Новая жизнь тёмного властелина. Часть 2

А ещё меня заинтриговали слова стражницы о том месте, где её начальница подыскала для меня комнату. Сперва в её слова не поверил: решил, что так она надо мной пошутила. Но теперь, глядя в окно дребезжащей кареты, допускал, что меня не обманули.

Наш экипаж свернул к королевскому дворцу. Я уже дважды проезжал мимо ограды, что окружала придворцовую территорию. Вчера, когда ехали к гостинице, и сегодня, возвращаясь от Дома правопорядка. Однажды (вчера) выходил из кареты, чтобы полюбоваться на громадину дворца. И потому, едва увидел в окошко знакомые серебристые прутья забора, сразу сообразил, куда мы приехали.

С интересом разглядывал через запотевшее стекло огромную домину с двумя ярусами фасадов, украшенных лепниной и скульптурами. Посматривал на причудливые наличники больших окон, на прихотливо изгибающиеся карнизы, на женские статуи, примостившиеся за балюстрадой на крыше. На мраморные ступени и покрытые позолоченной черепицей навесы.

Мысленно сравнивал королевский дворец в Реве со знакомыми образцами из других миров. В том числе и с тем, в Аквинии, чьим владельцем успел побыть. С удивлением отметил: размерами и богатством внешнего убранства столичная резиденция королевского семейства Ягвары вполне соответствовала уровню тех дворцов, что я повидал в прошлом. В сравнении с ними она не казалась бедным родственником. А мой домишко в Аквинии так и вовсе превосходила по всем статьям.

Разве что уступала многим в количестве башенок. Этот элемент дворцовой архитектуры большинство знакомых мне монархов просто обожали – как детишки, которым нравилось прихвастнуть, что они самые-самые. Вот так и многие дворцы, где я побывал, обладали высокими башнями, сравнимыми разве что с постройками древних архимагов.

У королевского дворца в Реве башня оказалась лишь одна.

Именно около неё и остановился наш экипаж.

* * *

Выбрался из кареты, поправил на плече ремешок карауки (чем ещё буду себя развлекать, сидя под арестом?), запрокинул голову.

Высокая башенка. Сложенная из больших камней, с квадратным сечением и остроконечной крышей. Она резко выделялась на фоне остальной части дворца, как чужеродный элемент. Походила на маяк: должно быть из-за того, что её окна отражали солнечные лучи – блестели, подобно вкраплениям из драгоценных камней.

– Удивили, – сказал я стражнице, что спрыгнула с подножки кареты вслед за мной. – Нет, правда, удивили. Надеюсь, моя комната не в подвале?

– Я же говорила, льера Силаева: в башне. Моя начальница сказала, что раз вы знатная особа, да ещё считаете себя мужчиной, то в Мужской башне дворца вам самое место. Апартаменты во дворце не оскорбят ни вас, ни ваш род, ни память о ваших предках.

– Ценю.

В благодарном порыве хлопнул стражницу по плечу.

Та побледнела. Но сумела выдавить из себя улыбку.

– Чтобы поглядеть на Реву с такой высоты, соглашусь даже побыть узником, – сказал я. – С удовольствием поживу здесь день-два. Так и передай своей начальнице. Всё, веди меня туда. Хочу в свою камеру. Надеюсь, в моей комнате есть окно?

* * *

– Льера Силаева, ужин принесут чуть позже. Служанки уже приготовили вам постель. На столе стоит кувшин с водой и ваза с фруктами. Уборная вон там. Если что-то понадобится – постучите в дверь. Около вашей… комнаты будет пост стражи – чтобы вас никто не беспокоил. Как только вернётся старшая дознавательница…

– Ладно-ладно, – сказал я. – Сам со всем разберусь. Ступайте уже. Оставьте меня одного.

* * *

В маленькой комнатушке, где меня заперли, оказался даже балкон.

