Незапланированный адюльтер

Андрей Киров

Незапланированный адюльтер

(Хроники провинциальной жизни)

 «Встретил я Тамару,Купил гондонов пару…» (Начало одной подзаборной похабной песенки)

Вчера, неожиданно для самого себя, с бухты-барахты, чпокнул1 жену приятеля. Уже очень немолодую, 42-летнюю дэ2, изрядно потрёпанную алкоголем, мать двух взрослых дочерей и в довесок бабушку. Да, господа офицера́, признаюсь к своему стыду, – пришлось трахнуть бабушку! Чтобы мотыжить бабушек, у меня, ещё молодого мужчины 45 лет, с хорошо работающим половым органом, такого конфуза не наблюдалось. Не то что на горизонте, а даже и воочию. Вот так, не подумавши… «Отодрать» бабушку… когда там две симпатичные взрослые дочери! Их драть надо в первую очередь! А тем более жену друга. Вообще-то у меня и в мыслях не было занзибарить (о, сленговое словечко придумал) бабушку, и уж тем более жену приятеля; я считаю дурным тоном для каждого уважающего себя мэна с работающим балдомером3 – в том плане, если мужчина не эректильный дисфункционер4 (ещё одно словосочетание придумал), и не важно, сколько ему лет, – фачить чужих жён, да ещё и бабушек, к тому же злоупотребляющих алкоголем, неразвитых в плане секса, с жиром, целлюлитом и тромбофлебитом на разных участках женского туловища, вышедших по всем основным параметрам в тираж и при иных обстоятельствах которых только и осталось оттащить на помойку, фигурально выражаясь…

Когда по улицам российских городов бегают кучи, стаи, конклавы молоденьких симпатичных сочных женских пиписек с ароматом распускающихся цветов и жаждущих, чтобы кто-нибудь их натянул по-взрослому. А так как настоящих «натягивальщиков» почти не осталось (они все сидят в интернете, на форумах по теме «Есть ли жизнь на Марсе», за исключением редких случаев), то и юных и не очень дев, смотрящих на мэнов как на железный ящик в банке, куда вставляют кредитную карту, чтобы выдавал башли5, резко увеличилось за последние двадцать лет со стороны представительниц более чем прекрасного племени (которое с каждым годом становится всё прекраснее… если верить телевизору и интернету, мать его за ногу). Конечно, бывают исключения… Если у дамы красивый счёт в швейцарском банке, тогда не имеет значения, сколько ей лет и какие она имеет изъяны на теле и бабушка она или уже прабабушка. Этот счёт с красивыми шестизначными и более нулями после других серьёзных цифр перекрывает все дамские недостатки после тридцати и даже придаёт им какое-то очарование, загадочность и магнетизм. Но так сложились обстоятельства – а они нередко складываются не так, как мы хотим, и даже нередко мы и не подозреваем, как они могут сложиться, – эти грёбаные обстоятельства, что мне пришлось заняться сексом пусть с ещё не старой и местами даже привлекательной, но – увы, господа офицера́, – бабушкой, и тем более – отягчающее обстоятельство – женой приятеля! Понятно, если мужчина с ослабленным, мягко выражаясь, стендапом6 полового члена, встающего абы как (я уже написал выше как), то бабушка такому мэну в самый раз – присовывать по большим праздникам на две-три минуты, но когда ты в мужской силе и «драконишь» по часу и более за один заход и часто – тогда ебать бабушку, это уже девиация…

(Без обиды, мужики, никого не хочу задеть, у кого не в порядке с эректильной – как я придумал выше – способностью для качественного удовлетворения женщины.)

