Миллионер

Пока припрятывал сокровища на балконе, пока собрал вещички и обзвонил приятельниц, напрашиваясь на недельку, погостить, прошло часа полтора. Звонок в дверь раздается, когда я уже собираюсь уходить. Свой недавний испуг я помню хорошо. Поэтому в глазок не заглядываю. И правильно делаю. Отодвигаю металлическую крышечку с глазка. Выдерживаю паузу.

Вы никогда не падали в обморок? Со мной до сегодняшнего дня это случалось дважды. И, что забавно, из-за такой незначительной детали тела, как большой палец левой руки. И смех, и грех. Дважды его резал. Ранка-то всего ничего, а здоровый мужик (со 180 кг приседаю, сотню – лежа жму) без боли и особых переживаний падает в обморок как затянутая в корсет институтка, напуганная классной дамой. Сегодня этот левый большой подводит в третий раз. Что называется, меня сделали одной левой. Тихий хлопок за дверью я скорее чувствую, чем слышу. С легким щелчком, из глазка, под напором пули вылетает стекло. Веселая компания осколков, возглавляемая свинцовым вожаком, со смачным чмоканьем впивается в стенку напротив. Палец задевает вскользь. Срывает мясо до кости. Я с интересом наблюдаю, как на белом срезе набухают алые капли. В общем, и не очень больно. Я зажимаю палец в кулак и отключаюсь. Сознание отдыхает до встречи с полом. Удар о линолеум возвращает к жизни лучше всякого нашатыря. Что-то я сегодня слишком часто падаю. Так и соседями поссорится недолго. Шума над головой никто не любит. Хорошо хоть табурет убрал.

За дверью тишина. Я не шевелюсь. Из кулака как из испорченного крана обильно течёт. В глазке слышно легкое посвистывание. Как будто собака обнюхивает незнакомый предмет.

–Кровью пахнет. – Тихо и удовлетворенно резюмирует кто-то за дверью.

–Жаль Михалыча. Неплохой мужик был. Но нелепый. Как нелепо жил, так нелепо и откинулся…

–Зато уже не сопьётся.

– Это вено.

Михалычем меня называли только свои. Значит, не ошибся. Убивал меня мой же бывший ученик. Знать бы кто. Хотя, какая разница? Так воспитал. Сам и виноват.

Пару минут за дверью было слышно только чьё-то дыхание.

– Может, вскроем, проверим?

– На хрен надо? Нашумим. Засветимся. – проявив осторожность, мой бывший ученик оставил мне шанс на жизнь. – Был бы жив – стонал. Молчит, значит покойник. С дырой в голове не выживет. Пошли.

Торопливые шаги на лестнице – как отсрочка приговора. Оказывается, может везти не только в лотерею.

Я поднимаюсь и бреду штопать испорченную шкуру.

Зашивать себя приходилось не раз. Вообще спорт очень хорошо учит философскому подходу к боли. То, что сегодня болит нестерпимо – завтра уже переносится легко, а послезавтра и не помнишь, что болело. Появляется новая болячка и забываются старые.

И гнойники вскрывал, и порезы зашивал. Но пока с этим проклятущим, большим пальцем справился, еще дважды терял сознание. Надо бы на досуге его вообще отрезать. Меньше проблем.

Пока оказывал себе, дорогому, первую медицинскую, прибыли очередные визитеры. Медом у меня сегодня намазано, что ли? Деловитое сопение и пинки в дверь не оставляют сомнений относительно намерений новых гостей. Судя по экспансивности и напору, либо блатные, либо милиция. Была бы у меня граната, я бы, конечно, приоткрыл дверь на ширину цепочки. Я бы оставил себе чеку на память, а им, от всего сердца, подарил остальное. Я, по натуре, человек не жадный. Но гранаты у меня нет. Закидываю свою старенькую сумку с вещами на плечо и выбираюсь на балкон. Бандитский "Адидас" за ненадобностью бросаю в прихожей. План "Ложный след" уже никогда не сработает. Я найден всеми быстро и легко. Деньги, скорее всего, не найдут. А сумку – пусть забирают. Не жалко.

Спускаясь по балконам с пятого этажа, я мысленно благодарю родных советских архитекторов. Как они все замечательно предусмотрели. Человеку среднего роста с достаточной физической подготовкой подниматься по балконам вверх или спускаться вниз, конечно, не так удобно, как на лифте, но в случаях крайней нужды это не худший способ спасения жизни. Мне везет. Никто из соседей не выбирается на балкон покурить или подышать весенним ветерком. Объяснить столь экстравагантный способ ухода из дома, людям, знающим меня два десятка лет, было бы весьма проблематично.

