Гортензия

– Ты, верно, устала? – спросил он, глядя на спутницу.

– Совсем немного, – добродушно ответила Марта.

– Вот присядь в тенёк, на это бревно, и немного отдохни.

– Куда ты? – удивлённо спросила девушка.

– Я сейчас, – торопливо бросил он, укладывая добычу и лук со стрелами к её ногам. – Я быстро.

Жак помнил, что всего несколько минут назад они проходили целые клумбы бледно‑розовых цветов, и теперь, счастливый, устремился за ними. Хотя для дела ему нужны были лишь бутоны, он решил «подстрелить двух зайцев». Вскоре Жак нарвал огромный букет удивительных растений. Природа украсила их стебли зелёными лодочками листьев, а бутоны каждого состояли из одной‑двух дюжин простых, но хрупко‑нежных пятилистных цветочков. С небывалой благодарностью приняла Марта букет от своего поклонника: то вдыхала душистый аромат, то одаряла Жака изумлённым, счастливым взглядом.

Охотник подобрал лук и стрелы, взял пойманную дичь, приятно оттягивавшую руку, и спутники продолжили путь. Удивительной находкой для девушки оказался горячий источник, до которого они добрались спустя некоторое время. Он был достаточно велик, чтобы послужить просторной ванной. Радости Марты не было предела.

– Могу тебя заверить, что ни одна человеческая душа здесь не купалась со дня основания мира, – торжественно заявил Жак. – Так что эту купальню нельзя считать общественным местом!

Польщённая такой удачей, Марта хотела было предложить своему спутнику искупаться первым, но он заверил её, что ванна безопасна и не настолько глубока, чтобы в ней можно было утонуть. Затем добавил:

– Ты, должно быть, заметила, что аромат этих цветов не уступает французским духам?

Марта вновь упоённо вдохнула аромат подарка.

– А ведь и правда! – воскликнула она.

– Это особые цветы. Их бутоны послужат тебе настоящим мылом, – объяснил Жак, отрывая несколько цветков. Он растёр их между ладонями, и руки покрылись настоящей пеной. – Видишь?

Марта восхищённо взглянула на результат эксперимента, а Жак не удержался и замарал её острый носик пеной. Девушка лишь спокойно улыбнулась в ответ.

Охотник сделал несколько шагов от источника и наклонился, чтобы помыть руки в ручье, который, журча, выбегал из одной из стен природной ванны.

– О воде источника не беспокойся, – сказал он, оборачиваясь к спутнице, – она не только постоянно подогревается, но и обновляется. Так что мыльная вода вскоре очистится сама.

– Жак! – задушевно проворковала девушка. – Здесь так красиво!

Охотник добродушно улыбнулся. Он оглядел горы, заслоняющие ванну словно надёжные шторы, и лес, видневшийся неподалёку. Зелёные исполины мерно раскачивались на лёгком, освежающем ветре, придавая картине умиротворённость. У их подножий благоухали полевые цветы, привлекая неторопливых бабочек и пчёл. Из крон деревьев доносилась оживлённая музыка радостных птиц, вносящая последний штрих в этот уголок рая.

– Да, – подтвердил Жак слова девушки. – К тому же отсюда до лагеря всего каких‑нибудь сто, сто двадцать метров. В случае чего можно докричаться, – добавил он, взглянув на Марту. – Ты не спеши, я пока пойду искупаюсь в реке, разделаю трофеи и буду ждать тебя.

Он показал ей направление к лагерю и попросил вернуться до темноты, после чего бесшумно скрылся в лесу.

Через несколько часов Марта вернулась в лагерь – свежая и благоухающая. Горячая вода источника не только расслабила её тело, окутала душу бесподобной негой, но и наполнила сердце волшебными чувствами. Жак обрадовался её приходу и, довольный тем, что успел закончить все дела, сообщил, что ужин почти готов. Марта лишь улыбнулась в ответ. Ей совсем не хотелось есть: она всё ещё ощущала приятную истому, и неведомое, новое чувство волнительно пульсировало в груди – появлялось и, будто испугавшись, исчезало. Грациозной кошкой Марта нырнула под навес и чуть прижалась к Жаку. Соскучившийся влюблённый позволил себе обнять её и вдоволь насмотреться:

– Марта, ты у меня такая красивая! – восторженно сказал он.

