Одна птичка начирикала

– Э-э-э… постой, Томила. ― После отповеди брательницы в голове Люта немного прояснилось. ― Верховный хотел видеть Распуту. И сказал, чтобы незаметно.

Томила прищурилась.

– Позови Распуту, а потом ступай в ледник, ― сказала она. ― Ох, чую, неспроста это все. Увижу тебя сегодня с пивом или бражкой, женю на самой страшной вдове в городе, так и знай.

Сопровождаемый ужасным родственным проклятием, Лют добрался до Распуты, передал ему слова жреца, и послушно пошел в ледник. По пути на глаза ему попалась Бажена, и Лют невольно вздрогнул, представив себя ее мужем.

Охладив голову, Лют почувствовал себя лучше. Ему теперь не так сильно хотелось впадать в ничтожество и заканчивать дни свои в печальном одиночестве. Спустившись в яму за очередной порцией кваса, Лют услышал голоса, и не успел вылезти. В леднике уже кто-то был. И не просто кто-то, а главный дознаватель Третьяк и этот вездесущий столичный гость. И почему так случается, что он, Лют, всегда на них попадает?

– Помните, вы разрешили мне вызвать великокняжескую дружину? ― говорил господарь Тур. ― Так вот, время, похоже, настало.

– У вас есть новые сведения? ― Третьяк говорил медленно и осторожно.

– Достаточные, чтобы схватить вашего Путяту.

– Он точно не мой, ― Лют почему-то подумал, что Третьяк поморщился. ― И извольте объясниться и не пороть горячку.

– Путята влюблен в боярыню Ярославу, ― отрывисто бросил Тур. ― И не просто ― а до того, что истоптал порог этого дома, стараясь уговорить купца Распуту помочь ему.

– Вот как? ― тускло спросил Третьяк.

– Мы только недавно говорили, что у Путяты нет мотива. Теперь он есть.

– Многие молодые и не очень люди влюблены в кого-то, но не убивают из-за этого, ― возразил Третьяк. ― К тому же, согласно вашей версии, убивать должен был Ворон.

– Путята придумал сложный план, по которому Ворон бы выходил убийцей собственной жены. И Ярослава перестала бы думать о нем.

– Опять эти ваши душевные мысли, ― вздохнул Третьяк. ― За ними вы не видите, что убийцей с равным успехом могла быть и боярыня Ярослава. Она имела возможность взять кистень у Путяты, прийти к Чернаве и ударить ее. Таким образом, она приобретала богатого жениха и избавлялась от назойливого и опасного поклонника.

Ох, ты, а ведь Третьяк не промах, вон как загнул, подумал Лют. Сквозь очарование прекрасной боярыней, он понимал, что тот мог быть прав. И когда же наконец эти двое уйдут хлебать супы, у него уже зуб на зуб не попадает?

– Вы действительно из двух подозреваемых выбрали бы Ярославу, а не Путяту? ― спросил Тур.

– В начале работы меня много раз предупреждали об одной опасности, ― сказал Третьяк. ― О предвзятости. И сейчас вы предвзяты, господарь Тур Светозарович. Я не выгораживаю Путяту и не делаю из него честного и благородного человека. Но и Ворон, и боярыня Ярослава так же, как и он, могли совершить это преступление. В нашей работе необходимо иметь холодную голову, иначе может беда случиться. Лучше встретимся завтра в отделении и спокойно обсудим все версии с учетом новых сведений. А сейчас будем продолжать веселиться. Еда тут выше всяких похвал, да и хозяева хорошие.

Когда нежданные гости ушли, Лют выбрался из ямы, допил квас и призадумался. У дознавателей нашла коса на камень. Каждый стоял на своем и, похоже, не собирался уступать. Лют чувствовал, что необходимо что-то делать, с кем-то посоветоваться. С мудрейшим жрецом? Он покровитель Ярославы и не позволит ее взять за убийство. Или пойти сразу к столичному дознавателю? А если Ярослава, не дай-то боги, виновна? Или столичный господарь догадается о его, Люта, «предвзятом отношении» к красивой боярыне? Позору не оберешься, да еще и прибить могут.

