Школьный детектив, или Подарок ко дню Учителя

– В шахматы сыграем? – предложил папа. Обычно я всегда охотно соглашался, но в этот раз буркнул «мне еще портфель собирать» и закрылся в своей комнате.

Я наврал: портфель был уже собран. Я открыл его, достал «детективную» тетрадь и опять молча уставился на гоночную машину. Когда-то, когда Макс в первый раз дал мне тетрадь, казалось, что машина летит с бешеной скоростью. В прошлый раз я сомневался, едет она или стоит. А сейчас был на сто процентов уверен: машина застыла как вкопанная и с места ее не сдвинешь, хоть тяни на буксире!

«Ну как же так, – думал я. – Ведь кто-то это все-таки сделал!» Я никогда не дружил с Козловым, в первую очередь из-за того, что слышал, как он ругается матом. Но теперь он мне был даже симпатичен, и было по-настоящему жаль его и его маму. Интересно, а я бы смог вот так встать и сказать: «Это я сделал» только для того, чтобы не плакала девочка, на которую все накинулись? Мне казалось, так только в старых книгах про пионеров бывает. А вот надо же, не только в книгах… Тут мне вспомнилась Лена Харитонова, как она попросила: «Ты если найдешь, кто правда это сделал, то сразу скажи, ладно?» Может, она до сих пор на меня надеется…

Я думал про Харитонову и продолжал разглядывать обложку тетради, не желая открывать ее и видеть наш дурацкий список. В какой-то момент мне почудилось, что машина все-таки движется. Я усмехнулся сам себе: «Совсем крыша поехала!», но тут меня как током ударило: я понял, что именно мне напомнил тогда этот автомобиль! Боясь упустить свою мысль, как скользкую рыбу, которую ухватил руками под водой, я стал напряженно восстанавливать в памяти все, что было связано с этим моим воспоминанием. Одновременно меня начало охватывать какое-то странное ощущение. Это было чем-то, похожим на радость, которую я обычно испытываю, когда, наконец, удается решить трудную задачу. Но тут же, рядом с этой радостью, точнее пока только намеком на радость, подмешивалось еще что-то другое, очень неприятное и даже противное. Помню, однажды я сам себе разогрел прямо в кастрюле на огне кашу. Каша была моя любимая – рисовая молочная, сладкая. И хоть огонь (по моему мнению) был маленький, каша все равно подгорела. Причем почернела она только у самого дна, но привкус появился во всей каше. Помню, я бухнул туда еще несколько ложек сахара, но так и не смог ее есть …

Я встал, прошелся по комнате. Самые разные моменты, обрывки фраз, сцены на переменах, наши «совещания» и всякие мелкие и вроде бы ничтожные детали, даже эпизоды из стрелялок Макса – все, что произошло начиная с прошлого понедельника, само собой стало сплетаться в моей голове в одну общую и совершенно простую «косичку». Пазлы из бесформенной кучи постепенно укладывались в абсолютно четкую картинку. Не хватало только одного пазла… Тут меня осенило. Я достал свой фотоальбом, вынул оттуда общую фотографию класса, когда мы выпускались из начальной школы, и положил ее в портфель.

…Я почти не спал всю ночь. Самое плохое, что выводило меня из равновесия, – это вопрос «и что теперь будет?» Что мне делать со своим открытием? Утром я встал в отвратительном настроении. Мама посмотрела на меня и спросила:

– Ты не заболел?

– Нет, просто не выспался.

– Ну, ты смотри, если правда плохо себя чувствуешь – может, не надо в школу идти?

– Надо! Обязательно надо, мам…

С утра я заглянул на школьный двор, но он был пуст: погода уже не та. «Так я и думал», – сказал я сам себе и пошел на уроки. Не помню даже, как прошел этот день. Макс о чем-то говорил со мной, пытался развеселить, но напрасно. Один раз у меня мелькнула мысль: «Может, сказать сейчас?», но тут же ее оттеснила другая, более крупная и тяжелая мысль: «Последний пазл!»

После уроков Макс предложил:

– Хочешь, пойдем ко мне?

– На совещание? – я грустно ухмыльнулся.

