Гортензия

Жак молчал, и Марта продолжила поверять ему одну из своих сокровенных тайн, бесподобно поблёскивая каштановыми глазами:

– Но я ужасно боюсь живой воды.

– Живой? – переспросил лодочник.

– Да, той, что залегает в таких вот больших водоёмах, скрывает своё дно или быстро течёт. Я могу доверить ей разве что руку… – Марта стряхнула в озеро последние капли прозрачной перчатки. – К тому же я совсем не умею плавать.

– В нашей долине есть термальные источники, – попытался подбодрить собеседницу Жак.

– Слышать о них не хочу!

– Почему же?

– Почему? Да потому, что это моя давняя мечта!

– Ну вот, в чём же тогда дело? У нас есть несколько обустроенных источников, вполне удобных.

– Да, но общественные ванны, бани… вообще всё общественное…

– Хм, я понимаю вас, – перебил её Жак. – Хорошо, тогда в вашем распоряжении многочисленные «дикие», не знавшие человека источники.

– Знаю и это, но ведь они – «дикие», неизвестно где спрятанные… Одним словом, это замкнутый круг. Прошу, оставим эту тему.

Целый месяц пролетел с первой встречи Марты и Жака. Вместе они прошли, как сказали бы моряки, не одну милю. Они взбирались на высокую гору, с которой была видна вся раскрытая ладонь долины, и не раз звёздными ночами выезжали на середину озера. Наконец Марте и её родным настала пора продолжить путешествие. Услышав эту новость, Жак принял непростое решение:

– Завтра я покажу вам водопад, – сказал он своей любимой пассажирке.

– Хорошо. Завтра наш последний день, – чуть грустно ответила она.

Вернувшись в отель, Жак предупредил господина Биро о своей затее, на что почтенный старик сказал:

– Поступай как знаешь, Жак. Но не задерживайся: послезавтра мы ждём много гостей, ты мне понадобишься здесь. Годы берут своё, знаешь…

– Не волнуйся, отец, в крайнем случае я задержусь на сутки, – заверил Жак и добавил: – Пусть это станет моей последней попыткой!

Оставшись наедине, старик вновь подумал о том, как однажды Жак полноправно займёт его место и будет так же рачительно заботиться о процветании отеля. Вообще господин Биро дожил до преклонного возраста счастливым человеком: у него не было детей, но были сын Жак и дочь – «Гортензия». Его отель – дело всей жизни, единственная муза, безмолвно‑прекрасный цветок – неуёмно радовал сердце старика и восхищал его душу. Жак же был признанным приёмным сыном – сначала по делам отеля, описанным выше, затем по привычке, хотя перед гостями это скрывалось. Впрочем, как истинный работник и хозяин «Гортензии», господин Биро вообще мало рассказывал о себе, что делало его бесподобным собеседником в глазах постояльцев.

Для господина Биро служение своему делу не знало границ. Так, пережив в год открытия отеля мёртвый сезон в холодное время года, он перенёс дату своего рождения и дату основания отеля на зимний период, объединив их. Биро так же подначил персонал «Гортензии» рассказывать всем прибывшим гостям о новой знаменательной дате, грандиозном событии, которого все кругом только и ждут. В следующую зиму самым именитым гостям были разосланы приглашения, написанные рукой владельца. Таким образом удалось не только избежать ежегодной поры увядания, но и сделать «Гортензию» восхитительным местом зимнего отдыха.

Но если процветание отеля ещё было в силах создателя, то сам господин Биро был не вечен – что он понимал ещё во времена усыновления Жака. Малыш, не осознавая этого, работал на благо «Гортензии» с самых пелёнок. Его рождение наделало шуму в стенах отеля. Намеренный расчёт сделал «бедное дитя» всеобщим любимцем, развлечением для напыщенно заботливых дам всех мастей. Впрочем, это, пожалуй, было получше приюта, который, кстати говоря, в отличие от других служб, так и не появился в долине. Далее юный Жак в течение многих лет был проведён невидимой рукой господина Биро через все должности отеля – кроме разве что должности управляющего. Детство лодочника было безоблачным: он постоянно с увлечением постигал что‑то новое, проводил много времени на свежем воздухе, а в свободные часы общался и играл с детьми со всего света.