Я как бы считаюсь другом их семьи и иногда, скуки ради, не очень часто, захожу полюбопытствовать, как у них дела продвигаются на семейном фронте. Их семейные отношения и в самом деле типа фронта; за последние несколько лет, как я ни заходил в гости, всегда было одно и то же, что даже превратилось в рутину семейных баталий: пьяные скандалы, развивающиеся по одному и тому же сценарию. Всё начиналось с мирных на первый взгляд, кажущихся безобидными кухонных застолий, и постепенно, по мере увеличивающихся выпитых стопок водки, вкупе с алкогольным градусом рос и градус накала словесных перепалок, оскорблений и припоминаний застарелых обид в адрес друг друга, неумолимо перерастающих в кулачные бои без правил между супругами. Причём нередко с использованием попавших под руку бытовых и кухонных столовых приборов. Ещё и по этой причине я старался в последнее время как можно реже заходить к ним в гости. Потому что с каждым разом количество выпитых стопок водки становилось всё больше и больше и накал страстей становился всё яростнее, ожесточённее и грубее, а кухонные предметы, используемые супругами в качестве нападения и защиты, были всё опаснее и изощрённее. Один раз супруга кинула в супруга утюгом, оказавшимся на кухне, а другой раз супруг напал на супругу с ножом; хорошо я сидел сбоку на табурете, успел выбить нож, а то бы хана молодой бабушке – не ходить в лес за дровами! Внучка – дочь её старшей дочери – больше бы не увидела пьяную морду гранддоты.

Нередко в этих алкогольных матримониальных войнах принимали активное участие и дочери – естественно, по закону природы на стороне матери против отца – и, повалив его всем скопом, связывали бельевой верёвкой. Тащили в комнату и бросали на раскладушку, заранее для этого разложенную. А так как эти случаи со временем приобрели каждодневный характер, то и раскладушка уже не складывалась, после того как глава семейства трезвел, и так и стояла у стенки (это где посуда, одежда и т. д.) как дополнительный спальный предмет. Тем более и некоторые пьяные гости – Тамарка их укладывала на раскладушку, кто не мог добраться до дома своим ходом, а денег на такси ни у кого не было. Хотя дочери и не участвовали в застольях пэрентсов7 и нередко выпивающих с ними собутыльников. По этой причине старшая дочь – от бесконечных пьяных разборок «главы семейства», как он сам себя считал (и, кроме него, в их семье больше никто не придерживался такого мнения), с постоянными угрозами «перерезать этих сук», как он в пьяном угаре назвал жену и дочерей, – вышла замуж за частного предпринимателя, торгующего турецкой джинсой и китайской синтетической спортивной одеждой на вещевом рынке и ушла с ним жить на частную квартиру (со свекровью ей было жить не в комфортабель) и уже там опросталась дитём – девочкой.

А младшая дочь, не в пример старшей, особа романтичная: то мечтает о богатом принце, как она поедет в мегаполис и познакомится с таким в ночном клубе; то мечтает о популярном певце (не буду называть фамилию), натирая пальцем киску в ванной до посинения ногтей на пальцах ног. Постер с его изображением она повесила прямо на стене, приклеила скотчем на плитку бежевого цвета, где унитаз; певец, накрашенный как пидарец, улыбается с постера. Из ванны, если повернуть голову вправо, хорошо видно (а сидя на толчке8 – не очень, надо голову задирать, это, знаете ли, при некоторых деликатных отправных функциях организма не очень удобно). И когда занимается этим сверхпопулярным у многих современных девушек, женщин и даже, не побоюсь предположить, бабушек дельцем, со страстными стонами, словно с ней в ванной находится этот популярный певец, и выплёскиванием воды из ванны, её пьяная мамаша читает заплетающимся языком ей мораль из коридора через закрытую на крючок дверь: дескать, дочка, как тебе не стыдно, что ты там сейчас делаешь в ванной, мать позоришь, что подумают соседи, разве мы тебя с отцом (который, кстати, в это время частенько уже валялся пьяный на диване) этому учили, и потом в школе этому учили. Вот когда я училась в советской школе и была комсомолкой, нас совсем другому учили, нас заставляли учить стихотворение «Я помню чудное мгновенье, когда тебя увидел я, мой член вскочил, как привиденье…», или Некрасова «Однажды в студёную зимнюю пору…», или, на худой конец, Горького «Над седой равниной моря блюёт гордо пьяный Боря…». Или тебя этому Галька (подружка) научила, путается, шалава, с тринадцати лет со взрослыми мужиками…

