Мехасфера: Сирены Пустоши

Денди спустился к хозяину по серпантину уцелевших руин. Их обрушилось так много, что в образовавшееся ущелье проникли солнечные лучи. Питомец сжал в клешнях спасительный провод и, упираясь всеми ножками, стал пятиться с ним назад. Тяга составляла не больше двух скорпионьих сил, но этого оказалось достаточно, чтобы Амдэ смог выкарабкаться из лап верной смерти.

– Спасибо, дружище, – сказал он, когда залез на уступ.

Мусорная порода продолжала рушиться, заполняя собой все пустоты.

– Опасно здесь оставаться. Давай на поверхность.

Несколько минут они боролись с силой притяжения, которая вознамерилась погрести следопыта и его питомца под завалами, но удача оказалась на их стороне. Пройдя по тоннелям с уже взорвавшимися ловушками, они быстро выбрались на красный свет. Как же чудесно было вновь увидеть дымящую заводами Пустошь, где на каждом шагу поджидали мутанты и рейдеры, где сама атмосфера соперничала с ними в скорости умерщвления, где все такое привычное и родное.

– Мы выбрались, – обрадовался Амдэ.

«Цок-цок-цок».

– Увы, дружок. Все запасы корума погребены очистителем.

Следопыт огляделся. С одной стороны – ржавая балка размером с дерево, с другой – выцветший корпус автомобиля. Неподалеку валялась старая дверь аптеки с надписью «Закрыто навсегда». Из всей растительности в радиусе километров – тучелист в горшочке. И ему тоже нужно было питание.

– Ничего не поделаешь, придется идти к плантистам за корумом.

Глава 2

Плантации с миазменными растениями тянулись вдоль южного побережья Огненного залива. Грядки, поля и теплицы высасывали из рабов все силы, чтобы произвести хоть сколько-то пищи и накормить оставшихся жителей Пустоши. Огромные уборочные машины дымили черными тучами выхлопов, перекрывая солнце. Чем сильнее небо затягивали их ядовитые испражнения, тем лучше росли эти адские растения. Миазменным деревьям Пустоши достаточно малого количества света, намного меньше, чем теперь дает солнце, поэтому угарный газ стал главным другом фермеров тридцать первого века. Именно этот газ требовался посадкам для роста, а старомодный кислород отправился на обочину эволюции – его стало намного меньше, все питающиеся углекислым газом растения сдохли, и сквозь дерево эволюции проросли их омерзительные собратья. Черные стволы без единой ветки вбирали тяжелые металлы из почвы и всевозможные яды из воздуха. Листья на них не росли, фотосинтез уступил место чему-то новому. Тысячи, сотни тысяч высаженных деревьев на нейтральной земле и окраинах Хеля. Один сплошной черный лоскут земли, не вызывающий ничего, кроме ужаса, но, к великому сожалению, только там, у плантистов, можно найти корум.

Следопыт миновал одну плантацию за другой. Звук его шагов тонул в шуме комбайнов и тракторов, поэтому можно было чувствовать себя в безопасности. Привычное красное небо посинело от солярки. Дышалось еще труднее, чем при обычном густом смоге. Воздух перестал быть воздухом в привычном понимании этого слова. Амдэ надел компактный противогаз. Глаза его остались открыты и с состраданием посмотрели на загибающегося от голода скорпиона.

– Прости, Денди, для тебя противогазов еще не изобрели.

Вдвоем они углубились на тридцать километров в земли плантистов – среднее расстояние, которое может пройти любой незваный гость без опасности оказаться схваченным. Миазменные деревья не представляли никакой ценности без перерабатывающих фабрик, сосредоточенных в самом Хеле. Работники плантаций управляли тяжелой техникой и плевать хотели на идущих вдалеке путников. Все равно обычному человеку не выжить ни здесь, ни где бы то ни было в Пустоши. Какой смысл отвлекаться на того, кто вот-вот умрет?

