От прокурора до «контрреволюционера»

Не избежали разговоров на тему мотивов убийства Кирова работники машинописного бюро Горьковской краевой прокуратуры.

Через месяц у них появилась новая тема – 25 января 1935 г. в своем рабочем кабинете скоропостижно скончался другой известный государственный деятель, член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Комиссии советского контроля при СНК СССР В. В. Куйбышев.

Машинистки прокуратуры Горьковской области за своей рутинной работой обсуждали, порой в шутливой форме, все значимые политические новости и происходившие в стране события, а также вели житейские разговоры по многим бытовым вопросам.

Однако большинство работавших в машинописном бюро представителей прекрасного пола все же опасалось открыто выражать мысли. Неудачно высказанные фразы могли привести не только к увольнению из прокуратуры, но и аресту.

К сожалению, так и произошло с 29-летней голубоглазой брюнеткой, машинисткой краевой прокуратуры Ниной Ивановной Карнаковой.

Родилась 27 июля 1905 г. в Ярославле в рабочей семье. Окончила восемь классов школы, однако уже после семи лет обучения одновременно трудилась делопроизводителем и машинисткой в губернских организациях.

Затем последовали замужество, рождение дочери и переезд в г. Горький, где она работала в организациях на должностях счетовода и машинистки. С мужем, состоявшим начальником участка взрывпрома в Горьком, жила обычной жизнью и не стремилась достигать карьерных высот, потому и в партию вступать не собиралась.

После проверки, в том числе в политическом отношении, по предыдущим местам работы 2 ноября 1934 г. ее приняли машинисткой прокуратуры Горьковского края, где она показала свои высокие профессиональные навыки. Работала, несмотря на постоянную боль в глазах из-за недомогания.

Являясь свободномыслящей, не считала зазорным принимать участие в обсуждениях различных вопросов и не стеснялась в выражениях. Как следствие, вступила в конфликт с сослуживицей, назвав ее ханжой.

Вероятно, это и стало причиной донесения в управление государственной безопасности (УГБ) Управления НКВД по Горьковскому краю о враждебности Карнаковой к советской власти. После небольшого разбирательства она была уволена.

Согласно показаниям двух из допрошенных машинисток, Нина Ивановна высказывала мнение о возможности убийства Кирова на личной, а не политической почве. Ссылаясь на слова знакомого, освободившегося из мест лишения свободы, о примененных к нему пытках, говорила, что обвиненного в убийстве Николаева, возможно, также пытали для получения признательных показаний.

Те же свидетельницы припомнили все колкие слова, оброненные ей за короткий период работы: для народа смерть Куйбышева являлась небольшой потерей; невелика честь быть избранным в члены райсовета; введение карточной системы приведет к подорожанию хлеба; при царизме жилось лучше и интереснее; раньше приятно было смотреть на выправку и форму офицеров.

Обе также заявили, что в настроениях Карнаковой было что-то несоветское, чувствовалось ее формальное, бюрократическое отношение, поскольку она выполняла лишь свою работу и не интересовалась общими результатами машинописного бюро, отказываясь заниматься по окончании рабочего времени.

В ходе первоначального допроса 3 марта Нина Ивановна отрицала, что высказывала мысль о личном мотиве убийства Кирова, хотя, как и другие машинистки, предполагала, что к Николаеву могли применяться пытки. Показания бывших коллег по машинописному бюро по другим вопросам категорически опровергала, заявляя об искажении ее выражений.

Тогда с 14 по 17 марта ее продержали в застенках краевого управления НКВД, но иных показаний от нее добиться не удалось. О факте задержания свидетельствует лишь сохранившаяся в уголовном деле справка, других документов нет.

Позднее, 9 мая, помощником уполномоченного третьего отделения секретно-политического отдела (СПО) УГБ с согласия и утверждения руководства краевого управления НКВД вынесено постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения. В постановлении указывалось, что Карнакова достаточно изобличалась в том, что, будучи враждебно настроенной к советской власти, систематически занималась антисоветской агитацией, в частности, по вопросам убийства Кирова и смерти Куйбышева. Деяния квалифицированы по статье 58.10 УК РСФСР, а мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрано содержание под стражей. Арест санкционировал заместитель прокурора края.