Трудно сказать, для чего господин Биро неоднократно, пусть и в редкие свободные минуты, рассказывал Жаку о прекрасных временах принцесс. Хотел ли он лучшей участи для приёмного сына или преследовал какие‑то свои цели, было неясно. Так или иначе, он делал это осторожно: ему не хотелось, чтобы разгорячённый Жак сбежал из «Гортензии», отправившись на поиски своей Дульсинеи. На поздние выходки приёмного сына в духе прогулок к водопаду господин Биро смотрел философски, следуя принципу: «чем бы дитя ни тешилось». Однако последнее заявление Жака обрадовало старика.

Жак, выйдя от отца, погрузил в лодку медикаменты и некоторый походный инструмент – огниво, нож, топор, небольшой котелок, рыболовные снасти и даже сигнальные огни, которые он обычно брал с собой, отправляясь с гостями «Гортензии» в горы. Всё это он отвёз к водопаду и спрятал в знакомом месте, но через мгновение вернулся к тайнику и, для надёжности, убрал дар Гефеста – огниво – во внутренний карман жилета. Убедившись, что уровень воды достаточный, он вплавь подобрался к водопаду и несколько раз нырнул. Убедившись, что на дне не появилось ни топляков, ни острых камней, Жак вернулся на берег, определил идеальную точку входа и лишь после этого направился к отелю. Привязав лодку, он внимательно осмотрел её, убедился, что привязи вёсел не истёрлись и смогут удержать их в уключинах при падении. Вернувшись в свою каморку – к слову сказать, по соседству с комнаткой господина Биро, но чуть большую по размеру, – Жак ухмыльнулся своей небывалой осторожности, но, недолго думая, упал на кровать и тут же забылся сном праведника.

На следующий день лодка Жака привезла молодую пару к водопаду. В определённые моменты все девушки похожи словно родные сёстры – так и сейчас: Марте захотелось взглянуть на водопад. Оба человека сидевших в лодке желали увидеть природную красоту, однако Жак предупредил спутницу, что переправляться на другой берег озера напрямик опасно и нужно сделать довольно большой круг.

– Тут же совсем нет течения! – возразила девушка.

– Тут нет, оно проходит чуть дальше.

– Что ж, тогда нам следует вернуться в отель: вечером я уезжаю, а делать большой круг по озеру – всё равно что подплыть к «Гортензии». Времени на такие манёвры, к сожалению, нет. Нужно было сразу идти вдоль лесистого берега!

– Ладно, – решился Жак. – Я так сильно хочу, чтобы вы увидели водопад, что попробую пройти напрямик, – заявил он.

Наградой за желанный ответ лодочнику послужила обворожительная, подбадривающая улыбка.

– Нет, нет! – опомнилась девушка через минуту. – Вдруг там действительно сильное течение? Я ведь ужасно, ужасно боюсь воды! – она испуганно спрятала лицо в ангельских дланях.

– Поворачивать теперь поздно, – пробурчал Жак.

Ему действительно хотелось избежать падения. Он повернул нос лодки на спасительные тридцать градусов и налёг на вёсла с утроенной силой. Через несколько минут, показавшихся Жаку и Марте вечностью, стало ясно: лодке не удастся избежать могучих объятий водопада. Лодочник перестал грести, решив не растрачивать силы понапрасну. Он пытливо взглянул на пассажирку и получил в ответ сдержанную улыбку. Марта не предалась панике – или, вернее, её паника была величественно безмолвной. Девушка не хулила Жака, как это делали многие до неё, не кричала, не проливала слёз: она бессильно сползла на дно лодки и вцепилась одной рукой в кормовую скамейку, а другой – в борт судна. Марта и вправду, словно кошка, смертельно боялась воды.

Всё произошло в течение одной минуты. За это время Жак быстро завёл вёсла в лодку и сообразил, что бессмысленно что-то объяснять девушке в таком состоянии: глупо приказывать «прыгай подальше от лодки», если такой прыжок сулил встречу с дикой рекой. Но и оставлять Марту было опасно. Он встал, и, не раскачивая лодку, осторожно, но быстро подошёл к своей спутнице, схватил девушку за тонкую талию, затерянную в складках шерстяного платья, и начал отрывать её от борта. «Словно кошка, вцепившаяся в ковёр», – подумал Жак и в последний момент поднял Марту на ноги. Не отпуская её, он стремительно перехватился, пытаясь «пристегнуть» девушку к себе. Жак хотел, что есть силы, отпрыгнуть с ней в сторону, но было слишком поздно: лодка начала уходить из-под ног. Тогда, поворачиваясь с Мартой лицом к обрыву, он крикнул: «Вдыхай!» – и вместе с ней рухнул в водную бездну.