За бескрайними плантациями адских деревьев появились теплицы с овощами – куда более важный элемент в агросистеме плантистов. Тут уже были и заграждения с колючей проволокой, и часовые на вышках, и даже пулеметные укрепления на случай, если «цепные псы» Пита пожалуют за дармовым тофелем. Амдэ воспользовался камуфляжной окраской плаща и двинулся дальше. После минного поля, на котором он помнил расположение всех мин, он оказался непосредственно у теплицы. Если точнее – черницы. Это раньше над грядками строили прозрачные утеплители, чтобы солнечный свет, проникая внутрь, не возвращался обратно и создавалось некое подобие парникового эффекта. Теперь же в парник превратилась вся планета, а без магнитного поля опасность солнечного воздействия многократно увеличилась. Плантисты не стали изобретать велосипед, а просто все закрасили, поэтому в такие черницы проникало намного меньше интенсивного излучения, овощи могли спокойно расти. Мутировавшие овощи, разумеется. Самой выносливой культурой оказался тофель. Как следует из названия, это был предок старой доброй картошки, кормившей многие поколения людей. Но неспроста он теперь назывался иначе – изменилась и сама его суть. Вместо азотных и калийных удобрений он рос на коруме и крови, самой обычной крови. Благодаря всем прелестям экологического загрязнения в человеке теперь собиралось гораздо больше разнообразных веществ, чем прежде. Какие-то из них были очень полезны для тофеля. Какие именно – никто не знал, но ничего, кроме крови, не подходило для быстрого роста овоща. Применялась и кровь животных, но диких тварей сложно было поймать, а люди – вот они, ходят прямо перед тобой, трясутся, сходят с ума, молят о еде, надо лишь протянуть руку и заковать их в кандалы. Некоторые даже рады, ведь рабство – это хоть какая-то гарантия жизни.

Следопыт посмотрел через дырку в стене одной из черниц. По сторонам от прохода тянулись две грядки с тофелем. Через каждый метр росли подвязанные веревками к потолку побеги, возле которых сидели связанные рабы. Тонкие трубки тянулись от их вен к корневой системе растений. Между рядами ходили охранники и следили за порядком, иногда поливали тофель и давали попить невольникам. Безумие, что кто-то соглашается на такое по доброй воле, но жизнь в Пустоши без еды и чистой воды для многих очень быстро заканчивается гибелью.

– Сюда нам не вломиться, – сглотнул Амдэ. – Проще спереть корум с завода.

Они пошли дальше. Черницы тянулись одна за другой, стояла жуткая тишина, и каждый звук отдавался в ушах со всей точностью его составляющих. Следопыт слышал, как хрустят сапоги надзирателей, как капает вода с подбородков рабов, даже как растет тофель. Без шума тяжелых машин Амдэ стало сложнее скрываться. Теперь каждый шаг приходилось делать с осторожностью, осматривая землю перед собой на наличие сухого шелестящего мусора. Мусор, конечно, был всюду, но в большинстве своем уже стоптался до неразличимой массы. Остерегаться следовало лишь нового пластикового хлама, разносимого ветром по Пустоши. Раньше по Земле летала пыльца цветов и деревьев, пчелы и бабочки, их опыляющие, а теперь летает лишь пластмассовый мусор, отравляющий своим углеводородным семенем саму жизнь.

Следуя параллельно берегу Огненного залива, Амдэ смог добраться до дробильных фабрик. Именно сюда свозили миазменные деревья с плантаций. На старых заводах их дробили и специальными электрическими фильтрами отсеивали корум. Судя по тому, что для производства килограмма этого удобрения требовалось вырастить, срубить и притащить сюда двести деревьев, стоимость его была в несколько раз выше цены человеческой крови, благо люди плодились и размножались намного проще, чем миазменные деревья.

Яркое солнце било прямо в затылок Амдэ, усиливая и без того сильный жар от полыхающего залива. В залив между тремя городами сливалось несметное количество топлива и нефтепродуктов, поэтому вода то и дело вспыхивала. Пит на востоке, Хель на севере и Тал на юге, каждый со своей спецификой производства, создавали между собой отвратительную аквасистему. В составе этой воды было все, кроме аквы, от которой осталось только название.

– Жарковато, – пожаловался Амдэ.

Скорпион благодаря своим навыкам выживания в пустыне легко переносил жару, но, в отличие от своего хозяина, очень сильно оголодал.

«Цок-цок».

– Знаю, вот он, корум, прямо перед нами. Скоро наешься.

