Никколо Макиавелли. Гений эпохи. Книга 1. Взлет

В темной комнате палаццо Веккьо, при свете нескольких свечей, седовласый нотариус торжественно доставал из мешка свернутый листок пергамента. Присутствующие затаили дыхание. «Франческо ди Томмазо Сассетти» – объявил нотариус. Судьба Флоренции на ближайшие два месяца была решена очередным поворотом колеса фортуны.

Временные чрезвычайные комиссии – бальи – стали любимым инструментом Медичи для изменения законов. Формально созданные для решения экстренных проблем, на практике они превратились в постоянно действующий механизм узурпации власти.

Состав бальи подбирался с ювелирной точностью. Туда входили проверенные сторонники режима, которые получали чрезвычайные полномочия на ограниченный срок. За это время они успевали принять десятки законов, кардинально меняющих политическую систему республики.

Лука Ланфредини оставил яркое описание работы одной из таких комиссий: «Заседание бальи напоминало рынок: каждый предлагал свой проект, все говорили одновременно, никто не слушал. Но в итоге принимались именно те решения, которые заранее подготовили люди Медичи. Остальные предложения просто игнорировались, как будто их и не было».

Созданные в конце XIV века Совет Ста и Совет Семидесяти стали вершиной политической пирамиды Медичи – это как новая аристократия Флоренции. Эти органы почти полностью состояли из приспешников правящего семейства и фактически заменили традиционные законодательные советы.

Попасть в эти советы стало пределом мечтаний флорентийских граждан. Это означало не только политическое влияние, но и экономические привилегии, доступ к прибыльным государственным контрактам, возможность устроить детей на выгодные должности.

Джованни Камби, современник событий, записал: «Видел я, как почтенный банкир Филиппо Строцци три года обивал пороги, прося включить его в Совет Ста. Дарил подарки, устраивал банкеты, даже пожертвовал деньги на строительство церкви. Когда наконец его включили в список, радости его не было предела. А через месяц выяснилось, что он должен был проголосовать за закон, разоряющий его собственное дело. Строцци понял, что купил право на собственное банкротство».

Система Медичи, при всей своей изощренности, не могла удовлетворить амбиции всех желающих. Результатом стали заговоры – кровавые эпизоды флорентийской истории, которые Макиавелли позже изучал как лабораторные опыты человеческих страстей.

Система теоретически предотвращала концентрацию власти, но на практике подвергалась манипуляциям со стороны влиятельных семейств. В своих секретных дневниках Паоло Ручеллаи, богатый торговец шелком, писал: «Сегодня я имел встречу с Козимо [Медичи]. Мы обсудили предстоящую жеребьевку. Его люди уже позаботились о том, чтобы нужные имена оказались в нужном мешке. В политике, как и в торговле, важно не только то, что видно на поверхности».

Флорентийский историк Бенедетто Варки свидетельствовал: «Хотя все жители города делились на три состояния – знатные, средние и низшие, лишь средние, составлявшие большинство, имели действительный доступ к правлению. Знатные часто отстранялись законами против магнатов (tratti di magnati), а низшие редко обладали необходимым состоянием и связями».

Почему вы спросите – средний класс составлял большинство? Все дело в том, что ключевую роль в экономике играли цеха. Семь старших из них(Arti Maggiori), это цеха— судей и нотариусов, торговцев тканями, менял, торговцев шерстью, торговцев шелком, врачей и аптекарей, меховщиков – формировали экономическую элиту города. Четырнадцать младших цехов объединяли представителей менее престижных профессий.

Особую роль играло производство и торговля тканями. Флоренция славилась своими шерстяными и шелковыми тканями высочайшего качества, которые экспортировались по всей Европе. Франческо Датини, известный купец из Прато, в своей переписке отмечал: «Флорентийские ткани ценятся повсюду за их качество и красоту. На ярмарках Шампани, в Брюгге и Лондоне их узнают с первого взгляда и готовы платить больше, чем за любые другие».