На следующий день на основании ордера начальника УНКВД по месту ее жительства проведен обыск, в ходе которого изъят личный паспорт, и Нину Ивановну арестовали. Еще через сутки была составлена анкета арестованного, и Карнаковой дали возможность ознакомиться с постановлением о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения.

На новом допросе она признала себя виновной лишь в том, что в машинописном бюро говорила о применении органами НКВД пыток к таким злостным преступникам, как Николаев, о чем ранее ей рассказывал недавно умерший знакомый.

Об окончании следствия объявлено 5 июня. Тогда же она ознакомилась с материалами дела и вновь заявила о ложности показаний свидетелей.

Через два дня временно исполнявшим обязанности оперативного уполномоченного первого отделения СПО составлено обвинительное заключение, согласованное с заместителем начальника отдела и утвержденное заместителем начальника краевого УНКВД, а 15 июня оно утверждено заместителем прокурора Горьковского края.

В соответствии с данным документом Нина Ивановна обвинялась в том, что, работая в крайпрокуратуре, среди сотрудников вела антисоветскую агитацию, клеветала на органы НКВД и высказывала контрреволюционные настроения.

На подготовительном заседании Спецколлегии Горьковского краевого суда 26 июня с участием заместителя прокурора края постановлено принять дело к производству, а также утвердить обвинительное заключение, квалификацию и список свидетелей. Мера пресечения оставлена без изменения.

В ходе закрытого судебного заседания с участием защитника 2 июля подсудимая и свидетели остались на своих прежних показаниях. В тот же день Карнакова осуждена к одному году шести месяцам лишения свободы. Обжаловать приговор не стала.

В 1992 г. по заключению прокуратуры Нижегородской области Нина Ивановна Карнакова полностью реабилитирована.

3. Нездоровые разговоры

После убийства С. М. Кирова наряду с судебными процессами по делам «Ленинградского» и «Московского» центров в стране развернулись репрессии против бывших зиновьевцев. Последние по обвинению в принадлежности к данным центрам приговаривались к разным срокам лишения свободы или направлялись в ссылку. Арестам подвергались не только оппозиционно настроенные граждане, их родственники и знакомые, но и лица, не имевшие с ними никакой связи.

Более того, в 1936 г. отбывавших лишения свободы Г. Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева вернули из лагерей и устроили показательный суд, получивший название процесса «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Их вместе с еще девятью лицами (всего по делу было 16 подсудимых) обвинили в том, что они в соответствии с директивой Л. Д. Троцкого (проживавшего в то время за границей) организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийства руководителей ВКП(б) и советского правительства, а также подготовили и осуществили через ленинградскую подпольную террористическую группу убийство Кирова.

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 24 августа 1936 г. все подсудимые признаны виновными и приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. На следующий день приговор приведен в исполнение.

На дальнейших политических процессах «выяснилось», что в убийстве Кирова также участвовали многие другие лица, занимавшие высокие государственные должности.

Образ павшего в борьбе за большевистские идеалы Кирова еще долго использовался в пропагандистских целях.

Государственная машина яростно защищала придуманную официальную версию его политического убийства, поэтому карала всех, кто осмеливался даже предположить, что преступление могло быть совершено по иным мотивам.

Под такие жернова попала секретарь транспортной прокуратуры по Уральскому участку Мария Яковлевна Никитина, родившаяся 8 августа 1904 г. в с. Большие Озерки Вольского уезда Саратовской губернии в крестьянской семье.

М. А. Гордон «Киров с нами!» 1944

У нее было двое братьев и две сестры. Она закончила двухклассное министерское училище, в 20 лет вступила в комсомол, а в 1931 г. стала кандидатом в члены ВКП(б). Вплоть до середины 1930-х годов проживала в г. Энгельсе вместе с матерью и малолетним братом.

В ходе обсуждения в домашней обстановке убийства Кирова остановившийся у нее в квартире проездом знакомый Э. В. Берлис поведал слухи, что преступление совершено Николаевым из-за ревности к своей жене, с которой Киров сожительствовал.