– Да ладно тебе, забудь и не переживай! Найдем, чем заняться.

– Хорошо, ты только подожди меня минут десять, ладно?

– Ладно…

Я побежал опять на школьный двор. Там, как обычно, гуляла малышня, то есть первоклашки в продленке, кого не сразу забирали домой. После дождика рисунки на асфальте изрядно пострадали, но все-таки, слава богу, сохранились. Я подошел к ребятам – девочке и мальчику, которые сидели на корточках с мелками, постоял минуту и сказал:

– Здорово рисуете!

Они покосились на меня, но ничего не ответили. Я присел рядом на корточки и произнес:

– Я раньше тоже мелом рисовать любил. Только я так не умел, как вы. Это ты сам нарисовал? – обратился я к толстоватому мальчику, показав ему на тот самый автомобиль, который я заметил еще при разговоре с Харитоновой.

– Нет, мне старшеклассник помог.

– Он не старшеклассник называется, – вмешалась девочка с двумя бантиками, – старшеклассники совсем большие, как взрослые! Он примерно как ты был…

Я достал фотографию класса и показал им обоим:

– Найдете здесь его? Правда, он сейчас немножко постарше, но не сильно изменился…

– Вот этот! – первая ткнула пальчиком девочка.

– Да, он! – подтвердил мальчик. – А зачем ты его ищешь?

– Хочу попросить, чтоб он и меня научил так машины рисовать. Кстати, он у тебя мел взял да так и не отдал?

– А откуда ты знаешь? – удивился толстоватый мальчик.

– Знаю.

– Да он только половинку отломил, я ему разрешил, мне не жалко…

Я встал и показался сам себе Гулливером по сравнению с ними.

– Ну ладно, рисуйте…

***

– Угощайся! – Макс опять поставил передо мной корзину с уже новыми печеньями. Это были мои любимые, овсяные, но я не притронулся.

– На, забирай! – я протянул Максу наше «Дело об испачканном стуле».

Макс тактично не стал ерничать, молча взял тетрадь, потом со вздохом открыл ее и тут его брови удивленно поднялись:

– Опа!.. Решил, как говорится, на этом деле «крест поставить»?

Это он так сказал про огромную жирную букву «Х», начертанную мной поверх всего списка. Макс продолжал:

– М-да, жаль, прикольно было бы, если б нашли… Но ладно, будут у нас дела и поважнее! Все-таки ты не прав, не надо было весь список зачеркивать: ведь кто-то это сделал!

– Макс, может, хватит?

– Что хватит?

– Бред нести. Ты знаешь, кто это сделал. Его нет в списке.

– В смысле? Ром, ты что? Откуда я знаю?

– Макс, прекрати!

– Да что прекрати-то? Постой, так ты догадался?! Во дает! Ну и кто же?

– Ты!

Я уже почти кричал. Но Макс держался спокойно, только печенье жевать перестал:

– Ром, ты с ума сошел. Ты же знаешь, меня не было в тот день в школе. И что я, дурак, с Бабой-ягой связываться?

– А завуч тут вообще ни при чем.

Хладнокровие Макса заразило меня, и я взял себя в руки, перестал кричать.

– Слушай, я тебя вообще не пойму. А кто тогда при чем? И как я, по-твоему, это сделал?

– Ты хочешь, чтоб я все рассказал тебе?

– Да, очень хочу!

– На самом деле стул ты приготовил для математика. Ты понял, что опять из-за него останешься без сотового, потому что теперь пятерку за четверть, считай, потерял из-за двойки за домашнее задание. Я думаю, тебе эта мысль, отомстить ему, пришла, когда ты играл в свою стрелялку и возвращал себе «жизни». Только потом все пошло не по плану, ты же не мог знать, что математик заболеет…

Макс уже совсем забыл про печенье. Он смотрел, как загипнотизированный, мне прямо в глаза и менялся с каждой секундой, с каждым словом, услышанным от меня. Он попытался спросить все тем же бодрым тоном, но голос был как будто не его:

– И когда же, ты считаешь, я изрисовал стул?

