Источники света

Голос Годфруа. О, я недостойный… Я поступил бы так же на его месте… Я был недостоин его помощи… О чем же я думал! Мечтал, что разбогатею в Святой земле… Мечтал, что осыплю и брата и себя золотом и каменьями, что его величество дарует мне замки и титулы…

Отец Базиль (встревоженно). Но ведь несколько алмазов, вы говорили, у вас есть?

Голос Годфруа. Да, камни из глаз языческого идола, что стоял когда-то на месте Вандомского замка. Наш предок проклял их, запретив держать сатанинские камни в сокровищнице. Они перепрятывались, пока наш дядя не закопал их в тряпице перед предпоследним Крестовым походом…

Отец Базиль. А вы не вспомнили, где?..

Голос Годфруа (самозабвенно, после паузы). Как я виноват перед братом… Он дал мне своих солдат, меч нашего отца, лучшего коня и провизии на два месяца… Брат обнял меня на прощание, проводил с герольдами… Знал ли он, что я вернусь униженный, как вор, безвестный, с гниющими язвами, убогий, нищий, сирый… (Успокаивается.) Могу ли я подняться на несколько минут?

Отец Базиль. Ну, ваш брат пока не знает, что вы вернулись. Но наказал своим людям вас искать. Слыхал я, что задумал граф Вандомский вам кожу с пяток содрать за своих арбалетчиков и капитал, что сгинули в землях неверных… Зачем вы хотите подняться?

Голос Годфруа. О, как он прав, как прав… Пожалуй, незачем, посижу и здесь, я уже привык за эти две недели… Отец, а не будет ли у вас для меня немного пищи?

Отец Базиль. Только духовная, сын мой. В графстве голод, ваша светлость… И ваша вина в том тоже есть.

Голос Годфруа. Но я чую запах сыра, отче…

Люк в полу приподнимается, отец Базиль тут же ставит на него стул.

Отец Базиль. Прячьтесь! В окне только что мелькнул факел… А что до запаха сыра, то, скорее всего, это дьявольское наваждение… Это сатана… Запах сатаны…

Голос Годфруа. Но разве сатана пахнет не серой, отче?

Отец Базиль. Серой. Но существуют и иные… э-э-э… духи зла… Духи-искусители. Сырные бесы.

Пауза.

Завтра я постараюсь для вас добыть немного хлеба, ваша светлость…

Голос Годфруа. О, как вы добры, отче… Выслушайте меня, недостойного, прошу вас…

Отец Базиль. Встаньте на колени, сын мой… Встали?

Голос Годфруа. Встал… Хотя тут это несколько неудобно…

Святой отец, я согрешил…

Отец Базиль. В чем твой грех, сын мой?

Голос Годфруа. Позвольте, расскажу… Я сошел с корабля в Испании и отправился в путь. В Бесалу местный папский нунций узнал меня, он дал мне немного денег взаймы и подорожную со своей печатью, чтобы я добрался до Вандома беспрепятственно. Когда я был уже во владениях его величества, проезжал мимо какой-то деревушки, меня настиг лукавый дух. Я поддался искушению и испил вина в тамошней харчевне…

Отец Базиль ест со скучным видом.

Я испил вина, и… еще испил вина… и… наутро оказался без коня и денег, в одной рубахе на дороге. Единственное, что мне оставили разбойники – это письмо нунция, в котором говорилось, кто я и что я нахожусь под защитой нашей матери-Церкви. Но тогда мне было все равно. Я был в отчаянии. Я побрел с этим письмом на север, ужасно страдая от голода и непонимания…

Отец Базиль. Так в чем же грех, сын мой? За винопитие – три «Pater Noster», и ладно… Покороче, уже поздний час…

Голос Годфруа. Отче, простите за мою многословность, я уже близок к сути. Грех мой – в гордыне… В страшном грехе гордыни… Будучи в ужасном положении, я повстречал мальчика, смерда, пастушка…

Отец Базиль. За пастушка-двадцать «Pater Noster», и ладно…

Голос Годфруа. Отче, да что вы такое говорите!.. Он меня от голодной смерти спас! Это был очень добрый мальчик и очень, очень благочестивый… Я был в одной исподней рубахе, измучен, и мое лицо тогда густо заросло щетиной… А мальчик был очень впечатлительный… Мальчику привиделось, будто я… будто я…

Отец Базиль. Ну?