В зале веселье шло полным ходом, плескаясь во множестве видов горячей ухи. Лют прокрался на свое место и смиренно стал есть суп, запивая его водой и искоса поглядывая на Томилу. Рядом разговаривал Третьяк с каким-то тощим человеком, и Лют решил закончить с ухой и присоединиться к ним. Так было безопаснее, свой дознаватель все-таки не столичный. И в Ярославу он не влюблен.

– Это главный по нашему театру, господарь Всеволод Младович, ― сказал Третьяк. ― Он занимается обновлением представлений.

– Да, да, ― заговорил тот, чуть кивнув Люту как родственнику хозяев праздника. ― Я хочу, чтобы жители нашего города получали истинное удовольствие от походов в мое заведение. И поэтому я выписал из столицы…

Лют улыбался через силу и кивал. Господарь Всеволод на удивление талантливо неинтересно рассказывал о своей работе. Но Третьяк зачем-то слушал его, и слушал внимательно. А Люту было неловко уйти.

– И я знал нашу несчастную Чернаву еще до замужества. Мы все были опечалены ее кончиной. ― Господарь Всеволод сделал подобающую случаю мину, а дознаватель Третьяк постарался превзойти его в скорби.

– Да, так грустно, когда уходят талантливые люди. Не волнуйтесь, я найду того, кто это сделал, и злодей ответит за все.

– Да у нас и так все знают, кто, ― моргнул Всеволод. ― Муж.

Третьяк быстро обернулся. Лют тоже проверил, нет ли поблизости Ворона.

– Как вы понимаете, господарь, мы не можем просто так обвинить человека, ― примирительно сказал Третьяк. ― Но если у вас есть сведения, доказывающие его вину, то я вас выслушаю.

– Не любил Чернаву муж, у нас все об этом знали, ― прямо сказал Всеволод. ― Непонятно, зачем вообще на ней женился. А она-то как рада была, даже сцену оставила ради него. Я был огорчен не меньше всей труппы. А потом стали разговоры ходить. Кое-кто из музыкантов и актеров продолжали иногда общаться с Чернавой. Несчастна она была, изменял ей муж и ни во грош не ставил. Бедняжка и в храмы ходила, и к колдунам обращалась. Но ничего не помогало. Дошло до того, что она с любовницей мужа стала дружбу водить. Вот стыд и срам какой. Вроде бы любовница эта называлась другом семьи и помогала Чернаве любовь мужа вернуть. Кто бы такое рассказал, не поверил бы, но наши из труппы обманывать не станут.

– То есть Чернава дружила с женщиной, с которой ей изменял муж? ― уточнил Третьяк.

– Вот именно. Я как-то посетил Чернаву и указал ей, что это неправильно. А она, бедняжка, заплакала горько. Говорит, ради мужа на все пойдет. И вроде бы нашли они с этой женщиной… вон она, кстати, сидит, полюбуйтесь, ни стыда, ни совести, ― Всеволод указал в сторону Бажены. ― Нашли они какое-то средство, чтобы мужа Чернаве вернуть. То ли заговор какой-то, то ли обряд, я так и не узнал. Но Чернава была уверена, что это поможет.

– И наверняка это было незадолго до убийства, ― тихо буркнул Лют, но его услышали.

– Вы полагаете, молодой человек, что здесь есть связь? ― поднял брови Третьяк.

– Не знаю, ― недовольно почесал макушку Лют. ― Может, они тоже к змею ходили и у него колдовства выпрашивали.

– Куда?

Пока Лют потчевал Третьяка и господаря Всеволода историей о змее, появился столичный дознаватель и встал чуть поодаль. Господарь Тур был хмур и бледен. Чувствовалось, что он совершенно чужой на этом празднике.