– Как когда? В субботу, конечно! У вас же репетиция тогда была, Ирина сама сказала! Ты взял ключ – может, тебя посылали за ключом от актового зала или… не знаю, во всяком случае учительская по субботам бывает открыта, и сделать это совсем не трудно, – потом прошел в кабинет, спокойно открыл его – школа-то пустая почти, тебя никто не видел! – и сделал все быстро. Я думаю, за минуту или две, не больше, ведь так?

Макс уже не пытался сохранить свой бодрый тон. Наш разговор стал похож на какую-то дуэль, и теперь он сделал «выпад»:

– Если бы я захотел отомстить математику, я бы что-нибудь поинтереснее придумал. И не так, чтоб меня заподозрили!

– А тебя и не могли заподозрить. Испачкаться он должен был по твоему плану на первом уроке в понедельник, то есть вообще не в нашем классе. К тому же ты уже точно знал, что в понедельник будешь в поликлинике. Ну, а насчет поинтереснее… Может, и придумал бы, но до этого в пятницу ты случайно увидел, как первоклашки рисуют мелками в школьном дворе, ведь так? Кстати, пацан, у которого ты попросил мелок, тебя запомнил.

Это было последней каплей! До этого никогда в жизни я не видел, чтобы люди так сильно краснели прямо на глазах. Передо мной как будто сидел уже не мой друг Макс, а чужой мне человек. Он уже не спорил, не изображал из себя непонимающего, а с нескрываемой ненавистью произнес:

– Ну и что? Дальше-то что? Доволен? Да никому никакого дела уже давно нет до этого стула! Это тебе одному неймется, медаль на шею захотелось! Ты зато очень хороший! Ну беги, закладывай друга!

– Друга?! – тут я не выдержал и почувствовал, что голос дрожит, а в горле как будто мешается комочек. – Кто бы говорил! Да если б ты меня другом считал, ты бы не делал из меня дурака все это время! А я-то обрадовался, когда ты мне позвонил и сказал, что будешь помогать! Ты ведь специально стал со мной вместе расследовать, чтобы путать меня! Я, как осел, уши развесил и слушал все твои «версии». А в это время Козлова ни за что из школы приготовились выгонять.

– А ты хочешь, чтобы меня выгнали? Значит, тебе Козлов дороже меня? Ну, иди, иди скорей, Шерлок Холмс несчастный! Все равно ничего не докажешь!

– Да пошел ты, Макс!.. Не буду я ничего доказывать и с тобой дружить тоже не буду!

Я больше ничего не сказал, быстро оделся и пошел домой. Чтобы прогнать слезы, которые сами просились из глаз, я ускорил шаг – последний раз я ревел года три назад, и теперь мне было за себя стыдно.

«Предатель!» – стучало у меня в голове про Макса, и тут же вдогонку: «Дурак!» – это уже про себя. Ведь если бы он не был моим другом, если бы я не верил ему, я бы, может, сразу раскусил его! Почему он так упулился тогда в компьютер, несмотря на интересную новость? Да просто боялся выдать себя, делал вид, что ему безразлично! А как он играл со мной, как с идиотом – записку диктовал для Артемовой, зная на сто процентов, что это не она. Старшего следователя из себя строил, тетрадь не пожалел!

Тут я усмехнулся неожиданной мысли: а ведь если бы не тетрадь с гоночным автомобилем, я бы, возможно, никогда и не догадался бы! Так что не такой я гениальный, это благодаря Максу все получилось! Когда же я мог заподозрить его? Когда он с ходу «угадал» ключ от кабинета математики? Или когда рассказывал, как надо мстить в его компьютерной игре? А может, когда он сказал, что виноватым обычно оказывается тот, на кого меньше всего думаешь?

Я шел и ругал про себя Макса, а в голову, как назло, стали приходить совсем неуместные воспоминания: как мы с ним дружили с первого класса, как во всех потасовках я точно знал, что у меня есть «телохранитель». Играю ли я в футбол, стою ли у доски или ставлю палатку в походе – я всегда знал: если рядом Макс, то все будет хорошо. И теперь у меня не стало друга. Можно сказать, единственного.