Выставив за дверь сопровождавшую меня внутри башни улыбчивую пожилую даму (представилась королевской ликт-служанкой – знать бы ещё, что это «ликт» значит) и стражниц, я задвинул на двери засов, чтобы не беспокоили.

Балкончик показался мне хлипким и ненадёжным – почудилось, что он прогнулся под моим весом. Я взглянул вниз. До земли далеко – пока буду падать, успею спеть куплет одной из весёлых матросских песен. Потрогал деревянные перила. А вот они не вызвали сомнений в своей надёжности. Можно на таких и посидеть.

Что я и сделал.

Уселся на перила, забросил на них ноги. Прислонился спиной к тёплым камням башни, примагнитил к ним заклинанием одежду: пусть я и не жаловался на координацию, но не хотел бы, чтобы меня смахнуло вниз порывом ветра. Вдохнул свежий воздух – аромат лошадиного навоза, пропитавший город, на такую высоту не добирался.

Город, что раскинулся передо мной, утопал в зелени и лучах послеполуденного солнца. Красивый, хоть его неровные линии улиц и расходились от примыкавшей к дворцовой территории площади, подобно щупальцам осьминога. Город возводили явно не по заранее составленному плану. Но этот факт его не портил. Напротив, добавлял самобытности. Рева казалась сонной, безлюдной. Конные повозки и пешеходы прятались в тень – я их со своего балкона почти не замечал.

В прошлый раз я разглядывал подобную панораму из окна Золотой башни в Аркее.

Вот только тогда в столице Подлунного султаната подо мной не мирно шелестели листвой деревья – полыхали пожары. Кочевая орда мауглов ворвалась сквозь открытые предателями городские ворота, собирала кровавую жатву, приносила Аркею в дар Огнебородому, своему варварскому божеству. Незабываемое зрелище: коптящие крыши домов, языки пламени над Усыпальницей Маленького пророка, вспыхивающие подобно факелам бесценные аркейские тополя, которыми так гордились жители султаната…

Встряхнул головой – отогнал воспоминания.

Разрушение варварами Аркеи – не те грёзы, которым хотел сейчас придаваться.

В тот день я убил людей больше, чем за сто лет сражений со Светлой империей. Город я не спас, но обильно его полил кровью захватчиков: наследник почившего в схватке за дворец султана слишком поздно дал мне разрешение на применение в его владениях магии. Слишком поздно – для жителей столицы Подлунного султаната. А вот за пределы стен Аркеи тогда не вышел ни один маугл…

Сам не заметил, как примостил на ногах карауку и затянул тоскливую Песнь усопших.

* * *

– Эй, да прекращай уже эти пытки! – услышал я, завершив очередной из двухсот семидесяти двух (по числу глав в книге Маленького пророка) куплетов Песни.

Женщину на соседнем балконе заметил давно, но не обращал на неё внимания: пел – она молчала, слушала, изредка делала глотки из горлышка пузатой зелёной бутылки.

– Слышишь меня, эй ты! – крикнула женщина.

Размазала по лицу слёзы, шмыгнула носом.

Накрыл руками струны, повернулся к ней.

Какие яркие золотисто-зелёные глаза!

Они походили на два ильнийских королевских хризолита. Такие я видел в ожерелье принцессы Тавии и в навершии скипетра первосвященника Уллы. Давно же было и то, и другое!

Глаза стоявшей на соседнем балконе женщины блестели на солнце, подобно драгоценным камням или бутылке в её руке. Они сразу привлекали к себе моё внимание. Что странно: обычно я начинал разглядывать женщин с других частей тела.

Должно быть, из-за обилия в этом мире симпатичных женских выпуклостей, мой глаз слегка замылился. Иначе не мог объяснить, почему я начал рассматривать соседку по башне едва ли с её «души». Тут же исправил оплошность: отметил, что глаза – не единственная часть тела окликнувшей меня женщины, достойная внимания… и даже ощупывания.

– Слышу, не глухой, – ответил я. – Тебе не понравилось, как я пою?