Спрыгиваю со второго этажа в подтаявшие остатки сугроба и почти бегом, через дворы направляюсь к ближайшей автобусной остановке.

Солнце сияет. По-весеннему красивые девчонки пролетают мимо, и им нет никакого дела до спортсмена – неудачника, выигравшего миллион баксов и путевку в триллер в качестве мишени.

Пусть на моей могиле напишут: "Здесь покоится несостоявшийся Казанова, траченный возрастом, молью и пулями". Очень романтично.

Глава 4

Лазанье по балконам вообще мой любимый вид спорта.

Ирка перешла в одиннадцатый. Зарплату нам, тренерам, платили понемногу и с большой неохотой. Машина оказалась настоящей палочкой-выручалочкой. Половину лета я с утра выезжал на калым. За день зарабатывал столько же, сколько в спортшколе за месяц. И каждый день завершал букетом роз.

Подъезжая к ее подъезду, уже совершенно твердо знал, дома ли она.

Вообще, вся эта история с Ириной, для меня до сих пор полная загадка. В цехе, под названием «советская школа», было сделано все, чтобы на выходе с конвейера получить из меня, Сашки Луцкого нормального, старательного, строителя коммунизма. Человека, беззаветно верящего в социализм, как единственно возможное будущее для всей планеты Земля. И, как следствие, в неоспоримость советской науки. Я вполне соответствовал ГОСТам. Во всяком случае, до встречи с мадемуазель Коробковой я был убежден в том, что все, происходящее вокруг меня, имеет научное объяснение. А то, что объяснить невозможно – бредни умалишенных или спекуляции шарлатанов. С Иркой я стал умалишенным шарлатаном.

Я чувствовал ее на расстоянии. Я мог совершенно определенно сказать: хорошо ей сейчас или плохо, далеко она или близко. Такая чертовщина. Только один раз за все время я не смог заранее определить будет она на тренировке или нет. Тогда я полдня провел в предвкушении встречи. Я был уверен, что она придет. Я ждал ее до последнего. Она появилась только на следующий день. Без спортивной формы. Мое вчерашнее разочарование вылилось в приветствие, которое трудно было назвать приятным. И зря. У Иры умер дедушка. Ребенок ревел весь прошедший вечер и пришел за поддержкой… Однако, всегда ли мы готовы разглядеть чужое горе за своими обидами? Во всяком случае – сразу?

Цветы я отправлял с ребятней из ее двора, или сам поднимался на шестой этаж и оставлял в ручке ее дверей. А потом садился в машину и ждал, когда неизвестная науке систем передачи информации подскажет мне, что Ира увидела букет и сейчас выглянет из окна.

Такой идиотизм на уровне пятнадцатилетнего школьника. Самое странное в этом мистическом спектакле начиналось позже. Тогда, когда мои представления о происходящем сталкивались с тем, что случалось в действительности. Я видел, как будто находился в ее комнате, как Ирина, проснувшись на следующий день, еще сонная, улыбаясь, шла к букету. Как она вдыхала тонкий аромат. Я знал с абсолютной точностью, что она думает обо мне и думает хорошо. Но, чем ярче были эти виденья, тем холоднее были наши встречи и резче короткие перестрелки почти враждебных диалогов. Так продолжалось всё лето до первого сентября.

Тридцать первого августа под вечер заехал на рынок. Это сейчас цветами торгуют всюду и везде. Тогда розы – только на рынке за «хороший цена. Год стоять будет. Ну, чуть меньше год.» "Хороший цена" перед первым сентября, конечно, переходил в разряд "тотальной зачистки кошелька". Короче я взял букет на все свои наличные. Привез домой. Обрезал, как полагается, нижние листья. Подновил срез и замочил цветы в ванне.

В три часа ночи оседлал свою работягу – "восьмерку" и полетел по пустым улицам к заветному дому. К акции я готовился заранее и весьма тщательно. Добраться до первого балкона на втором этаже ее дома, можно было только, пожалуй, Сабонису, да и то, если бы его подсадил Майкл Джордан. Но, стоявшая рядом, в стык, девятиэтажка, имела лоджии, закрытые декоративной бетонной решеткой. По этой решетке, как по лестнице, можно было влезть хоть на крышу. Фокус состоял только в том, чтобы с лоджий одного дома перебраться на балконы другого. Если бы я был обезьяной, все вопросы снимались бы сами собой. Но мне не повезло: от обезьяны достался только мозг, а тело родилось человеком. Так, что пришлось изготовить из стальной арматуры крюк в форме английской S. Рука Homo Sapiens плюс крюк, вполне способны заменить одну средней ловкости обезьяну.

