
Полная версия:
История одной собачки
– Н-да, ситуация не из лёгких, – кивнул задумчиво Крыс. – Но, кажется, я догадываюсь, что мы можем предпринять. Жаб должен…
– Да нет же, – перебил Крот с набитым ртом, – ничего подобного! Ты, видно, не понимаешь. На самом деле, Жаб должен…
– Я ничего не должен! – закричал рассерженный Жаб. – Хватит мне вообще приказывать! В конце концов, это мой дом, и я вам скажу, что я должен сделать. Я должен…
Они говорили, не слушая и перебивая друг друга. В комнате стоял такой шум и гам, что разобрать что-нибудь было невозможно. Внезапно сквозь гомон прорезался сухой и спокойный голос:
– Быстро всем замолчать!

Все замолчали.
Это Барсук прикончил мясной пирог и, развернувшись в кресле, сердито смотрел на них. Убедившись, что все умолкли, он снова повернулся к столу и начал есть бутерброд. Внушаемое им уважение было столь велико, что никто не осмелился проронить ни слова, пока он не кончил ужинать и не смахнул крошки с усов. Только Жаб всё время порывался что-то сказать, но Крыс тут же его одёргивал. Барсук встал с кресла, подошёл к камину и глубоко задумался. Наконец он заговорил.
– Жаб, – строго сказал он. – Скверное, неумное животное! Тебе не стыдно? Что бы сказал твой отец, который был моим близким другом, если бы оказался сегодня здесь и узнал про все твои похождения?
К этому моменту Жаб уже развалился на диванчике, задрав ноги кверху, но, услыхав жестокие слова, перекатился на живот и захлебнулся рыданиями.
– Ну-ну, без слёз, пожалуйста, – смягчился Барсук. – Что было, того не воротишь, надо начинать заново. Однако Крот прав. На каждом углу стоят часовые-ласки, а это лучшие часовые в мире. О том, чтобы атаковать в лоб, нечего даже думать, нам их не одолеть.
– Так, значит, всё, – зарывшись мордой в подушки, всхлипнул Жаб. – Прощай, Жабсфорд! Я завербуюсь в солдаты и сгину в чужих краях.
– Нет, подожди, Жабби, – сказал Барсук. – Есть, кроме атаки в лоб, и другие способы. Я вам не всё сказал. Слушайте. Я знаю тайну.
Жаб выпрямился. Его глаза зажглись любопытством. Он страшно любил тайны, так как не умел их хранить. Едва он узнавал что-нибудь, о чём пообещал никому не рассказывать, его начинал бить внутренний озноб, и он немедленно шёл делиться с кем-нибудь новостью, которую только что обещал никому, ни-ни, ни словечком…
– Здесь неподалёку, – проговорил с расстановкой Барсук, – есть подземный ход, ведущий внутрь Жабсфорда.
– Ах, это всё ерунда, Барсук, – отозвался Жаб. – Было время, болтали об этом подземном ходе во всех пивных, но я обползал в Жабсфорде каждый дюйм, там ничего такого в помине нет, поверь мне!
– Мой юный друг, – внушительно вымолвил Барсук, – твой покойный отец – а я его хорошо знал, и он был весьма достойным животным, не в пример некоторым, – он был моим близким другом и доверял мне многое из того, о чём бы ему и в голову не пришло упомянуть в твоём присутствии: не он, конечно, сделал этот подземный ход, но он его обнаружил. Подземный ход был выкопан много веков назад, он же его лишь вычистил, укрепил и расширил. Он понимал, что такая вещь может выручить в минуту опасности. Он показал его мне. «Не говори о нём моему Жабби, – сказал твой отец. – Он славный мальчуган, но слишком легковерен и не умеет держать язык на привязи. Вот если он попадёт в беду и подземный ход сможет спасти его, тогда расскажи ему, но не раньше».

Все посмотрели на Жаба. Он поначалу хмурился, но природное добродушие взяло верх, и он просиял.
