Школьный детектив, или Подарок ко дню Учителя

– Пиши, пиши, куда деваться, ты ж тоже в класс заходил, правильно?

Я написал свои фамилию и имя: Пантелеев Роман. Хоть я при этом и улыбался, но почему-то в тот момент мне показалось, что от этого наше расследование стало намного серьезнее и ответственнее.

Мы составили список и посмотрели друг на друга.

– И что теперь? – спросил я Макса.

– Теперь? Ну, теперь… его надо сужать…

– Как?

– Ну, как, как… Вычеркивать лишних, вот как! А ты как думал, ножницами по краям обрезать, что ли?

Мы слегка растерялись, и тут пришла на выручку мама Максима, которая позвала нас обедать. Я стал отказываться, но Макс сказал заговорщицки:

– Ром, давай пообедаем, а то нам еще много учить…

Я с удовольствием пообедал, но из списка в тот день мы так никого и не вычеркнули.

***

На следующий день, в среду, у нас была литература третьим уроком. Екатерина Викторовна вела себя как ни в чем не бывало, только когда стала садиться за учительский стол, быстрым взглядом проверила сиденье. «Наверное, это теперь будет ее привычкой», – подумал я. Про сочинение она сказала, что оно – по желанию, для тех, кто хочет дополнительную оценку.

После уроков был классный час. Валентина Сергеевна, наш классный руководитель и одновременно географичка, начала с главного:

– Меня огорчает в этой ситуации вот что. Я уверена: – кто-нибудь знал, что Алеша собирается сделать, или видел, когда он изрисовывал стул. Но никто не остановил его, не предупредил завуча. Наверное, интересно было посмотреть, чем все закончится, как будет весело. Ну и что, весело получилось, как сами считаете?

Все молчали, да и что тут скажешь?

– Я вам сама отвечу: получилось совсем не весело. Екатерина Викторовна сначала вообще отказалась вести уроки в нашем классе. И так бы, может, и сделала, если бы Козлов не признался и не извинился. Хотя, Алеш, знаешь… – обратилась она к Козлову, – я согласна с Екатериной Викторовной: совсем не похоже, что ты себя чувствуешь виноватым.

«Ну разумеется, – подумал я, – он и не может чувствовать себя виноватым, потому что этого не делал!»

– А что теперь ему будет? – спросил Женя Боровиков.

– Директор сказал, – так как Алеша сам признался, отчислять за хулиганство он его не будет, но родителям рекомендует обратиться в школу по своему месту жительства. (Козлов недавно переехал в новую квартиру в другой район города). Тем более, если правда Алеша не считает себя виноватым, значит от него можно ожидать еще чего-нибудь эдакого… Вы уже взрослые и должны понимать: за свои поступки надо отвечать. Этот случай будет уроком для всех вас.

Пока шел классный час, я, как заправский следователь, незаметно рассматривал по очереди всех ребят. «Если не Козлов, то кто? – не выходило у меня из головы. – И зачем он тогда признался? Что за дурацкий подвиг?» Легко сказать, «сужать круг подозреваемых»! Вот он передо мной, круг этот, дальше-то что? В детективных рассказах, которые я читал, опрашивали свидетелей, которые всегда вспоминали что-нибудь важное, был конкретный мотив, заинтересованные лица… А кто нам с Максом на наши вопросы отвечать будет? Пошлют куда подальше, и весь разговор! Мотив же простой: мы все недолюбливали завуча, отомстить ей за вредность – у каждого найдется, что припомнить – вот тебе и мотив… М-да, нелегкая работа сыщика…

Неожиданно мои раздумья были прерваны упавшей на парту запиской. «Я знаю, кто это сделал!!!» – было там написано, и я сразу оглянулся на Макса. Он многозначительно подмигнул мне и приложил палец к губам, как будто я стал бы на весь класс спрашивать у него. Во дает! Пока я из себя сыщика изображаю и жалуюсь на трудности, человек взял да и догадался! После классного часа, встретившись на школьном крыльце, я сразу накинулся на Макса, но он проявил выдержку (а может, и вредность!) и стал говорить издалека:

– Ты про такую вещь, как почерк преступника, слышал что-нибудь?

– Ну, слышал. Ты что имеешь в виду?

– Не понимаешь?

– Не понимаю.

– Тогда вспомни, что произошло с тобой во втором классе на уроке труда.

Я остолбенел: он что, с ума сошел? Меня подозревает? При чем тут вообще урок труда во втором классе?