Крик чайки привёл Марту в чувства, девушка отрыла глаза и увидела над собой небо полное птиц, они летали над ней и то и дело посматривали на неё свысока, о чём-то крича. Девушка вспомнила водопад и падение, вспомнила Жака и его крик. Ей было несказанно холодно, она попыталась оглядеться, понять, что с ней происходит, но не могла пошевелиться – Жак всё ещё крепко держал её. Собравшись силами Марта позвала его слабым голосом, но он не откликнулся. Лодочник был без сознания, но продолжал дышать. Кругом была вода, но девушку это больше не пугало, её неумолимо клонило ко сну, ей почудилось, что всё это ей только кажется, как кажется и то, что при выдохе Жака они чуть погружались в воду, а при его вдохе вновь всплывали. Она снова забылась.

Терпкий запах дыма разбудил Марту. Испугавшись, она села. Её рука удивлённо нащупала мягкие иглы пихтовых веток, заменившие привычные шёлковые простыни; глаза расширились от удивления и страха: рядом, в паре шагов, потрескивал яркий костёр.

– Всё хорошо, Марта, не пугайся, – донёсся знакомый голос из-за пламени. – Как ты? Цела?

Марта прислушалась к себе. Ей было тепло, платье оказалось сухим, ничего особенно не болело, но в то же время ей было как-то мучительно не по себе. Она пыталась понять, как очутилась у костра и как высохла, ведь помнила и ужасную воду, и холод, о которых теперь напоминали лишь чуть влажные волосы.

– Мне пришлось просушить твоё платье, – виновато сказал спутник.

Теперь Марта вспомнила, как слышала громкий, надоедливый голос Жака, который много раз звал её по имени, кричал и не давал уснуть. За секунду она восстановила в памяти ход событий.

– Всё нормально, Жак, – чуть грустно ответила она, радуясь тому, что сейчас, за занавеской костра, он её не видит. – А ты как?

К слову сказать, парочка, пережившая целый водоворот событий, не сразу заметила, что теперь они обращались друг к другу на «ты».

– Да что со мной будет? – с притворным удивлением ответил Жак. – Давай, Марта, собирайся мыслями, поешь. Я приготовил улиток.

– Терпеть не могу улиток! – ухмыльнулась девушка. Затем, по привычке, чуть надула губы и села поудобнее, поджав под себя ноги.

– Я тоже не любитель, – улыбнулся Жак, – но найти что-то более съедобное мы сможем не раньше завтра. Скоро стемнеет.

Они помолчали.

– Ладно, раз уж ты не голодная, принеси нам хворосту на ночь.

Марта хотела было возразить: после пережитого холода не хотелось отходить от спасительного костра. Но, передумав, отправилась в лес.

– Марта! – позвал Жак. – Не уходи далеко! До темноты примерно полчаса.

При падении в водопад лопасть алюминиевого весла глубоко порезала Жаку правую икру, а борт лодки рассёк ему затылок, больно ударив. Когда Жака с Мартой выбросило на берег и он ударился головой о камни, то очнулся, открыл глаза и увидел безжизненно склонённую набок головку девушки, лежавшую на нём. Пожалуй, впервые в жизни он действительно испугался. Жак осторожно расцепил руки, вынес спутницу на берег и устроил её на мягкой траве. Дыхание Марты было редким, едва приметным. Обрадованный тем, что она жива, Жак принялся растирать её сорванной и скомканной травой, радуясь, что белое тело начинает медленно розоветь. Он стал громко звать Марту по имени, а когда наконец растолкал её, заставил недовольно и устало блеснуть глазами, накрыл своей шкурой и доверил высоко парящему солнцу. Счастливый тем, что с девушка не пострадала, он побежал готовить костёр. Сделав пару шагов, Жак, однако, решил перевязать кровоточащую ногу: один из рукавов его рубахи отлично подошёл для этой цели.