Так она её ругает из-за двери… А сама таким деликатным женским шалостям предаётся не меньше, а иногда и больше, чем дочь, если не вдрабадан пьяная или с тяжёлого похмелья и когда супружника нет дома. Он даже и не подозревает об этом, о тайных женских страстях, происходящих за закрытыми дверями комнат, как не подозревали о них ни Крафт-Эбинг, ни этот морально-нравственный урод, пожизненный импотент Фрейдовый Зиг, написавший кучу мутной словесной белиберды из области сексопатологии обыденной жизни молодых замужних дам до тридцати и старше. Сама мне и призналась по пьяни, в приватной, почти как на приёме у слесаря-психотерапевта, беседе, когда мы как-то хорошенько поддали и завели откровенные разговоры на сексуальные темы среди супругов: дескать, Тамарка, как у вас с Петей-то, есть какой-нибудь позитив на личном сексуальном фронте?

Спросил её из чистого любопытства. Правду она скажет или будет пиздеть, как большинство замужних дам, что у них с мужьями в постели всё о’кей; а что там никакого позитива, а о’кея тем паче, наблюдая за их колченогой семейной жизнью с близкого расстояния и по пьяным откровениям Пети, спонтанно прорывающимся в беседе, и на пушечный выстрел не наблюдается. Как, впрочем, и у многих современных семейных пар. Да никак, призналась она честно, и я даже удивился, что баба сразу сказала правду, что у неё с мужем интимная жизнь – фуфло, а не жизнь, чуть ли не со дня бракосочетания. (Прошу обратить внимание: это ещё с советских времён такая постановка вопроса.) Обычно многие дамы – правды от них – член вот в чём признаются, если только не припрёт или вся изнанка их жизни, как на ладони, не засветится для окружающих. Впрочем, ложь в отношениях между дамами и джентльменами – явление обычное, начиная с признаний в любви и заканчивая: «Куда пошёл?» – «Мусор из ведра выкинуть».

Когда же я её спрашивал: «А как же ты живёшь тогда без интима? На сторону ходишь от Пети? Давай колись, я ему ничего не скажу», – «Что ты, Витя, – делала она возмущённое лицо, – как это можно?!» И в самом деле, в провинциальном городке это довольно проблематично – сходить замужней даме на сторону, если у неё нет интима с мужем, или почти нет, что одно и то же. Это не в мегаполисе, куда жена поехала, и чего она где шляется – муж не в курсе. «Алло, дорогая, ты где?» – «Кофе пью с Танькой (подругой) в Ясенево», – а сама в Коньково сосёт у Яши. А тут не забалуешь: увидят знакомые с чужим мужиком – город маленький, – скажут мужу, тот рыло начистит, уже будет реальная причина. И то Петя по пьяни как-то признался, что её трахал на даче муж его сестры – бывший десантник; он пьяный валялся в соседней комнате, не спал, но делал вид, потому что десантник здоровый, как Арнольд Шварц, и психованный – в Чечне служил в 90-е, когда там Джохар Дудаев восстание поднял против русских. А где сестра была – непонятно, может, тоже мотыжилась с соседом по даче, а днём они все вместе как ни в чём не бывало картошку сажали на участке: джентльмены копали лопатами, а дамы кидали корнеплоды в борозду. Когда все пьяные, чужую бабу выебать при желании – я это подчёркиваю, – если оно есть, – как два пальца об асфальт, по поговорке: «Баба пьяная – пизда чужая», – прошу извинить за такую грубую, прямолинейную подачу факта.