Дальше сущая мелочь. Влезть по лоджиям на шестой этаж, зацепиться крюком за край заветного балкона и постараться не отправиться в обратный путь способом свободного падения. Внешне план выглядел не слишком изящно, но вполне реалистично.

В половину четвертого я прибыл на место. Понятно, что нормальный человек наверняка решал бы проблему любовных взаимоотношений как-то иначе. И наверняка, намного продуктивнее. Но я нормальным не был никогда.

Без пятнадцати четыре упакованные в сумку цветы болтались у меня за спиной, а я болтался на решетке лоджии между вторым и третьим этажом. Все складывалось слишком просто. И на подвиг ради прекрасной дамы явно не тянуло. А меня тянуло на подвиги. Нормальные герои, как известно, всегда идут в обход. Руководствуясь этим жизненным принципом, я начал "перестроение" с лоджий на балкон не на шестом этаже, а на четвертом.

Когда я летел навстречу балкону, повиснув одной рукой на крючке, и нелепо размахивая второй в воздухе, я чувствовал себя кем угодно: рыбой, по глупости на заглотившей наживку, птицей, попавшей в петлю, но только не обезьяной. Скорее странным гибридом селедки и воробья. Мысли о зоологии и гибридизации из моей головы напрочь вышибла встреча с металлической решёткой балкона. Я понял, как был не прав, когда дремал на уроках физики в школе. Во всяком случае, предварительный расчет колебательных движений свободно подвешенного маятника, мог бы мне подсказать иной план действий. Тогда, возможно, стальные прутья ограждения не оставили бы кровавый след на моём лице и неизгладимый отпечаток на теле. Но я школьными знаниями я пренебрёг с предсказуемыми последствиями для здоровья.

Что такое "перелет ткачева" знает любой поклонник спортивной гимнастики. Наверное, со стороны было весьма любопытно наблюдать за моей интерпретацией этого элемента. Перелет Луцкого, мой перелет, выполняется кувырком с балкона четвертого этажа на балкон третьего. Изображая птенца, выпавшего из гнезда, и пытаясь зацепиться руками за воздух, я боялся не того, что этот прыжок окажется последним в моей жизни, а того, что потеряю сумку с цветами или раздавлю букет, шлёпнувшись на него. Идиот – это диагноз и стиль жизни одновременно

Мне повезло. Я не упал. Не помял цветы. Не сломал позвоночник. Я повис на перилах. Причем сначала "солнечным сплетением", затем челюстью и лишь после этого включил в процесс самоспасения руки. Все постепенно становилось на свои места. Приключение перестало казаться излишне простым. У меня появился повод себя считать героем.

Немного отдышавшись, повторяя святое имя любимой разбитыми губами, я продолжил восхождение.

Меня всегда удивляли люди, страдающие бессонницей. То есть типы, встающие из теплой постели среди ночи, начинающие курить, бродить по квартире, жарить яичницу, кипятить чай – с моей точки зрения должны вызывать повышенный интерес компетентных органов. Если человек не спит ночью – значит либо совесть мешает, либо ее отсутствие.

Стоило мне, наконец, преодолеть четвертый этаж и войти в плотный контакт с пятым, как почти одновременно ниже и выше меня хлопнули балконные двери. Лунатики выбрались на ночное священнодействие. Я, вжавшись в стену, старательно изображал лепного Атланта, абсолютно не вписывающегося в архитектуру панельной девятиэтажки.

Полуночник с седьмого этажа периодически, со снайперской точностью стряхивал на меня пепел. Временами, смачно сплевывал. К счастью не на меня, а на цветочную клумбу под балконом. В заключение, он покряхтел, сказал: «Хорошо!» и скинул непотушенный окурок мне за шиворот. Поверьте, когда смотришь такое во французских комедиях, все выглядит намного забавнее, чем в жизни.

Товарищи, господа, спите по ночам. А если не спится, то хотя бы не бросайте не затушенные окурки. Вы можете стать причиной пожара или сделать больно ни в чём не виновным людям, романтикам, встречающим рассвет на стене вашего дома.

Нижний лунатик, слава Богу, только прокоптил меня дымом дешевого табака и особых неприятностей не доставил. Может быть, не хотел, а может – просто поленился докинуть до меня окурок.