Красильня семейства Ручеллаи была известна своим секретным рецептом создания самого глубокого и стойкого пурпурного красителя. Джованни Ручеллаи, записывая семейную историю, упоминал: «Наш пурпур украшает одежды кардиналов и королей. Это искусство, переданное нам предками, стоит дороже золота и является источником нашего благосостояния».

В архивах Флоренции сохранилось описание процессии Дня Святого Иоанна 1420 года, где представители цехов шли строго в порядке значимости. «Сначала шли судьи и нотариусы в мантиях, отделанных горностаем, за ними – представители Калимала [цех торговцев тканями] в одеждах из тончайшего сукна, затем менялы с золотыми цепями на шеях…» – записал анонимный хронист.

Флорентийские женщины, несмотря на ограничения эпохи, играли важную роль в культурной жизни города. Клариса Орсини, жена Лоренцо Великолепного, была покровительницей искусств и литературы. Лукреция Торнабуони, мать Лоренцо, сама писала религиозные поэмы.

В монастыре Сан-Марко жила Джиневра де Бенчи, муза художников и поэтов. Леонардо да Винчи написал ее портрет, а Анджело Полициано посвятил ей сонеты. Филиппа Строцци была не только красавицей, но и умелой политической интриганкой, плевшей заговоры против Медичи.

Когда Макиавелли появился на свет, Флоренция уже почти три десятилетия жила под фактическим правлением семейства Медичи. Козимо Медичи, умерший за пять лет до рождения Никколо, сумел создать уникальную систему скрытого контроля над республикой, не занимая при этом официальных государственных постов.

Веспасиано да Бистиччи, знаменитый флорентийский книготорговец, оставил нам портрет Козимо: «Он был человеком среднего роста, с оливковой кожей и внушительным присутствием. Хотя не получил формального образования, был исключительно начитан и мог поддержать беседу с учеными людьми на темы философии и теологии. В вопросах управления государством его рассудительность была непревзойденной».

При внуке Козимо, Лоренцо Великолепном, который правил Флоренцией в годы детства и юности Макиавелли, искусство манипуляции политической системой достигло совершенства. Лоренцо был не только искусным политиком, но и поэтом, покровителем искусств, образованным гуманистом.

Аньоло Полициано, поэт и гуманист из ближайшего окружения Лоренцо, писал о нем: «Он обладает удивительной способностью быть разным с разными людьми – с философами рассуждает о тонкостях платоновского учения, с художниками обсуждает пропорции и перспективу, с музыкантами – гармонию, а с простым народом шутит и веселится, словно один из них. И при этом во всем остается собой».

Чтобы лишить аристократию возможности и права участвовать в избирательном совете и работе в советах, во Флоренции был выпущен декрет, не позволяющий маргиналам (знати) принимать участия в выборе. Он назывался – «Установления справедливости» и был создан в 1293 году под руководством Джано делла Белла – флорентийского политического деятеля из влиятельного, но не аристократического рода.

Основные положения «Установлений справедливости»:

Законы создавали юридическое определение «магнатов» (magnati) – членов знатных феодальных семей

Магнатам запрещалось занимать высшие государственные должности в республике

Магнаты несли коллективную ответственность за преступления, совершенные членами их семей

За преступления против простых граждан магнаты подвергались более суровым наказаниям

Была создана должность «Гонфалоньера справедливости» (знаменосца справедливости) для контроля за исполнением этих законов

Законы применялись довольно строго, особенно в первые десятилетия после их принятия:

Для включения в список магнатов было достаточно иметь рыцарский титул или принадлежать к знатному феодальному роду

Списки магнатов периодически пересматривались и расширялись

Многие знатные семьи, чтобы вернуть себе политические права, были вынуждены менять имена, отказываться от титулов и вступать в гильдии

Впоследствии применение законов стало более избирательным. Некоторым знатным семьям удавалось получить исключение из списка магнатов. К XV веку (период, о котором писал Варки) эти законы всё ещё действовали, но их влияние было уже не таким сильным, как первоначально.