Годфруа рыдает, отец Базиль делает скучное лицо.

Голос Годфруа. Будто я – Иисус Христос… И рассудок мой помутился. Я не стал этого отрицать… Сказал, что я послан этому пастушку, дабы… Я плохо помню, что я ему говорил… Нес какую-то чушь про детей и Крестовые походы, нарек его пророком, лишь бы он нашел для меня еще еды… А глаза его открывались все шире и шире… Такие чистые глаза… Я даже отдал ему письмо нунция – якобы для короны от Сына Божьего… Он смотрел на печать нунция, как на чудо Господне, и поверил мне… Мальчонка отдал мне корзинку с маслом, булочками, медом и окороком… Я… я очень грешен, отче…

Отец Базиль. А как звали того мальчика, ваша светлость?

Голос Годфруа. Я плохо помню, отче… Кажется, Стефан…

Отец Базиль. Стефан из Клуа?

Голос Годфруа. Кажется, так, отче. А откуда вы знаете?

Отец Базиль (озабоченно). Да так, ваша светлость, я слышал, как вы называли это имя во сне…

Голос Годфруа. Отпустите мне этот грех, отче Базиль…

Откуда-то снаружи раздается шум. Отец Базиль прислушивается.

Ибо он гнетет меня денно и нощно…

Отец Базиль. Ч-ш-ш!

Голос Годфруа. Когда я просыпаюсь, то спрашиваю себя: «Годфруа, какой самый тяжкий грех твой?» И отвечаю: «Гордыня…»

Отец Базиль. Ч-ш-ш-ш-ш!

Голос Годфруа. Отче?

Отец Базиль. А ну тихо, ваша светлость… Кто-то вошел в храм…

Отец Базиль изо всех сил толкает тяжелый сундук, чтобы прижать им крышку люка.

Грех ваш тяжек, ваша светлость, но не непреодолим. Двадцать «Патер Ностер», десять «Аве Мария», и вы прощены. Ин номине патрис, эт фили, эт спиритус санкти, амен…

Отец Базиль берет свечу и идет наружу.

Пастораль четвертая

Церковь. Слышен шум дождя. На распятие и в поставленные тут и там чаши падают капли с потолка. На одной из скамей сидит человек, закутанный в плащ.

Отец Базиль. Кто тут?

Виктор. Почему в этой церкви всегда так холодно?

Отец Базиль (осторожно). Господь радуется, когда наше тело страдает, а душа крепнет…

Виктор. Меня же тут крестили… Я помню этот холод… А ваше тело, отче Базиль, давно страдало?

Отец Базиль. Я… я сторонник разумного усмирения плоти… Кто вы? Я всего лишь бедный монах…

Виктор. Ну, допустим, не такой уж и бедный… (Смотрит на отца Базиля.)

Отец Базиль. О-о, юный граф… Вы меня напугали… Что вам нужно в поздний час в деревушке?

Виктор. Привез еще одну каштелянскую дочку, чтобы вы приняли роды и отпели, если на то будет нужда…

Отец Базиль. Говорите тише…

Виктор (задумчиво). Если на то будет нужда… А что стало с той каштелянской дочкой?

Отец Базиль. Погребена на церковном кладбище под именем Агата.

Виктор. Ее звали Вероник. А что дитя?

Отец Базиль. И дитя с ней.

Виктор. Ну, это не я, она уже была на сносях. Некрещеное дитя?

Отец Базиль. Некрещеное. Говорите тише, ваша светлость!

Виктор. Боитесь, что Бог о ваших нечестивых поступках услышит?

Отец Базиль. Бог все знает и так о моих поступках. И о ваших тоже.

Виктор (смеется). Да, та замковая шлюха Вероник – наш с вами маленький секрет… Один из наших маленьких секретов… Я ваш должник… Она ведь была дочерью свободного человека… Я свалил все на конюха-смерда, так его каштелянские сыновья разорвали поутру лошадьми. То еще зрелище, скажу я вам…

Отец Базиль (устало). Что вам нужно?

Виктор. Нет, мне бы ничего не было, если бы они узнали, ведь мой отец – граф Вандомский. Но от стилета в боку или от толченого изумруда в кубке вина это бы не спасло, верно? Каштелян – хитрейший стервец… Вы видели, как умирают от толченого изумруда?