Услышав такую новость от своего старшего товарища, также являвшегося кандидатом в члены ВКП(б) и работавшего машинистом астраханского депо, Мария Яковлевна через пару дней поделилась ей при случайном разговоре с зав. делопроизводством в помещении секретно-шифровального отдела. Тот многозначительно ответил: «Мало ли что теперь не наговорят». Кроме того, она не постеснялась сообщить о ревности Николаева и члену местного парткома ВКП(б).

За контрреволюционные разговоры о Кирове в 1935 г. Никитину и ее знакомого исключили из кандидатов в партию. Конечно, она пожалела о сказанном, но ее размеренная жизнь и работа в прокуратуре пока продолжились.

Уголовное преследование настигло ее спустя длительное время.

Оперуполномоченным второго отделения транспортного отдела управления госбезопасности (УГБ) Управления НКВД по Саратовскому краю с согласия непосредственных руководителей и утверждения заместителя начальника краевого УНКВД 1 сентября 1936 г. в отношении нее вынесено постановление об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей и предъявлении обвинения. Марии Яковлевне, которой было 34 года, инкриминировано совершение преступления, предусмотренного статьей 58.10 УК РСФСР (контрреволюционная пропаганда или агитация), а именно распространение среди беспартийных служащих провокационных слухов в целях дискредитирования светлой памяти товарища Кирова. Арест санкционировал прокурор Рязанско-Уральской железной дороги. На следующий день составлена анкета арестованного, и Никитина помещена в Саратовскую следственную тюрьму, хотя указанное постановление ей объявлено только 8 сентября.

В качестве обвиняемой допрашивалась уже в первый осенний день, т. е. без ознакомления с указанным постановлением. В ходе допроса она была вынуждена признать свои слова о любовной версии убийства Кирова и то, что не сообщила в партийные и советские органы о распространении таких контрреволюционных провокационных слухов со стороны Берлиса. Кроме того, призналась, что в 1933 г., испытывая временные материальные трудности, пропагандировала среди окружающих антипартийные настроения.

Изобилие в протоколе допроса высокопарных выражений с признаниями в совершении контрреволюционных деяний и двурушничестве[79] свидетельствовало об оказанном воздействии на нее со стороны оперативных сотрудников НКВД.

Ее знакомый Берлис также был арестован и привлечен по делу в качестве обвиняемого.

Обвинительное заключение составлено 15 сентября 1936 г. начальником второго отделения транспортного отдела УГБ краевого УНКВД и согласовано с непосредственными руководителями транспортного отдела. В тот же день изучено прокурором Рязанско-Уральской железной дороги, который с данным заключением согласился и дело возвратил в УНКВД для направления в Особое совещание при НКВД СССР. Интересно, что обвинительное заключение заместителем начальника УНКВД утверждено после прокурора 16 сентября.

Мария Яковлевна обвинялась в том, что, будучи организованно связанной с троцкистски мыслящим, по установке последнего распространяла среди окружающих контрреволюционные клеветнические измышления по поводу злодейского убийства товарища Кирова, пытаясь дискредитировать последнего и одновременно доказать непричастность к совершенному террористическому акту участников троцкистско-зиновьевской банды. На этот раз деяния квалифицированы не только по статье 58.10, но и 58.11 (участие в контрреволюционной организации) УК РСФСР.

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 13 октября 1936 г. Никитина и Берлис осуждены к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на три года каждый.

На основании протеста прокурора Саратовской области постановлением Саратовского областного суда от 8 апреля 1957 г. постановление Особого совещания отменено, а дело производством прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.

Согласно протесту прокурора и постановлению суда «со стороны Берлис и Никитиной имели место нездоровые разговоры», но они были неправильно расценены как контрреволюционная агитация.

4. Юридические курсы

После очередного инсульта в 1923 г. В. И. Ленин полностью отошел от дел, и между членами Политбюро ЦК РКП (б) началась активная борьба за власть. Наибольший политический вес имели Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев и И.В. Сталин. В сложившемся противостоянии Троцкий остался в политической изоляции и стал постепенно сдавать позиции. Его действия и идеи подверглись резкой критике.