Эти законы стали важным инструментом в формировании особой политической системы Флорентийской республики, где власть сосредоточилась в руках богатого торгово-ремесленного сословия (пополанов), а не традиционной аристократии.

XV век стал временем интеллектуальной революции, в авангарде которой шла Флоренция. Гуманистическое движение, возникшее в предыдущем столетии благодаря усилиям Петрарки и Боккаччо, достигло расцвета и трансформировало культурную парадигму. Концепция studia humanitatis – изучения грамматики, риторики, истории, поэзии и моральной философии – стала основой нового образования, ориентированного на формирование активной гражданской личности.

Джованни Верчелли, миланский посол при флорентийском дворе, в донесении своему господину Филиппо Мария Висконти с некоторым раздражением отмечал: «В этом городе даже лавочники рассуждают о делах государства как философы, цитируя древних авторов и находя в истории примеры для подражания или предостережения».

Важную роль в развитии гуманистического движения сыграл Флорентийский университет (Studio Fiorentino), основанный еще в 1321 году. В XV веке он привлекал выдающихся ученых, среди которых были Кристофоро Ландино, Марсилио Фичино, Анджело Полициано. Особое значение имело преподавание греческого языка, начатое Мануилом Хрисолором в 1397 году и продолженное его учениками

В 1439 году во Флоренцию прибыл византийский философ Георгий Гемист Плифон для участия в церковном соборе. Его лекции о Платоне так впечатлили Козимо, что тот загорелся идеей создать центр изучения античной философии.

Козимо выделил виллу в Кареджи и значительные средства для создания центра неоплатонической философии. Руководителем он назначил именно Фичино, сына своего личного врача. Прозорливость Козимо оказалась безошибочной – Фичино стал гением перевода, сумевшим передать не только слова, но и дух платоновской философии.

«Когда я перевожу Платона», – писал Фичино в письме к другу, – «я чувствую, будто его душа вселяется в меня. Иногда я забываю, где заканчиваются его мысли и начинаются мои собственные».

К 1484 году Фичино завершил колоссальный труд – полный перевод сочинений Платона на латынь. Это событие имело революционное значение – теперь идеи греческого философа стали доступны всем образованным европейцам, не владевшим греческим языком.

Пока философы Платоновской академии трансформировали мир идей, художники и архитекторы Флоренции совершали не менее радикальную революцию в визуальных искусствах.

Джорджо Вазари, биограф великих мастеров эпохи, описывал это время как пробуждение: «Искусство словно проспало тысячу лет и вдруг открыло глаза во Флоренции».

Начало этой революции связывают с именем Мазаччо, чьи фрески в капелле Бранкаччи потрясли современников реализмом и психологической глубиной. Хотя Мазаччо умер молодым – ему было всего 27 лет – его работы изменили направление живописи на столетия вперед.

«Когда я впервые увидел «Изгнание из рая» Мазаччо, – писал Микеланджело, который учился, копируя эти фрески, – я понял, что живопись может передавать не только формы тел, но и движения души. Адам и Ева у Мазаччо страдают по-настоящему, их боль пронзает сердце зрителя».

Параллельно с Мазаччо работал Донателло, чьи скульптуры возрождали классические традиции, но наполняли их новым, драматическим содержанием. Его бронзовый «Давид» – первая со времен античности обнаженная статуя в полный рост – стал символом республиканского духа Флоренции, города, гордо противостоявшего более могущественным соперникам.

Палаццо Медичи, спроектированный Микелоццо для Козимо, задал новый стандарт городской архитектуры. Трехэтажное здание с рустованным первым этажом, напоминающим крепостную стену, более изящным вторым и легким третьим, увенчанным выступающим карнизом, создавало впечатление стабильности и основательности.

«Дом должен быть похож на его хозяина – говорил Козимо Медичи. – снаружи суровый и сдержанный, внутри – исполненный благородства и красоты».

«Козимо мудро избегал всякой пышности и показного великолепия в своей одежде и манерах – писал историк Веспасиано да Бистиччи. – но его дом говорил то, о чем молчали его уста – что он первый человек в городе».