Тогда девушка чуть смутилась, вспомнив и свои стёршиеся брови, которые только начинали отрастать, и накладные ногти, снятые в источнике. Заглянув во влюблённые глаза Жака, она смутилась ещё сильнее. Чувство, зарождавшееся в ней, распустилось.

Влюблённые поужинали; за трапезой оживлённо обсуждали прошедший день, богатый приятными событиями. Наконец, когда Жак бросил на угли костра два толстых полена, они улеглись, и охотник обнял свою юную спутницу.

– Жак, – откликнулась она через пару минут, – я всё думаю: как тебе удалось удержать меня тогда, после падения в водопад?

– Ну… – протянул он, потом, смеясь, ещё крепче прижал к себе своё сокровище и добавил: – Жутко не хотелось тебя отпускать!

– Но ведь ты был без сознания…

– А, это, – небрежно бросил он, – способность из детства. Давай‑ка спи, Марта!

– Нет, расскажи! – настаивала она.

Жак вздохнул и начал рассказ:

– Мне было лет двенадцать. Я охотился примерно так же, как мы с тобой сегодня, только это было зимой. На берегу, противоположном «Гортензии», я выследил крупного оленя. К сожалению, моя стрела лишь ранила и напугала его. Он громко взревел, должно быть, предупреждая сородичей, и, обгоняя ветер, ринулся прочь, ломая цветистыми рогами ветки. Недолго думая, я бросился следом: хотел добить его, чтобы избавить от страданий. Но олень был силён и гнал меня несколько дней. Мы бежали по много часов кряду (следы были хорошо видны на снегу, поэтому я не отставал), а потом оба, обессиленные, валились с ног. Порой я почти догонял его – видел метрах в пятидесяти впереди, – но был уже не в силах натянуть тетиву. А он, видя это, не спешил дальше. Постепенно звериными тропами он перевёл меня через горы в дремучий лес. Мы зашли так далеко, что теперь от него зависела моя жизнь.

На третий день, посреди ночи, меня разбудил жуткий волчий вой. Он был настолько близко, что спросонья показалось – волк стоит рядом. Я вскочил на ноги, выхватил нож и огляделся. Олень лежал на поляне в десяти метрах: внимательно смотрел на меня и не вставал. Видимо, наш с ним привал только начался. Я подошёл и добил его, не желая отдавать волкам.

(Жак решил не рассказывать Марте о том, что ему пришлось сделать несколько глотков горячей крови животного, чтобы хоть чуть‑чуть восстановить силы.)

Затем я быстро залез на ближайшее дерево – и едва успел, как несколько волков выбежали на поляну. Главой стаи был огромный белый вожак; он чуял меня и осторожничал, пытаясь определить запах. Я понял, что это мой шанс прогнать незваных гостей. Получше зацепился ногами за ветви, достал лук и пустил стрелу. Вожак упал замертво. Вся стая пришла в ярость: они метались кругами, скалились, грызли ствол. Мне ничего не оставалось, кроме как заночевать на дереве. Сил не было, а сон клонит. Тогда я обнял ствол своего временного прибежища и сцепил руки. Страх смерти научил меня, при необходимости, не разжимать рук во сне.

Утомлённая за день и убаюканная рассказом, Марта быстро уснула. Теперь её согревали не только костёр и белая шкура, но и тёплые объятия Жака.

Прошло несколько дней. Жак много времени проводил в охоте, и, в конце концов, засушил на костре достаточно мяса, чтобы его хватило на обратный путь до «Гортензии». Его нога полностью зажила и сгибалась, как прежде. Марта больше не следовала по пятам за спутником: собирала хворост для очага, обновляла примятые ветки лежака, рвала цветы и ягоды. Она часто проводила время на берегу, наслаждаясь прозрачной рекой, а по вечерам неизменно принимала горячую горную ванну.