– Вот я и подумал, ― закончил Лют. ― Ежели змей никого не пожирает, то к нему можно пойти и сторговаться насчет помощи. Мой родственник Распута совестливый человек, противных делишек не будет проворачивать. А змею-то все равно.

Оба дознавателя молчали, а господарь Всеволод вертел головой, переводя взгляд с одного на другого.

– Так все равно ничего не удалось, Чернава погибла. А такая девушка была, так на гуслях играла, любо-дорого, заслушаешься.

Лют только успел заметить, как господарь Тур свел брови, а Третьяк открыл рот, чтобы ответить Всеволоду. В то же мгновение столичного дознавателя и след простыл. Даже не попрощался.

– Молодость, молодость, ― покачал головой Третьяк. ― Надеюсь, играла Чернава все-таки лучше сегодняшних музыкантов.

С трудом спасшись от занудного господаря Всеволода, Лют прихватил с собой немного меда и решил выпить его, спрятавшись от Томилы в кабинете Распуты. Однако хозяин кабинета уже находился тут. Он сидел за столом и пристально смотрел на что-то перед собой.

– Подойди Лют, ― позвал хозяин испуганного родственника. ― Допей и поставь кружку. Я не скажу Томиле. Тут, значит, такое дело сложное.

Лют одним глотком опустошил кружку и увидел, что перед Распутой лежит несколько опаленных перьев на тряпице.

– Господарь Тур дал их мне и, значит, попросил посмотреть, нет ли тут какого колдовства.

«Опять этот столичный дознаватель, везде пролезет», ― подумал Лют.

– Так вот, значит, смотрю я, смотрю, и ничего не вижу в этих перьях, ― развел руками Распута.

– Может, и нет в них ничего, ― предположил Лют.

– Это с места преступления. Господарь Тур решил, что без колдовства не обошлось. Взгляни-ка.

Лют наклонился, всмотрелся и фыркнул.

– Наш столичный гость принял за страшную вещь остатки оперения стрелы.

– Стрелы? ― вскинул на него глаза Распута.

– Ну да. Обычное дело, вся дружина такие использует.

– Вот оно как, значит… ― протянул Распута. ― Да уж, перемудрил господарь Тур.

Лют от неожиданно пришедшей ему в голову мысли даже открыл рот и забыл его закрыть.

– Стрела… Кикиморы болотные, я прав был! Ворона это стрела, он и душегуб получается.

– Не стрела, а остатки оперения, ― почесал лоб Распута. ― От самой стрелы ничего не осталось. И, значит, она могла быть заговоренная.

– Как это?

– Одно из условий заговора на вещь. Например, кольцо, или гребешок, или оружие какое, чем человек постоянно пользуется. Она стрелу, значит, притягивает, а сама стрела после попадания вспыхивает и мигом сгорает. Это часто используют влюбленные на Купалину ночь.

– Наверное, придется идти в отделение к дознавателю, ― сказал Лют.

– Завтра поглядим. А пока я, значит, еще поговорю с верховным жрецом Велеса. Он тут всю эту кашу на нашем празднике заварил.

Этот может.

***

– В письме из столицы говорится, что я обязан оказать вам посильное содействие. Но как я смогу это сделать, если вы молчите?

Третьяк ходил по кабинету из угла в угол, как волк по клетке. На стуле перед ним сидел господарь Тур. Он мял в руках шапку, светлые волосы были растрепаны, а под глазами ясно обозначились синяки.

– Я предупреждал вас. Несколько раз предупреждал, ― продолжал Третьяк, несмотря на то что ответа от собеседника так и не дождался. ― В нашем деле нужно быть осторожным и иметь холодную голову. Чуть посмотришь в сторону и ослабишь вожжи ― так тебя или сожрут, или сам утонешь. Чему вас в вашей столице только учили? ― сквозь зубы прошептал черноградский дознаватель последнюю фразу, подошел к приоткрытой двери и крикнул в коридор. ― Главного писаря сюда. И поживее!

