Планета червей

Когда гигант Сао только начал менять свой молочно-розовый свет, Чёдэс зашёл в жилище и нежно поцеловал спящую жену. Вахва пошевелилась от ласкового поцелуя и что-то сонно пробормотала, но тут же распахнула глаза, почувствовав неповторимый тонкий аромат мускулистого тела мужа с легкой примесью пыли и трав. Она страстно притянула любимого к себе пухлыми руками и томно зажмурилась.

– Ты так сладко спала, что я не мог не поцеловать тебя, моя пышечка, – услышала она нежный шёпот в самое ухо.

Вахва кокетливо потянулась и, чуть отстранившись от мужа, проворковала в ответ:

– Ты же знаешь, что я всегда люблю просыпаться от твоих поцелуев, Чёд. Но сейчас так рано, что глупо не дать отдохнуть тебе с долгой дороги. Хочешь, позову слуг с опахалами, чтобы хоть чуть разогнать духоту.

Муж улыбнулся, нырнул под простыню и прошептал:

– Конечно же я устал с дороги, моя сладость, но я не смогу уснуть, пока не покажу тебе чудо, которому меня научили полунги. Ты себе даже представить не можешь, как это восхитительно!

На миг глаза Вахвы округлились от удивления, но Чёдэс прижал к её губам палец, прерывая возможные вопросы, и начал говорить чуть громче и нараспев:

– О черви, свет несущие и радость дарящие! Взываю к вам, со всей силой сердца! Одарите чудом своим! Привнесите в наше жилище прохладу и наполните его свежестью! Прошу вас – не оставьте меня в моей просьбе!

Вахва с нескрываемым удивлением смотрела на мужа, который повторял и повторял странные фразы, словно песню, чуть раскачиваясь в такт словам.

Спустя несколько мгновений лёгкая волна прохлады стала заполнять душную комнату. Голубовато-белые всполохи исходили от корней синего дерева «фижьера», рядом с которым стояла кровать, но только Чёдэс видел их.

***

Флэм, получив обещанную, правда, очень чахлую связку красных водорослей, стал выпрашивать у Вахвы несколько шлифованных крупных раковин сверх договорённости, объясняя это тем, что и мастеру Элаву нужно заплатить за достаточно дорогую «чистую пыль». Юноше пришлось долго уговаривать дородную женщину, известную своей жадностью, на дополнительную оплату. Но когда она увидела чаши и кувшин, её широко распахнутые от удивления и восторга глаза сказали всё сами за себя. Вошедший в комнату на звуки голосов Чёдэс чуть не раскрыл их тайный сговор.

Флэм быстро и незаметно спрятал водоросли в большую наплечную сумку и, почтительно кланяясь, произнёс:

– Прохлады вашему дому и чистой воды!

– И тебе того же, Флэм! – мило улыбаясь, сказал мужчина, и обхватив за объёмную талию жену, игриво добавил: – О чём это вы тут шепчетесь?

Вахва кокетливо взвизгнула и непринуждённо защебетала:

– Посмотри какое чудо сделал Флэм в этот раз! Это просто восторг! Какая изящная работа!

Женщина стала вертеть в руках чашу и кувшин со стеклянными капельками воды, «сбегавшими» по краям, подставляя их под свет.

Чёдэс взял кувшин в руки и, цокнув языком в знак одобрения, сказал:

– Да, уж! Очень красиво! Нечего добавить. Вот только зачем тебе столько посуды, радость моя? У нас этой красоты уже столько, что её проще уже раздавать, чем хранить.

Оба мужчины засмеялись. Правда, Флэм подхватил смех исключительно из лести знатному ездоку. Но Вахва решила не сдаваться. Она взяла вторую чашу в руки и, откинув назад тёмные пышные волосы элегантным движением головы, томно спросила:

– Любимый! Неужели ты откажешься испить изумрудного инджи из такой чаши, когда я подам её тебе?