Место, где потерпевшие кораблекрушение выбрались на сушу, лежало на берегу горной речки, постепенно заворачивающей вправо. Русло здесь было узким, но за поворотом река расширялась и текла размеренно. На десяток шагов от воды берег был устлан камнями, дальше зелёным ковром раскинулась поляна, переходящая в лес. Примерно на середине поляны Жак устроил место для костра и стал бегать в лес за хворостом, с сожалением вспомнив тайник у водопада. Тот, впрочем, остался в нескольких километрах позади. Набрав достаточно сухих веток, Жак вернулся и быстро наломал мягких пихтовых лап. Несмотря на то, что это дерево встречалось редко, отыскать его было несложно по гладкому серому стволу. Вскоре Марта лежала уже на мягком многослойном зелёном ложе, пахнувшем целительной хвоей. Костёр быстро высушил одежду девушки и шкуру охотника.

Жаку предстояло ещё многое: найти хоть какую‑то еду, собрать материал для навеса, отыскать и притащить толстые брёвна, которые могли бы тлеть всю ночь. Он понимал, что делать всё это нужно немедленно, пока нога позволяет двигаться и не разболелась окончательно. Но, склонившись над спящей Мартой, укрыв её своей шкурой, невольно он на мгновение залюбовался девушкой. На её губах и щеках вновь распустились алые розы жизни, а водопад, казалось, смыл всё лишнее. Очарованный лицом Марты, Жак, пытаясь догнать сердце ногами, побежал по делам.

Теперь, когда Марта отправилась за хворостом, Жаку совсем не хотелось, чтобы она уходила, но ещё меньше – чтобы видела его ужасно распухшую ногу, нелепую хромоту. Ему нужно было закончить навес над новым гнёздышком спутницы, который требовался не столько от дождя, редкого в этих краях, сколько для тепла. Охотник решил принести еловых веток для своего лежака уже после того, как Марта заснёт. Всё необходимое для навеса было готово, и Жак принялся за работу. Большими камнями он вбил по бокам пихтовой кровати два ствола толщиной с мужскую руку, такими же жердями подпер их сзади, а одну, подлиннее, установил сверху. Конструкцию он связал упругими гибкими ветвями. Наклонённую заднюю стенку навеса выложил тонкими жердями и прямыми ветками, а затем, словно укладывая черепицу, покрыл еловыми лапами.

Едва Жак закончил постройку и присел у костра, вернулась Марта. Она заметила, как он ковылял и подпрыгивал вокруг огня, прежде чем сесть.

– Жак, что с твоей ногой? – спросила она, сбрасывая хворост.

– Ничего, – бросил он в ответ. – Всё в порядке. О, какая ты молодец! Столько принесла! – добавил он восторженно, а, заметив, что Марта хочет подойти, сказал, указывая на место под навесом: – Садись, садись. Поедим, и можно будет ложиться.

– Нет, Жак, ты от меня не отвертишься! – строго сказала она, подходя.

Жак угрюмо наклонил голову к костру, и Марта заметила запёкшуюся на шее и ухе кровь.

– Что с тобой? Ты поранился?

– Да, – ответил Жак, негодуя на собственную забывчивость. Он не раз хотел сбегать к реке и промыть шею, неприятно стянутую засыхающей кровью. – Наверное, лодкой слегка задело. Жить буду.

– Что за геройство, Жак? Мы же не хотим, чтобы ты свалился в горячке от заражения крови, – строго сказала рассудительная Марта. Она обошла его, чтобы рассмотреть рану на голове. – Тут всё в порядке! – раздался через мгновение её радостный голос. – Просто царапина!

– Ну вот, я же говорил, – приободрился Жак. – Медсестра, садитесь ужинать!

Марта рассмеялась.

– Я не медсестра, а настоящий врач! – заявила она шутливо. – Пациент, покажите теперь мне свою ногу – и поживее!

Жак хотел было отмахнуться, сказать, что всего‑навсего вывихнул лодыжку, однако поверил в то, что Марта и вправду доктор. Несмотря на то, что в своей лодке он успел постичь немало людских натур, разгадать эту девушку ему не удавалось. Помимо всего прочего, ему действительно нужна была её помощь. Он решил прижечь рану, но так как распухшая нога уже не сгибалась в колене, Жак не мог сделать этого самостоятельно. Развязав повязку, новоиспечённый доктор ужаснулся: прижигание не терпело отлагательств. Ножа у них не было, поэтому решили использовать толстую обугленную палку. Марта порядком напугалась, однако взяла себя в руки и не показала страха. Силы Жака настолько истощились за день, что он едва перебрался под навес. Он подумал, что Марта может упасть в обморок, а с такой ногой донести её под тёплый навес будет делом непростым. К тому же яркий костёр, отражаясь от стены навеса, хорошо освещал пихтовое ложе, которое на несколько минут должно было превратиться в операционную.