С удивлением обнаружил, что обиделся на её слова о пытках.

Когда испытывал это чувство в прошлый раз? Теперь уже и не припомню. Какой же я стал чувствительный – настоящий представитель творческой интеллигенции.

– Нравится, – сказала зеленоглазая. – Ты молодчина. Талантище. В первый раз слышу такой обворожительный голос. И всё же… лучше бы ты пела хуже, но что-нибудь повеселее. Вот не дадут соврать! А это твоё тоскливое завывание хоть и радует слух, но разрывает мне сердце. Ни слова не поняла из того, о чём ты горланила. И, тем не менее, обревелась. Без того кошки на душе скребли… а ещё ты тут.

Она вылила в рот из бутылки последние капли, скривилась, отбросила опустевшую тару в сторону. Та стремительно полетела к основанию башни. Проследил за бутылкой взглядом, услышал приглушённый расстоянием звук разбившегося стекла.

– И что бы ты хотела услышать? – спросил я.

– Уж точно не эти стоны. Что-нибудь весёлое. «Карамбозу», например. Или «Две девки на лошади». Знаешь такие? А если слезливое, тогда уж что-то из Ильсинии. Ты, как вижу, тоже её поклонница: разодета, как колдунья с острова, даже картинку с медведем не поленилась пришить. Знаешь эту… про слёзы алмазы? Или про девочку с фермы?

– Алмазы, говоришь?

Позволил ожить карауке.

Разглядывая зеленоглазую, затянул порядком поднадоевшую песню: почему-то почти все вспоминали именно о ней, когда заходила речь о репертуаре Ильсинии Силаевой.

Соседка не походила на стражницу. Скорее представлял её с книжкой в руках и с очками на носу, нежели с копьём и щитом в руках. Узкие плечи, короткие золотистые волосы, высокая грудь, уверенные движения, малоподвижное симпатичное лицо – его чертами зеленоглазая больше походила на боярыню Кординии, нежели на жительницу Ягвары.

Вряд ли служанка – видна голубая кровь. Такая особа прислуживала бы разве что королеве или принцессе. Или сплетничала бы с последней на глупые сердечные темы: взрослой не казалась, хотя и выглядела лет на пять старше Рослевалды. Тем удивительнее, что она присматривала за мной с соседнего балкона.

Закончил песню – женщина вздохнула.

– Неплохо, – сказала она. – Моей маме бы ты понравилась. Вот не дадут соврать. Небось, тётушка тоже от тебя в восторге? Рассказывала, что они с мамой когда-то уговорили Ильсинию спеть эту песню три раза подряд. Я этого не помню: была совсем маленькой. Хотя и присутствовала на том концерте – даже, говорят, поцеловала певицу в щёку.

Зеленоглазая отвела взгляд в сторону.

– Ну а вообще – тётка хорошо придумала, – сказала она. – Теперь будешь терзать меня своими тоскливыми песнями ежедневно? Где они только тебя такую взяли? Хороший голос – душевный. Тётушка, небось, надеется, что я не выдержу и прыгну вниз? Или сопьюсь от тоски?

Усмехнулась.

– Хорошая идея. Ты будешь петь – я буду пить. Порадуем льеру регентшу.

Вновь посмотрела мне в лицо.

– И кстати: кто ты такая? – спросила она. – Почему у тебя такой странный наряд? Или ты и правда вообразила себя Ильсинией? Почему ты здесь? Это правда, что тебя поселила тут моя тётка?

Поднял руку в защитном жесте.

– Сколько вопросов, – сказал я. – Откуда ты только взялась такая любопытная?

Слез с перил, поправил кафтан.

– Насчёт твоей тётки ничего не скажу. Видел тут какую-то ликт-служанку… Твоя это тётка или нет – понятия не имею: забыл у неё поинтересоваться. А вот насчёт Ильсинии… Ты говорила о боярыне Силаевой? Я правильно тебя понял? Ты действительно видела её?