– Может, ты скажешь нормально, наконец?

– Ну как же! Ну вспомни, мы тогда к Новому году игрушки делали.

– Это когда я на кнопку сел?

– Ну конечно! А теперь вспомни, кто тебе ее тогда подложил? Причем это точно, Краснова тогда подтвердила, она видела.

– Рыбкин… – ответил я, и тут до меня дошло: Паша Рыбкин тоже был дежурным в тот день и в класс зашел даже раньше Козлова, вместе с Харитоновой. И почерк, хоть это уже не кнопка, действительно похож! Ну, Макс!.. Тем не менее я позволил себе усомниться:

– Нет, подожди, не спеши, – сказал я. – Во-первых, с тех пор уже четыре года прошло, и Паша больше ничего такого не делал. И потом, одно дело с одноклассником, а другое – с завучем… Да и вообще, не похоже это на него… У него литература – любимый предмет.

– У тебя на всех не похоже! – разозлился Макс. – Ну назови хоть кого-нибудь из класса, про которого ты сказал бы: «Да, вот на него похоже!»

– Не знаю. На Козлова похоже, но это не он. Слушай, Макс, может быть, нам пройтись по списку и каждого обсудить, какие у кого могли быть мотивы, вдруг это чья-то давняя ненависть к завучу, еще с прошлого года?

– Ну, так мы с тобой сто лет будем расследовать и все равно ничего не найдем. Ладно, я сейчас на репетицию остаюсь, так что сегодня без совещания. Вот, если хочешь, возьми себе тетрадку. Появятся мысли – записывай… Пока!

Я взял в руки нашу детективную тетрадь, посмотрел без особого энтузиазма на гоночную машину на обложке и тоже сказал: «Пока!»

Настроение было подпорчено: расследование зашло в тупик, Макс злится, а теперь еще отменилось наше второе совещание. Подумаешь, «репетиция»! Это наш школьный организатор досуга Ирина готовит представление для учителей. Она, правда, взрослая уже, в университете учится, но зовут ее все дети просто Ириной, без отчества. Во-первых, – она все-таки не учитель, во-вторых – так удобнее, а в-третьих – она явно не против. Участвуют в представлении ребята из разных классов, а Макс там типа ведущего. И вот, начиная с прошлой недели, у них теперь через день репетиции…

Дома за ужином мама спросила:

– Что получил сегодня?

– Ничего. А хотя нет – «пять» по английскому.

– Молодец. А чего ж грустный тогда?

– Да так, просто… Каникулы теперь не скоро, жалко.

– Кстати, встретила в автобусе маму вашей Лены Харитоновой. Ты знал, что Лена в лагере этим летом была?

Мне было неинтересно про это говорить – сам я летние лагеря не любил

(был один раз, не понравилось), – но из вежливости поддержал беседу:

– Да? Ну и как, она довольна?

– Представь себе, да. Между прочим, она там в одном отряде с Лешей Козловым оказалась. Они даже вдвоем в конкурсе по танцам победили, представляешь? Ром, ты меня слышишь? Ты что не ешь?

Я действительно перестал жевать и на несколько секунд застыл, глядя в тарелку с пельменями. Так вот оно что! Как же я сразу не догадался! Но кто бы мог подумать – скромница Харитонова и двоечник Козлов! Я скорее доел и побежал звонить Максу.

– Макс, у меня срочное сообщение!

– Что случилось! Нашел преступника?

– Нет, но я знаю, почему признался Козлов! Они, оказывается, дружат с Харитоновой!

– Что-то я не замечал… Да ну, брось, нашел пару! Даже смешно!

– Вот поэтому никто и не замечал, что смешно! То есть смеяться бы стали. Короче, они в лагере летом вместе были, там и подружились!

– Ну и что теперь?

– А то, что это он ее выгораживал!

– Типа, рыцарь, что ли? А стул, значит, она все-таки изрисовала?

– Да нет же! Точнее, я думаю, что не она, но ты бы видел, как на нее все накинулись из-за того, что у нее руки в мелу! Тогда казалось, – кроме нее и правда некому. Ну вот он и решил наврать, чтоб от нее отстали.

– Ну и дурак. Он что, думал, поругают и забудут? А с Харитоновой ничего страшного не было бы, жива осталась бы…

– Сам ты дурак! Ни про что он не думал, просто увидел, что она плачет – вот и сказал. Тем более, что его и так все сначала подозревали.