Отец Базиль. Что вам нужно? Если вы привезли беременную, то несите ее в хлев, сделаю что смогу…

Виктор. А после схороните ее на церковном кладбище под именем Агата? (Смеется.)

Отец Базиль. Говорите тише.

Виктор. А как ваше еретическое предприятие в подвале?

Отец Базиль (медленно). Какое такое предприятие в подвале?

Виктор. Ну, с котлами и кувшинами масла…

Отец Базиль (с видимым облегчением). Как вы себя ведете в Божьем храме, ваша светлость?

Виктор. Ах да, это ведь тоже наш маленький секрет, да? Отец Базиль. Да.

Виктор. Вы мне помогаете с женским полом, а я никому не говорю, на что вы тратите золото, жертвованное на храм… Отец Базиль. Что вам нужно, Виктор Вандомский? Говорите или уходите!

Виктор. Вы меня изгоняете из храма в непогоду?! Отче! Но я же – заблудшая овца! Я пропаду!

Отец Базиль. Не пропадете, если будете ехать по дороге в замок!

Виктор. Но ведь нас с вами не любит Господь, отче! Мы злодеи и еретики! Он оставит меня в пути, и я заблужусь, как овечка!

Отец Базиль. Господу все равно!

Гремит гром.

Виктор. Слышите, он с вами не согласен!

Отец Базиль. А может быть, как раз согласен!

Виктор (смеется). Ну что вы так раскраснелись, отче? Сейчас обделаетесь черной желчью! Я же пришел к вам с благодарностью за все наши с вами маленькие секреты…

Отец Базиль. Благодарностью?

Виктор. Да, в знак нашей чистой дружбы я хочу вам рассказать последние новости из замка…

Отец Базиль. Я слушаю вас.

Виктор. Мой отец через два дня приедет с замковой стражей и сожжет Мэр.

Отец Базиль. Сожжет?

Виктор. Сожжет. П-ф-ф! Но если…

Отец Базиль. Если?

Виктор. Если тот из Мэра, кто прячет моего дядю, его светлость Годфруа Вандомского, выпустит его на свет божий, то сожгут лишь его дом, а Мэр останется цел.

Отец Базиль. Годфруа Вандомский в Мэре? Он же не вернулся из Святой земли!

Виктор. Видели его оборванного, но живого, когда он шел в Мэр неделю назад. Трое пилигримов и один бродячий звездочет его видели. Клялись, что Годфруа Вандомский, только изможденный и со светом в очах, будто святой. А звездочет еще к тому же предложил свои услуги по отысканию тела Вероник, так мне его пришлось втихую повесить, пока каштелян не узнал… Кто его знает, а вдруг бы нашел!

Отец Базиль. Как нехорошо… Зачем кому-то его светлость не пускать домой?

Виктор. По мне – так пусть хоть и тысячу лет его ноги в замке не было, но отец его любит… Дядя Годфруа – тряпка, прямо скажем. Его отец отослал в Палестину, чтобы он хоть как-то закалился. Но даже и там… Видимо, приполз без гроша и боится вернуться в замок.

Отец Базиль. Ну что ж, я задам пастве вопрос о неизвестном путнике…

Виктор. Да, задайте. Не то все обыщут и сожгут.

Отец Базиль. Сожгут…

Виктор. Да, и вас это тоже касается. Собственно, в этом и состоит моя благодарность. Стража обыщет все. И вашу сатанинскую машину в подвале тоже могут найти. И тогда вас могут сжечь за колдовство. Поэтому в ваших интересах найти, где прячется Годфруа. Уж очень сильно отец тоскует по брату…

Отец Базиль (кисло). Спасибо вам, Виктор.

Виктор. Вы уже закончили свой дьявольский котел? Судя по тому, как тут крыша протекает, вы уже близки к завершению…

Отец Базиль. Не ваше дело.

Виктор. Вы бы хоть один серебряный подсвечник поставили на алтарь для приличия, отче! Не живет, ой не живет в вашем храме Бог! Я понял наконец, почему тут этот адский холод! Вы же не жжете свечей, отче! Боитесь, что этот ваш медный бегемот взлетит на воздух?

Отец Базиль (сухо). Вы меня предупредили, я это очень ценю, Виктор…

Виктор. Ну не прогоняйте меня… Не прогоняйте… А можете меня исповедать, отче?

