бы табличка не влезай – убьёт. Проще говоря, инстинкты следовало приручить. Одомашнить. Обуздать. Накинуть на них поводок, как на бешеную собаку, и назвать это нравственностью.

Законы Хаммурапи не заморачивались полутонами – всё максимально по- человечески: не лезь, куда не звали, если не хочешь огрести между ушей. Педагогика в чистом виде. Всё как с детьми: вместо гладь только пушистых котиков, солнышко – говорят не трогай горячую плиту, идиот.

Когда разгорелась первая грызня за место у костра – где чьё мясо, кто первый кусает, кому достанется кость – Моисей торжественно спустился с горы и раздал Десять заповедей. Где-то рядом буддисты подбросили Дзен – чтобы хоть кто-то в этой вечной свалке тихо сидел и молча медитировал.

А чтобы внушить этой нравственной инженерии священный флер, добавили божественный ореол: отлили статуи богов, выдумали героев, написали эпосы, наваяли саги, сколотили храмы. Мораль водрузили на пьедестал, чтобы видно было из любой пещеры – вот, мол, к чему следует тянуться.

Так и родилось общество: строгое, многослойное и гениально простое. Где каждый знает своё место. Верхи строго смотрят вниз – с высоты балконов и мраморных колонн. Низы тянутся вверх – за пайкой, идеалами или просто по привычке.

Эгоизм, альтруизм, патриотизм, эмпатия… Все эти слова звучат красиво, почти музыкально – но в сущности, это ярлыки, переклеенные на давно просроченные инстинкты. Мы просто пытаемся придать им более презентабельный вид.

Вот, к примеру, любовь к себе. На рекламном фасаде – путь к просветлению, самопознание, принятие, внутренний лотос и всё такое. А по факту – всё тот же старый добрый инстинкт самосохранения, просто обёрнутый в цитаты и формулировки от наставников по ежемесячной – и нехилой! – подписке. Или как их теперь зовут?

Коучи? Менторы? Старшие товарищи с заоблачным прайсом на самом видном месте?

А самооценка – это ваш личный PR-отдел, который круглосуточно убеждает вас в том, что вы не просто ценны, – вы незаменимы. Космос обязан вращаться вокруг вас, как будто это священная константа бытия.

Как только вы это проглотили, начинается весёлая игра под названием выжми из жизни всё, но светись как просветлённый. Вы уже не просто человек – вы центр мира, его альфа и омега, двигатель прогресса и хранитель смысла. Любовь к себе становится карьерной стратегией: главное – собрать как можно больше бонусов, не уронив при этом улыбку. Это уже не инстинкт, а эгоизм с корпоративной айдентикой – с планом роста, нормативами по счастью и бейджиком лучший сотрудник месяца, который вам торжественно вручает ваш внутренний нарцисс.

Из этой великой, самодовольной любви к себе – самолюбия – рождаются целые философии. Все с гордо поднятой бровью, каждая с претензией на уникальность, но по сути – как яйца в лотке: одинаковые, хоть тресни.

Эгоизм? Это когда вы ставите себя на пьедестал и вешаете над ним прожектор, чтобы никто, упаси Боже, не прошёл мимо вашего сияния. Эгоцентризм? Тут уже монодрама: вы и режиссёр, и главная звезда, и зритель, рыдающий на финальных титрах от собственной гениальности.

Эгоизм – ваш тайный союзник. Он склоняется к вам и шепчет: Сначала ты. Потом, может быть, остальные. Только не забудь. Эгоист не видит в людях друзей или врагов – только функции. Ресурсы. А нередко – помехи. Его кредо простое и безукоризненное, как и главный закон жизни: либо ты, либо тебя. И неважно, как это выглядит со стороны – пока работает. Вот где курьёз: эгоизм способен быть полезным. Почти терапевтичным. Особенно в мире, где каждый норовит воткнуться в вашу розетку без предупреждения.

Умение сказать нет – уже не черта характера, а акт экзистенциальной гигиены. Потому что, когда вас видят как бесплатную электростанцию, отказ – это не грубость, а профилактика. Такой эгоизм – не порок, а внутренний тренер: сначала больно, потом спасительно. Он не уговаривает и не льстит – он просто вырывает из чужих рук ваш последний процент заряда.