Господарь Тур резко поднял голову.

– Я нашел свидетелей и вещи, которые ваше отделение упустило в прошлое расследование, ― упрямо сказал он.

Третьяк уперся ладонями в стол, нависая над ним.

– А еще необоснованно обвинили одну из значимых фигур города, вмешали сюда титулованную дворянку, верховного жреца самого почитаемого храма и семью богатого купца. И все это с шумом, грохотом и на большом празднике. Прямо бык в гончарной лавке.

– Это ваш Путята значимая фигура? ― сквозь зубы процедил Тур.

– И ваша, извините покорно за грубость, боярыня Ярослава тоже вместе со своим могущественным покровителем, ― парировал Третьяк. ― Вот подаст Путята или Ворон голове жалобу, тот отправит ее посаднику, а там и до столицы недалеко. Что, мол, посланник ваш мутит воду в городе да людей почтенных тревожит, а поручение свое, между тем, так и не исполнил. И поедете вы обратно представать пред очи главного дознавателя столицы, а то и самого великого князя. Зависит от длины рук уважаемого Булата. Который будет сильно, очень сильно недоволен.

– Не пугайте меня. Я справлюсь с этим делом, ― выдохнул Тур. ― Я просто очень устал за прошлый день и ночь.

Третьяк открыл рот для следующей отповеди, но его прервал появившийся писарь.

– Подай-ка, голубчик, последние записи допросов, ― приказал Третьяк.

Господарь Тур смотрел, как дознаватель быстро читает, иногда шевеля губами. Третьяк пару раз кивнул сам себе, вернул бумаги писарю и выставил прочь, не забыв проверить, не задержался ли тот под дверью.

– Так. Начнем с самого простого. Зачем вы затеяли повторный обыск дома Ворона да еще и рано утром?

– Я искал гусли, ― на удивление покорно ответил Тур.

– И за каким лешим они вам понадобились? ― миролюбиво спросил Третьяк, хотя внутри него все снова заклокотало от гнева. ― Никто о них и не упоминал, кроме господаря Всеволода. Если бы Чернаву стукнули ее же гуслями, мы бы давно об этом знали. И потом ― как вы себе это представляете ― убийца проникает в дом, ищет по всем комнатам гусли и только потом набрасывается на хозяйку?

– Нет. Потому что все было совсем не так.

Третьяк поднял бровь.

– Тогда скажите, как оно, по-вашему, было?

– Убийцу пустила хозяйка. Если он вообще приходил. В любом случае она его знала, потому как это кто-то из наших подозреваемых. Я отдал купцу Распуте те перья, чтобы он узнал, имело ли там место колдовство. Жрец Велеса тоже склоняется к этой версии. А когда я услышал историю про змея… ― Тур резко прервал свою и без того путаную речь.

– Вы решили, что Путята, ну, или Ворон, обратились к нему за погибельным колдовством, ― закончил за него Третьяк.

– Да, ― неохотно сказал Тур. ― Распута упоминал, что для колдовства против человека нужна его личная вещь. А гусли… Путята, или сам Ворон, или Яр… ― По лицу Тура прошла мучительная гримаса, он не закончил фразу и начал новую. ― Убийца унес гусли, с помощью змея наложил на них заклятие, и оно погубило Чернаву. Все показания свидетелей, кто и где находился в ту ночь, в этом случае будут недействительны. Душегубу надо было только вернуть гусли Чернаве и ждать. Я нашел гусли в доме Ворона и хотел показать их тому самому змею. Весь день его искал, только ночью нашел.

Третьяк присел за стол, подпер кулаками подбородок и ласково посмотрел на столичного дознавателя, совсем как на душевнобольного.

– Вы ему и бумагу прийти в отделение вручили? Я уж не знаю, попадает ли змей под наши законы.