Чёдэс, проворным жестом развернув жену так, что она прижалась к нему спиной, негромко проворковал:

– Даже если ты подашь мне простой воды в своих ладошках, я буду счастлив.

Теперь настала очередь Вахвы засмеяться. Она отстранилась от мужа и уверенно произнесла:

– Флэм! Сделка состоялась. Я беру чаши и кувшин за пригоршню этих раковин, как и договаривались.

С этими словами она открыла шкатулку на столе и вручила юноше четыре раковины.

– Но, госпожа Вахва… – с немного растерянной улыбкой проговорил Флэм. – Мы же условились о семи…

Чёдэс чуть криво улыбнулся и достал из той же шкатулки ещё четыре раковины.

– Не надо жадничать, любовь моя, – сказал он ласково. – Если что-то доставляет тебе удовольствие, для меня цена не имеет значения. Поэтому ещё одну я добавлю от себя.

Мужчина положил раковины в ладонь Флэма и нежно поцеловал смуглую щёку жены. Глядя, как Флэм быстро запихивает оплату в сумку, Чёдэс улыбкой спросил:

– Кстати, Флэм, не подумал ты о моём предложении по поводу шариков?

Юноша растянул губы в притворной улыбке и, непринуждённо подбрасывая оставшуюся в руке раковину, ответил:

– Так то ж надо с мастером Элавом обговорить. Он же свой тайный состав никому не говорит для литья марблов11. Да и счёт их ведёт придирчиво. Так что не забалуешь у него. Могу только попросить его встретиться с вами, уважаемый Чёдэс, чтобы вы ему сами рассказали о своей затее. Устроить вам встречу?

Чёдэс широко улыбнулся в ответ и похлопал по плечу Флэма со словами:

– Не стóит. Я сам как-нибудь его спрошу. А сейчас нам надо с Вахвой о семейных делах поговорить.

– Премного благодарен, уважаемый Чёдэс, за щедрую оплату моих скромных трудов, – понял юноша непрозрачный намёк уходить, и пятясь к выходу, добавил: – Чувствую, прохлады в вашем доме стало больше, вероятно, из-за вашего щедрого сердца.

– А также из-за волшебных слов червям! – хохотнула Вахва, игриво глядя на мужа.

Чёдэс слегка растерялся, но засияв улыбкой, быстро сказал:

– Женщины обожают выдумывать небылицы. Так ведь, сладость моя?

Он снова притянул к себе жену и еле слышной скороговоркой выдохнул ей в ухо:

– Не надо раскрывать важные тайны. Они помогут нам ещё больше обогатиться.

Женщина поняла свою ошибку, выскользнула из объятий мужа и довольно ненатурально добавила:

– Я же шутить не умею, а тут вот решила, да неудачно.

Флэм сделал вид, что счёл произошедшее игрой влюблённых, и с самой широкой улыбкой скрылся за входным навесом.

Но фраза про волшебные слова червям уже не отпускала его.

После ухода Флэма Вахва обняла мужа и, чтобы загладить свою вину за болтливый язык, по-детски надула губы и сказала:

– Сдались тебе эти шарики? Лучше о жене подумай, как она тут страдает одна, без твоей ласки, когда ты по потокам мотаешься. У нас и так, считай, полных двадцать шкатулок с раковинами есть, да ещё половина сарая твоего товаром не менянным завалено. А ты всё…

На что муж не дал ей договорить и негромко перебил, отстраняясь:

– Прелесть моя! Ты бы поаккуратнее болтала рядом с Флэмом. Этот острый на язык хитрец может все тайны у тебя выведать, а ты и не узнаешь. Ещё и найдёт, за что можно тебя ославить. Да так, что потом придётся убегать и жить непонятно где, лишь бы тебя там не знали.

Чёдэс развалился на лежанке и похлопал по ней рукой, призывая присесть рядом поджавшую губы жену.