– Ну да, – сказал он, – я, может быть, отчасти вправду болтлив. Меня все знают, все любят; когда я приглашаю друзей, мы ведём остроумные, живые беседы, и языки как-то сами собой развязываются. Всё дело в том, что у меня есть талант общения. Мне даже говорили, что я должен вести литературный салон. Но продолжай, Барсук. Чем нам поможет подземный ход?
– Недавно до меня дошли важные новости, – продолжал Барсук. – По моей просьбе Выдр загримировался и, взяв две швабры, веник и совок для мусора, вошёл в Жабсфорд с чёрного хода, как будто ища работу. Завтра вечером там будет большой банкет. Вроде бы Главный Хорь собрался праздновать день рождения. Все будут в банкетном зале пить, есть, веселиться, и ни у кого не будет оружия. Ни ружей, ни палок, ни мечей!
– Но часовые-то по-прежнему будут на постах, – возразил Крыс.
– Правильно, – кивнул Барсук. – В этом-то всё и дело. Хорьки полностью доверяют ласкам – замечательным часовым, и тут-то вступает в игру подземный ход. Он кончается в ближайшем к столовой кабинете, рядом с конторкой.
– А, эта скрипучая половица, – воскликнул Жаб. – Теперь понятно!
– Мы тихо-тихо войдём в кабинет у конторки, – перебил Крот.
– Держа наготове пистолеты, мечи, дубинки! – вскричал Крыс.
– И бросимся на врага! – Барсук разгладил усы.
– И – хрясть, хрясть, хрясть! – в экстазе заорал Жаб, бегая кругами по комнате и перескакивая через стулья.
– Вот так, – обычным сухим и спокойным тоном заключил Барсук. – Цели ясны, задачи определены – надо ложиться спать. Спорить больше не о чём, время позднее, марш по кроватям. Приготовления завершим утром.
Жаб не стал спорить и покорно улёгся, хотя чувствовал себя слишком взволнованным, чтобы уснуть. Но он пережил трудный день с множеством событий, и разве можно было сравнить простыню и одеяло со скудной охапкой соломы, брошенной на тюремный пол! Он захрапел, едва коснувшись головою подушки. Он видел сны. Ему снились дороги, выскальзывавшие из-под ног, едва он хотел ступить на них, каналы, которые гнались и догоняли его; потом ему приснилась баржа. Нагруженная доверху грязным бельём, она вплывала в банкетный зал Жабсфорда, прямо во время обеда, которым он угощал друзей по случаю своего возвращения. Потом Жаб оказался один в подземном тоннеле. Он шёл по нему вперёд, но тоннель извивался и разворачивался, а под конец встал перед ним вертикальной стеной, но всё же он как-то сумел пройти в Жабсфорд и, торжествующий, сидел за столом, и все друзья вокруг говорили, как он умён, хитёр и неистощим на выдумки.
На следующее утро он встал поздно, когда остальные уже позавтракали. Крот исчез, не сказав, куда идёт. Барсук в кресле читал газету и не выказывал ни малейшего беспокойства о том, что должно было произойти вечером. Крыс, наоборот, суетливо бегал по комнате и перетаскивал с места на место груды оружия, приговаривая:
– Меч для Крыса, меч для Крота, меч для Жаба, меч для Барсука; пистолет для Крыса, пистолет для Крота, пистолет для Жаба, пистолет для Барсука, – ритмично и мелодично, и в лад его словам на полу росли четыре кучки оружия.
– Всё это очень хорошо, Крыс. – Барсук глянул на него поверх газеты, – я не хочу тебя останавливать, но нам бы только миновать часовых с проклятыми ружьями, и я тебя уверяю, что нам ни пистолеты, ни мечи не понадобятся. Стоит нам вчетвером с дубинками оказаться в банкетном зале – ха! – да мы их в пять минут всех повыгоним. Я бы и один справился, да не хочу лишать вас этого удовольствия.