– Понятно. Ну и что это дает? Что Козлов герой? Кстати, теоретически он действительно мог сначала изрисовать стул, затем помыть руки, потом прикинулся, что ни при чем. А когда уже на Харитонову напали – тут у него совесть и проснулась! Так что ты его пока из списка все равно не вычеркивай, ладно?

– Ладно… Пока…

Ну вот опять! Только показалось, что «лед тронулся», а на самом деле все на своих местах. И все-таки этот маленький шаг помог мне собраться с силами, и я заново захотел найти настоящего виновного. Я взял нашу тетрадь, перевернул страницу со «списком подозреваемых» и написал: «План действий: поговорить с Харитоновой».

***

Я знал, что Харитонова приходит рано, и сам уже был в школе к ее появлению.

– Привет!

– Привет! – ответила Лена, явно не настроенная на разговор.

– Лен, можно у тебя спросить кое-что?

– Что?

– Расскажи мне все, как было утром в понедельник. Ну, когда ты в классики играла.

– Пантелеев, отстань!

– Вообще-то, я про Козлова хотел поговорить…

– А я тут при чем?

– Но ты же знаешь, он из-за тебя на себя наговорил. Не пачкал он никакой стул.

– А кто, по-твоему? Я?

– Пока не знаю. Но думаю, не ты. Слушай, Лен, его из школы выгоняют, тебе этого разве хочется?

– Я ему сама сказала, что зря он это придумал. А он говорит, его все равно выгонят, какая разница, из-за чего? А начнет теперь отказываться – точно не поверят.

– Вспомни, когда ты в классики играла, к тебе кто-нибудь подходил из наших?

– Краснова подходила. Сказала «ты как маленькая!». А сама тоже попрыгала… Настя Артемова тоже, по-моему, подходила, но просто постояла рядом. Больше не помню никого.

– Можешь показать это место?

– Пойдем…

Мы вышли во внутренний школьный двор. Эти дни стояла ясная погода, и на асфальтированной площадке хорошо сохранились квадратики с цифрами внутри, нарисованные синим мелом.

– Скажи, а ты как начертила, мел сразу убрала, не оставляла нигде? Мог кто-то кусочек отломить?

– Да он тут же на земле лежал. Рядом первоклашки рисовали, им дала на минуту.

Я посмотрел – поблизости действительно виднелись «шедевры» малышей: домики, цветочки, бабочки, и даже автомобиль, очень, кстати, недурно нарисованный.

– Можешь не смотреть, это все еще с прошлой недели осталось, а в понедельник только бабочку подрисовали. У меня девочка брала, она мне тут же обратно отдала, я помню.

– Ну ладно, спасибо…

– Ром…

Надо же! Уже не «Пантелеев»!

– Чего?

– Ты если найдешь, кто правда это сделал, то сразу скажи, ладно?

– Хорошо.

«Хорошо-то хорошо, да только мне твои бабочки с цветочками не помогли ни фига!» – подумал я и поспешил на первый урок, на математику.

Геннадий Николаевич начал урок с того, что раздал нам наши листочки со вчерашними самостоятельными работами. Всего было пять номеров, пятый я просто не успел сделать и получил «четыре». Я оглянулся на Макса: он с недовольным видом показал мне четыре пальца. М-да, математика в этом году явно посложнее, пока пятерок маловато. На следующей перемене Макс сказал:

– Блин, вот козел, опять придрался! Ну скажи, разве это честно – ты вообще последнюю задачу не делал, а я ее практически решил, только в уравнении запутался! И обоим «четверки»!

«Опять придрался» – это Макс вспомнил про двойку, которую поставил ему Геннадий Николаевич неделю назад. Получилось просто глупо: Макс забыл сделать домашнее задание, и когда математик стал его спрашивать, почему он пришел неподготовленным, Макс не удосужился ничего придумать, а так и ответил:

– Забыл!

– А в компьютер поиграть вчера ты, наверное, не забыл? – задал вопрос Геннадий Николаевич.

– Нет, это я никогда не забуду! – сказал Макс, зная, что его ответ понравится большинству из класса.