– Говорят, что змей посильнее колдунов будет. А раз его нельзя вызвать на допрос, да и вообще о нем в городе мало кто знает, так, значит, убийце и опасаться нечего.

Третьяк хотел в очередной раз высмеять столичного мальчишку, но что-то в его рассуждениях обеспокоило черноградца.

– В таком случае, необходимо узнать, можно ли убить с помощью колдовства и не оставить следов. За все время работы в отделении я ни разу не слышал, чтобы убивали подобным образом. Конечно, могут огороды с садами попортить, но чтобы вот так… Хотя я в ведуньих делах плохо разбираюсь. Вы говорили с верховным жрецом Велеса о змее? ― спросил Третьяк.

– Пока не успел. Змей сказал, что почти не вмешивается в людские дела. Иногда забредают к нему с просьбами в любви помочь или удачу приманить. Он им, бывает, и помогает за плату. Неравнодушен он ко всяким редким драгоценностям. Но за убийственным колдовством к нему не обращались.

– Так, так, ― Третьяк забарабанил пальцами по столу. ― И как я должен теперь оформлять бумаги? Вы же писаря с собой не брали?

– Я был не уверен, что меня-то не съедят. А кормить кем-то еще я его не собирался.

Третьяк со вздохом покачал головой.

– Это или исключительная храбрость, или бесконечная глупость.

– Вы были когда-нибудь молоды? ― неожиданно спросил Тур.

– Теперь я понял, зачем вы к змею потащились, ― Третьяк вложил в голос всю дозу яда, на который был способен.

Тур отвернулся.

– Я стараюсь быть непредвзятым, как вы и советовали. Но жду того же от вас. Не следует рассматривать каждую мою версию, как сны умалишенного.

Третьяк вдруг ощутил вину. В самом деле, он тоже не совсем ровно относился к столичному гостю. Считал того никчемным юнцом, к тому же растерявшим от любви к бедной боярыне последние остатки мозгов. А он к змею пойти не побоялся. К которому в прошлый раз дружиной ходили и двумя жрецами. Может, господарь Тур не так уж и безнадежен? Если бы он еще не злил людей, подобных Путяте, и не вмешивал в дела отделения служителей культов.

Третьяк перевел дух. В любом случае версия об убийстве колдовством пока имела место быть. Если не змей помог душегубу, то, значит, кто-то из городских колдунов. Но это же опасный свидетель. Убийца мог запаниковать и тоже убрать его с дороги. Х-м-м… Надо бы узнать, не пропадал ли кто-нибудь из ведунов за прошедший год, про кого не заявили родственники и знакомые. Тут что у Путяты, что у Ворона есть все возможности замести следы. И боярыня Ярослава могла уговорить своего могущественного покровителя помочь ей. То-то он теперь сует свой чересчур мудрый жреческий нос в дела отделения, в очередной раз, кстати.

Третьяк принялся излагать эти свои соображения Туру, когда их неожиданно прервали. Время было довольно раннее, поэтому оба дознавателя удивились, когда в комнату зашел купец Распута с родственником. За ними бежал служащий отделения и, путаясь в полах мятого зипуна, вопил, что без позволения здесь находиться не положено.

Третьяк махнул рукой на подчиненного.

– Оставь. Раз пришли, значит, по делу. А теперь вон отсюда, и дверь закрой. Таскаются тут в непотребном виде.

– По важному делу, ― кивнул Распута. ― Иначе стали бы мы, значит, почтенных дознавателей в такое время тревожить. А на людей не ругайтесь ― жарко тут, вот он кафтан и скинул.

Распута положил на стол сверток и развернул его.

– Перья. Те самые, ― озадаченно произнес Третьяк.

Господарь Тур настороженно переводил взгляд с черноградского дознавателя на нежданных гостей.

***

Лют сразу решил не обращать внимания на столичного гостя, а на вопросы отвечать знакомому и почти родному дознавателю Третьяку. Не то чтобы господарь Тур вызывал чувство неприязни, но какой-то червячок продолжал точить Люта изнутри. А виновата во всем была, конечно же, боярыня Ярослава.