На седьмой день после основания лагеря путешественники позавтракали, раскидали костёр и отправились к «Гортензии». Охотник разведал часть пути, поэтому пара быстро продвигалась к цели. Они почти безмолвно пробирались то через лес, то по пригоркам и среди гор, разговаривая главным образом во время коротких привалов. Долгими переходами же каждый думал о своём. Марта с болью вспоминала родных – и тревога её усиливалась с каждым шагом. Жак думал о Марте и «Гортензии».

За целый день они прошли примерно половину пути, но завтра их ждала более пологая и лёгкая дорога. Путешественники сноровисто разбили лагерь; несмотря на усталость, Марта не пожелала отлынивать от дел. Наконец, усевшись рядом, перед пылающим костром, они оба ощутили приятную расслабленность, отстранились от терзавших мысли и повеселели. Девушка пристально всматривалась в новый пейзаж, а охотник поглядывал то на огонь, то на свою спутницу.

Дни, проведённые в лесу, необычайно преобразили Марту. Её природная красота расцвела в полную силу. Каштановые волосы в свете костра переливались бронзой, брови полностью отрасли: их тёмный цвет гармонировал с глазами, а ровная форма, напоминавшая мазок кисти, придавала женственному лицу ангельскую нежность. Миндалевидные, нежно‑розовые ногти девушки после целительных вод источника искрились блеском – не уступая звёздам, – но не на них обращал внимание Жак. Карие глаза, увенчанные природными ресницами, теперь, в отблеске пламени, пылали золотом янтаря и сводили его с ума. Никакие пластмассовые украшения не смогли бы ни испортить, ни добавить им чего‑то нового – как нельзя ни прибавить один атом во вселенную, ни отнять его. Сравнение, впрочем, было точным: образ любимых глаз, однажды поселившийся в сердце, словно вселенная, неустанно расширял его.

В довершение образа Марты природа заботливо тронула её веки лёгким смуглым оттенком, а на чувственных губах вот уже несколько дней цвели алые розы. Марта стала настоящей красавицей во всех смыслах.

Едва они легли спать, послышался протяжный волчий вой.

– Жак, – прошептала испуганная Марта, открывая глаза.

– Что? – лениво отозвался спутник, совсем не желая высовывать нос из‑под одеяла из её волос.

– Волки, Жак! – всё так же испуганно продолжала она. – Пойдём, нам нужно забраться на дерево!

Охотник рассмеялся и громко завыл по‑волчьи.

– Нет, – парировал он, смеясь, – я просто рассказал им, что со мной самая опасная охотница!

Марта пыталась вырваться из его цепких объятий, но Жак удержал её.

– Они в нескольких километрах от нас, – успокоил он, – и всего-навсего приветствуют полную луну… ну или прощаются с тобой, если это предположение нравится тебе больше.

Марта немного оправилась, и Жак подкинул в костёр побольше дров, чтобы юная путешественница перестала тревожиться.

***

На следующее утро пара продолжила путь навстречу «Гортензии». К полудню они добрались до истока своего путешествия – водопада. Марта залюбовалась его величием, а Жак осмотрел прилегающую территорию. Он заметил несколько старых кострищ и решил, что здесь разбивал лагерь поисковый отряд. Чуть дальше по течению он увидел лодку, и они с Мартой подошли к выброшенному на берег судну.

– Отплавала своё, моя скорлупка, – грустно сказал Жак, показывая трещину, которую она не сразу заметила. – Смотри, остов треснул.

Вёсел у лодки не было: их держатели были разрезаны острым ножом.

– Хотя я рад, что всё так вышло, – произнёс он, взглянув на Марту. – И для меня, и для неё это падение стало последним.

Он хотел было продолжить путь к «Гортензии», но спутница, останавливая его жестом, осторожно спросила:

– Значит, были и другие, Жак?

– Что – «другие»?

– Другие падения… – она пытливо всмотрелась в его глаза. – Другие девушки?

– Марта… – начал Жак.