– Давай я тебе один урок преподам, – продолжил он, когда Вахва, виновато глядя, села рядом, – и ты поймёшь своей красивой головкой, что те шарики – гораздо больше по цене, чем твои любимые раковины.

С этими словами Чёдэс, не вставая, потянулся, открыл стоявшую на столе шкатулку и достал из неё одну крупную шлифованную раковину.

– Ответь мне – вот чем хороша эта ракушка? – снисходительно продолжил он, крутя перед носом Вахвы раковиной.

– Ну… Она тяжёленькая и в ладошке приятно лежит, – пожала плечами Вахва. – А если ещё как зеркальце отшлифована, то в неё и смотреться можно. Красотулька она!

Вахва улыбнулась своим словам и нежно посмотрела на мужа. Чёдэс с кажущимся спокойствием продолжил:

– Но посмотри, что может случиться с тяжёленькой и шлифованной красотулькой.

С этими словами он изо всех сил швырнул раковину в железную витую ножку стола, и от раковины отлетел большой кусок. Вахва ахнула и хотела встать, но муж грубо схватил её за плечо, заставив снова сесть.

– Теперь понятно тебе, сладость моя, – продолжил он всё так же спокойно и с улыбкой, – что твоя раковина хрупкая и может разбиться. Особенно в потоке, когда ураганный ветер несёт тачку и швыряет с ухаба на ухаб.

На глазах Вахвы выступили слезы, но заплакать она хотела не только потому, что раковина разбилась; она понимала, что Чёдэс, любивший иногда подшучивать над её недалекостью, сейчас особенно груб и страшен именно своим спокойствием и издевательской улыбкой.

В возникшей паузе Вахва смахнула слезу и подумала: «Да, я иногда соображаю медленно, но верно, и не прощу тебе, дорогой мой, такого обращения».

Словно прочитав эти слова во взгляде жены, Чёдэс понял, что хватил через край. Он притянул её к себе и звонко поцеловал в нос.

– Не стоит плакать от того, что ты глупенькая, радость моя. Прости, что я так резко говорю с тобой, но тебе нужно научится понимать важные вещи. И вот почему. Эти самые шарики-марблы мало того, что не бьются в дороге, но ещё хороши тем, что в Полунгаре за них теперь меняют ракушки один к двум. И даже дают иногда за один марбл не по две, а по три раковины. Теперь давай посчитаем. Связку водорослей в Полунгаре меняют за четыре ракушки, а за простую чашу-блиц уже можно обменять две связки, что равно уже восьми раковинам.

– А тут ты меняешь одну связку за три красивые чаши! – немного успокоившись, поддакнула Вахва.

– Правильно, пышечка моя! – снова чмокнул жену в нос Чёдэс. – Улавливаешь мою выгоду. Но не перебивай. Так вот, а за два стеклянных марбла я могу взять сразу три связки водорослей! Не за двенадцать ракушек, а за три марбла! Понимаешь? Ракушки дешевле шариков, да ещё и хрупкие!

– Но шарики ведь тоже можно разбить! – не унималась Вахва.

– Конечно и марблы можно разбить, если сдуру швырять их в камни, – горячо возразил раздосадованный Чёдэс, – но разговор не об этом! Ты только представь – вот я нагружаю свою тачку доверху тюками с фруктами, мылом, накидками, блица́ми и другим барахлом, за которые смогу выручить, ну, допустим, десять тюков красных водорослей, по двадцать связок в каждом, и десять тюков рыбы. Больше в тачку не влезет. Но в дороге у меня всегда, нет-нет, да отколются края у пары чаш или помнётся часть фруктов. Такой товар или не обменять, или его и за полцены не берут. А это мои потери. Да, я, конечно же, беру и пару шкатулок раковин с собой, но и у них иногда края оббиваются. За такие раковины со сколами я уже не выменяю водоросли! Это тоже потери! А вот теперь представь, что я беру только одну шкатулку с марблами, и привожу тебе… тачку с двадцатью тюками водорослей! А это четыреста связок! Четыреста! Сколько я смогу тут красивых блице́й наменять, посчитай?