Из десятка производящих удобрение заводов следопыт выбрал наименее охраняемый. Несколько плантистов с автоматами курили воздух, то есть вдыхали полной грудью. Неподалеку от них стояло два трактора – закованные в стальные пластины с шипами, они явно были созданиями цепных псов. Следопыту никто особо не объяснял, но после десяти лет жизни в Пустоши он понял, что плантисты дают псам еду в обмен на механизмы, которые производятся в Пите в огромных количествах. Очень часто Амдэ задумывался, почему бы Талу самому не начать создавать для себя машины? Мысль эта приходила в голову не только ему. Плантисты постоянно пытались починить свои разрушенные механические заводы, но мешал какой-то злой рок. Вот и теперь Амдэ стал свидетелем очередной попытки этих фермеров встать на путь индустриализации.

Немного западнее завода удобрений нарисовалась непривычная для этого места активность. Следопыт лежал на пригорке, пользуясь им как бруствером, чтобы безопасно наблюдать за плантистами. Он проходил этим путем много раз и знал, что в том месте нет никого работающего завода.

– Ну конечно! Они снова пытаются запустить двигательную фабрику.

«Цок-цок-цок».

– Думаешь, не получится, потому что завод слишком долго пролежал в руинах? – переспросил Амдэ. – Ну не знаю. Другие же как-то работают.

«Цок-цок!»

– Ну да, все-то ты знаешь.

Следопыт поправил капюшон, чтобы его выступающая над пригорком голова не притянула к себе лишние взгляды, достал бинокль и стал следить за очередной попыткой плантистов получить власть еще и над миром техники.

– Забавно получается, – задумался Амдэ, рассматривая снующих вокруг станков работяг. – Плантисты Тала владеют пищей, цепные псы Пита – машинами, а схематики Хеля – виртами и лекарствами. Земля, Сила и Разум. Три начала, которые балансируют этот мир. И никакая сторона не может заполучить контроль больше чем над одной составляющей.

«Цок-цок-цок».

– Ага, готовятся запускать.

Следопыт вжался в землю. Его голова выступала над пригорком ровно на столько нанометров, сколько было необходимо для слежки за плантистами. Основная часть завода, как айсберг под водой, располагалась под землей – время его не пощадило, утянуло под иссохшие слои мусорной почвы, но все важные механизмы ютились в одном месте на удобной для человека высоте. Панель управления с компрессорами попеременного давления являлась важнейшей частью завода. Конвейер мог запуститься, только если выставить правильную настройку гидравлики и подключить свежий блок управления.

– Вот несут блок, – увидел Амдэ.

Плантисты раздобыли стандартный заводской модуль управления типа К взамен утраченного. Их бравые механики уже настроили компрессоры и гидравлику, готовились к запуску. Следопыт краем уха улавливал их далекие голоса. Они говорили:

– В этот раз мы перепроверили все десять раз. Ошибки просто не может быть. Мы наконец-то получим собственный завод двигателей внутреннего сгорания и больше не придется зависеть от Пита. Наконец-то сравняем его с землей!

Одежда техников мало чем отличалась от тряпья других жителей Пустоши. Поношенные футболки, джинсы с кожаными заплатами для прочности. Фабрики одежды работали двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, но из-за недостатка качественных материалов перешивали одну и ту же одежду, уменьшая плотность и стойкость ткани. Железные дороги для подвоза сырья почти нигде не работали, и страшно было представить, что творится вокруг фабрик по производству синтетики и полимеров, необходимых для качественных вещей. Наверняка кучи невывезенного сырья вокруг них видны даже из космоса. Эдакие чудеса света, созданные необузданным разумом человека. И некому восстановить эту железнодорожную связь.

В отличие от техников и рабочих, охрана плантистов носила броню растительного происхождения. Цепные псы Пита продавали им только гражданскую технику, чтобы не усиливать потенциальных врагов, поэтому жители Хеля сами выращивали себе броню в черницах в самом центре города. Для многослойного растения кевларика не требовалось больших площадей. Он представлял собой мутировавшую на генном уровне смесь древней капусты и полимерной брони солдат двадцать пятого века. Растение стало продуктом бионики – сферы науки, объединившей в себе механику и биологию. Похожая эволюция привела к появлению схематиков Хеля, но там вместо растительности были микрокомпьютеры.