Зеленоглазая сделала неопределённый жест рукой.

– Говорю же: я её не помню. Маленькая была, когда она к нам приезжала. Мне тогда было… Погоди. Обалдеть. Ты никак пытаешься меня заболтать, чтобы не говорить своё имя? Боишься, что разыщу тебя, когда выберусь отсюда и припомню шашни, что вы устроили тут с моей тёткой? Расслабься, сладкоголосая. Слишком много будет тебе чести, если я решусь мстить. Вот не дадут соврать. Да и не выйду я из этой башни никогда. Даже если придумаю, куда пойти. Так кто ты, сладкоголосая? Как тебя зовут, и где тебя отыскала тётушка? Неужели это такой большой секрет?

– Нет никакого секрета, – сказал я. – Меня нашли в гостинице «Столичная». В Реву приехал только вчера. А вообще я в вашем королевстве всего несколько дней. Приплыл с острова Кординия. Меня зовут боярин Кир Силаев. Я… внук той самой Ильсинии Силаевой, которую ты когда-то поцеловала.

Зеленоглазая прищурилась.

– Что, прям настоящая колдунья с острова? – сказала она. – Целая боярыня? Правда? Обалдеть. И можешь это доказать? Или я должна поверить в твои сказки из-за того, что ты нацепила дурацкий наряд и прилепила на плечо медведя? Вы ждали, что я завизжу от восторга от того, что ты якобы родственница Ильсинии? Вот только тётушка забыла, что боярыни носят нашивки и на другом плече. Напомни ей об этом при встрече.

– А ты-то о нашивках откуда знаешь?

Женщина горделиво приподняла подбородок.

– Мои предки приплыли сюда с острова. Давным-давно. В нашем архиве до сих пор хранятся дневники предков. Начиная с записей тех, что пожили ещё на острове. Так что о Кординии я знаю побольше некоторых. Могу и тебя просветить… боярыня.

Последнее слово зеленоглазая произнесла с явным пренебрежением.

– Не боярыня, а боярин, – сказал я. – Кир Силаев. Чем ты слушала? Мужчина – не женщина. А нет второй нашивки… Да потому что я не воитель. Бывает и такое. Не всем же мечом махать. Я вот всё больше песенки пою, да струны дёргаю. И говорят, что у меня это неплохо получается.

Женщина на соседнем балконе усмехнулась.

– Потому и вообразила себя мужчиной? – сказала она. – Чтобы не махать мечом? Все колдуньи в Кординии мечтают стать воительницами. Я читала об этом. А у тебя удобная отговорка, чтобы объяснить, почему не носишь нашивку. Но теперь хоть понятно, почему ты здесь.

– Почему?

– Чтобы ты побыла в компании себе подобных.

– Мужчин? – спросил я.

На мужика зеленоглазая точно не походила.

– Ага… – сказала она. – Безумцев! Разве тебе не говорили, что я сумасшедшая?

Снова увидел на её лице усмешку.

– Брось, не может такого быть. Да об этом всему королевству известно. Не дадут соврать. А может уже и в этой твоей Кординии обо мне сплетничают. Что, не так? Только не строй из себя наивную дуру. Или тётушка тебе запретила говорить со мной на эту тему?

– На какую тему? – переспросил я. – Да кто ты вообще такая?

Женщина ответила не сразу. Склонила на бок голову, повела бровью. Какое-то время вглядывалась в моё лицо, словно пыталась прочесть на нём мои мысли.

– Ты… издеваешься надо мной? – спросила она. – Или… и впрямь не знаешь?

Должно быть, ответ увидела на моём лице.

– Обалдеть, – сказала зеленоглазая. – Ты… действительно можешь быть убедительна. Надо же. И правда талантливая артистка. Сделаю вид, что поверила тебе, певунья.

Она ушла в свою комнату, но вскоре вернулась на балкон.

– Кто я такая, говоришь? Держи.