Примеру Медичи последовали другие могущественные семейства Флоренции. Палаццо Ручеллаи, спроектированный Леоном Баттистой Альберти, и палаццо Строцци, начатый Бенедетто да Майано и завершенный Кронака, создали в городе своеобразную архитектурную перекличку, где каждое влиятельное семейство демонстрировало свой вкус и статус.

Действительно, Флоренция XV века предоставляла уникальную среду для формирования эстетического чувства. На улицах и площадях города возникали всё новые произведения искусства, создавая своеобразный музей под открытым небом. Даже простой горожанин ежедневно соприкасался с работами великих мастеров.

Сандро Боттичелли, один из самых утонченных художников эпохи, создавал работы, насыщенные философским содержанием и поэтической образностью. Его «Весна» и «Рождение Венеры», написанные для виллы Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, двоюродного брата Лоренцо Великолепного, стали визуальным воплощением неоплатонических идей.

Анджело Полициано, поэт и гуманист из круга Лоренцо Медичи, писал о «Весне» Боттичелли: «Глядя на эту картину, я слышу музыку сфер. Сандро удалось невозможное – он сделал видимыми идеи Платона и стихи Овидия».

Но за блеском культурных достижений скрывались глубокие социальные противоречия. Флоренция XV века была городом разительных контрастов. Рядом с великолепными дворцами и церквями существовали кварталы, где люди жили в крайней нищете.

«Наш город подобен красивому яблоку, внутри которого завелся червь, – писал Аламанно Ринуччини, флорентийский гуманист и политический деятель, в своем «Диалоге о свободе». – наш город подобен морю, которое никогда не бывает полностью спокойным. Даже в тихую погоду в глубине его вод происходит движение, которое может в любой момент превратиться в бурю».

Эти слова оказались пророческими. Память о восстании чомпи – чесальщиков шерсти, поднявших в 1378 году мятеж против правящей олигархии, – была еще свежа в сознании флорентийцев XV века. Хотя восстание было подавлено, социальная напряженность никуда не исчезла.

Безусловно Флоренция не была только богатой и добропорядочной. По вечерам на узких улочках, в полутьме можно было видеть, как закутанные в плащи люди обмениваются секретными посланиями, наемные убийцы выжидают свою жертву, а шпионы внимательно следят за каждым движением политических противников.

«В нашем городе стены имеют уши, а каждое слово может стоить жизни», – предупреждал в своих письмах флорентийский купец Маттео Строцци.

Глава 2 Семья Макиавелли

«Человеку, который желает при всех обстоятельствах пребывать добродетельным, остается лишь гибнуть среди множества тех, кто недобродетелен». Н. Макиавелли

Принадлежа к древнему роду, некогда входившему в высшую элиту города, к XV веку семейство Макиавелли заняло специфическое положение в сложной социальной иерархии Флорентийской республики – положение, во многом определившее жизненный путь и мировоззрение Никколо Макиавелли.

Род Макиавелли (Machiavelli) принадлежал к старинной тосканской знати. Его корни уходят в XII век, когда предки Никколо владели замками и землями в Валь ди Пеза, в частности, замком Монтеспертоли, расположенным примерно в двадцати километрах к юго-западу от Флоренции. Рикордано Малиспини, флорентийский хронист XIII века, упоминает семью Макиавелли среди «благородных и древних родов, пришедших из контадо во Флоренцию».

Эта миграция из сельской местности в город была частью общего процесса урбанизации тосканской аристократии в период коммунальной революции. Джованни Виллани в своей «Новой хронике» отмечает: «Многие благородные семьи из окрестностей перебрались во Флоренцию, где приобрели права гражданства и вошли в управление коммуной. Среди них были роды Буондельмонти, Уберти, Макиавелли и другие, которые укрепили город своим богатством и влиянием».