Вахва ахнула от таких цифр и выпучила глаза на мужа. Тот, видя, что впечатлил её, ухмыльнулся и сказал:

– Вот потому я и убеждал Флэма подкидывать мне иногда по горсти марблов за какие-нибудь подарки, а потом и перетянуть у Элава контроль за шариками. Но этот парнишка ещё тот прохвост… понимает выгоду… вот и переживаю теперь, как бы не разболтал Флэм лишнего про меня Элаву…

Глава 6

Хлада с трудом разлепила веки и мутным взглядом осмотрелась. Она лежала на полу в той же позе, в которой припала к свечению ночью. До неё издалека, словно сквозь подушку, доносились звуки утреннего перезвона. Сиялки в лампе уже вовсю трепетали ярко светящимися крылышками, разгоняя мрак в жилище.

Голова непривычно гудела, и девушка никак не могла сосредоточиться. Она очень осторожно встала с пола, поморщилась от лёгкой головной боли и как в полусне начала искать свою белую накидку, пока не вспомнила, что подарила её малютке Хладэне.

Улыбка на мгновение коснулась губ Хлады, но она тут же вздрогнула от всколыхнувших память ночных видений. Её затрясло мелкой дрожью, но невзирая на страх, именно сейчас она чётко осознала, что как бы страшно ей ни было, теперь она ни за что не сможет отказаться от общения с червями, потому что это в корне и навсегда изменит всю её жизнь.

Чтобы хоть как-то прийти в себя, Хлада села на кровать и, закрыв глаза, стала мысленно многократно повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Помогите мне понимать вас и образы ваши! Я боюсь снова впасть в беспамятство, как случилось в первый раз. Мне тяжело разгадывать то, что вы мне показали, но я больше не смогу без общения с вами! Прошу вас, черви, свет несущие, помогите мне очистить мысли, принять ваши образы и понимать их!»

Легкое тёплое покалывание в ногах заставило Хладу открыть глаза, и она увидела вокруг ступней чуть видимый золотистый туман, который мерцал небольшими искрами.

Девушка улыбнулась, приняв от червей знак, что она услышана. Выйдя из жилища в привычный полумрак, она с улыбкой направилась под навес на утренний перезвон.

Первым, кого встретила Хлада, был Пётр, что стоял у самого входа и словно нарочно ждал её.

– Тепла тебе в дом, Хлада! – зычно пробасил мужчина и тут же, не дослушав ответного приветствия девушки, чуть смущаясь, добавил. – Я вот о чём думал полночи после твоего зова к червям при рождении моей дочурки. Ты же можешь теперь просить червей о любой помощи, так ведь?

Хлада немного растерялась от внезапно откровенного вопроса. Ничего не ответив, она прошла в глубь навеса и уселась, как обычно, с самого края общих столов.

Но Пётр не отступал и, присев рядом, продолжил:

– Тебе незачем так смущаться, девочка! Я ведь спрашиваю не для своей корысти, а чтоб помогла ты нам с уловами для доброго прокорма селения. Ведь как получается? – задал он вопрос, и тут же стал раскладывать на столе ложки да чаши с подставками, словно изображая карту. – Вот, посмотри! Тут наше селение! – и Пётр указал загрубевшим пальцем рыболова на подставку и, выдвинув вперёд чашу, добавил: – А вот тут выход из залива в Большую Чёрную Воду со скалой поперёк. И если бы мы каждый раз могли загодя видеть скалу в темноте, то из этого прохода гораздо было бы легче грести. А то иногда получается, что и вёслами от этой скалы отталкиваться приходится. А если ещё и волны сильные… Даже пару раз вёсла ломали, что прямо уж очень накладно. Сброшенных больших ветвей-то не так уж и много, да ещё выбрать с нужным изгибом надо и обточить, чтоб весло добротное вышло.