– Прямо наваждение какое-то, ― говорил Люту Распута. ― С ума вы что ли все посходили с этой девицей?

Сейчас, в отделении, Лют собрался и постарался сосредоточиться на деле.

– У нас есть важные сведения для уважаемых дознавателей, ― говорил Распута. ― Господарь Тур Светозарович поручил мне выяснить, что это, значит, за перья такие. И вот Лют, мой родственник, утверждает ― это остатки оперения стрелы. Причем стрелы эти в дружинах используют, что у головы, что у посадника.

– Ворон… ― задумчиво сказал Третьяк.

На лице Тура тоже не было заметно удивления. Он посмотрел на Люта.

– Вы уверены?

А Лют, взглянув на Третьяка, ответил:

– Ага. Мы все такими пользуемся.

– Ее мог взять тот, кто с Вороном общался, ― заметил Третьяк, почему-то отводя глаз от Тура.

Столичный дознаватель скривился.

– Несомненно, ― буркнул он. ― Вы и тут усмотрели возможность вины Ярославы. Но если бы у Путяты был план подставить Ворона, то украсть у него стрелу и оставить на месте убийства, это самое лучшее, что он мог сделать.

Похоже, дознаватели так и не пришли к единому мнению. Третьяк считал, что боярыня Ярослава прикончила соперницу, а Тур упорно придерживался версии, что душегуб ― Путята.

– Кстати, насчет Путяты… ― начал Лют, а потом, спохватившись, посмотрел на Распуту. ― Можно я расскажу?

Родственник кивнул.

– Он согласился помогать расследованию. И не против вызова в отделение и повторного разговора.

Лют с удовольствием увидел, как оба дознавателя чуть приоткрыли рты.

– И он не будет угрожать расправой и посылать всех на встречу с навьими тварями? ― спросил Тур.

Третьяк поморщился.

– Ладно вам, господарь, не угрожал он нам.

– Напрямую нет, ― возразил Тур и посмотрел на Распуту. ― Что вы с ним сделали?

Лют прокашлялся. В этом-то деле ему было чем похвалиться. Он уже открыл рот, но дверь с грохотом распахнулась, и в комнату стремительным и яростным вихрем влетела Томила. На подоле ее развевающегося платья висел испуганный служащий, все в том же зипуне, и вопил свое «не положено». Томила остановилась перед Третьяком и уперла руки в боки. Лют понял, что сейчас случится ужасное.

– Да что ж это такое творится, люди добрые? Что происходит на свете белом? Я просыпаюсь, а мне слуги говорят, что мой муж в отделении! Где ж это видано ― на рассвете хватать человека и тащить его на допросы?! ― Томила топнула ногой, и вопящий служащий отлетел к стене. ― Знайте, я этого не потерплю, я буду жаловаться, и до великого князя дойду, если надо будет. И вы… ― она свирепо посмотрела на Тура, ― мне не помешаете! Развели тут свои порядки, в нашем тихом приличном городе! Распута, с тобой все хорошо? ― совсем другим тоном спросила она. ― А Лют что с тобой делает? Ох, беда. Всю мою семью притащили, нелюди! ― снова завопила Томила.

– Может, позвать лекаря или жрецов? ― тихо и ошеломленно спросил Тур.

– Что? Это вам лекарь понадобится, если сейчас же не отпустите моего мужа и брата!

– Э-э-э… Томила, все в порядке, мы сами пришли, ― чудом успел вставить Лют, пытаясь поймать разъяренную брательницу за локоть.

– Дорогая, со мной все хорошо, ― в один голос с ним говорил Распута. ― Ну, неужели ты веришь, что меня можно так вот просто привести в отделение? ― И он обезоруживающе улыбнулся.

Лют заметил, что Третьяк прикусил губу и поспешил выставить служащего, прибежавшего за Томилой, за дверь.