Обычно математик не свирепствовал, и очевидно, Макс надеялся, что будет двойка «карандашом», но в этот раз Геннадия Николаевича, видимо, разозлил его ответ, и вместо карандаша ему под руку подвернулась шариковая ручка…

Пока мы с Максом обсуждали оценки по самостоятельной, мы стали свидетелями одной сцены. К кабинету истории, где предстоял сейчас урок, приближалась группа девочек, в том числе Настя Артемова. Сзади шли мальчишки, среди которых был Денис Карчевский. Денис был, в принципе, нормальным пацаном, но иногда, особенно по отношению к девочкам, на него «наезжала дурь», как выражается мой папа. Вероятно, у него наступил очередной такой приступ, и он внезапно подскочил к Насте и изо всех сил даже не крикнул, а дико завизжал ей прямо в ухо, не хуже настоящей обезьяны-ревуна. Выбор Насти в качестве жертвы был понятен: ни разу за всю школьную жизнь она никого не ударила и была безобидной овечкой, даже обозваться толком не умела. Однако на сей раз она повела себя иначе: размахнувшись с неожиданной ловкостью своим портфелем, она чрезвычайно удачно опустила его на голову Дениса. «Ах ты, коза!» – выкрикнул он и приготовился нанести ответный удар, но тут раздался голос Разгуляева: «Атас, историчка!» Мы стали заходить в класс, а я подумал про себя, глядя на Артемову: «Надо же, всегда такая примерная, кто бы мог подумать!» Тут я поймал себя на мысли, что люди вообще часто оказываются совсем не такими, какими их все знают. Скромница Харитонова, например, танцевала на сцене в лагере (да я бы со стыда сгорел!), «неблагополучный» Козлов совершил очень даже благородный поступок, а «пример для всего класса» Артемова, оказывается, способна на драку. А вдруг ей иногда надоедает быть пай-девочкой и хочется чего-нибудь «такого»? Я вспомнил слова Харитоновой, что в то утро во время игры в классики к ней подходила и Настя тоже. Потом перед глазами встала еще свежая в памяти сцена, как директор спрашивал, кто снимал учительский стул и как заплетался язык у Артемовой, когда она отвечала ему. Правда, она сама подошла к нему с протянутыми ладонями, но ведь это известный прием злоумышленников: лучшая защита – нападение…

Я с трудом дождался конца истории и на перемене поделился своими соображениями с Максом.

– Ты знаешь, а ведь она и правда не такая простая, как кажется… Между прочим, в детективах всегда преступником оказывается тот, от кого меньше всего это ожидаешь, согласен? Кстати, ты помнишь, с кого начинается наш список подозреваемых?

Я даже рот открыл: уж слишком говорящее совпадение! Бывает же так! Но взял себя в руки и сказал:

– Ну, Артемова же не виновата, что у нее фамилия на «А» начинается. И потом, доказательств у нас никаких нет.

– Да, здесь надо подумать… Проведем сегодня совещание.

Тон у Макса был опять командирский, но я все равно был рад, что мы снова вместе расследуем это дело.

***

– Угощайся! – Макс гостеприимно поставил передо мной корзину с печеньем. – Слушай, Ром, ты пока в нашу тетрадь запиши все результаты за сегодня, ладно? Я сейчас, мне пятнадцать минут хватит…

Последние слова Макс произносил, уже включив компьютер. Все понятно: пока матери нет дома, решил урвать время для стрелялок. Обычно он имел право садиться за комп только после того, как сделает все уроки. Нет, он все-таки фанатик! Но в этот раз Макс вполне успевал и пялиться в монитор, и оживленно разговаривать со мной:

– Кстати, ты знаешь, я решил написать сочинение по литературе. Лишняя пятерка никогда не помешает!

– А ты прям уверен, что на пятерку напишешь?

– Так это же моя любимая тема! Ты посмотри сам, тебе понравится!

– Ты же знаешь, я другие игры люблю.

– Другие игры само собой. А здесь, представляешь, фишка одна есть, я только недавно ее обнаружил. В общем, смотри: допустим, во время перестрелки в тебя попал кто-то из противников. Ну понятно, здесь, как всегда, просто жизни убавляются, продолжаешь по всем стрелять без разбора. Но, оказывается, если преследуешь конкретно того, кто в тебя попал, то когда ты его застрелишь, тебе одна жизнь возвращается! Вот, смотри, сейчас, секундочку…

На экране на фоне облака от взрыва мелькнула фигура солдата в камуфляже, Макс нажал на мышку, раздался выстрел, из дула автомата выскочили красные языки, а фигура вскинула руками и упала. Несколько красных точек, обозначавших кровь, мгновенно появились и исчезли. «Бывает и похлеще…» – подумал я. На переднем плане выскочило окошко с надписью «Вы отомстили!» и показатель количества жизней.