«Как же ты решаешь проблему секса? Мастурбируешь?» – задал я ей вопрос в лоб. Если твой Петя под влиянием злоупотребления спиртных напитков сформировал в себе стойкого импотента за полтора-два десятка лет и не употребляет тебя по назначению, а если и случается такой сюрприз для замужней дамы, то исключительно в редких, я бы осмелился предположить, в редчайших случаях, и то эти исключительные случки у замужней уже не один год дамы плохого качества: еле влез по пьяни в рабоче-крестьянской позе (в догги-стайл ноги не держат, руками надо упираться в стенку или хотя бы для устойчивости держаться за тендер (зад) жены, не говоря уже о более сложных, с физической нагрузкой позах типа «парящие морские чайки» или «вопящая обезьяна, обнимающая дерево», – цветистые названия поз при занятии любовью в «Дао любви»), еле нашёл дырку, вставил не без труда, конечно, полувялого, качнул два-три раза и отвалился, как гусеница от листка – и отдыхай, Галина! (То есть Тамара. «Встретил я Тамару, купил гондонов пару…» – как поётся в одной похабной подзаборной песенке. Текст песни, кому интересно, будет в конце повести. Вы уже да, читатели, обратили внимание… что у автора в некоторых повестях в конце то анекдоты есть, то вот такие незамысловатые песенки…) А Тамара лежит, как выброшенное на берег бревно, и «ни бе, ни ме, ни кукареку» – то есть и не поняла, в чём дело, чего это там у неё муж Петя ковырнул пару раз. Только после такого «секса» у неё то голова болит, то в пояснице ломит, то пятки чешутся, то в заднем проходе свербит – особенно неудобно почесать, если у плиты стоишь…

«Ты что, Витя (меня Витей зовут), – Тамара сделала попытку обидеться и встать в позу (в переносном смысле), – как ты мог такое подумать про меня? Ведь я когда училась в школе, комсоргом там меня назначили, не раз награждали почётными грамотами за эффективную работу с пионерами, и когда училась в институте, тоже грамоту дали и сказали: вступай в партию, нам такие ответственные товарищи, как ты, Тамара Максимовна, позарез подходят. Я уже и заявление написала, чтобы меня туда… Ты понял? Но тут началась перестройка, комсомольцев начали отлавливать и сажать в яму к троглодитам – они там среди них проводили воспитательную работу, и я не вступила, ещё не хватало, чтобы меня какой-нибудь троглодит… Понял, да?»

Хотел я ей тогда сказать: «Хватит туфту-то гнать, Тамара, мне-то сказки не рассказывай, комсоргом ты там была или ещё кем, пизде-то ведь по барабану, она своего требует… Или тебя этому в школе не научили… как грамотно с ней приводить в рабочее состояние… Знаю я вас, ханжей, в тихом омуте крокодилы плавают», – но промолчал… Есть такие бабы: стреляй в них из автомата – ни за что не признаются в своём постыдном поведении наедине с зеркалом… Понятно, стыдно бабе – замужней женщине, уважаемой гранд-даме, матери двух взрослых дочерей и внучки, бывшему серьёзному, ответственному комсоргу со значком Ленина на груди – признаться чужому человеку, и даже не слесарю-психотерапевту, набитому, как осёл, фрейдовой словесной мусоркой, что балуется пальчиком, тем более при живом муже.

А ещё лет восемь-десять назад с Петей мне «ездили по ушам», как много счастья в их семье, и телевизор японский, и дорогой видеомагнитофон «Пионер», тоже японский, и проигрыватель пластинок, и микроволновка, и куча дорогих виниловых пластинок; я когда в гости приходил, Петя пьяный: «Чего, Витёк, хочешь послушать: Deep Purple, Pink Floyd, Led Zeppelin, Uriah Heep или ещё чего?» И автомобиль – все дела, привёз из Германии после взятия во второй раз Берлина (первый-то раз, напоминаю молодёжи, его взяли в 1945 году наши деды и отцы), и поесть хорошо готовит… когда была помоложе и не так злоупотребляла алкоголем. А Петя если и злоупотреблял, то со стороны незаметно было их внутреннего негатива отношений…

Но после двух-трёх выпитых стопок между нами мальчиками-девочками раскололась, падла, что да, балуется пальчиком, но сделала оговорку: от случая к случаю, когда Петя пьяный храпит на диване, в качестве, так выразиться, моральной компенсации за отсутствие нормальной семейно-прикладной сексологии (редкие перепихоны по пьяному делу не в счёт), а по большому счёту – за отсутствие вообще какого-либо, ну хоть бы редкого, но регулярного секса.