Археологические раскопки, проведенные в районе замка Монтеспертоли в 1970-х годах, подтвердили существование укрепленного поместья, принадлежавшего семье в XII-XIII веках. Были обнаружены фрагменты керамики с геральдическими изображениями, соответствующими гербу Макиавелли – голубому щиту с четырьмя серебряными гвоздями, расположенными крестообразно.

Переселение в город не означало полного разрыва с сельскими корнями. Как свидетельствуют нотариальные акты, хранящиеся в Государственном архиве Флоренции, семья Макиавелли продолжала владеть значительными земельными угодьями в контадо на протяжении многих поколений. В реестре земельных владений (estimo) 1352 года упоминаются обширные владения Макиавелли в районе Сан-Кашано и Сант'Андреа-ин-Перкуссина – те самые места, где позднее находилось поместье, в котором Никколо напишет большинство своих произведений.

В XIII веке Макиавелли входили в число городской аристократии и активно участвовали в политической жизни Флоренции. В этот период род разделился на несколько ветвей, каждая из которых имела свой дворец в городе. Основные резиденции Макиавелли располагались в квартале Санто-Спирито, в районе, который до сих пор носит название «Costa dei Machiavelli» (Косточка Макиавелли).

Однако политические пертурбации конца XIII века существенно изменили положение семьи. В 1282 году во Флоренции после принятия упомянутой в 1 главе «Установления справедливости» (Ordinamenti di Giustizia), разработанные Джано делла Белла, семья Макиавелли была внесена в списки магнатов, и как следствие лишались права занимать высшие государственные должности.

Дино Компаньи, современник этих событий, в своей «Хронике» упоминает Макиавелли среди семейств, затронутых этими мерами: «Многие благородные дома, прежде управлявшие городом по своей воле, были отстранены от власти законом против магнатов, и возмущение их было велико, но ничего они не могли поделать против воли народа».

Однако к середине XIV века некоторым ветвям рода Макиавелли удалось изменить свой статус. Документы флорентийской Синьории свидетельствуют, что в 1348 году, после эпидемии Черной смерти, несколько представителей семьи были «выведены из магнатов» и получили статус пополанов – полноправных граждан, членов цехов. Это было достигнуто благодаря стратегическим бракам с семьями пополанов и вступлению в цеха, прежде всего в цех судей и нотариусов (Arte dei Giudici e Notai).

Франко Саккетти, флорентийский новеллист XIV века, упоминает этот процесс социальной трансформации в одной из своих новелл: «Многие из тех, кто еще вчера гордился своими башнями и замками, сегодня смиренно просят принять их в цех, дабы не остаться вовсе без голоса в делах республики. И нередко можно видеть, как сын рыцаря становится купцом или нотариусом».

Дед Никколо Макиавелли – Никколо ди Буонинсенья Макиавелли был уважаемым юристом, членом цеха судей и нотариусов, и занимал различные должности в городском управлении. В реестрах Синьории за 1420-е годы его имя встречается среди членов различных комиссий и совещательных органов.

Отец Макиавелли, Бернардо ди Никколо (1428-1500), также был юристом, получившим образование в университете Болоньи, где он изучал каноническое и гражданское право. Сохранился его диплом, выданный в 1450 году, свидетельствующий о присвоении ему степени доктора права. Бернардо принадлежал к интеллектуальной элите Флоренции, о чем свидетельствует его обширная библиотека, включавшая труды античных авторов, современные юридические трактаты и гуманистическую литературу.

Мать Никколо, Бартоломеа де Нелли, происходила из семьи среднего достатка, имевшей связи с торговыми кругами города. О ее образовании и личности известно немного, но из переписки Бернардо следует, что она была грамотной женщиной и активно участвовала в воспитании детей.

Финансовое положение семьи Макиавелли в XV веке можно охарактеризовать как относительно скромное по меркам флорентийской элиты, но вполне благополучное по общим стандартам. Они принадлежали к тому слою общества, который современные историки определяют как «средний класс» Флоренции – образованные профессионалы, не обладавшие значительными торговыми капиталами, но имевшие стабильный доход и определенный социальный престиж.