Отец Базиль (в сторону). И этот туда же… (Виктору.) Уже поздний час…

Виктор. Отче, у меня такой камень на душе… Отец Базиль (зло). На колени!

Виктор охотно становится на колени.

В чем твой грех, сын мой?

Виктор. Я болен унынием. Мне скучно, отче.

Отец Базиль. Скучно?

Виктор. Мне смертельно скучно, отче. Жизнь отвратительно скучна. Даже охота не приносит мне радости. На прошлой неделе мы с дворней загоняли вепря: стоял шум, пели охотничьи рожки, бряцали короткие мечи на поясах пажей, а я скакал и плакал, отче, ведь раньше эти звуки будили во мне радость, живую страсть. А теперь это был шум, который только раздражал меня… Я ускакал вглубь леса вперед цепи всадников, и вдруг я вышел прямо на него. Зверь нас обманул, он сделал петлю с подветренной стороны, и разгоряченные собаки не заметили его. Я вышел прямо на него. В нем торчали уже две стрелы, но раны были несмертельные. Раньше, когда я встречал зверя лицом к лицу, это было совсем другое… Я клекотал, как хищная птица, мне было весело и страшно. А теперь… Вепрь был так похож на меня, отче… Он увяз в трясине, и его очень быстро засасывало в болото. И он даже не ревел и не хрюкал, а как-то тяжело дышал… И смотрел на меня своими красными влажными глазками. Я тогда подумал: «Неужели вот у меня такие же глазки?» И я смотрел на него, смотрел, пока над ним не чавкнула жижа. И я понял, чем ужасен ад, отче. В аду смертная скука. Да… И все это – тоска…

Отец Базиль. Что «ЭТО»?

Виктор. Все. Пиры. Охоты. Жизнь. Может быть, поэтому я начал придушивать этих девок во время того, как… ну, вы понимаете… Это давало мне какое-то развлечение, но после этой Вероник наскучило и это. Ваша персона тоже некоторое время занимала меня. Такой интересный человек: с одной стороны, подлый безбожник и еретик, а с другой – такой горящий, охваченный непонятной никому идеей… Но и вы скучны, отче… Как же вы скучны…

Отец Базиль. Может быть, обратитесь к добродетели и к Господу?

Виктор. Вы сами-то верите в то, что говорите? Какие тут добродетели… Мне так надоела грязь, трупы у дорог, отче, пухнущие с голоду крестьяне… Танцы. Музыка. Да, думаю, может, танцы могут меня спасти? Я слышал, по графству бродит Мордекай со своими жонглерами. Может, они заглянут и сюда и сыграют свою знаменитую музыку? А мы пустимся в пляс! Отче, вы знаете какие-нибудь танцы?

Отец Базиль. Да вы обезумели!

Внезапно в храм забегает, крестясь, промокший насквозь и запыхавшийся, но вдохновенный сверчок. Виктор встает с колен и отходит в тень, чтобы быть неузнанным.

Сверчок. Отче! Прошу вас, отче, во имя Господа нашего Иисуса Христа, Иисуса Христа!

Отец Базиль. Что такое, Сверчок?

Сверчок. Серебро-серебро-серебро! Отче, дайте немного серебра! Не для себя, не для себя! У него нет настоящего креста, лишь посох с перекладиной, а он же посланник-посланник! Так все говорят! У него письмо от Сына Божьего, он всем показывал, он всем показывал! Люк-кузнец ищет серебро! Хочет выковать ему распятие из серебра для посоха, для посоха…

Отец Базиль. Ты тоже обезумел. Ты говоришь про этого Стефана из Клуа? Пастушка?

Сверчок. Пастыря Стефана, что поведет Новое воинство Христово из детей и отроков, из детей и отроков! Чистых душой Господь направит безопасной дорогой, отче! Вы должны понимать, должны понимать! И приведет к граду Иерусалиму, и неверные покаются пред его войском, и святыни будут наши! Наши-наши-наши!

Отец Базиль. Вы что, в деревне все впали в ересь? Поклоняетесь самозваному пророку? Мальчишке?

Сверчок. Нет, отче, не все. Только дети. Только дети. Только дети и я. Я-я-я!