Дальше – больше: после ещё двух выпитых стопок водки она разоткровенничалась и призналась как на духу, что за двадцать лет (за 20! Врубаетесь, господа офицера́?! Считай, вся жизнь!) супружеской жизни с этим козлом – так и сказала про мужа в присутствии его друга (вот так, что некоторые прекрасные, и не то чтобы очень, замужние дамы про нас говорят за глаза между ними, девочками) – она ни разу – НИ РАЗУ! – не испытала оргазма (ебануться с колокольни три раза!), каковой должна по всем законам отношений между полами, находящимися в длительном, затяжном пребывании в одной лодке среди волн и бурь совместной жизни, а тем более по законам природы должна испытывать женщина, находясь в близком контакте с мужчиной для счастливых гармоничных отношений, ежедневного хорошего самочувствия и здоровья, а не как двое разнополых животных в одной норе, ненавидящие и кусающие друг друга, однако и не расстающиеся из-за страха одиночества и в силу инерции многолетней привычки… Ни разу он её не употребил как следует (бедняжка, мне её даже стало жалко, про таких говорят – соломенная вдова; я теперь понял, про каких это женщин идёт речь, а когда был маленький, если слышал такое словосочетание, не понимал). Это даже ещё такой женщиной быть хуже, чем просто одинокой… Одинокая – НИКОГДА не имевшая секса с мужчиной – и не знает, что это такое – притерпелась к своему несчастью, и уже наполовину горе сгладилось, тем более работать по домашней работе не надо, обслуживать эту неблагодарную скотину – в смысле, мужа или сожителя, – смотреть ежедневно на его пьяную морду, а нередко и самой получать от него по лицу…

И по этой причине, что её муж не дал ей себя почувствовать стопроцентной женщиной хотя бы один-два раза за такой длительный промежуток времени, за какой Володя Ульяноff (это который Ленин-Лукич) со товарищи успели сделать революцию (интересно, Надя Крупская тоже всю жизнь без секса сидела? Скорее всего, да, чем нет… На пару с Инессой Арманд – Володьке некогда было, революцию надо было делать…), вот так наши русские женщины всю жизнь и живут на голодном пайке в том самом смысле, поэтому и феминизм набирает обороты: один всю жизнь пьёт, другой революцию делает, а третий и пьёт, и перестройку делает, чуть Биллу Клинтовскому Сибирь за литр не толкнул, – конечно, у несчастной российской женщины голова пойдёт кругом, – она и начала пить водку.