– Бережёного бог бережёт, – задумчиво отвечал Крыс, полируя рукавом ствол пистолета и глядя в него, как в зеркало.
Тем временем Жаб кончил завтракать. Он подхватил дубинку поувесистее и начал ею размахивать, круша воображаемых врагов.
– Я проучу их врываться в чужие дома, – гремел он, – я их так проучу!
– Не говорят так: «проучу врываться», Жабби, – поднял голову Крыс. – Это неграмотно.
– Что ты к нему цепляешься, – вступился Барсук. – Подумаешь, неграмотно! Я, например, сам говорю точно так же, а что грамотно для меня, грамотно и для вас, понял?
– Прошу прощения, – откликнулся Крыс, – мне просто казалось, что правильнее «Я отучу их врываться».
– А мы не собираемся их отучать, – ответил Барсук. – Мы собираемся их именно проучить, и, будь уверен, мы их проучим.
– Ну, пусть будет, как вы хотите, – сказал Крыс. – Мне всё равно.
Он сам уже немного запутался и потому сел в углу и долго бубнил себе под нос: «проучу, отучу, отучу, проучу», пока Барсук не приказал ему замолчать. Вскоре, с улыбкой до ушей, в комнату вбежал Крот.
– Я так смеялся, – сообщил он. – Всех ласок переполошил!
– Но ты был достаточно осторожен, Крот? – взволнованно спросил Крыс.
– Надеюсь, – доверительно отвечал Крот. – Я утром заглянул в кухню проверить, не остыл ли завтрак для Жабби, а у огня сушилась одежда прачки, в которой он вчера к нам пришёл. Я натянул на себя халат, платок и чепец, набрался смелости и прямо по дороге пошёл к Жабсфорду. Часовые были настороже, сразу же ружья вскинули: «Стой, кто идёт?!» – всё как положено. Я им очень вежливо говорю: «Здравствуйте, джентльмены, не хотите ли бельё постирать?» Они говорят: «Иди, куда шла, прачка, мы стоим на посту, а на посту стиркой не занимаются». Я говорю: «А когда же вы занимаетесь стиркой?» Правда, неплохо сыграно, Жабби?

– Да уж, насамовольничал, – обиженно пробурчал Жаб.
На самом деле он безумно завидовал: Крот сделал то, что должен был сделать он, если бы вовремя додумался и не проспал допоздна.
– Ласки от злости позеленели, – продолжал Крот, – а их командир подошёл ко мне и говорит: «Иди – беги по своим делам, женщина, не задерживайся и не отвлекай моих солдат от службы». – «Бежать? – говорю. – Ну-ну, скоро отсюда кое-кто другой побежит без задержки, только пятки засверкают».
– Ах, Кротик, ну что ты наделал, – огорчился Крыс.
Барсук отложил газету в сторону и прислушался. Крот продолжал:
– Они насторожили уши и начали переглядываться. Сержант сказал: «Она не понимает, о чём говорит, не слушайте её». – «Ах так, – говорю, – я не понимаю? Так вот, моя дочь стирает бельё для господина Барсука, так что я знаю, о чём говорю, и вы это тоже очень скоро узнаете. Сегодня ночью в Жабсфорд со стороны пристани ворвутся сто кровожадных барсуков с ружьями. В саду высадится десант водяных крысов, у них будут кинжалы и пистолеты, а неумолимый разъярённый Жаб поведёт своих сородичей в бой через огород и веранду с кличем «Кровь за кровь, победа или смерть!». Посмотрим тогда, много ли из вас останется тех, кому будет что стирать, если вы только не удерёте, пока не поздно!» Тут я убежал, а когда Жабсфорд скрылся за поворотом, спрятался и, хоронясь в канаве, пополз обратно. Там был полный переполох. Все бегали, кричали, спотыкались и падали, каждый выкрикивал приказания, никто не слушал. Сержант посылал патрули, потом посылал новые патрули, чтоб те патрули вернуть назад, и все говорили друг другу: «Конечно, хорьки будут пировать и веселиться, а мы должны торчать на посту и ждать, пока нас растерзают кровожадные барсуки».