Эти пять минут табачно-плевкового издевательства вполне удовлетворили мои амбиции. Я, наконец, прочувствовал значимость своего поступка. На ее балкон я влетел, как на крыльях. "Вот подвиг, способный пробудить её любовь. Не оценить такое нельзя!" – думал я, бережно раскладывая розы в открытой форточке.

Обратный путь был легок и приятен, как прогулка на катере по Чёрному морю: штиль, "бархатный сезон", в воде медузы, над водой чайки, а выше чаек – ласкающее кожу солнце. Уже стоя на газоне перед домом, я сообразил, что на радостях оставил сумку наверху. Возвращаться за ней значило поставить на одну ступеньку мою ненаглядную Иришку и какую-то дурацкую сумку. Да и искушать судьбу дважды за одну ночь – перебор. Даже для такого шизофреника как я.

Помечтав полчаса в машине под ее окнами, завел мотор и помчался, по все еще пустынным улицам, домой, счастливый и удовлетворенный.

А вечер обозначил цену женскому романтизму.

Она пришла на стадион в сопровождении двух ухажеров. Посмотрела на меня как врач на пациента психбольницы и, сопровождая слова своей фирменной, обаятельной улыбочкой заявила:

–Если вам дорога ваша сумка, то зайдите и получите у папы.

–Что получить? – Попытался я сделать хорошую мину при плохой игре.

–Что забыли на балконе!

И она повернулась. И она взяла своих ухажеров под руки. И она удалилась гордой походкой укротительницы диких животных. Т.е. нас, мужиков.

Глава 5

Уйти далеко мне не удается. Пацаны с моей входной дверью сильно не деликатничали. Высадили вместе с косяком и, возможно, стенкой.

Какая нелегкая вынесла одного из бритоголовых на балкон, я не знаю. Наверно Бог решил подарить мне максимальное количество экстрима в этот весенний денек. Во всяком случае, ни за что не поверю, что у простого боевика хватило мозгов просчитать возможность ухода человека с пятого этажа не через дверь. Скорее поверю, что он поскользнулся и вышиб балконную дверь или, от полного отупения, решил перекурить. В прочем, не так важно какой шаманской силой врага вынесло на свежий мартовский ветерок. Главное, то он засек мой прыжок со второго этажа на почерневший под весенним солнцем сугроб. Но еще секунд пятнадцать его мозгам потребовалось для того, чтобы увязать отсутствие хозяина квартиры (т.е. меня) с падением человеческого тела подозрительно спешно покидающего место событий.

–Стоять, падла! Пацаны, вон он, сука!!

Я, в общем, сразу понимаю, что «сука» и «падла» – это я. Только моя врожденная деликатность и полное отсутствие свободного времени не позволяют остановиться и прочитать невеже лекцию на тему политеса и правил хорошего тона. Хотя, сомневаюсь, что у боевика на балконе хватило бы терпения дослушать лекцию хотя бы до второго слова. Гораздо более вероятно, что и лектор, и политес оказались бы в глубоком нокауте на первом звуке дискуссии.

Невежа еще орет и размахивает руками на балконе, а по проезду между домами уже летит красная БМВ. Не нужно быть гением дедукции, чтобы догадаться, что это не пожарные спешат спасать людей из огня, а скорая-рэкетирская летит выбивать из меня деньги Кирсана.

" Это что – банда телепатов?" – думаю я, отступая за помойные ящики. Так быстро передать сигнал с пятого этажа в машину, вероятно, стоявшую во дворе, у дверей подъезда просто не реально.

За помойными ящиками водитель меня не замечает. Машина проскакивает мимо и тормозит впереди, метрах в пятнадцати. На балконе уже тесно как на трибуне во время финального матча Чемпионата Мира по футболу. Идиоты, они так хотят заполучить свои деньги, так энергично размахивают руками, а 990.000 долларов в аккуратных пачечках уложены буквально над их головами. Как часто жизнь пристраивает искомое значительно ближе, чем мы пытаемся его найти.

В руках одного из "тиффози" замечаю трубку радиотелефона. Сотовая связь – лучший вариант телепатии. Не дешево, но сердито. Во всяком случае, для меня. Как тут не поблагодарить российских бизнесменов, импортирующих западные технологии, на погибель соотечественникам. Левая дверка БМВ распахивается и из нее неторопливо выбирается комплект мышц, в виде кубика средней величины, расфасованный в черное пальто. Одной рукой кубик прижимает к уху трубку телефона, другую засунул в карман. Мне это сильно не нравится. Опыт подсказывает, что в карманах кроме тривиальных дыр, подчас прячутся очень неприятные, колющие, режущие и стреляющие предметы.