Бросила мне маленький предмет из жёлтого металла.

Тот блеснул в полёте…

Я поймал его, разжал пальцы, посмотрел на ладонь. Увидел на ней золотую монету. Не привычную, с изображением очертаний берегов острова Кординия, а маленькую, отчеканенную на Ягварском королевском монетном дворе.

Глава 7

Подбросил монету на ладони – новенький жёлтый кругляш снова блеснул.

– Спасибо, конечно, – сказал я. – Что мне должен подсказать твой щедрый жест?

– Глянь на монету, идиотка, – сказала зеленоглазая. – Посмотри на портрет!

Выразительно приподняла брови.

– Ничего не замечаешь? – спросила она.

Я взглянул на отчеканенный на золоте женский профиль. Прочёл сделанную мелкими буквами надпись: «Великая Государыня Каталиния Семнадцатая, королева Ягвары». Перевёл взгляд на зеленоглазую.

– Если ты намекаешь… – сказал я, сравнивая профили. – Это не ты. Есть что-то общее… но точно не твой портрет. Или тому, кто тебя так изобразил, нужно настучать по рукам.

– Конечно не я, – сказала женщина. – Это портрет моей мамы. В молодости. Но мне говорили, что мы с ней очень похожи. Разве не так?

Она смотрела на меня, горделиво запрокинув голову: должно быть, дожидалась моей восторженной реакции.

Не стал её разочаровывать.

– Интересно девки пляшут, – сказал я. – Так ты у нас целая королева?

– Великая Государыня Каталиния Восемнадцатая, – сказала зеленоглазая.

И добавила:

– Сумасшедшая.

* * *

Не успел расспросить зеленоглазую, в чём проявляется её сумасшествие. Потому что меня отвлекли – в мою дверь постучали. Причем, судя по реакции Великой Государыни Каталинии Восемнадцатой, к ней постучали тоже. Мы с королевой обменялись взглядами; не прощаясь, вернулись в свои комнаты.

Принесли ужин.

Выпроводил ликт-служанку, полюбопытствовал, чем именно меня собирались кормить. Не баландой. Не иначе как королевские повара постарались. Вот что значит всего разок оторвать руки. Счистил всю еду на одну тарелку – отнёс в уборную, где избавился от ароматной пищи без малейшего сожаления.

Возможно я и перестраховался. Но раз у меня появились недоброжелатели (моё присутствие в башне об этом и говорило), то приходилось заботиться о том, где и что я ем. Умирать от яда неприятно – в этом я убедился на собственном опыте. Тратить на лечение ману тоже не хотел: в последние дни расходовал энергии больше, чем накапливал. Когда ещё устрою нормальный концерт…

Глодать не собирался. О том, где и как раздобуду пищу, позаботился заранее.

Для того чтобы сплести «скрепы» входа в эльфийское жилище не понадобилось много времени. Точно такой же вход я оставил в номере гостиницы «Столичная». Той энергии, что влил в него, хватит на трое суток, не меньше – дольше я торчать в этой башне не собирался.

На мой фокус с внезапным возвращением Васелеида отреагировала спокойно. Не расспрашивала, как он мне удался. Все её вопросы касались моих дальнейших распоряжений.

Перед повторным арестом я запретил Васе питаться в ресторане гостиницы. Кто знает, что ей могли там подсунуть – теперь она не просто иностранная туристка, а слуга арестанта. Велел прогуляться по продуктовым лавкам, закупиться съестными припасами.

Вернулся в гостиницу – там меня дожидалась корзина с продуктами и кувшин с молодым вином. Всё это перенёс в башню. Но прежде успокоил Васю: объяснил, где меня держат; велел ей не особенно светиться за пределами «Столичной», ждать моего возвращения.

Была у меня мысль показать Васелеиде столицу королевства с высоты Мужской башни. Но всё же решил не форсировать события. Пусть Вася сперва привыкнет к тому, что я умею исчезать в стене. Потом уже приучу её саму проходить через эльфийский дом. Не всё сразу.