– Крот, ты натуральный осёл! – вскричал Жаб. – Ты всё испортил!
– Крот, – сказал Барсук в своей обычной сухой манере, – я всё больше убеждаюсь, что в твоём мизинце больше здравого смысла, чем у других в голове и где бы то ещё ни было. Ты всё сделал отлично, я думаю, что тебя ждёт блестящая будущность. Молодец, Крот! Умница, Крот!
Жаб чуть не задохнулся от зависти, тем более что не мог взять в толк, что же такого умного сделал Крот. Но, к счастью для него, прежде чем он успел высказаться и получить новый щелчок от Барсука, Крыс пригласил всех к столу. Была подана ветчина с фасолью и макаронный пудинг – еда простая, но сытная. После еды Барсук пересел обратно в кресло и сказал:
– Сегодня ночью нам предстоит много работы, и неизвестно, когда мы управимся. Поэтому я, пока есть возможность, минуток двести сосну.
Он накрыл морду платком и захрапел. Неугомонный Крыс возобновил приготовления и начал опять бегать по комнате, приговаривая:
– Кобура для Крыса, кобура для Крота, кобура для Жаба, кобура для Барсука.
Крот отошёл с Жабом в сторону и попросил рассказать про все его приключения. Жаб давно ждал этой возможности, а так как Крот был очень благодарным слушателем, то он отбросил всякую осторожность и понёсся без оглядки. В основном его рассказы были из категории «что было бы, если бы я сообразил это сразу, а не десять минут спустя». Такие истории бывают всегда наиболее увлекательными; и почему надо пренебрегать как раз ими, а не нелепостями, которые отчего-то случаются с нами на самом деле?

12. Возвращение Одиссея


С наступлением сумерек Крыс, напустив на себя важный и таинственный вид, позвал друзей в кладовку, подвёл каждого к кучке снаряжения и оружия и предложил подготовиться к операции. Он был чрезвычайно настойчив и серьёзен. Экипировка заняла много времени. Каждый перетянул себя поясом, вооружился мечом и пеньковым лассо. Затем следовали: резиновая полицейская дубинка, пара пистолетов, наручники, бинты, пластырь, фляга, подсумок. Барсук добродушно посмеялся и сказал:
– Ладно, Крысик, тебе это нравится, мне не очень мешает, но мне в бою нужна только палица.
Крыс покачал головой:
– Нет уж, Барсук, я не хочу, чтобы меня потом обвиняли, будто я что-то забыл.
Когда все были готовы, Барсук в одну лапу взял тусклый фонарь, в другую – свою огромную дубину и сказал:
– Теперь пора! Первым за мной пойдёт Крот, он это заслужил, за ним Крыс, Жаб – замыкающий. Смотри мне, Жаб! Будешь по своей всегдашней привычке много болтать – сразу же прогоню назад, понял?
Жаб был так напуган угрозой, что занял указанное ему последнее место без возражений. Сперва Барсук вёл их берегом, вдоль реки, потом вдруг пригнулся и нырнул в тёмное отверстие, черневшее над кромкой воды. Крот и Крыс последовали за ним, но Жаб, когда очередь дошла до него, разумеется, поскользнулся и плюхнулся в воду с всплеском и криком о помощи. Его выудили, вытерли, наскоро отжали одежду и успокоили, но Барсук заявил, что если Жаб ещё раз сваляет дурака, то для него поход на этом и кончится. Так наконец они вошли в подземный ход, и операция по вытеснению противника с укреплённых оборонительных позиций началась.