В январе 1925 г. на Пленуме ЦК РКП (б) Троцкого обвинили в попытке раскола партии и подмены ленинской теории и тактики международной пролетарской революции троцкизмом как разновидностью меньшевизма. Согласно резолюции Пленума «О выступлении т. Троцкого» он выдвинул против большевистской оценки движущих сил русской революции и против ленинского учения о мировой пролетарской революции свою теорию перманентной революции, которую Ленин не раз характеризовал как эклектическую (путаную) попытку соединить мелкобуржуазный меньшевистский оппортунизм с «левой» фазой и как стремление перескочить через крестьянство[80].

Троцкий был отстранен от руководства военным ведомством. Последующее объединение его усилий с Каменевым и Зиновьевым по противодействию усилившегося влияния Сталина успехов не принесло. Он выведен из состава Политбюро, а затем вовсе исключен из партии, выслан из СССР и лишен советского гражданства.

К началу 1930-х годов Сталин различными мерами разобрался со всеми конкурентами, и в 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) было продекларировано, что достигнут разгром фракционных и оппозиционных группировок, в результате чего укрепились единство и сплоченность партии[81].

Г. Г. Клуцис «Без революционной теории не может быть революционного движения». 1927

Государственная идеология фактически поставила под запрет проявления инакомыслия, поэтому любые суждения вопреки предписанным партией установкам стали расцениваться как контрреволюционная деятельность.

Идея упомянутой перманентной (непрерывной) революции выдвинута в XIX в. К. Марксом и Ф. Энгельсом и заключалась в том, что при осуществлении буржуазно-демократической революции буржуазия будет стараться завершить революцию, тогда как пролетариат (т. е. рабочие) не остановится на достигнутом и будет стремиться к социалистической революции для отстранения от власти всех имущих классов. Непрерывность в данном случае сводилась к последовательной смене этапов революционного процесса.

Ленин и Троцкий поддерживали идею социалистической революции, однако по-разному смотрели на пути ее реализации в мире и отдельно взятой стране. В связи с этим при Сталине взгляды Троцкого рассматривались как несостоятельные и противоречившие ленинизму, а следовательно, как антибольшевистские.

«Правильность» политического мышления объясняли советским гражданам на работе и учебе. Дискуссии по данному поводу не приветствовались.

Зимой с 1934 на 1935 г. тема перманентной революции была затронута при обучении политической грамоте слушателей шестимесячных юридических курсов Горьковского края. Среди обсуждавших этот вопрос был Иван Сергеевич Корсаков

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Декрет Совета народных комиссаров от 24 ноября (по новому стилю – 7 декабря) 1917 г. «О суде» // СУ РСФСР. 1917. № 4. Ст. 50.

2

Толковый словарь живаго великорускаго языка Владимiра Даля. Т. 2. СПб.; М., 1881. С. 155.

3

Советский энциклопедический словарь. М., 1981. С. 631.

4

СУ РСФСР. 1922. № 15. Ст. 153.

5

СЗ СССР. 1927. № 12. Ст. 123.

6

ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 4. Д. 2 «Проект Положения о государственных преступлениях, заключения по проекту и замечания»; Крыленко Н. Положение о «государственных» преступлениях (к предстоящей сессии ЦИК Союза). (В порядке обсуждения) // Известия. 1926. № 71. 28 марта.

7

Ведомости ВС СССР. 1958. № 1. Ст. 8.

8

Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. Ч. I. Курск, 1999. С. 310–318.

9

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 5. Кн. 1: 1937 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг. М., 2004. С. 36.

10

Циркуляр наркома юстиции от 3 января 1923 г. № 1 «О задачах прокуратуры и правилах допущения общественных обвинителей к выступлениям на суде» // Еженедельник советской юстиции. 1923. № 1. С. 24–25.

11

Крыленко Н. В. Практика применения закона от 7 августа 1932 г. // За социалистическую законность. 1934. № 6. С. 4.

12

СУ РСФСР. 1922. № 20–21. Ст. 230.

13

СУ РСФСР. 1923. № 7. Ст. 106.

14

Постановление ВЦИК от 16 октября 1924 г. «О дополнениях и изменениях Уголовно-Процессуального col1_0С.Р.» // СУ РСФСР. 1924. № 78. Ст. 784.

15

Ведомости ВС СССР. 1955. № 9. Ст. 222.