– И ты собираешься про это писать сочинение? Не советую…

– Это смотря как написать! Я ж по-умному… Про то, как Родину защищать учит, ну там, смелости всякой…

– Макс, ты так и будешь играть?

– Да все, все уже! Итак, на чем мы остановились?

Я протянул ему тетрадь, он прочитал и сказал:

– Я знаю, как сделать так, чтобы Артемова сама во всем призналась! И доказательства не понадобятся!

Нет, Макс не перестает меня восхищать! И что бы я без него делал?

– Это как же?

Макс изложил мне свой план, и мы с нетерпением стали ждать завтрашнего дня…

***

Первым уроком была география. Мы зашли по звонку в класс, Валентина Сергеевна посадила нас, попросила дежурных повесить на доску карту, и тут подала голос Артемова:

– Валентина Сергеевна!

– Что, Настя?

– А мне кто-то записку положил. Вот, смотрите!

– Давай мы не будем сейчас отвлекаться, хорошо?

– Просто там про Екатерину Викторовну…

Это было неправда: я дословно знал текст записки, потому что сам писал ее печатными буквами, чтобы нельзя было угадать автора по почерку. «Мы точно знаем, что это ты испачкала стул! Есть свидетели! Лучше сама признайся!» – вот что там было написано! Но слова «про Екатерину Викторовну» сыграли свою роль: географичка тут же взяла в руки записку, прочитала и оглядела класс:

– Чья работа? Я вижу, кому-то нравится продолжать эту тему? Я думала, все все поняли.

Потом она посмотрела на Козлова и спросила:

– Алексей, скажи – это ты сделал?

– Я вообще не знаю, что за записка! Мне-то это зачем?

– Наоборот, понятно зачем: чтобы мы стали думать на Настю. Сначала хватило смелости признаться, а потом увидел, что дело далеко зашло – пошел на попятную, так? Не совсем по-мужски получается…

– Да я сказал уже, я понятия не имею, откуда эта записка! Отстаньте от меня!

– Не груби, пожалуйста! Так, ладно, продолжим урок, а вы с Настей подойдите ко мне после звонка.

Вот тебе и раз! Нет, все-таки Артемова – непроходимая тупица, помешанная на дисциплине! Вместо того чтобы занервничать, начать озираться по сторонам (как от нее и ожидалось), она ничего лучше не придумала, кроме как сразу же наябедничать учителю! Как терминал автоматически «выплевывает» мятую купюру, так и она не приняла нашу бумажку. Это ведь Артемова, она все всегда делает правильно, всякие там записки не для нее!

В общем, вся наша затея провалилась с треском. На перемене Макс подошел ко мне со словами:

– Вот коза!

– М-да, согласен… Зато теперь ее можно вычеркнуть из списка.

– Это почему еще?

– Макс, ну сам рассуди: если бы она это на самом деле сделала, среагировала бы она так на нашу записку? Ну хотя бы растерялась немножко, подумала бы сначала, кто мог быть «свидетелем», так ведь? И потом, помнишь, я тебе рассказывал? – Это она завучу про пятно сказала. Зачем ей на себя лишний раз внимание обращать?

– Ну ладно, вычеркивай, фиг с ней. А то у нас правда ничего с места не трогается…

– Эх, зря только Козлова подставили!

– Но мы ж не нарочно. Ему теперь терять нечего, не переживай! Слушай, давай сегодня без совещания, что-то не хочется… На, возьми тетрадку себе, – голос у Макса был грустный, и я отлично понимал его – ерунда какая-то у нас, а не расследование! – Дай телефон поиграть, пожалуйста! – попросил он.

Я протянул другу телефон с чувством неловкости, так как знал, что Макс завидует мне и стесняется своего отцовского. Хотя года два назад такая модель и была очень даже продвинутой, теперь она, конечно, отставала по размеру дисплея и другим «наворотам». Кроме того, я знал и условие, которое поставили родители Максу, если он хочет новый аппарат: окончить первую четверть на одни пятерки. Шансы у него имелись, но по математике ситуация была плохая, особенно после той самой двойки. Так что я рад был как-то утешить Макса и всегда готов был дать свой сотовый. Была б моя воля, я бы даже с ним поменялся, но не имею права – телефон покупали родители…