Хлада слушала очень внимательно и у неё в голове зрел план. Она отчётливо поняла, что если получится упросить червей подсвечивать дно в заливе у скалы, то рыбаки будут её снабжать чем угодно, лишь бы спокойно проплывать в Большую Чёрную Воду. Значило это только одно – ей самой больше никогда не придётся даже руки мочить, чтобы добыть себе пропитание.

А Пётр всё продолжал:

– И вот ведь какая закавыка ещё получается. Ежели мы сети забрасываем не в заливе, а сразу за скалой, то и рыбы там побольше, но и сети рвутся, о скалу цепляючись. А совсем далеко в открытую Чёрную Воду заходить-то опасно, хоть там улов и богаче! Волны там круче, сиялки от стужи дохнут в фонарях дюже быстро. Даже на четверть оборота их не хватает. И вот что я подумал… – хитро прищурив глаз, Пётр сдвинул чаши-плошки локтем, и посмотрел прямо в глаза Хладе. – Смогла бы ты червей упросить, чтоб сиялки на той скале могли жить и нам ход подсвечивать? Да чтоб не замерзали они так быстро в Большой Чёрной Воде. Ведь без них-то и на ладошку вперед не видно ничего в темноте этой кромешной. Ну, что скажешь?

Хлада спокойно выдержала прямой взгляд и тихо ответила:

– Хорошо, дядька Пётр, я подумаю, что смогу сделать, чтобы упросить червей. Только мне надо время на это и, боюсь, тогда всю свою ловлю моллюсков придётся забросить. А кормиться я чем буду?

– Вот ведь дитя ты малое! – с улыбкой пробасил рыболов, и приобнял за хрупкие плечи девушку. – Я ж тебе уже говорил, что за помощь твою при родах Арги я тебе часть с улова отдавать буду всегда! Да и ребята мои без подарков и еды тебя не оставят! Так что даже не думай об этом. Только помоги уж нам, рыбакам, пожалуйста!

На столы стали расставлять плошки с похлёбкой, и Хлада с удивлением увидела перед собой не только похлёбку, но и миску с двумя большими кусками зажаренной рыбы, посыпанными приправами, и с большим ломтём жёлтой лепёшки.

Девушка подняла глаза и увидела сияющую улыбку на лице матери Вайзы: та поставила перед ней рыбу, на мгновение задержалась и пошла дальше расставлять еду по столам.

Перед Петром стояла большая миска с двумя рыбинами, одну из которых он тут же стал разделывать руками, весело поглядывая на Хладу.

– Ну что не ешь? – наконец не выдержал он, хохотнул и добавил: – Это тебе моя благодарность ежедневная теперь. Так что с голоду ты точно не умрёшь! Давай! Налегай! А то остынет.

Хлада широко улыбнулась и, опустив глаза, сказала:

– Спасибо тебе, дядька Пётр! Твоя помощь для меня очень ценна и важна. И я обязательно упрошу червей помочь вам.

***

Пару оборотов подряд Хлада мысленно составляла зов червям с просьбой для рыбаков, но все слова выходили какими-то корявыми и неискренними. В голове у неё, сбивая с мысли, постоянно крутились всякие хитрости, с которыми она уже не могла совладать, выдумывая для себя всё больше и больше желаний и условий.

Однажды после утреннего перезвона и трапезы, Хлада помогала убирать со столов, когда к ней подошла мать Вайза и, с улыбкой погладив её по голове, спросила:

– Чем тебя Пётр так озадачил, что ты уж какой оборот и полслова не вымолвишь?

Хлада подняла глаза, и улыбка сползла с лица матери Вайзы, потому что наставница увидела перед собой уже не юную девочку, а взрослую девушку с твёрдым пронзительным взором.

Помолчав немного Хлада, не отводя глаз, спокойно сказала:

– Мне нужно скоро в Большую Чёрную Воду выходить, а без женского обряда от матерей селения мне этого делать нельзя. Я же взрослой ещё не считаюсь. Потому прошу тебя, мать Вайза, помоги мне, пожалуйста, свершить обряд.