16

ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 140. Д. 185. Л. 16 (несекретную часть декрета см.: СУ РСФСР. 1922. № 65. Ст. 844).

17

Декрет ВЦИК от 6 февраля 1922 г. «Об упразднении Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и о правилах производства обысков, выемок и арестов» // СУ РСФСР. 1922. № 16. Ст. 160.

18

ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 140. Д. 185. Л. 8–9.

19

ГА РФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 522. Л. 135–137.

20

Декрет ВЦИК, СНК РСФСР от 16 ноября 1922 г. «О порядке ареста прокуроров, их помощников, председателей и членов революционных трибуналов и советов народных судей, народных судей и следователей» // СУ РСФСР. 1922. № 77. Ст. 960.

21

История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов: В 7 т. Т. 1: Массовые репрессии в СССР. М., 2004. С. 117–123.

22

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–

1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 3: Конец 1930–1933 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2001. С. 746–750.

23

ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 28. Л. 9.

24

Там же. Л. 1–17.

25

ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 11. Д. 17. Л. 9–10.

26

Там же. Л. 8.

27

ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 38. Д. 6. Л. 2–3.

28

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–

1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 4: 1934–1936 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2002. С. 537–538.

29

Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1936. № 283. 6 дек.

30

СУ РСФСР. 1937. № 2. Ст. 11.

31

«Через трупы врага на благо народа». «Кулацкая операция» в Украинской ССР 1937–1941 гг.: В 2 т. Т. 1: 1937 г. Подготовка приказа № 00447, первый этап «кулацкой операции / Под общ. ред. О. А. Довбни, Л. С. Макаровой. М., 2010. С. 160–161.

32

Эхо Большого террора: Сборник документов: В 3 т. Т. 3: Чекисты Сталина в тисках «социалистической законности». Эго-документы 1938–1941 гг. / Сост. А. Савин, А. Тепляков, М. Юнге. М., 2018. С. 543–546.

33

История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов: В 7 т. Т. 1: Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С. В. Мироненко; отв. сост. И. А. Зюзина. М., 2004. С. 305–308.

34

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938 / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2004. С. 619–622.

35

Там же. С. 624–625.

36

Политбюро и органы государственной безопасности / Сост. О. Б. Мозохин. М., 2017. С. 532–534.

37

Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1939 – март 1946 / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2006. С. 129–132.

38

СЗ СССР. 1924. № 24. Ст. 205.

39

Лубянка. ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. А. И. Кокурин, Н. В. Петров. М., 2003. С. 537–538.

40

Политбюро и органы государственной безопасности / Сост. О. Б. Мозохин. М., 2017. С. 520.

41

Там же. С. 526, 532.

42

Лубянка. ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. А. И. Кокурин, Н. В. Петров. М., 2003. С. 643–647.

43

Приказ МВД СССР от 4 апреля 1953 г. № 0068 «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия» // ГА РФ. Ф. 9401. Оп 1. Д. 1299. Л. 246–247.

44

ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 11. Д. 17. Л. 18–20.

45

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938 / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2004. С. 612–617.

46

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 года «Об упразднении Особого совещания при Министерстве внутренних дел СССР» // Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 71.

47

СУ РСФСР. 1922. № 51. Ст. 646.

48

СУ РСФСР. 1922. № 65. Ст. 844.

49

Остракизм по-большевистски: Преследования политических оппонентов в 1921–1924 гг. / Сост. В. Г. Макаров, B. С. Христофоров. М., 2010. С. 29–31.

50

Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий / Под общ. ред. Г. Ф. Весновской: В 2 ч. Ч. I. Курск, 1999. С. 330.

51

Остракизм по-большевистски: Преследования политических оппонентов в 1921–1924 гг. / Сост. В. Г. Макаров, B. С. Христофоров. М., 2010. С. 73.

52

Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий / Под общ. ред. Г. Ф. Весновской: В 2 ч. Ч. I. С. 333–337.

53

Там же. С. 339–343.

54

СЗ СССР. 1935. № 11. Ст. 84.

55

Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 46.

56

История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов: В 7 т. Т. 2: Карательная система: структура и кадры. М., 2004. С. 326–327.