Записки базарного дворника из 90-х годов

– Потому, что мы потомки победителей, которых победили… Но, не войной, а предательством! – по– моему, мои самые близкие люди – тогда меня так и не поняли…

2.

Новый Год приближался, но денег, чтобы хоть как-то накрыть стол – у меня не было. Однако же – очень хотелось, пусть в одиночестве, но почувствовать чарующее волшебство и доброту этого удивительного праздника… Грустно. Вчера, случайно, возле мусорного контейнера, я наткнулся на большую картонную коробку. Сверху лежали старые ёлочные игрушки – ещё советских времён; хрупкие, стеклянные… Фигурки морских коньков, космонавтов, разноцветные шарики со снежинками, грибки, огурчики, кукуруза – такие были в детстве у нас с братом… А внизу я, к своей радости, обнаружил книги – тоже старые; но это была русская классика, которую я всегда любил. Я принёс коробку домой, весь вечер перебирал и аккуратно раскладывал ёлочные украшения, стараясь не побить и не поломать. Настроение сделалось невероятно добрым, и меня накрыла тёплая волна воспоминаний. Вот мы идём в мягких зимних сумерках, вместе с маленьким, тогда ещё сыном, покупать ёлку к празднику. Он страшно волнуется: вдруг ёлок не хватит, и я его утешаю – хватит всем! Потом мы устанавливаем ёлочку, сын суетливо берёт игрушки, тащит нам с женой, вешает сам на нижние ветви – иголки колют его пальчики, сын смеётся… До Нового Года ещё несколько дней – но он, ложась спать, уже ставит под ёлочку свой тапочек – в ожидании подарка от Деда Мороза… Утром – первым делом бежит смотреть. Находит шоколадку, и радостно кричит на всю квартиру: «Приходил, приходил Дед Мороз!» Так повторяется до самого Рождества… Шоколадки сменяются маленькими игрушками, пачкой цветных фломастеров для рисования, детскими книжками… Но самый главный подарок – был, конечно же, в канун праздника! Для этого заранее писалось письмо, где перечислялись наивные детские пожелания, и одно из них непременно сбывалось! И вдруг я решил – временно, до праздника, бросить пить, чтобы скопить, хотя бы немного деньжат, и устроить себе какое-то подобие новогоднего торжества. У меня мелькнула мыслишка: а не поехать ли на праздник к родителям, к брату… Встретить Новый Год, как когда-то, давным-давно – в семейном кругу, среди близких людей, душевного тепла, веселья, шуток… И тут же я высмеял сам себя за это: «Приедешь порадовать маму с папой! Нищий, полуголодный, брошенный… Что им расскажешь хорошего, как посмотришь в глаза родителям, брату, его жене?.. Чем похвалишься, бывший блестящий офицер? Какие подарочки преподнесёшь»? И я поспешил безжалостно растоптать свою нелепую идею.