– Ложись, Жак, – вскоре тихо проговорила она, сдерживая головокружение.

Марта села подальше от костра, боясь потерять сознание. Глубоко вдохнув, чтобы собраться с силами, она прижгла рану. В воздухе повис невыносимый запах палёного, и Жак потерял сознание. Марта снова бросила палку обратно в костёр, затем спустилась к реке и умылась. Стоя на берегу, девушка вспомнила о родных. Она знала: без неё они не уедут. Но как же они, наверное, переживают и волнуются! Марта подумала, что их с Жаком непременно будут искать, а если не найдут, то через пару дней они сами вернутся в «Гортензию», стоит только спутнику оправиться от ранения.

После захода солнца река, на берегу которой стояла Марта, текла размеренно. Она тихонько журчала и переливалась в свете новой луны. Неугомонные воды перекатывали камни, тихо постукивая ими друг о друга; этот ритм успокаивал. Марта умиротворённо оглядела пейзаж, приютивший их обоих, и улыбнулась звёздам, таким близким, что, казалось, можно дотронуться до любой из них. Через несколько минут она вернулась в лагерь, положила на переливающиеся рубинами угли пару толстых веток, сняла жилет, тихо легла рядом с Жаком, укрылась мягкой шкурой и, несмотря на твёрдую постель и отсутствие подушки, быстро уснула под тёплым навесом.

Пару дней спасшимся после «кораблекрушения» пришлось питаться жареными улитками и первыми летними ягодами. Жак почти не вставал: какое‑то время его мучил жар. Марта заботливо носила ему воду. Посуды у них не было, и для этого сгодился второй рукав его рубашки. На третий день Жак начал понемногу ходить. Он вспомнил о нескольких крючках, зашитых в жилет на экстренный случай, из крепких ниток, выдернутых из разорванной штанины, сделал подобие лески, и они с Мартой отправились на рыбалку вниз по течению. Не знало границ детское счастье девушки, когда она поймала свою первую рыбу! А каким вкусным оказался улов, приготовленный на костре!

– Хорошо, что сегодня мы поели, – сказал Жак, любуясь довольной Мартой, сидящей перед очагом. – Засветло пойдём в «Гортензию».

– Так скоро? – удивилась девушка. – А как же твоя нога?

– Она в абсолютном порядке.

– Но ты всё ещё хромаешь.

Нога Жака, действительно, была всё ещё распухшей и плохо сгибалась.

– При необходимости я смогу идти хоть весь день, – возразил охотник. – К тому же бежать мы не будем: пойдём обычным шагом, с привалами. Нам нужно возвращаться, Марта. Твои родные, должно быть, волнуются. А искать нас дольше трёх дней всё равно никто не станет.

– Хорошо, – тихо ответила девушка. – Если ты так считаешь, пойдём.

Они легли пораньше, чтобы набраться сил, но Марте не спалось. Она пыталась понять себя и свои желания. Ей всё больше начинал нравиться этот небольшое прибежище, простая пристань. Здесь не было ни удобств, ни комфорта, ни мыла, ни даже посуды. Но здесь были река, звёздное небо – и Жак. Затем она вспоминала родных и почувствовала не тоску, а лишь лёгкое беспокойство и желание успокоить их волнение. Она не хотела, конечно, навсегда остаться в лесу, словно дикарка, но всё же подумала: «Ещё хотя бы пару деньков…» – и уснула.

Жак проснулся с рассветом. Стараясь не разбудить Марту, сладко дремавшую у тлеющего костра. Он подкинул немного дров и стал ходить вдоль берега, разминая капризную после сна ногу. По-хорошему, стоило бы найти высокое дерево, забраться на него и попытаться увидеть хотя бы пики знакомых гор, чтобы сократить обратный путь. Но так как нога почти не сгибалась, он решил, что они просто пойдут вдоль реки, поднимаясь по течению.

Когда солнце начало прогревать землю, Жак решил, что настало время будить спящую красавицу. Он тихонько подошёл к Марте и сел рядом. Ему смертельно не хотелось покидать этот берег – ведь это означало конец всему. Марта уедет в неизвестность – и, быть может, никогда больше не вернётся. А здесь, на этом крохотном островке вселенной, она принадлежала только ему: позволяла заботиться о себе, сноровисто помогала во всех делах и, чего скрывать, просто украшала его жизнь, придавая ей смысл и наполняя её чувствами. Жак отгонял от себя тревожные мысли – он и думать не хотел о том, что будет после Марты, ведь это сулило нечто подобное тому, как если бы разом и навсегда потухли все звёзды на небосводе.