Тоннель был сырой, узкий, холодный, и бедный Жаб скоро начал дрожать мелкой дрожью, частично от страха, частично от того, что весь промок. Фонарь мерцал где-то далеко впереди. Жаб чувствовал, что отстаёт. Тут он услышал, как его окликает Крыс:
– Поторопись, Жабби.

И в ужасе, как бы не остаться там одному, Жаб «поторопился», да так, что врезался в Крыса, Крыс – в Крота, Крот – в Барсука. Барсук в наступившей суматохе решил, что враг напал сзади, сообразил, что размахнуться дубинкой не хватит места, выхватил пистолет и едва не влепил пулю в лоб благородному владельцу Жабсфорда. Выяснив, что произошло, он совершенно рассвирепел и заявил, что вот теперь он точно отправит домой этого несносного Жаба. Жаб зарыдал, Крот и Крыс поручились, что он исправится, Барсук смягчился, и все двинулись дальше. Но Жаб шёл уже не последним. Замыкающим пошёл Крыс, который крепко держал шедшего перед ним Жаба за плечо. Они шли осторожно, в любую минуту готовые пустить в ход оружие. Вскоре Барсук сказал:
– Мы у цели.

Внезапно они услышали смутный шум, вроде бы далеко и всё же над самыми их головами, словно там, наверху, топали ногами, звенели посудой, переговаривались и пели песни. Жаб снова начал дрожать, но Барсук невозмутимо заметил:
– Хорьки-то, видать, вовсю празднуют.
Тоннель пошёл вверх. Они протиснулись ещё немножко. Шум раздался очень близко и отчётливо. «Ур-ра-а!» – услыхали они, потом аплодисменты, топот и звон бокалов.
– Ишь веселятся, – сказал Барсук. – Пошли.
Они заторопились вверх и оказались у люка под полом кабинета возле столовой. Из банкетного зала раздавался такой гам, что можно было ничего не бояться и говорить в полный голос. Барсук сказал: «А ну!» – они дружно упёрлись плечами в половицу, подняли её и, мешая друг другу, вылезли наверх. Кабинет содрогался от шума, шедшего из банкетного зала, где веселился беспечный враг.
Гул стих. Наши друзья услышали, как чей-то голос говорит:
– Итак, не будем оттягивать начало праздника (раздались аплодисменты). Но перед тем, как мы выпьем за моё здоровье (приветственные клики), я хочу сказать несколько слов о нашем гостеприимном хозяине, мистере Жабе. Всем нам хорошо знаком Жаб (громкий хохот). Славный Жаб, добрый Жаб, скромный и бескорыстный Жаб (насмешливые восклицания).
– Ну, доберусь я до тебя. – Жаб скрежетал зубами.
– Возьми себя в руки. – Барсук с трудом удерживал его. – Всем приготовиться!
– А теперь, – продолжал голос, – я вам спою песню, которую я сложил в честь мистера Жаба (продолжительные аплодисменты).
И Главный Хорь, а это был он, затянул писклявым голосом:
– Жаб весело любил пожить,Пошёл он погулять…Барсук подобрался, ухватил дубинку обеими лапами, оглянулся на спутников и с криком «Вперёд, бей их!» настежь распахнул дверь.
В зале поднялась страшная кутерьма, визг, вой, крики о помощи. Струсившие хорьки прятались под столами, выскакивали в окна, куницы в отчаянии протискивались к камину и застревали в трубе, столы и стулья, перевёрнутые и опрокинутые, усугубляли картину хаоса, пол был усыпан осколками хрусталя и фарфора, а посреди общего разгрома отважно громили врага четверо разъярённых героев. Могучий Барсук, грозно встопорщив усы, со свистом рассекал воздух палицей; Крот, в неизменном чёрном плаще, яростно размахивал дубинкой и время от времени издавал боевой клич: «А-ла-ла! Бей!» Неумолимый Крыс двигался медленнее других лишь потому, что был перегружен оружием, но Жаб, раздувшийся против обычных размеров вдвое, совсем зашёлся от бешенства. Он высоко подпрыгивал и испускал вопли, от которых кровь стыла в жилах противника.