Брательница тем временем немного утихла и опустилась на предложенный ей стул. Она взяла лежащие там бумаги и принялась ими обмахиваться.

В комнате становилось душно, самим уже впору до зипунов раздеваться, а то и до рубах. Особенно тяжко, наверно, было Туру, в его красивом кафтанчике.

Третьяк поднес Томиле чашку с водой.

– Ну-ну, нельзя же так волноваться. Все в порядке. Уважаемый Лют только-только хотел рассказать нам историю. Если хотите, можете остаться и послушать.

Томила зыркнула на него недобрым глазом, но воду выпила.

– Дело в том, что в кабаке я услышал от друзей… ― начал Лют.

– Ты ухитрился уже и там побывать? ― сердито прервала его Томила.

– Надо же было повидаться с друзьями, отпуск-то у меня заканчивается, ― оправдывался Лют. Он заметил, что господарь Тур усмехается, но, может, это была просто игра света и его, Люта, предвзятое отношение к столичному гостю. ― И узнал я, что Путята собирается отучить и верховного жреца Велеса, и господаря Тура лезть в свои дела. Вроде бы замыслил он злодейство невероятное. Сделать так, чтобы они больше света белого не увидели. ― Лют подражал голосу Житко, когда тот рассказывал страшные истории. ― Поговаривали, что уже и мешок покрепче приготовил, один на двоих.

– Ох, страсти какие, ― всплеснула руками Томила. ― Да как же можно богова человека в мешок сажать?!

– А меня, значит, можно, ― тихо проговорил Тур.

– Да перестаньте, ― сказал Третьяк. ― Никто мудрейшего не тронет, к нему не подберешься незаметно.

Тур заинтересованно поднял брови, но промолчал.

– И я немедленно пошел к Распуте, чтобы посоветоваться, ― продолжал Лют, оставив ужасающий тон. ― Вдвоем мы направились к Путяте, надеясь отговорить его и договориться. И нам это удалось.

– Просто колдовство какое-то, ― улыбнулся Третьяк. Распута крякнул и тоже усмехнулся. ― Что вы ему пообещали? Надеюсь, не мою голову?

– Всего лишь крепкое отворотное зелье, ― сказал Распута. ― И не за его счет. В подарок, значит.

Тур вскочил со стула, но тут же спохватился и сел обратно.

– Спасибо вам, ― глухо сказал он.

Лют незаметно вздохнул. Своими же руками он разрушил собственное счастье. Не дал Путяте пустить на корм рыбам соперника и заодно могущественного покровителя прекрасной девы. А если бы еще Ворона схватили за убийство… Нет, какие все-таки недостойные мысли гнездятся в его, Люта, голове.

– Все это очень мило, но круг подозреваемых ничуть не сузился, ― кашлянул Третьяк. ― Надо вызвать Путяту, прояснить у него про кистень, а потом действовать по уже намеченному мной плану.

– Про кистень я уже узнал, ― вмешался Лют. ― Путята сказал, что пропал он у него. А украли, или потерял, не помнит. Кистень был целый и никем не заговоренный.

– Да? Хм… ― задумался Третьяк.

– Путята мог солгать, ― подал голос Тур.

– Ладно вам, ― рассердился Лют. И вечно этот разряженный все переворачивает и подвергает сомнениями его, Люта, добытые сведения. ― С чего бы? Считаете, если он топит людей в мешках, то и врет на каждом шагу?

– И то этого никто никогда не видел, ― вмешался Распута, заботливо державший Томилу за ручку. ― Слухи, значит, и побасенки одни.

– Тем более, ― поддакнул Лют.

– Он все-таки почтенный житель нашего города, ― поджала губы Томила.

– Думаю, наши дорогие гости могут идти домой, ― громко сказал Третьяк. ― Завтра вызовем в отделение всех подозреваемых и допросим одновременно. Посмотрим, что они будут говорить друг перед другом.