***

Даже не хочется вспоминать, как прошел остаток того дня. На следующее утро я вдруг увидел, что мама уже приготовила мне белую рубашку и красный (праздничный) галстук. Я вспомнил: ведь сегодня в школе будет концерт в честь Дня учителя, как раз где Макс должен быть ведущим! Поэтому, когда первый урок (это была география) начался, а его все еще не было, я искренне удивился, а Валентина Сергеевна даже заволновалась:

– Ром, а ты не знаешь, что с Бондаренко?

– Нет, откуда?

– Ну вы дружите вообще-то…

Ну вот, теперь так и будут мне про нашу дружбу напоминать, как будто издеваются! Прошло больше половины урока, когда дверь открылась и показался Макс:

– Валентина Сергеевна, извините, пожалуйста! Можно войти?

– А где ты был?

– У директора…

– Что случилось?

– Александр Петрович сказал, что сам вам потом все объяснит. Еще он Пантелеева вызывает…

– Что, прямо сейчас?

– Он сказал, прямо сейчас…

Плохо соображая, что происходит, я отправился к директору, постучался и вошел к нему в кабинет.

– Здравствуйте! Вы меня вызывали?

Александр Петрович сидел на своем месте, но когда я вошел, то пересел за маленький столик, стоящий впереди его стола, и указал мне на стул напротив. Мне стало легче: общаться так на самом деле было проще.

– Здравствуй, проходи, садись. У меня сейчас был Бондаренко Максим и все рассказал мне про стул. Он сказал, что, кроме тебя, об этом больше никто не знает. Это правда?

– Правда, наверное…

– Я сначала решил – раз ты обо всем знаешь, значит, вы вместе это придумали, но он клянется, что ты ни при чем, что только вчера тебе обо всем рассказал. Так?

Я опустил глаза и молча кивнул. Что мне оставалось? Честно рассказать, какой Максим подлец и как играл со мной все это время? Ну уж нет, это слишком…

– М-да, ситуация… прямо-таки подарок мне ко Дню учителя! В общем, Ром, я тебя зачем, собственно, позвал: давай договоримся, пусть это будет нашим секретом? Никому больше не надо об этом рассказывать, ладно? С Екатериной Викторовной я поговорю сам. С мамой Козлова тоже. Обещаю, что все будет хорошо, главное – чтобы ты не проболтался. Сможешь?

– Смогу… Можно идти?

– Можно.

Когда я уже встал и направился к двери, он остановил меня:

– Постой секунду. Я вот думаю, раз он тебе в таком деле доверился, ты, наверное, настоящий друг, да?

Я не знал, что ответить, только пожал плечами.

– Я вот что хотел тебя попросить: ты ведь знаешь, сегодня праздник, Максим будет ведущим. А в состоянии он сейчас находится, я тебе скажу… Не позавидуешь… Честно говоря, я до сих пор не представляю, как ему духу хватило. В общем, поддержи его, пожалуйста, раз вы друзья, обещаешь?

Я посмотрел на Александра Петровича и даже приоткрыл рот, чтобы выдавить из себя «Обещаю!», но так и не смог, а только вздохнул и молча вышел из кабинета.

Все уроки мы с Максом даже не смотрели друг на друга. Потом его позвала Ирина, а я вместе с классом занял место в зрительном зале. Зал у нас был что надо: этим летом сделали ремонт, стало не хуже, чем в театре!

По сигналу Ирины все захлопали, и сбоку из-за кулис на сцене появился Макс. Он был очень бледным, хотя обычно чувствует себя весьма уверенно на таких мероприятиях. На первом ряду сидели директор, Екатерина Викторовна и другие учителя. Было заметно, как Макс сначала посмотрел на них, а потом уже в зал, словно выискивая кого-то. Аплодисменты прекратились, наступила пауза. Макс подошел к микрофону, стал поправлять его, как будто ему было тяжело произнести первую фразу и он выгадывал лишние секунды, чтобы собраться с силами. Макс опять посмотрел в зал, и в этот момент моя рука внезапно поднялась, и я привстал с места. Он тут же увидел меня, едва заметно кивнул и произнес достаточно твердым голосом:

– Мы рады приветствовать наших любимых преподавателей и всех гостей в зале! Начинаем концерт, посвященный Дню учителя!