Выходные прошли обычно. Стояла теплая сентябрьская погода, дожди пока не начались, и я вдоволь наигрался во дворе в футбол, даже забыл про «детективную» тетрадь и ни разу не открывал ее. И только вечером в воскресенье, собирая портфель, я взял ее в руки и стал разглядывать гоночный автомобиль на обложке. Интересно, едет машина или стоит на месте? Если б было видно, сидит ли кто за рулем, можно было бы догадаться, ведь не поедет же она сама по себе, без гонщика! Но изображена она была так, что было непонятно. Макс вообще любит гоночные автомобили, у него и другие тетрадки с похожими обложками. Я еще раз внимательно посмотрел на машину, и мне показалось, будто что-то промелькнуло в моей памяти. Может, по телевизору похожую видел? Потом я вспомнил, что летом увлекался авторалли на компьютере, но мне быстро надоело. Я вздохнул, раздумывая, брать ли с собой вообще эту едва начатую и практически уже не нужную тетрадь? Потом решил, что ее в любом случае надо отдать Максу (тетрадь-то его), и положил в портфель.

***

Наступил очередной понедельник – последний в этом сентябре. Солнце стало заметно позже вставать, в ночь прошел дождик, все уже ходили в куртках. В общем, настроение было тоскливым и болтать не хотелось.

Сегодня мы с Максом по графику были дежурными. Перед вторым уроком – математикой – мы пошли в учительскую за ключом от кабинета. Стулья на сей раз переворачивать не надо было, так как Геннадий Николаевич не болел и в этом классе уже прошел первый урок. Нам оставалось только открыть кабинет, проветрить и опять закрыть до прихода учителя. Ключи висели на гвоздиках, наполовину вбитых в широкую доску. Наверное, этой доске уже лет двадцать, во всяком случае, мне так казалось. Она была пожелтевшая, цифры были нанесены прибором выжигания, сейчас так уже никто не стал бы возиться, напечатали бы на лазерном принтере, наклеили бы – и дело с концом! Тут возникла маленькая трудность: гвоздик, под которым был указан номер кабинета математики, сиротливо пустовал. Иногда в спешке ключи вешали не на свои места, а на нижний ряд «безымянных» гвоздиков. На этот раз там тоже висело несколько разных ключей.

– Ну что, спросим у кого-нибудь, какой ключ? – предложил я.

– Давай вот этот попробуем! – сказал Макс и снял блестящий ключик на синем шнурочке.

– А почему этот? – улыбнулся я.

– А он самый красивый! – пошутил в ответ Макс.

Я даже не удивился, когда замок послушно поддался: уж такой Макс догадливый, я всегда знал! Мы зашли в кабинет, закрыли за собой дверь и стали открывать окна.

– Сегодня генеральная репетиция, приходи! Там есть и смешное кое-что…

– А Ирина не будет против?

– Ну это ведь для учителей сюрприз… Да я скажу ей, если что, она разрешит.

– Спасибо, приду.

День прошел без приключений. Мы с Максом, как сговорились, не вспоминали о «Деле об испачканном стуле», во всяком случае вслух.

После уроков я вместе с Максом пошел в актовый зал и скромненько сел на последний ряд. Ирина меня и не заметила.

Все-таки она молодец, Ирина, потому что было на самом деле здорово. Начали с серьезных стихов, потом было попурри из разных песен. Точнее, про каждого учителя переделали куплет какой-нибудь известной современной песни, и даже голоса певцов похоже изображали. Затем показали сценку про то, как двоечнику приснилось, будто он директор школы и учит учителей, как правильно надо ставить оценки. Было на самом деле смешно, только Ирина поругала исполнителя главной роли – пятиклассника Володю:

– Володь, ну ты на этом месте еще в ту субботу спотыкался, сколько можно! Уже четвертый раз репетируем! Давай еще раз…

Еще были танцы – настоящий брейк, я даже не ожидал, что у нас так ребята умеют из восьмого класса. В заключение исполнялась песня, которую сочинил Витя Широков из одиннадцатого «Б».

Я вернулся домой в хорошем настроении. Вечером папа спросил меня:

– Слушай, а что, правда, Лешу Козлова выгоняют? —

Он работал на одном заводе с отцом Козлова, и они изредка виделись там.

– Нет, не выгоняют. Просто переводят по месту жительства.

– Ну да, понятно… Жалко пацана…

«Сказано же, просто переводят, при чем тут жалко?» – подумал я и почувствовал, что настроение испортилось.