* * *

– Эй, певица, ты ещё там?

Я вышел на балкон с ароматным кольцом колбасы в руках и кувшином вина. Колбаса, на мой вкус, оказалась излишне острой, а вино слишком сладким. Но разыгравшийся аппетит помогал смириться с этими неприятностями.

Отсалютовал королеве кувшином.

– Твоё величество.

Каталиния Восемнадцатая помахала знакомой пузатой бутылкой. Икнула.

– Силаева, или как там тебя, – сказала она. – Раз уж ты здесь, может споёшь что-нибудь? Только не эти тоскливые стоны на языке камышовых котов. Что-то из Ильсинии, раз уж ты её поклонница. Порадуй… безумную королеву, ведь для этого тебя здесь и поселили.

Я хмыкнул, приложился к кувшину.

– А знаешь, такой вариант я не рассматривал.

Затолкал в рот кусок колбасы.

– Но он имеет право на жизнь, – сказал я с набитым ртом. – Думал, что нарушил законы вашего королевства. Потому меня и затолкали сюда. Но возможно ты и права. Быть может я здесь, чтобы не позволить тебе скучать. Кого только я должен был развлекать в том подвале? Или там мне хотели устроить прослушивание?

– О чём ты говоришь?

Махнул колбасой.

– Не заморачивайся… твоё величество.

А ведь я знал, что местная королева сошла с ума, не помнил только из-за чего (что-то связанное со смертью её матери?). Об этом упоминала тогда, в столовой, Кишина; рассказывали о безумной королеве и в дилижансе – слышал, что за неё сейчас страной правит регентша. Но пока никаких признаков психического расстройства у зеленоглазой я не замечал – разве что ранние симптомы алкоголизма.

Королева снова икнула.

– Споёшь? – сказала она.

На ногах королева держалась уже не так уверенно, как при нашей первой встрече. Как бы не свалилась с балкона. Объявят потом, что я довёл скорбную умом правительницу до самоубийства. Тогда точно придётся убираться из королевства. А ведь я пока здесь ничего толком и посмотреть не успел.

– Что пьёшь? – спросил я.

Мой вопрос прозвучал так, словно я передразнивал королеву. Но та не обратила на это внимания. Судя по мутному взгляду, со вниманием у неё уже наметились проблемы.

Посмотрела на бутылку в своей руке.

– Это? – сказала она. – «Слёзы милийской девы». Крепкая штука. Любимый напиток моей мамы… был. Обалденно вставляет, не дадут соврать. Напрочь убирает из головы все дурные мысли. Хорошо помогает… при моём сумасшествии. Рекомендую.

– Последняя бутылка, или есть ещё?

Королева сопроводила ответ характерным жестом.

– Полно, – сказала она. – Мне сюда перетащили половину дворцовых запасов «Слезы». Чтобы поскорее спилась… или чтобы набралась решимости… освободить тётушке трон. Трусихи. Сделали бы уже всё сами, не дожидались… пока я тут скопычусь от выпивки.

Не спешил расстаться с колбасой.

– Тогда бери пару бутылок и приходи ко мне, – сказал я. – Посидим. И выпьем, и споём. А там, глядишь, ещё и станцуем.

Зеленоглазая покачала головой.

– Я ж сумасшедшая, ты забыла? – сказала она. – Меня тут держат под замком. Боятся, что сбегу. Словно мне есть куда бежать.

Усмехнулась.

– Думают, наверное, что мои укусы заразны – заражу безумием всю столицу.

Помахала бутылкой.

– Так что если не боишься, сама приходи ко мне. Если, конечно, можешь. Поделюсь с тобой… своим богатством. Я не жадная. Хоть чем-то пока могу распоряжаться сама. Будем спиваться вместе.

Икнула – вздрогнула всем телом.