С этими словами Хлада развернулась и ушла, потому что буквально за мгновение до начала разговора с Вайзой, она поняла, что и как ей надо дальше делать.

***

Придя к себе, Хлада забралась на кровать в дупле, закрыла глаза и начала представлять дно залива, по которому от самого берега двинулась светящаяся тонкая полоса, огибающая скалу и теряясь дальше в Большой Чёрной Воде. Полоска света у самой скалы чуть расширялась, делая видимыми камни и валуны, подходящие близко к поверхности. Бледный свет, преломляясь в воде, образовывал блики на небольших волнах залива, отчего казалось, что крутой выступ скалы так же мерцает в темноте.

Хлада ещё раз отчётливо представила эту картину с самого начала и стала тихо повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Научите меня, как помочь рыбакам проходить залив у скалы без страха и со светящейся вашей помощью! Дабы им ловить больше рыбы для пропитания, чтобы не только кормить всё селение, но и на обмен оставлять. Чтоб жилось нам спокойнее и радостнее… Помогите мне понять ваш ответ, о черви, свет несущие и тепло дарящие!..»

На третий или четвёртый повтор в голове Хлады вдруг очень явственно стал проявляться вид скалы и она увидела, как чьи-то руки расставляли большие фонари с сиялками на выступающие над водой камни, и эти же руки бросали в фонари пригоршни жёлтых и оранжевых цветов, что в изобилии собирались для кормёжки этих насекомых. Сиялки тут же зарывались в цветы, выставив только сверкающие крылья.

Далее Хладе явилось видение, как над её головой проплыло днище большого баркаса и в воду упали сети с его бортов. На сетях девушка увидела привязанные небольшие пузыри, внутри каждого из которых били крыльями по одной сиялке. На этот слабый свет начали сплываться рыбы и попадать в сеть. Часть крупных рыб заглатывали мерцающие пузыри, но сеть от этого не портилась, а наполнялась уловом всё больше и больше.

Внезапно сеть резко ушла вверх, и весь улов поднялся над водой.

Затем девушка увидела, как, рассекая волны, возвращался в бухту селения баркас с сиялками в больших фонарях на носу и на мачтах. При этом большие мужские руки снимали фонари, в двойных днищах которых тлели остатки сланца.

Видения плавно исчезли, и Хлада, подождав ещё несколько мгновений, осторожно открыла глаза. Волна радости с легкой пульсирующей болью в голове накрыла её, потому что она впервые полностью поняла все указания червей. Опустив взгляд, девушка увидела едва заметное золотистое свечение под ногами, которое стало понемногу исчезать.

***

На вечернем перезвоне Хлада дождалась Петра и попросила его остаться после трапезы на важный разговор. Обсудить сиялок в пузырях для сетей она решила в самом конце разговора и начала с самого важного – помощи от червей.

Пётр постоянно вздёргивал брови от удивления, слушая рассказ Хлады. Выслушав с серьёзным лицом всё до конца, он внезапно решил позвать ещё несколько рыбаков для совета. Вскоре под навес вернулось трое мужчин, среди которых девушка узнала Песко.

Хлада с удивлением повернулась к Петру и увидела его хитрую улыбку:

– Да, Песко с нами уж целую надель12 рыбачит, а не особняком, как раньше. Так и безопаснее и улова больше всё равно получается. Ведь после гибели в пучине своих родных не доверялся он артельному лову, а теперь вот решился. Да и хитрость у него есть небольшая. Он рыбьи пузыри всегда собирал и нас просил отдать, якобы ему они по вкусу. Оказалось, он туда по сиялке засовывал, да щепочкой закупоривал пузырь, чтоб сиялка быстро не захлебнулась. И потом он этот пузырь с грузилом в воду-то бросал да большую рыбу на крючок ловил. Так что он теперь у нас ещё и изобретатель. Вот только туну всё никак не поймает, и поэтому горячится.