А Володька вон Маяковский, хоть и был с ярко выраженным поэтическим талантом, вдвоём, на пару шарили Лилю Брик с её мужем, блудливую некрасивую дэ. Я не понимаю такого верзла. Не чета ему Сергей Есенин – догадался, прикиньте, баб молодых красивых заставлял постель ему греть, когда в Петербурге холод стоял зимой, а дров греть печку не было, – вот это действительно гениальный поэт; а если б я был гениальным поэтом с такой сумасшедшей популярностью у прекрасного пола, да я бы их пачками трахал каждый день, исключительно красивых девушек, и в штабеля укладывал возле сарая, и друзьям бы одалживал за рубль двадцать в час, чтобы было на что привезти из-за города дровишек… А то мотыжь тут чужую жену – что за удовольствие, не понимаю; это всё равно что кто-то посторонний и чужой человек наелся в столовой (помните советские столовые? Плохой запах, тарелки немытые), а ты после него стал эту тарелку с остатками картофельного пюре из плохой картошки, пролежавшей до Нового года и в какой остался один крахмал, с пророслями (это такие белые ростки, кто не в курсе, картофель даёт зимой), глазками и гнильцой, приготовленной на воде и маргарине, – начал такую тарелку облизывать… Вот, образно выражаясь, что значит ебать замужнюю после десяти лет, состоящую в локальном ауте, то есть браке, даму… А она в качестве компенсации за такой уродливый формат интим-семейной жизни родила двух дочерей, и они выросли в красивых барышень, при виде которых у Виктора и прочих беспонтовых амплоидов текли слюнки, поняла после сорока, что всё, пиздец котёнку, больше какать не будет – то есть жизнь прошла между работой за копейки, кухней, пьянством и мордобоем, а она даже настоящего женского счастья и наслаждения в житии с мужчиной не потрогала по-взрослому, что за это время никаких отношений с мужем, после низкокачественных и очень редких случек по пьяни она только научилась себя чувствовать ущербной, фригидной, закомплексованной недотыкомкой, у которой со временем сформировалась негативная реакция на близость с мужчиной, особенно когда Петя в пьяно-омерзительном виде лез к ней: «Давай, сука, исполняй супружеский долг», – и она лежала бревном, когда супружник, дыша перегаром и табачной вонью в лицо, совал полувялого в её ничего не чувствующую половую щель, однако ещё молодое тело хотя и рожавшей женщины требовало настоящего мужского внимания, поэтому, чтобы заглушить и притупить постоянный зуд детородного отверстия, заполненного по такому случаю вечной мерзлотой и пустотой, наросшими по стенам сталактитами, а также голодное до мужского касания тело, она и начала употреблять алкоголь – пьяной оказалось раздвигать ноги легче, тем более начали попадаться левые «пассажиры» помоложе и как мужчины с твёрдыми хуями, от которых она изредка получала всё-таки какое-никакое удовольствие, – быстро пристрастилась к алкоголю – он снимал все внутренние комплексы и запреты – и начала пить: сначала на работе, торгуя на рынке одеждой у частного предпринимателя, с «девчонками», по большей части «разведёнками с прицепом», такими же несчастными недотыкомками, как она, а когда её оттуда частный предприниматель выгнал за то, что они с напарницей Светкой пропили кожаный женский плащ («Такой шикарный, на меховой отстёгивающейся подкладке, с рыжим, из ондатры воротником», – не раз вспоминала она, поддатая, за кухонным разговором), хозяин её выгнал без выходного пособия, а Светку не выгнал, потому что та ему делала минет, а она отказалась – даже по пьяни было в падлу делать его этому жирному ублюдку («Я Пете своему за двадцать лет ничего не делала такого, ещё этого не хватало – сосать грязный хуй, который ещё и не стоит толком и от которого воняет алкогольной скверной, а тут его сосать у какого-то жирного сального фуфела в подсобке – это надо быть самой (ударение на втором слоге) грязной, неразборчивой сукой»); потом дома, с мужем и его приятелями-алкотронами, заливая водкой своё женское горе, сначала понемножку, а потом всё больше и больше, не заметив, как выросли дочери, а когда это у них получилось, иллюзия их семейного счастья, и так-то вся насквозь дырявая, без основного его компонента – секса и подпитываемая целью вырастить дочек, окончательно исчезла и вылезла во всей неприглядной красе истина, что они с Петей чужие друг другу люди, однако в силу привычки и большого многолетнего жития бок о бок срослись уродливыми узловатыми корнями в некоторых местах, как неправильно срастаются кости – и расстаться невозможно, и причиняют при неправильном положении боль и неудобство, и любви, о какой так мечталось летними ночами в шестнадцать лет, и в помине не было, и осталась только голимая бытовуха: помыть грязную посуду, постирать в стиральной бошмашине грязные Петины трусы, приготовить тезиво (в смысле, пожрать), пропылесосить постель, занавески и затоптанные гостями ковровые дорожки… Но она бы и это терпела – а куда деваться немолодой, сильно пьющей даме с двумя полувзрослыми барышнями? – и закрывала глаза на ложь отношений, скреплённых многолетней привычкой, если б у Пети с молодости от систематического злоупотребления водкой, низкокачественным разбавленным спиртом, захлестнувшим Россию в 90-е годы прошлого века, самогонкой и суррогатными спиртовыми напитками типа «Летнего сада» из ларьков, не сформировалась ранняя импотенция, а на её основе не развился алкогольный синдром ревности, иногда вполне обоснованный, и он начал регулярно после возлияний стучать ей по лицу кулаками. После чего, проснувшись однажды с угара утром, когда лицо у неё было особо хорошо отшлифовано Петиными кулаками, с багровыми, фиолетовыми синяками под глазами, она решила: всё, хватит, терпение иссякло, решила с ним развестись и выгнать из дома, хотя это было не так просто, потому что он уходить никуда не собирался, он вошёл во вкус такой жизни, обвиняя её, что раньше времени превратился в жалкого импотента индекс пятьсот (я такие индексы придумал: они будут встречаться в других моих рассказах и повестях), и отчасти был прав, потому что она была ханжа – бывшая комсомолка советской эпохи и как любовница нулёвая, но только отчасти, так как и от мужчины много, если не на 85%, зависит развить свою женщину в сексуальном плане, а чего он мог развить, когда сам был невежественен как любовник, боялся и втайне ненавидел женщин, был груб и циничен как в общении, так и в интиме – в общем-то, как и многие из мужчин, когда дело доходило до постели… Тем более, положа руку на сердце, какой может быть полноценный секс, когда современный мужчина испытывает биологический страх перед женщиной; грубо говоря, мужики баб, особенно их современную поросль, деформированный вариант – феминизированную российскую городскую даму, боятся, как суслик змею. У которых, глядя со стороны, особенно в стольном граде, можно предположить, что у них между ног и женского полового органа не существует как такового, а гладкое место, как у кукол из «Детского мира».