Кубик рассеяно смотрит по сторонам и, одновременно, слушает по телефону инструкции. Разворот головы и я попадаю в прицел веселых, темных, почти черных глаза.

–Иди сюда. Иди, дядя, не расстраивай меня. И сумочку не забудь.

Говорит он очень спокойно, почти доброжелательно, но, что бы я не слишком расслаблялся, все же вынимает правую руку из кармана и демонстрирует как раз то, чего я увидеть бы не хотел. Предмет, слишком похожий на пистолет, чтобы можно было ошибиться в его идентификации. Черное отверстие смотрит на меня из ствола так же внимательно, как и его черные глазки кубика. Второй трехглазый за один день. Может быть парламентарии правы: на руках у населения слишком много оружия?

–У меня перерыв на обед. Тебе нужно – ты и иди. – Говорю я с видом ковбоя из американского вестерна. Во всяком случае, пытаюсь выглядеть именно так.

–Как прикажете, сэр, – кубик иронично кланяется и, не торопясь, направляется ко мне. Я стою по колено в сугробе и с тоской думаю, что нужно было заниматься не спринтом, а восточными единоборствами. В ситуации, когда некуда бежать, знание приемов каратэ может оказаться намного полезнее навыков быстрого бега. Тем более, что бежать быстрее пули способны только герои мультфильмов.

–Разрешите вашу сумочку, сэр – он протягивает левую руку и крепкой пятерней хватается за ручки сумки. При этом ствол пистолета разглядывает меня с прежним интересом и отслеживает мой лоб так же верно, как стрелка компаса – Северный полюс.

Кубик тянет сумку на себя. Я не уступаю. Не то что бы жаль вещи или не жаль жизни. Скорее просто по инерции и от оцепенения.

–Ты че, не понял? – чёрные глаза теряют веселость и превращаются в пулеметные амбразуры. Он дергает сумку еще раз, уже давая почувствовать свою силу. Я поддаюсь. Почти поддаюсь. В конце – концов, что мне сумка? Несколько старых тряпок, бритва, щетка. Даже из тех десяти тысяч зелеными, что я прихватил с собой, в сумке нет ни бакса… Но в последний момент, когда противник уже уверен в победе, я передумываю и всем телом дергаю за ручки на себя. Я стою в сугробе, он – на подтаявшей дороге. Да и взрывное усилие – моя коронка. Со старта я «делал» мастеров спорта. Легко.

Парень теряет равновесие. Ствол уходит вправо. Он успевает нажать на спусковой крючок, но пуля гулко бьет в полупустой помойный бак, а я, шагнув вперед, пинаю черноглазого, с левой, между ног. Я всегда считал себя скрытым левшой. И теперь удостоверился в этом окончательно. Мне везет: пальто у визави расстегнуто и носок моего ботинка мягко входит в тело противника. С интересом наблюдаю за тем, как сужаются черные амбразуры глаз: чем выше поднимается моя нога, тем уже становятся амбразуры. Ботинок упирается в кость, амбразуры "кубика", миновав стадии «европа», «азия», «ненависть самурая», закрываются полностью. Он отпускает сумку и сгибается пополам. Успех нужно развивать до полной победы. Удар кулаком сверху по затылку довершает разгром. Черноглазый падает на колени. Драп шикарного пальто накрывает, взметнувшимися крыльями, лужу. Пистолет плюхается рядом и, захлебнувшись грязной водой, тонет в луже с позором.

Мне в очередной раз везет. Но времени на чествование победителя, вручение наград и торжественный марш в исполнении духового оркестра нет. Как нет и оркестра. И хорошо. Потому, что группа бандитской поддержки с моего балкона исчезла, а из-за угла дома в проезд на бешеной скорости выскакивает символ лихих девяностых – «девятка» производства любимого народом АвтоВАЗа. Веселенькая такая голубая бибика. Водитель тоже весёленький: жмёт на газ, как профессиональный пилот на трассе Дакара. Но скорость – штука коварная. Гонщик не справляется с управление и на повороте "девятку" заносит. Бампер, капот, ветровое стекло с хрустом и скрежетом влетают в подмороженный сугроб, за зиму выросший на обочине и во Вселенной неожиданно выключают звук. Тишина. Даже птицы замолкли. Может быть от удивления, а может быть от испуга.