Основным источником дохода Бернардо Макиавелли была юридическая практика. Как показывают записи налоговых деклараций (catasto), в 1480 году годовой доход семьи составлял около 110 флоринов – сумма, позволявшая вести достойное, но не роскошное существование. Для сравнения, годовой доход семьи Медичи в тот же период исчислялся тысячами флоринов.

Согласно документам кадастра, Макиавелли владели городским домом на виа Гибеллина, а также небольшим поместьем в Сант'Андреа-ин-Перкуссина, которое включало скромный загородный дом (casa da signore), несколько крестьянских домов и около 15 гектаров земли. Этот сельский дом позже станет местом уединения Никколо после его отстранения от политической деятельности и свидетелем создания его важнейших произведений.

Вместе с тем, положение Макиавелли не позволяло им участвовать в крупных коммерческих предприятиях или осуществлять значительные меценатские проекты, что было характерно для верхушки флорентийского общества. В своих письмах Бернардо неоднократно выражал озабоченность финансовыми трудностями и необходимостью экономить на повседневных расходах.

Особое значение для семьи Макиавелли имело знакомство с выдающимся гуманистом Бартоломео Скалой. Бернардо и Бартоломео часто встречались и разговаривали.

Немного о Бартоломео Скала. Он сын простого мельника, сумевший благодаря своему интеллекту и таланту подняться до одной из высших должностей Флорентийской республики. Так с 1465 по 1497 год он занимал пост канцлера, став непосредственным предшественником той должности, которую позже займет Никколо Макиавелли.

Я мысленно представил Флоренция, 1475 год, дом Макиавелли, который не отличался роскошью дворцов Медичи или Строцци. Полки с книгами – невероятное богатство для XV века – гобелены с классическими сюжетами, музыкальные инструменты в углу гостиной.

Передайте мою глубочайшую благодарность мессеру Скале, – произнес Бернардо, бережно принимая книгу, которую ему прислал с лакеем его друг. – И сообщите, что я с нетерпением жду нашей встречи в следующую среду для обсуждения новых переводов Цицерона.

Маленький мальчик лет шести с необычайно живыми глазами – будущий Никколо Макиавелли – с любопытством наблюдал за происходящим из-за колонны. Бернардо заметил сына и подозвал его.

Никколо, подойди. Это новая книга для нашей библиотеки. Когда-нибудь ты прочтешь ее и поймешь, почему древние римляне смогли создать величайшее государство в истории.

Мысленно я представил как проходила одна из интеллектуальных дискуссий, которые регулярно происходили в доме Макиавелли. Бартоломео Скала, канцлер республики, статный мужчина с проницательным взглядом и окладистой бородой, сидел в кресле напротив Бернардо. Между ними на столе лежало несколько раскрытых манускриптов.

«Друг мой Бернардо, – говорил Скала, – твой перевод этого фрагмента Ливия более точен, чем тот, что сделал Браччолини». Ты уловил ту тонкость мысли, которую многие упускают.

Ты льстишь мне, Бартоломео, – ответил Бернардо с искренней скромностью. – Я всего лишь следую традиции, заложенной нашими великими предшественниками.

Знаешь, Бернардо, – продолжал Скала, понизив голос, – наша канцелярия нуждается в людях с твоим пониманием античной мысли и знанием закона. Возможно, когда ситуация станет более… благоприятной, мы могли бы обсудить твое возвращение на государственную службу.

Бернардо задумчиво кивнул, но ответил уклончиво:

Я служу Флоренции как могу, мой друг. Но времена непростые, и каждый должен выбирать свой путь с осторожностью.

В архивах флорентийской канцелярии были обнаружены письма Скалы к Бернардо, датированные 1470-ми годами. В них содержались не только рассуждения о философии и литературе, но и упоминания об обмене книгами – бесценной валютой интеллектуального мира Ренессанса.

«Направляю вам копию речи Цицерона, о которой мы говорили в прошлый четверг,» – писал Скала в одном из писем. «Буду признателен, если вы в ответ одолжите мне манускрипт Тацита, который видел в вашей коллекции.»