Отец Базиль. Ну, неудивительно…

Сверчок. Дайте немного серебра, отче. Люк-кузнец говорит мне: «Ищи серебро, Сверчок! Ищи серебро и железо, и железо, и серебро!» Чудо прямо тут, рядом, прямо тут, рядом… Это не ересь, это знак, отче… Дайте немного серебра-серебра…

Отец Базиль (по-отечески ласково). Поди прочь, Сверчок.

Виктор из темноты швыряет сверчку под ноги серебряную чашу для причастия.

Виктор. А вот это интересно… Бери свое серебро, дурачок. Правда, не самое чистое… Отче Базиль, видно, приберег слиток чистейшего серебра, который в День святого Антония ему подарил граф, на какие-то более благие цели… А, отче Базиль? А где вы собираетесь со своим Стефаном, дурачок?

Сверчок. Спасибо… добрый темный господин, добрый темный господин… Спасибо, отче Базиль! У колодца! Мы собираемся у старого колодца. Вчера Стефан Богоносный проповедовал со старой груши, но сегодня ее кто-то срубил…

Виктор. Хо-хо, вы слышали, отче? Богоносный! Уходи, Сверчок! Пошел прочь, дурак!

Сверчок уходит.

Отец Базиль. Уходите и вы.

Виктор. Отче! Вы расстраиваетесь из-за этой растреклятой чаши? Да это дешевка, грязное серебро!

Отец Базиль. Это чаша причастия. Может, хватит уже богохульствовать…

Виктор (смеется). Может, хватит уже лицемерить, отче?! Но все равно! Я знал, что Господь меня направил к вам не зря! Спасибо вам! Спасибо! Стефан Богоносный – это явно позанимательнее охоты и танцев! И помните про моего дядю, если его не выдадут… Все сгорит! Два дня! А если найдут ваши котлы в подвале церкви, то можете сгореть и вы… Это, пожалуй, тоже будет занимательно! Если так случится, то обязательно приеду посмотреть! Кто знает, может, ради зрелища и сам попрошу отца проверить подвал? (Собирается уходить.)

Отец Базиль. Вы – птенчик, Виктор. Вас не излечит ни развлечение, ни лжепророк. У вас нет цели. У вас нет искры. Вам страшно посмотреть жизни в глаза. Страшно вырваться из отцовского замка. Вы, как колокольный язык, безвольно болтаетесь и бьетесь о края вашей скудной жизни, производя неимоверный шум.

Виктор. А вы бесстрашны. Что будете делать, отче Базиль?

Отец Базиль. Молиться.

Виктор усмехается и уходит, отец Базиль остается стоять. Капли падают в чаши с потолка.

Пастораль пятая

Кузница Люка-кузнеца. Молодой Люк-кузнец разводит огонь в горниле. К стене прислонена толстая древесная ветка. Входит Тома, стоит, молча смотрит на Люка-кузнеца, Люк-кузнец оборачивается.

Люк-кузнец. А, Тома. (Пауза.) Плохое дерево не горит. (Пауза.) Это старая мэрская груша.

Тома. Я в детстве ел с нее плоды.

Люк-кузнец. О! Ну при мне она уже была сухая! Бабушка мне рассказывала, что в ней живет эльф, который оберегает Мэр от напастей, и что грушу нельзя трогать. Ствол у нее и впрямь был похож на тело человека. Ствол растраивался, будто человек тянет руки к небу.

Тома. А еще похоже на трезубец дьявола.

Люк-кузнец. Да ладно тебе, ты что, не веришь в эльфов? А и правда, Мэр всегда обходили напасти… До этого года. Впервые такой голод. Такая тоска… Ты как, Тома, веселишься? Вот я на ярмарках веселился. (Слезы в голосе.) Мы с моей Клэр, бывало… На ярмарках жонглер Мордекай со своими немыми музыкантами… Ох, как они играли! Мы с Клэр – в пляс, будто святой Вит нас хлестнул вожжой пониже спины. Ох и хороводы там были! Плясали пьяные, покуда не падали, так было хорошо. Пляшешь, и будто ничего дурного больше нет. Больше нет графа с его поборами, больше нет волчьих стай в лесу, больше нету парши на пшенице, нету разбойников, ангелы радуются, и Господь улыбается на своем престоле!