Скорее на подсознании, нежели по здравому размышлению я запрыгиваю в красный БМВ. Мотор тихонько урчит. Ноги сами ложатся на педали. Первая передача. Газ. Вторая передача. На ходу захлопываю дверку. Врубаю третью и, не сбавляя хода, вылетаю в переулок.

Сзади слышны выстрелы. Не жизнь – кино.

Стрелка спидометра перепрыгивает через отметку 100. Приятная, приемистая машина БМВ. Умеют немцы делать технику.

Из переулка вырываюсь на магистраль и едва успеваю увернуться от "ЗиЛКа". Тот резко тормозит, а я мысленно извиняюсь. Но спасение собственной жизни все же достаточный повод для оправдания нарушения правил дорожного движения. Тем более, что нынче правила не нарушает только те, кто их знает. А таких – единицы.

–Ушёл!!!.– Кричу я, глядя в зеркало заднего вида. И в моём крике больше удивления, чем торжества.

Сбрасываю скорость, сворачиваю во дворы и неспешно качу в сторону ближайшей трамвайной остановки.

Глава 6

Я трясусь в старом трамвае. Трясусь в никуда и без цели. Бандитскую машину бросил во дворе, за дом до остановки. Солнышко пригревает. В салоне жарко. На улице ясно, но прохладно. Ощущение такое, что природа никак не может решить куда качнуться: то ли вернуться к зиме, толи растопить остатки сугробов и дать зеленый свет зеленому цвету.

Ничто так не убаюкивает как стук колес по стыкам рельс и покачивание вагона на разбитой колее. Только в весеннем трамвае можно воспринимать жизнь так, как воспринимают ее груднички, слипающимися глазами из детской коляски – сонно и доверчиво.

–Молодой человек, а кто за вас билет покупать будет?

"Ребенка" грубо и бесцеремонно будят

Кондуктор, видно, была в другом вагоне, когда я садился в трамвай, и дала мне вздремнуть пару остановок.

–Сейчас, секундочку. – Автоматически засовываю руку в правый карман. Он оторван и, как следствие, пуст. Экскурсия в левый карман не дает никаких результатов кроме жуткой боли в раненном пальце. Забираюсь за пазуху. Нащупываю в нагрудном кармане стопку купюр и, наконец, проснувшись, понимаю, что ничего кроме долларов у меня нет.

–Ну, я жду! – Кондукторша смотрит на меня торжествующе, предвкушая мои извинения, униженные объяснения. «Тетенька, простите, я забыл денежки дома» или что-то в этом роде. Словом, цирк на колесах, где роль клоуна отводится «зайцу», то есть мне, а роль героического укротителя – ей. Худенькие ручки, тоненькие ножки, злое личико, выглядывающее из лат нового зеленого китайского пуховика. Фурия в доспехах рыцаря.

Трамвай почти пуст. Бабулька, из тех, у кого "перестройка" отняла цель жизни и кому не дала средств к ее, жизни, продолжению, вступается за меня.

–Да не трож ты его, сердешного. Видишь, с запоя он. По такой жизни со всяким может статься.

–А мне-то что? Ты хоть сдохни, а за проезд плати! Если всех за так возить, кто мне зарплату даст? А пропил все – ходи пешком.

–Да не пью я. – Вяло сопротивляюсь напраслине. Не объяснять же, что бежал из собственного дома по балконам. Что где-то зацепился и оторвал карман с кошельком. Что, вообще, меньше всего думал о деньгах, так как мне, мертвому, кошелек нужен не больше чем бедуину «Кадиллак» в пустыне.

–А не пьешь, так тем более плати!

–Да бомж он, разве не видишь? – встревает в разговор угрюмого вида мужик с переднего сиденья. – Разуй глаза: весь в рванье и грязи, щетина во всю рожу, забыл, как мыло выглядит и что такое гигиена! Какие у него деньги? Вшей бы не натащил…

Я совсем готов обидеться, но, глянув на свои грязные руки, черную, замусоленную повязку на пальце, брюки и куртку со следами скоростного спуска по пыльным балконам, начинаю понимать, что вид мой на самом деле особого доверия вызывать не должен.

–А ведь и правда бомж – с горечью констатирую вслух. Жить то мне негде. Кстати, и паспорта с собой нет. Остался в квартире, которую я потерял на неопределенный срок. И как оказалось, денег – то тоже нет ни копейки. Не будешь же в трамвае или магазине расплачиваться долларами. Размеренный спокойный быт последних трех лет взорвался и этим взрывом меня выкинуло на улицу, без документов и средств к существованию.