– Отчего не прийти? – сказал я. – А вот и приду. Не дурак: не откажусь попробовать выпивку из королевских запасов. Да и с королевами давно не пил. Тем более с сумасшедшими – думаю, с тобой скучно не будет. Погоди немного, твоё величество. Возьму инструмент – и к тебе. Не выпей там всё без меня. И не вздумай свалиться с балкона! Верну твою душу в тело, заставлю тебя взбираться по стене обратно.

* * *

Я распихал по карманам сыры и колбасы, закрепил на спине карауку.

Чтобы перебраться на соседний балкон, решил использовать «кошачьи лапы». Забираться с их помощью можно было только вверх, но если отклоняться при этом в сторону, то несложно оказаться и над балконом соседки.

Та с интересом наблюдала за моими потугами; смотрела, на меня, запрокинув голову и приоткрыв рот.

– Долго будешь там стоять? – спросил я. – Сейчас спрыгну. Отойди.

Смотрел на королеву из-под самой крыши. Балкон отсюда казался совсем крохотным.

Не промахнуться бы. Иначе придётся расходовать энергию на одно из затратных плетений. «Левитация», «воздушный пузырь» или та же «паутина» жрали чудовищное количество маны. Придётся пойти на жертвы: лучше потратить все запасы энергии, чем превратиться в кровавую кляксу на земле.

Каталиния Восемнадцатая спряталась в комнате.

Развеял «лапы», в полёте чиркнул одеждой по камням стены.

Падение получился недолгим. А приземление мягким. Рефлексы не подвели, балкон не развалился.

Выпрямился, отряхнулся, проверил карауку – инструмент не пострадал.

Увидел изумлённое лицо королевы. Почудилось, что моя выходка помогла той слегка протрезветь. Её взгляд прояснился.

– Так ты и правда колдунья из Кординии? – спросила Каталиния. – Обалдеть! Мои предки, наверное, тоже могли, как ты, взбираться по стенам. Читала в их дневниках, что у них был… этот, как его… Дар. Но новому поколению, что родилось уже в королевстве, он не достался. Мы стали обычными – не колдуньями. Жаль. Хотя… я раньше думала, что предки в своих записях привирали. А они… вон как… Теперь понятно, почему они так быстро и легко подмяли под себя королевство. Каталиния Первая, говорят, умела метать молнии! А что ты ещё можешь? Если бы я умела колдовать… Ух! Я бы им всем показала!

– Стоп, стоп, стоп.

Я поднял руки.

– Пригласишь меня к себе?

Королева посторонилась.

– Заходи, – сказала она.

Её комната мало отличалась от той, что выделили мне. Разве что хлама здесь было побольше. Да ещё в шкафу имелись запасы пыльных зелёных бутылок.

Я взял одну с полки, спросил:

– Можно?

– А ты умеешь бросать молнии? А огонь? Я читала, что колдуньи…

– Погоди, – сказал я.

Не дождавшись разрешения, откупорил бутылку, сделал из неё глоток для пробы. Сладковатая, с привкусом мяты жидкость приятно обожгла горло. Прислушался к ощущениям. Не гномья росса, но значительно крепче того вина, что купила Вася.

Организм не протестовал, не жаловался на отравление, не попытался вернуть порцию «Слезы» в большой мир. Я одобрительно кивнул… и жадными глотками опустошил бутылку до дна. Откупорил следующую.

Заметил изумление на лице королевы.

– Это чтобы мы с тобой лучше понимали друг друга, – сказал я. – А то уж очень разные у нас с тобой были… уровни восприятия. Неплохой напиток. Одобряю.

Бросил на кровать карауку, плюхнулся в кресло.

– Вот теперь можно и поговорить. Но сразу напомню: я не колдунья, а колдун. Мужчина. Это чтобы потом… между нами не возникло недопонимания. Боярин Кир Силаев, внук Ильсинии Силаевой. Присаживайся, королева, не маячь. Так из-за чего, говоришь, тебя считают сумасшедшей?