Так вот, слой за слоем из клубня наподобие листьев капусты вырастали крепкие листы кевларика. Ведущие инженеры плантистов аккуратно срезали их алмазными пилами, чтобы закрепить место разреза, которое, как и в обычной ткани, может расползтись по всему листу и сделать его бесполезным. Получение кевларика больше походило на хирургическую операцию, нежели на сбор урожая. В умелых руках микропилы делали свое дело и на выходе получалась плотная субстанция из переплетенных полирамид, намного крепче, чем обычные связи в растительном веществе, а главное – очень тонкая. Один за другим эти и без того крепкие слои накладывали друг на друга для создания действительно стойкой брони. Такая ручная работа занимала чудовищно много времени, требовала усилий, как средневековая кольчуга, но и результат был соответствующим – прочнейшая броня в несколько раз легче металлических панцирей цепных псов. К тому же она абсолютно не пробивалась никакими баллистическими снарядами. От слова «совсем». Выпущенный с большого расстояния мелкий калибр просто отскакивал от такой брони, а при выстреле из пистолета в упор пуля в лучшем случае могла застрять во внешних слоях защиты, оставив большой синяк. Даже крупнокалиберные пулеметы ее не пробивали. Но растительная защита не давала бессмертие – кинетическая сила выстрелов просто перемалывала ребра и внутренние органы плантиста, тот умирал без единой дырки в теле.

Сшитая из кевларика броня для простоты называлась кевриковой и высоко ценилась за пределами Тала. Разумеется, так же, как псы из Пита не продавали плантистам свою защиту, плантисты Тала не продавали им свою.

Амдэ перестал бы себя уважать, если бы за десять лет в Пустоши не обзавелся комплектом такой брони. С виду простая жилетка, а на деле сотня слоев кевларика, удобно сидела на его груди. Эта броня, а также татуировка раба неразрывно связывали Амдэ с плантистами. Как настоящий блудный сын, он не мог уйти далеко от своей альма-матер, постоянно возвращался обратно. Но не в плен, конечно, а за новыми запасами корума.

– Начинают, – шепнул он скорпиону.

В ста метрах перед ним начиналась торжественная церемония открытия первого двигательного завода плантистов. Памятуя о прошлых неудачах, охранники отошли как можно дальше, и у самого завода осталась только парочка технарей. Торчащая над землей часть фабрики представляла собой небольшой домик с приборами и станками, почти что без стен, с выходным люком конвейера. Техники последний раз проверили трубы, насосы и ушли на другую сторону этого собранного из разных частей Франкенштейна.

– Похоже, земли между Талом и Питом скоро наполнятся кровью. Если у них получится – быть войне.

Амдэ глянул на скорпиона, и тот расстроенно покачал головой.

Потом следопыт вновь посмотрел в бинокль и насторожился. Что-то изменилось. Он не мог понять, что именно его встревожило в боковой стенке завода, но интуиция подсказывала, что дело было в одной из труб. Компрессор высокого давления оказался отсоединен от основной цепи. Возможно, были и другие изменения.

– Чертовщина какая-то. Там же никто не проходил. Все техники на другой стороне.

Он еще несколько секунд всматривался через бинокль и заметил необычный блеск на земле в паре метров от фабрики. Какая-то побрякушка бликовала по солнце.

– Что-то ценное, – смекнул следопыт. – Странно, почему я раньше этого не заметил.

Едва он успел договорить, как раздался взрыв. Стоило техникам дернуть рычаг запуска, и завод сразу взлетел на воздух, отправился к праотцам, забрав с собой и души инженеров. Неожиданный грохот привел за собой и взрывную волну, с головой накрывшую следопыта. Когда он пришел в себя и вновь посмотрел в бинокль, на месте завода рдело пламя, очень хорошо дополняя собой красный фон неба. Оранжевая земля плавно тянулась к укрытию Амдэ и дальше за его спину, пока снова не переходила в пылающее море залива. Одна и та же палитра, из раза в раз.

– Еще минус один завод, – пробормотал он.

Никто из техников не выжил. Охранники не спешили возвращаться к горящей фабрике, и следопыт позабыл о них. Шокированный взрывом, он потерял концентрацию и пошел вперед, прямо к сверкающей на солнце безделушке в паре метров от новых руин. Вывернутая наизнанку фабрика пыталась кряхтеть механизмами. Агрегаты неспешно постукивали и замирали один за другим. Так умирает левиафан.

Блеск загадочной штуковины затерялся в отсветах пламени, но Амдэ помнил ее примерное местоположение, прибежал туда и принялся водить руками по запыленной земле. Он поднимал один загадочный обломок за другим, пытался понять, светятся ли они. Наконец под всем этим обгоревшим хламом Амдэ нашел кольцо. Идеально отполированный перстень.