Песко с улыбкой присел рядом с Петром, взглянул на Хладу, и скромно произнёс:

– Спасибо за похвалу, дядька Пётр! А тебе Хлада, я особые слова благодарности сказать хочу, потому что ты меня своим тайным зовом к червям словно за пояс заткнула. Да только не озлился я от этого, а понял другое. Меня ведь после моего первого зова сначала распирало от гордости и значимости, особо когда удавалось согреть всех. А теперь я увидел, что больше можно добра делать. Я ведь сиялок в эти рыбьи пузыри запихивать не сам придумал, а словно мне приснилось это. И с тех пор, как ты помогла зовом при родах, чую, что и во мне словно что-то изменилось. Теперь и я хочу такому дару научиться.

Хлада спокойно смотрела на красавца Песко и думала про себя: «Да, уж! Такому зазнайке, как ты, я в последнюю очередь тайну общения с червями раскрою…» Но в ответ на признание спокойно сказала:

– Зов у меня из сердца исходит и обучить ему я пока не ведаю как, – и, меняя тему, добавила, обращаясь к Петру: – А по сиялкам в пузырях могу подсказать вам бо́льшую хитрость.

Пётр удивлённо вскинул брови:

– Надо же! Ты даже и это можешь придумать?

– Так уже придумала, – спокойно улыбнулась Хлада. – Надо внутри сети немного этих пузырей развесить и тогда не одна рыбина, а многие бросятся на сиялок. Вот и наловите за один раз полную сеть. Может, и туну тоже.

Все четверо рыбаков восторженно ахнули. Даже Песко смотрел изумлёнными глазами на Хладу и качал головой.

– Вот ведь деваха какая смышлёная! – воскликнул Яка, один из рыбаков, что был даже выше Петра на полголовы, и хлопнул его по плечу своей огромной ладонью.

– Ты уж поаккуратнее своими ручищами-то! – хохотнул другой рыбак, Трюн. – Так весь дух из вожака вышибешь и новое дело с ним не испробуем!

Мужчины дружно рассмеялись. Только Хлада лишь слегка улыбнулась и, перекрывая смех, спросила:

– Вы же без меня в Большую Чёрную Воду не пойдёте?

Все разом смолкли, и Пётр с широкой улыбкой заверил:

– Ну, куда ж мы без тебя в таком важном деле-то? Да и сиялок расставлять, верно, тебе и придётся. Ты же юркая да гибкая, а у нас все мужики словно глыбы каменные. Разве такие на скале удержатся?

И снова под навесом прозвучал дружный смех, но его перебил Песко вопросами:

– Постойте! На скале фонари развешивать? Да для чего ж такое делать? Сиялки ведь дохнут на холоде!

Пётр хмыкнул и с хитрым прищуром кратко пересказал задумку Хлады про сиялок в фонарях с цветами и с горючим сланцем в двойном дне. В конце он добавил:

– Вот так, други мои, девица наша смышлёная за один раз нам трудную работу облегчила, которую мы оборот13 за оборотом, на́дель за наделью решить не могли. Да, что уж там! Не один мах14 и даже не один период15 мы вёсла об скалу эту проклятущую ломали. Так что отдельное и огромное тебе спасибо за помощь твою!

С этими словами Пётр обнял за плечи, сидящую рядом Хладу, и весело произнёс:

– По пробуждению и опробуем советы твои! Мы тебе и одёжку рыбацкую подберём, да потеплее, чтобы ты не закоченела с нами на баркасе.

– Не выйдет мне с вами пойти в Большую Чёрную Воду поутру, дядька Пётр, – спокойно, но твёрдо сказала Хлада. – Мне ведь надо сначала женский обряд от матерей принять. Без него кто ж меня отпустит-то из селения?

– Так мы ж тебе трех поручительниц вмиг найдем! – воскликнул Пётр. – Моя Арги первой будет! Да и наставницы тебя любят! Они уж точно не откажут!