– Жаб весело любил пожить! – орал он, пробиваясь к Главному Хорю. – Вы у меня сейчас повеселитесь!

Напомним читателям, что бойцов за правое дело было всего четверо, но обезумевшим захватчикам казалось, будто вся комната полна страшными, безжалостными фигурами, серыми, чёрными, бурыми, желтоватыми; отовсюду слышались устрашающие крики и свист дубинок. Наконец, вереща от боли и ужаса, разбойники обратились в бегство – в окна, через камин, куда угодно, только бы спастись от града ударов.
Вскоре всё было кончено. Наши герои прошлись взад и вперёд по залу, заглядывая во все углы и уже прицельно охаживая по головам всех, кто высовывался из укрытий. Ещё через пять минут голоса разгромленного вражеского воинства доносились только через разбитые окна: по газонам с позором улепётывали последние хорьки и куницы. Десятка полтора их валялось без чувств на полу. Крот быстро защёлкивал на них наручники. Барсук опёрся на палицу и вытер пот со лба.
– Крот, – сказал он, – ты показал себя лучше всех. Сбегай-ка посмотри, чем заняты твои подопечные, я имею в виду часовых-ласок. Впрочем, я думаю, что они не причинят нам нынче больших хлопот.
Крот выскочил через окошко на улицу. Остальные занялись расстановкой мебели, выбрали из развала на полу ножи, вилки, стаканы, тарелки и огляделись, чем бы поужинать.
– А пожевать-то бы не мешало, – как обычно, попросту, сказал Барсук. – Шевелись, Жаб, не стой чучелом! Мы отвоевали твой дом, а ты хоть бы сэндвич нам предложил!
Жаб был обижен на Барсука за то, что тот похвалил Крота, а не его, и ни словом не отметил его героизм. Сам-то он себя считал настоящим героем: ведь это он с боем пробился к Главному Хорю и богатырским ударом поверг его наземь! Но он послушно засновал по комнате и вместе с Крысом извлёк откуда-то ананасовый джем, холодную курицу, почти нетронутый говяжий язык и полную миску салата с крабами. Рядом в кабинете нашлись поднос с маслом, корзина печенья, сельдерей и сыр. Они хотели садиться за стол, когда, снова через окошко, в комнату вскочил Крот. Он держал связку ружей под мышкой и весело ухмылялся.
– Всё нормально, – сообщил он. – Насколько я сумел выяснить, ласки уже с вечера были слегка не в себе и нервничали, а услыхав крики, вопли и грохот в доме, часть из них сразу побросала оружие и задала стрекача. Другие держались, но, когда мимо них помчались хорьки, ласки решили, что их предали, и стали драться с хорьками, а те их отпихивали, чтобы удрать, и они толкались, кусались и царапались, и кончилось тем, что чуть ли не все свалились в реку! В общем, там никого нет. Ружья их я забрал, и вообще всё в порядке.
– Молодец, Крот! Ты заслуживаешь всяческих похвал, – ответил Барсук, прожёвывая курятину. – Теперь, пока ты ещё не сел с нами ужинать, я хочу, чтобы ты взял на себя ещё одно дело. Я бы не стал тебя беспокоить, но на тебя можно положиться, а я не про всех присутствующих могу сказать такое. Впрочем, не будь Крыс поэтом, я бы его послал. Так собери всех, кто не сбежал, нечего им валяться на полу и охать, всё равно они меня не разжалобят, поднимись с ними наверх, и пусть они вычистят, приберут и подметут в спальнях. Ты проследи, чтобы не оставалось мусора под кроватями, чтоб чистое бельё постелили, постели аккуратно заправили; ну, да тебя не надо учить. Чтобы в каждой комнате была тёплая вода в умывальнике, чистое полотенце, мыло. После этого можешь их, если захочешь, вздуть, и пусть убираются. Думаю, мы их теперь долго не увидим. А я позабочусь, чтобы тебе оставили кусок языка, он очень вкусный. Я очень доволен тобою сегодня, Крот!