Но всё видящие глаза девушки уже получили ответ. Мгновение – и ужасные мысли, как кляксы, очернили её сердце. Вдруг Марта бросилась к водопаду. Ей было невыносимо больно и тошно на душе: неведомые муки терзали её естество, хотелось оказаться где угодно – только не рядом с Жаком. Невыразимо горькое слово, сильнее яда, острее ножа для любящего женского сердца, – «соперница» – пронеслось в сознании Марты.

Не в силах вынести свалившегося на неё горя, она, словно в забытьи, бежала прямо к неистово бурлящей воде, с лёгкостью лани перепрыгивая брёвна на пути. Она ничего не замечала вокруг: не слышала ни рыка водопада, ни криков чаек, предупреждавших прекрасное создание об опасности, ни Жака, догонявшего её. В последний момент он настиг девушку и крепко схватил её. Марта забилась в его руках пойманной птицей. Горькие слёзы обжигали Жаку руки, словно раскалённая лава. Ему хотелось провалиться сквозь землю, повернуть безжалостное время вспять, но он только стоял и ждал, пока возлюбленная успокоится.

Вскоре твёрдым, спокойным голосом Марта произнесла:

– Отпусти меня. Нам нужно возвращаться.

До конца пути, занявшего несколько часов, Марта не произнесла ни слова. Жак же голоcил почти без умолку: то объяснял, зачем затеял глупую выходку с водопадом, то клялся, что в последний момент передумал и не хотел подвергать Марту опасности, то уверял её, что она, действительно, преобразилась, и что он без ума от неё настоящей. Несколько раз он хватал возлюбленную за руки, умоляя произнести хоть слово, но Марта молча отводила взгляд, безжизненно поворачивая голову в сторону.

***

Возвращение пропавших наделало немало шума в «Гортензии». После исчезновения Жака господина Биро хватил удар, и врачи, опасаясь за его жизнь, переселили хозяина отеля в просторный номер – о чём сам он весьма сокрушался. Узнав об этом, Жак поспешил к человеку, когда‑то приютившему его. Прежде, однако, он в последний раз взглянул на Марту, произнёс её дивное имя – но девушка не ответила. Она поспешила к родным, которые всё ещё надеялись на её возвращение и не покидали отеля.

В небывалой спешке, налегке, поручив отправку багажа сотрудникам «Гортензии», через полчаса Марта вместе с родными покинула долину.

***

Прошло почти полгода после описанных событий. Хотя Жак скучал по жизни лодочника, он больше не садился в лодку. Господин Биро немного оправился, но редко выходил к гостям. Он понимал: пора готовить наследника к последней должности – управляющего. Основатель отеля притворялся больным и целыми днями лежал в кровати, то глядя в окно на чудесную долину, то рассматривая висевшую рядом серую форму, мысленно считая часы до того мгновения, когда снова её наденет.

Убираться в своём номере он поручил самой разговорчивой горничной и подолгу задерживал её у себя – расспрашивая то о гостях, то о делах отеля. Прозябая без настоящей работы, старик ощущал быстрое увядание, и накануне ежегодного праздника – дня рождения «Гортензии» – вызвал к себе нового управляющего.

– Сын, – обратился он к Жаку, впервые назвав его так. – Ты отлично справляешься с обязанностями! Тебе так идёт этот костюм, ты стал совсем другим человеком.

Старик помолчал, невольно вспоминая свои первые годы в отеле.

– Ты знаешь, завтра именины «Гортензии» – и, пожалуй, мой последний юбилей, – грустно заметил он. – Я прожил достойный, счастливый век, Жак. Добился многого… вырастил двух детей – детей хороших, замечательных…

Жак молча кивнул, делая понимающий жест.

– И теперь, – продолжал господин Биро, – стоя на пороге своего склепа, я хочу доверить тебе дело всей моей жизни, – старик понизил голос до шёпота, – твою сестру… «Гортензию».

Он многозначительно посмотрел на приёмного сына.

– Отец, за последние полгода я хорошо поработал, – начал Жак. – Освоил все тонкости работы «Гортензии», изучил гостевые и расходные книги. Замещая тебя, я стал её сердцем.