– Вот что блестело, – сказал он скорпиону. – Готов поспорить, побрякушку уронил тот, кто учинил этот взрыв.

«Цок-цок?»

– Не знаю. Невидимка какой-то.

«Цок-цок-цок».

– Такой же плащ-хамелеон, как у меня? Может быть. Тогда понятно, почему никто его не заметил. Но этот незнакомец не такой уж крутой, раз обронил перстень. Смотри, на нем какой-то знак.

Следопыт подставил находку под солнечные лучи и разглядел гравировку на плоской печатке.

– Вроде игрек, только неровный. Так ветвится побег растения. Похоже на букву какого-то древнего алфавита.

Амдэ едва успел положить перстень в карман, как его окружили плантисты. Те самые охранники, о которых он позабыл, вернулись к месту взрыва.

– Смотрите! Это он! Держите гада!

«Вот дурак, – подумал о себе следопыт. – Еще над этим невидимкой смеюсь. Сам ничуть не умнее».

Он попытался выхватить револьвер, но один из охранников оттолкнул его руку и прижал ее к земле ботинком. Нависшие над ним туши закрыли полнеба. Одетые в черную кевриковую броню, они смотрели на него сквозь стеклышки черных противогазов. Невозможно было увидеть лица и определить возраст этих плантистов.

– Эта тварь взорвала завод! Чертов вредитель! – из-под противогаза раздался глухой, лишенный естественных ноток голос охранника.

Перед глазами Амдэ промелькнула вся его насыщенная событиями жизнь. Он поступил точно так же, как и любой на его месте, – чертовски испугался.

– Нет, нет, это не я!

– Ты тут единственный.

– Здесь был еще один вредитель… О господи, что я несу. – Амдэ попытался исправить свой ляп: – Здесь был вредитель. Это он повредил ваш завод.

– Мы в курсе, чудак. Говоришь о себе в третьем лице?

Следопыт осознал всю безнадежность ситуации. Он бы сам ни за что не поверил в собственную невиновность, не увидь все своими глазами. Более того, даже теперь он не до конца верил увиденному. Может, так действует яд светящейся псины? Мутнеет рассудок. Да, точно, у него жар. И как он раньше не догадался? Списывал все на летнее пекло и близость горящего моря.

Не расходуя силы на лишние слова, плантисты стали осматривать следопыта. В том месте, где ноющий укус на руке все сильнее отравлял его тело, на оголенной красной коже виднелась татуировка невольника.

– Он из наших рабов, – объявил один из охранников.

– Беглая тварь, – ответил другой. – За это полагается только одно – смертная казнь.

Всего собралось уже шесть вооруженных автоматами людей в черном. Амдэ понял, что дело худо, еще раз оценил ситуацию и сказал кодовое слово:

– Денди, код ноль!

Взявшийся из ниоткуда питомец ужалил хозяина своим летаргическим ядом и быстро зарылся в землю, как делали в песках его более агрессивные пустынные братья. Никто не успел его схватить.

– Чё он, блин, натворил? – удивился один плантист.

– Предпочел быструю смерть публичной казни, – хмыкнул второй. – Ну ладно, по крайней мере оказался с яйцами.

– Бросим его?

– Нет. Лишняя кровь нам не помешает. Говорят, от отравленной плазмы тофель растет быстрее.

Двое охранников взяли следопыта за ноги, двое за руки и понесли к черницам. Амдэ ничего не чувствовал и не понимал, пребывал в летаргическом сне. Его сердце билось настолько слабо, что пульс на руках и ногах практически не ощущался, по крайней мере такими далекими от медицинского дела людьми.

– Заберем плащ?

– Сдался тебе этот балахон. Он же весь в земле.

– Наверно, ты прав, обычная тряпка, – убедился плантист, смотревший на Амдэ сверху вниз. При таком ракурсе плащ-хамелеон практически сливался с землей. – Зато револьвер у него хороший.

– Это да. Знатная вещь. С подствольным фонариком.

– Может, в сапогах еще что припасено?

– Посмотрим. Фу, нет. Я туда не полезу. Давай ты.

– Да черт с ним. Явно какой-то бедняк. Пошли.