Клэр моя, Клэр… Бедная моя. А говорят, Мордекай со своими жонглерами идет к нам, то-то весело будет, а? Как они дунут в свою волынку, так и попляшем! Соберемся всем Мэром, как бывало, у старой груши, и попляшем! А груша… Ее же кто-то срубил…

Тома. Не было в груше никакого эльфа.

Люк-кузнец. Что ж, уже нету, это ясное дело. Ну а если Мордекай не дойдет до нас, так не беда. Можно и без веселья. Поважнее сейчас дела творятся. Я же от греха очищаюсь. Все-таки хорошо Господь управил. На ветке этой груши, на одной из ее «рук», стоял Стефан, когда пришел в Мэр. Первая проповедь его была. Вот она, эта ветка (указывает на толстую ветку, стоящую в углу). Я из нее сделаю для Стефана посох.

Тома. Не нужен ему никакой посох.

Люк-кузнец. Тома! Чудак ты! Как же пророку без посоха! Пророку без посоха никак! Это штука полезная, его можно в змею, ежели что, превратить! А ты думаешь, как Святой Поход Стефана через море перейдет? Стефан, как пророк Моисей, ударит оземь посохом перед морскими волнами, и море расступится! А посох ему я справил! Да и что там, я буду рядом с ним! Стефан сказал, что я тоже могу пойти с его войском! Что сделаю посох, и мне простятся все прегрешения! И я буду идти меж стоячими волнами к граду Иерусалиму среди радостных детей, и впереди будут гореть его золотые волосы и серебряный крест на его посохе!

Тома. У Стефана волосы черные, кузнец, и слушай меня, два раза повторять не буду. Я к тебе зашел сказать, чтобы ты подальше от него держался.

Люк-кузнец. От кого?

Тома. От Стефана. Он мне как сын.

Люк-кузнец. Да ничего в вас похожего нет! Он прекрасен, как девица, а ты дрянной, как крот! Он нежный, Голос звонкий! А ты…

Тома. Грушу я срубил. Чтобы не было у Стефана искушения ум баламутить ни себе, ни вам.

Люк-кузнец. Ты, Тома, проповедь Стефана не заглушишь. тома. Он малец еще. У него другая судьба, крестьянская. Он станет мне сыном.

Люк-кузнец. Это Господу решать, какая у него судьба! Да ты что, обрубок, на Святой Поход покушаешься?

Тома. Я тебе дам обрубка!

Дерутся.

Люк-кузнец. Где он? Он с тобой пришел? Стефан!

Тома (пытается сломать ветку). Жди меня, сын! Сейчас я этого борова проучу, и пойдем на охоту! (Люку-кузнецу.) Не смей на него зариться, кусок дерьма!

Люк-кузнец (отбирает ветку, берет в руки молот). Пошел прочь, Тома. Раздавлю тебе молотом голову в один мах. Мне тебя не жалко, Тома.

Тома. Ничего не говори больше моему мальцу про Поход.

Люк-кузнец. Он – мой поводырь. Стефан мой… Он – ангел златовласый, не трогай его своими нечистыми лапами…

Тома. Я тебе глаза выдавлю, содомит… Отцу Базилю скажу… Люк-кузнец. Скажи-скажи… Стефан! Иди сюда, Стефан!

Скажи этому мужику, что не хочешь с ним идти!

Тома. Да, Стефан, иди сюда! Да захвати камень побольше! Повалим эту свинью, зарежем и бросим в канаву!

Люк-кузнец. Стефан!

Тома. Стефан!

Люк-кузнец. Стефан!

Тома. Стефан!

Люк-кузнец. Ушел он. Ты ему не нужен, Тома.

Тома. Закрой пасть. Стефан!

Люк-кузнец. Он боится тебя. Спрятался. Ты его не заставишь молчать, на пути Похода не станешь.

Тома. Не будет от меня мой сын прятаться! А ну посторонись, мразь!

Тома выбегает из кузницы, Люк-кузнец опускает молот.

Голос Томы. Стефан! Сын! Где ты, сын?

Люк-кузнец (возвращается к горнилу). Он ушел. Глупый крот этот Тома. Стефан знает это, Стефан придет ко мне. Может, он уже спрятался на полатях, там, где голуби… Да, Стефан? Ты тут? Пророка всегда можно сделать из крестьянина, а вот крестьянина из пророка… Гнусный крот этот Тома…