От этих слов старика бросило в дрожь. Жак продолжал:

– После празднества мне нужно будет уехать. – Он жестом остановил собеседника, собиравшегося возразить. – Надеюсь, это не займёт много времени. Но если ты вдруг решишь мне помешать или захочешь своей последней волей сделать из меня раба – я разорю «Гортензию», сожгу её, если потребуется.

Последние слова, безусловно, расстроили господина Биро. Но к чему только не готовы старики…

***

На следующий день, в парадном, роскошно убранном зале «Гортензии», юбиляр как ни в чём не бывало, добродушно улыбаясь и принимая сердечные поздравления, произнёс небольшую речь. Господин Биро рассказал самым близким гостям любимого отеля, что отходит от дел и назначает преемником Жака, «который стал ему как родной сын». Торжество продолжалось шумно и радостно.

Немного понаблюдав за новоиспечённым управляющим, который, не отходя от привычки, всё так же трудился – подходил то к одному, то к другому столику, улыбаясь или заговорив то серьёзно, то весело, – господин Биро утёр счастливую слезу старика и отправился в последний путь по коридорам своего творения.

Через час гости преобразились: их ждал пышный бал‑маскарад, который должен был завершиться под утро грандиозным фейерверком. «Гортензия» раскрыла очередной свой цветок – двери танцевального зала, где известный оркестр уже играл волшебные мелодии великих композиторов. Маски, надетые юными девушками и молодыми женщинами, по понятным причинам, немало радовали Жака.

Он старался участвовать лишь в общих танцах, но, на радость гостям, иногда приглашал ту или иную даму. Он стоял с несколькими масками и принимал нескончаемые поздравления, связанные с новой должностью (а, по сути, с переходящей к нему во владение «Гортензией»).

– Примите мои поздравления, господин Люма! – радостно воскликнула подошедшая к нему маска.

Сердце Жака сладко сжалось и на мгновение замерло, словно набирая воздух перед прыжком в воду, и вдруг бешено забилось. Он узнал не только голос: пара любимых глаз ярко отражалась в пламени его сердца, вспыхивая мириадами солнечных зайчиков.

– Я, право, вас не сразу узнала, – продолжала девушка. – Господин Биро написал мне, что в отеле больше нет лодочника.

Жак стоял молча, поражённый. Его небольшая компания, не замечая происходящего, удалилась.

– Что ж, и вы меня, должно быть, не узнаёте? – весело рассмеялась маска.

– Как же тебя не узнать, Марта! – наконец воскликнул Жак, заключая опешившую девушку в объятия и кружа её хрупкое тело. – Ведь никому на всём белом свете так не идут платья!

***

Остаток вечера влюблённые провели вместе – как, впрочем, и остаток своей жизни.

На всём празднике только Марта оставалась недовольна новой должностью её Жака, в чём она ему и призналась в тот момент, когда, взрываясь в небе, фейерверк тщетно пытался затмить вечные звёзды.

– На самом деле я абсолютно свободен! – парировал Жак.

– Не настолько свободен, как тебе кажется, – рассмеялась Марта.

Жак счастливо ответил тем же и сорвал с возлюбленной маску зайца.

– Марта! – восхищённо произнёс он.

Просиявшая, гордая своей природной красотой девушка с наигранной грустью повторила:

– Жаль, что ты больше не лодочник…

– Я всегда им буду! – твёрдо сказал Жак. И, чуть подумав, добавил: – Для тебя. Хотя озеро сейчас спит подо льдом.

– На свете есть много удивительных мест, – загадочно произнесла Марта. – Я ведь так и не побывала в Венеции…

– А я как раз туда собирался, – засмеялся Жак.

На следующий день влюблённые отправились в город‑мечту любого лодочника. Этот уголок Италии, кстати, так и не утонул во времена Жака – ведь если живёшь среди воды, волей‑неволей научишься плавать.

Старик Биро вскоре оставил наследнику, как говорили слухи, целое состояние. Но, как и у всякого влюблённого, всё богатство Жака заключалось в одном – в Марте, девушке, которая в буквальном смысле открыла ему целый мир.

21-26.12.2016