Поэтому однажды утром, с похмелья и с синяками под глазами, задумалась она над своей ущербной колченогой жизнью российской замужней женщины, так хорошо задумалась – выпила литра два пива, заначенного мужем на похмелье, и решила: «Ну её в задницу – такую жизнь, пора гнать этого ублюдка из дома. Девчонки выросли: одна из семьи ушла жить на съёмную квартиру, вторая тоже туда же смотрит и даже ещё дальше… И останусь я нах никому, даже этому уроду, не нужна, особенно когда сопьюсь и состарюсь, превращусь в уродливую старуху-алкашку, он меня тогда вообще замордует». И оргазмов никогда не было с этим козлом, только от пальца, да вон совсем недавно у младшей дочери в тумбочке нашла резиновую игрушку – вот до чего умные импотенты на Западе, додумались, голодным бабам начали в магазинах продавать самотыки, чтобы подсластить пилюлю одинокой, невостребованной со стороны мужчины женщине. А в Москве вон, говорят, основными покупательницами таких искусственных утешителей для дам являются молодые девушки, поэтому и население не растёт: мужики – алкаши, обжоры, импотенты, бабы избаловались резиновыми самотыками, и друг другу не нужны – тут никакие путинские денежные подачки не помогут… И выгнала – не понятно, как только у неё хватило сил; девчонки помогли выкинуть пьяного папашу за дверь. Он сначала начал в дверь колотить: «Открывай, скотина португальская, а то дверь вышибу». Она вызвала ментов, те приехали, закрутили Пете руки за спину, в машину – и на сутки. Через трое суток он пришёл с «суток», у двери сумка из поливинила стоит, такая вместительная, с какой челночники на вещевые рынки ездят за товаром. В ней его барахло и записка: «Уёбывай на хуй, козёл, и чтобы духу твоего здесь больше я не почувствовала!» Пете ничего не оставалось, как взять сумку и уехать жить к матери: его мать с Тамаркой были на ножах, терпеть не могли друг друга; свекровь даже и не появлялась у них никогда. И девчонки бабушку – да ну её в задницу, эту старую сварливую скупую лошадь! – тоже не очень-то любили. Поэтому Тамарка мне все такие безрадостные в высшей категории новости из своей с Петей поганенькой жизнёнки и сообщила, последнюю каплю она слила. Это произошло две недели назад, и теперь, как она добавила, «я – свободная женщина», дескать, смысл такой – дать, не терзаясь сомнениями в целесообразности поступка, другому мужчине.