«Благополучие возлюбленной – не лучшее ли это счастье?» – подумал Жак и разбудил девушку.

Пара собралась довольно быстро. Охотник разобрал костёр и прихватил самодельные удочки. Жак и Марта не спеша направились в обратный путь. Порой пологий берег переходил в отвесные скалы, и путешественникам приходилось либо обходить препятствие, либо искать удобную тропу для подъёма. Если Марта взбиралась на скалы с ловкостью кошки, то Жак мог пройти лишь по проторенной дорожке, что его порядком злило. Он не раз сердито ворчал на свою ногу.

Наконец, спустя несколько часов, путешественники подошли к одной из охранниц долины, где располагалась «Гортензия», – высокой горе, на вершине которой красовалась белая шапка снега.

– Этого я и боялся, – заметил Жак. – С такой ногой идти в горы нет никакого смысла. Обойти этого гиганта тоже не получится, – он указал Марте направо. – Гляди, рядом ещё одна! Они стоят кольцом. Нам придётся вернуться в лагерь на несколько дней.

– Может, разобьём новый лагерь здесь? – предложила Марта. – Тут тоже красиво.

– Нет, – покачал головой Жак. – Смотри: зажатая скалами река здесь узкая и слишком быстрая. Ты только послушай, как она бурлит! Рыбы тут нет, а если какая‑нибудь редкость и проплывает, то поймать её на наши удочки будет большой удачей. К тому же, это всё, что у нас есть – нельзя рисковать.

Так путешественникам пришлось вернуться. В свой лагерь они шли приятно взволнованные, хотя и не показывали этого.

Они снова наловили достаточно рыбы. Но если в прошлый раз любопытная Марта не чуралась смотреть, как Жак острым камнем чистит серебристый улов, то теперь решила пройтись вдоль берега и поискать улиток, чтобы разнообразить обед.

– Жак! Жак! – зазвенел радостный голос Марты спустя четверть часа.

Охотник был у очага: он как раз раскладывал рыбу над углями и собирался позвать спутницу. Тот факт, что она опередила его, позвав первой, насмешил его. Жак поднялся с земли и пошёл навстречу Марте, бежавшей к нему.

– Жак! Посмотри, что я нашла на берегу! – воскликнула девушка, протягивая находку.

– Нож?! – Жак не поверил глазам. – Марта, нож?! – счастливо смеялся он. – Ты даже не представляешь, какая ты у меня умница! – Он с радостью схватил девушку и поднял на руки, радуясь так, словно она нашла ключи от рая.

Марта улыбалась его восторгу и держала находку высоко, словно факел. Отчасти она боялась поранить Жака, отчасти подыгрывала ему – стараясь усилить впечатление, но охотник и думать забыл про нож. Он любовался своей возлюбленной, восторженно и без устали глядя на неё. Вскоре он опустил Марту, напомнившую о готовящемся обеде, и побежал перевернуть рыбу.

Нож, найденный Мартой, вероятно, принадлежал рыбаку. Рукоять была сделана из пористого дерева и обтянута износостойким пробковым материалом для плавучести. Он удобно лежал в руке и, несмотря на лёгкость, был прочен. За обедом охотник чувствовал себя необычайно счастливым: у него были спутница, огниво и нож.

В тот же день Жак вырезал лук и стрелы, а из вьющихся растений с прочными волокнами сплёл тетиву. Он сделал ловушку для речных раков – и вскоре рыбьи потроха служили приманкой для новых обитателей стола.

На следующий день Жак отправился на охоту; Марта напросилась идти с ним. Она шла следом и старалась двигаться так же бесшумно, но несколько раз всё же вспугнула дичь. Жак подбадривал новоиспечённую амазонку, и вскоре она научилась ступать не хуже индейца. Добыв немного дичи, охотник стал учить Марту стрелять из лука. С каждой выпущенной стрелой они то продвигались вперёд, то возвращались, гуляя по лесу.

Наконец они вышли к границе леса и гор. Почувствовав едва уловимый характерный запах, Жак обрадовался и сказал юной охотнице, что где‑то поблизости её ждёт ещё одна удивительная находка. Однако он не спешил идти вперёд.