Амдэ начал приходить в себя. Постепенно вернулись мысли – спутанные, необъяснимые, совершенно бесполезные сами по себе, без связи с реальным миром. Это походило на взявшийся из ниоткуда сон. Потом Амдэ почувствовал свое тело и вспомнил, что он человек, живет, ну или пытается выжить в Пустоши. Все его прежние приключения оказались не фантазией Морфея, вся его прошлая жизнь не была мимолетным видением. Амдэ открыл глаза.

Он сидел на земле, свесив голову и уперевшись спиной в стальную трубу, – вполне естественная поза для бездыханного тела. Чтобы мертвый, как думали охранники, следопыт не упал, его руки были крепко связаны за трубой. Из вены торчала и уходила в корневую систему тофеля красная трубка. Далеко вперед тянулся ряд грядок с привязанными к ним рабами. Рядом стояли бутылки с чистой водой и лежали мешочки с корумом.

Такое легкое и быстрое попадание в святая святых плантистов оказалось полной неожиданностью для Амдэ. Вокруг лежало то самое удобрение да еще и еда. Настоящий тофель. Десять лет назад следопыт уже был рабом в этих черницах. Тогда удалось сбежать. Он огляделся по сторонам, убедился, что охранники ушли достаточно далеко и тихо присвистнул.

Посаженный прямо перед ним куст тофеля зашевелился, начал приподниматься, пока под ним не показалась голова скорпиона. Питомец вылез прямо из-под растения и теперь сидел в грядке вместо него, а куст тофеля походил на его корону, съехавшую набекрень. Какие только сюрпризы не преподносит загадочная земля Пустоши. В ямке лежали несколько созревших тофелин.

– Молодец, что услышал, – шепнул следопыт. – Вон там корум. Подкрепись и уходим отсюда.

Десять лет назад, когда Амдэ был еще молодым и неопытным рабом, ему пришлось потратить несколько месяцев на подготовку к бегству. Теперь в его распоряжении не было столько времени, зато имелся неоценимый опыт. А также джокер – питомец.

– Разрежь клешнями веревки.

Скорпион пристроился сзади и начал освобождать руки хозяина. Вся эта суета не осталась незамеченной другими рабами.

– Эй, слышь, освободи и меня, иначе подниму шум, – сказал один.

– И меня, – вторил ему другой.

Они не знали, что их освобождение и так значилось в планах Амдэ – не ради высокой цели, а чтобы спастись самому.

– Ладно, только тише, – бросил он, будто делал одолжение.

Охрана сразу заметила подозрительное движение в центре черницы, поэтому массовка очень пригодилась Амдэ. Он успел вызволить нескольких человек, и те сразу бросились на выход, утягивая за собой шлейф разъяренной стражи. Разумеется, даже выйдя через двери… особенно выйдя через двери, ты не спасешься – там поджидают мины, колючая проволока и еще больше охранников. Но сбегавшие впервые невольники об этом не знали.

Один неблагодарный раб оттолкнул спасителя и повалил перед ним ящики с инструментами, чтобы выиграть хоть сколько-то времени. Амдэ притворился мертвым, и вызванный на подмогу отряд охранников пробежал мимо следопыта. После этого он схватил мешок корума, забросил в него несколько тофелин, вернулся на свое место, вырвал стальной шест из земли, воткнул его ближе к краю черницы, взобрался по нему, помогая себе ногами, и открыл черное, как уголь, стекло. Даже не все плантисты знали, что каждое десятое стекло в этой модели черниц открывается. Но Амдэ прекрасно все помнил. Он посадил скорпиона на плечи и по веревке спустился с крыши. Оказавшись в темном проходе между двумя черницами, он незамеченным пробрался к открытой местности. Коричневое поле обманчиво манило своим простором, тая под слоем невзрачной пыли тысячи мин.

Вдалеке разносились выстрелы и крики раненых. Следопыт знал, по какому принципу плантисты оборудовали минное поле, и легко его преодолел. Ему даже показалось, что он наступает на свои же следы десятилетней давности, но нет, ветер и дождь давно стерли отпечатки его ботинок даже на такой грубой поверхности, как утрамбованный мусор. На безопасном расстоянии от ловушек он спустил скорпиона на землю и зашагал, уже не боясь ни взрывов, ни выстрелов. Всего через час скитаний по окраинам Тала следопыт вернулся к тому самому пригорку, откуда наблюдал за неудачным пуском завода.