Крот взял дубинку, выстроил пленных хорьков в одну шеренгу и отдал команду «Нале-во! Шагом – арш!». Скоро он вернулся один и с улыбкой доложил, что спальни готовы и всё в них сверкает, как начищенный медный шар.
– А без прощальной порки, – сказал он, – мы обошлись. Я решил, что им и так сегодня досталось, и, когда я их об этом спросил, они с радостью согласились. Они сказали, что они вообще не виноваты, что всё это устроили куницы и Главный Хорь, и если они смогут нам чем-нибудь помочь, то чтоб мы только сказали, и они явятся по первому зову. Так что я дал каждому лёгкого тумака и отправил с чёрного хода. И как они дали дёру – как наскипидаренные!
Крот подсел к столу и занялся копчёным языком. Жаб, как и подобает истинному английскому джентльмену, отбросил зависть и искренне сказал:
– Большое тебе спасибо, дорогой Крот, за всё, что ты для меня сделал, особенно что ты придумал сегодня утром.
Барсук сказал, что это слова, достойные доброго Жаба и даже его покойного отца. Они закончили ужин в атмосфере мира и полного согласия, с удобствами расположась в гостиной Жабсфорда, освобождённого ими благодаря беззаветной отваге, высокому уровню стратегического мышления и грамотному использованию военной техники (дубинок).
Наутро Жаб, по обыкновению, проспал и вышел к завтраку непозволительно поздно. На столе валялись яичная скорлупа, поджаренный, но уже остывший кусок хлеба, стоял кофейник, почти пустой. Это не ухудшило его настроения: ведь он был дома! Через балконную дверь он увидел, что Крот и Крыс сидят в плетёных креслах в саду и, видимо рассказывая друг другу смешные истории, дрыгают от хохота в воздухе короткими лапками. Барсук просматривал утреннюю газету. Когда Жаб вошёл, он молча кивнул ему. Жаб сел за стол и стал завтракать, стараясь как можно быстрей наверстать упущенное.
Барсук поднял глаза и сказал:
– Боюсь тебя огорчить, Жаб, но тебе придётся изрядно поработать, и не откладывая в долгий ящик. Надо отметить победу и устроить банкет. Все ждут этого от тебя, таков обычай.
– Хорошо, – отвечал с готовностью Жаб, – банкет так банкет. Хотя с каких пор банкеты устраиваются по утрам? Но ты ведь знаешь, мой дорогой Барсук, что я живу не для себя, а исключительно для друзей, любое их желание – закон для меня.
– Не притворяйся глупее, чем ты есть, – сердито сказал Барсук. – И не пускай пузыри в кофе, это неприлично. Банкет, разумеется, будет вечером, а ты сейчас сядешь и напишешь приглашения всем нашим друзьям на гербовой бумаге с сине-золотой надписью «Жабсфорд» в правом верхнем углу. Их надо разнести до обеда. А чтобы ты не думал, что ты один трудишься, я тоже возьму на себя часть забот и закажу стол.
– Что! – вскричал обескураженный Жаб. – В такое ясное утро, в такую прекрасную погоду, вместо того чтобы осмотреть поместье и оценить нанесённый ущерб, я должен сидеть взаперти и писать груду дурацких писем? Да я! Да мне!.. А впрочем, не сердись на меня, дорогой Барсук! Для вас я готов поступиться собственным удовольствием. Ты мне сказал – я сделаю. Иди же, Барсук, заказывай стол по своему вкусу, а после присоединись к нашим юным друзьям, прими участие в их невинном веселье, оставь труды и заботы мне. Я на алтарь дружбы и долга жертвую свой досуг.