А вот эгоцентризм – это уже эгоизм в лакшери-упаковке. Отточенный, как кристалл. Концентрат любви к себе. Человек в этом режиме всерьёз уверен: мир существует ради него – и не утруждает себя сомнениями. Ему не нужно добиваться внимания – он его требует, как бокал воды в ресторане, и с той же ненавязчивой уверенностью. А чужие усилия? Это, простите, коммунальные услуги: Разве это не включено в стоимость моего величия?

Разница между эгоистом и эгоцентриком до смешного очевидна. Эгоист хотя бы честен: мне плевать на вас, и я даже не притворяюсь. Он пройдёт мимо ваших бед с ледяным не мой цирк, не мои клоуны – и не моргнёт. А вот эгоцентрик… он не откажет, нет. Вы – оптический эффект от его собственного сияния: он просто не поймёт, что вы вообще существуете.

А альтруизм с эмпатией? Давайте без комедии. Это давно уже вывески, за которыми скрываются утончённые формы того же душевного эгоизма. Забота о ближнем – как стратегия личного обаяния. Спасение домашних зверушек – ради лайков. Доброта – как инвестиция в эмоциональный капитал. Вся эта забота – не что иное, как хорошо продуманный самопиар.

Альтруизм, особенно его лакированная, бескорыстная версия, – это такая карусель тщеславия, что даже прожжённые циники замирают на пару секунд в благоговейном ужасе. Снаружи – райский микс из доброты, эмпатии и заботы, украшенный зонтиком и вишенкой. Но стоит чуть копнуть – и под слоем сиропа обнаруживается жёсткая арматура из прямолинейной нужды в самоутверждении.

Всё как положено: крепко, грубо, по лбу.

Если ваше эго разрослось до размеров небольшой горной гряды, альтруизм становится идеальной возможностью поиграть в местного мироустроителя. Милости и благодеяния раздаются с видом вселенского владыки: Смотрите, какие хрупкие, но очаровательные создания! Я снизошёл до вас. Помогли соседу – и тут же внутренний хор трубит фанфары: Я не просто хороший человек. Я – живое доказательство, что человечество ещё не безнадёжно.

Добродетель как самопиар. Великодушие как форма доминирования. Эдакая моральная вертикаль, где вы, разумеется, на самой верхней ступени – с видом на всех остальных.

А если самооценка у вас на уровне неудавшегося сырника – альтруизм превращается в утончённую форму попрошайничества. Дешевую попытку выплакать хоть крохи признания. Бескорыстная помощь? Пф. Это отчаянный зов: Заметьте меня!

Оцените! Полюбите хоть кто-нибудь, пожалуйста! Я вытер вам слёзы – неужели никто не заметил, как это было трогательно? Вы ухаживаете за чужими ранами, тихо надеясь, что кто-нибудь вдруг залатает ваши. Ваша щедрость – это тонкий, скулящий шантаж: Я так стараюсь быть хорошим, почему же меня никто не любит?

И когда никто не хлопает, вы замираете с внутренним криком: Что я делаю не так? – и с ощущением, будто кость отняли даже не дав понюхать.

Бескорыстие – это как единорог: все о нём говорят, но никто не ловил его за гриву. Сказочка для морально впечатлительных: даже если вы клянетесь, что творите добро просто так, где-то внутри обязательно поцарапает крошечная, мерзкая мысль: А где моё 'спасибо', чертовы неблагодарные ублюдки?

И вот оно, разочарование: благодарность не поступила, дивиденды в виде одобрения не пришли, лайки не капают. Здравствуй закрытый клуб разочарованных альтруистов. Пароль – горечь и печаль. Абонентская плата – ваши невысказанные обиды.

Почётный резидент – вы сами, с медалью За незамеченную святость – на шее.

Взаимный альтруизм – это не акт милосердия, а эволюционный мастер-класс по сделкам с отсроченной оплатой: ты – мне, я – тебе, но с выражением вечного братства на лице. У зверушек всё честно: вычесал приятелю вшей – завтра он прикроет от когтей хищника. У людей схема та же, только паразиты стали символическими: не блохи, а статус; не когти, а токсичные начальники, навязчивые друзья и стратегическая родня.

Мы продолжаем вычёсывать друг другу социальную шерсть – только теперь с выражением одухотворённости и гуманистическим хэштегом на лбу. Всё держится, пока есть вера в возврат инвестиций.

Проблемы начинаются, когда отдача исчезает из уравнения. Когда в ответ – вежливая тишина, дежурная улыбка или, в лучших традициях морального шантажа, укор: настоящий хороший человек отдаёт просто так, ничего не ожидая