Приработок у меня появился неожиданно. Видимо, Господь пожалел заблудшего и решил сотворить маленькое чудо. Недалеко от вагончика «Администрация» торговали аудио и видеокассетами два Серёги. Оба они в прошлой жизни были инженерами, и работали на заводе «Электрон», который в городе считался самым крупным и престижным, самым продвинутым, выпускавшим кинескопы и комплектующие для телевизоров, в частности, и ещё много чего – для электронной промышленности. Серёга Фрумкин был инженером – механиком, а Серёга Крутов, инженером – технологом. Я сошёлся с ними на почве любви к рок-музыке, которой увлекался в юности, и продолжал интересоваться сейчас. К тому же, я хорошо играл на гитаре, а эти ребята тоже любили музыку, умели играть; и мы были ровесниками… Дела у них шли неплохо. Иван – хитрован – им не конкурент, со своими двумя десятками пиратских копий невысокого качества. Чика деньгами дань с них не брал – они отдавали ему новинками записей из блатной музыки, и видео с боевиками. Записи на кассеты ребята делали сами, дома – тоже пиратским способом, но на хорошей аппаратуре. К тому же, они собрали, ещё работая на заводе, специальные приборы, позволяющие регулировать качество аудио и видеозаписи, чем очень гордились. Прилавок у них представлял собой саму основательность: сваренный из толстых железных листов и крепких труб, выкрашенный густым слоем синей краски, с покатой крышей, чтобы снег зимой сам сползал, вместительный. Иногда, после хорошей торговли, они приглашали меня опрокинуть стаканчик и поговорить. Так что, мою историю они знали. В последнее время торговали компаньоны по одному, потому что надо было ещё успевать и тиражировать копии с оригиналов аудио и видеокассет, а по субботам ездили на Центральный рынок. Там у них тоже было место. Недавно им посчастливилось недорого купить вполне приличные «Жигули» шестой модели с «троечным» двигателем, и совсем небольшим пробегом. Прежний владелец – человек пожилой и степенный, ездил на автомобиле только летом, недалеко – за город на дачу и обратно, следил за машиной и берёг её. Но внезапно тяжело заболел, и решил продать и дачу, и транспорт… Пронырливый Фрумкин успел вовремя разнюхать про это, ребята приобрели в складчину эту «тачку» на двоих – для поездок на рынок, и в Москву, за товаром. Однако, ни один, ни другой водительских прав не имели, и навыков вождения – тоже, и только начали обучение в автошколе. Поэтому, они и обратились ко мне с предложением: свозить в Москву кого-то из них в ближайшую субботу, за чистыми, под записи, кассетами. Но перед дальней поездкой – надо было, как следует осмотреть автомобиль, и при необходимости – подремонтировать. За всё пообещали сто тысяч. Какое счастье, что я воздерживался несколько дней от пьянства, а чтобы отвлечься от давящего одиночества, читал по вечерам найденные книги! Я был в силах ехать! Восемьдесят тысяч, без «левых» доходов, я получал в месяц на руки… Разумеется, я согласился! Машина стояла в гараже у отца Серёги Крутова. Когда-то давно у них имелся «Запорожец», но этого чуда автопрома уже не существовало, а капитальный гараж был. Два дня и два вечера, выкраивая время между уборкой на рынке, я занимался их машиной; добросовестно облазил всю, поменял, что нуждалось в замене, поставил новую резину, которую прежние хозяева отдали в придачу. Затем проверил на ходу, и остался удовлетворён – машина годилась для поездок не только в городе. В ночь, наступавшую с пятницы на субботу, мы отправились в путь вместе с Серёгой Крутовым. Поначалу я страшно волновался и нервничал – давно не сидел за рулём, да к тому же, по городу ходили рассказы о том, как в соседней области грабили и убивали коммерсантов, направлявшихся в столицу за партиями товаров, с крупными деньгами. Бодрости духа такие рассказы не прибавляли. Но скоро я освоился, почувствовал автомобиль и дорогу. И успокоился. Хотя недавно и густо валил снег, трасса была хорошо почищена, посыпана песком и почти пуста в такое позднее время. Мы катили по чёрной, натруженной её спине, с разделительной, словно позвоночник полосой посредине, беспощадно разрывая светом фар вязкую темень впереди. Вокруг – тоже непроглядный мрак, из которого то и дело надвигались по обеим сторонам дороги слегка размытые в темноте, казавшиеся обугленными, чёрные стволы и ветви придорожных деревьев, как гротескные декорации в театре абсурда. Снег по обочинам выглядел несвежей медстанбатовской ватой, захватанной закопчёнными пороховой гарью руками. Где-то вдалеке, редко-редко мелькали огоньки заметённых деревенек, а дальше – опять заснеженная, безлюдная российская глухомань, в четырёхстах километрах от столицы. И складывалось ощущение, что мы одни во всей вселенной, а этот тесный мирок салона легковушки – самое безопасное и уютное место на свете… Я впал в знакомое состояние транса дальнего пути, когда всё делается, как бы на автопилоте. Внимание стиснуто в кулаке, усталость долго не приходит, а мозг всё держит под контролем…

–Ты поспи, – посоветовал я Серёге, – перед Москвой разбужу, бензина подольём, на всякий случай, и дорогу посмотришь. Скоро вам по одному придётся ездить.

– Не, Сань, одним пока страшновато. Будем тебя с собой первое время брать. И тебе хорошо, и нам спокойнее. Да и устаешь меньше, когда ведёшь по очереди….

Я согласился с ним. И деньги лишние не помешают, и разнообразие какое – никакое. Пятьдесят тысяч за поездку – моя месячная квартплата…

Рынок, на который мы держали путь сквозь непроглядную декабрьскую ночь, назывался «Горбушка», и был известен на всю Россию, а может быть, и на всю Европу, Южную Корею и Китай, уже начинавший тогда подниматься из коммунистического маодзедуновского мракобесия. Там продавали, по достаточно низким ценам электронику, бытовую технику, диски, кассеты – оптом и в розницу. При этом оптовые и розничные цены, не сильно отличались… Кассетная «Горбушка», расположившаяся в сквере возле ДК имени Горбунова, была ещё, местом тусовки всех тех, кого во времена перестройки называли «неформалами». Чтобы купить нужных кассет, и подешевле – туда нам надо было попасть, как можно раньше – часам к шести утра, когда оптовики только начинали торговлю, по ценам рынка прошедшей недели, ещё между собой не сговорились, и не приподняли цены. Торговали только два дня: в субботу, и в воскресенье.

При въезде на МКАД, я разбудил Серёгу, и подробно объяснял ему, как ехать дальше.

– Смотри и запоминай: по МКАДу едем до поворота на Можайское шоссе. Смотри внимательно, хоть и темно. Там будет указатель. Вот он! Далее, по Можайке, не доезжая Кутузовского, уходим влево. Улица Толбухина – по ней сворачиваем сюда, здесь место для стоянок. Все, Серый – приехали!

Серёга осмотрелся, и грустно улыбнувшись, сказал:

– НИИ космоса имени Хруничева… Интересно, до конца развалилось, или нет? – мы остановились, как раз напротив этого учреждения, на противоположной от него стороне.

Затем он взглянул на часы и одобрительно произнёс:

–Ух, ты! Шесть ровно. Я побежал!.. – вынул из багажника складную тележку, и скрылся в темноте. Фуры с товаром уже заехали на рынок, но покупателей не так много – толпа забурлит немного попозже, часам к восьми…

Я, оставшись в тёплом салоне один, ощутил вдруг липкую сонливость, и сковывающую всё тело усталость. Отвык от дальних ночных поездок. Ещё не улетучилось тепло, и я, только на миг, сомкнув веки, тут же уснул. Сквозь сон я слышал, как Серёга пришёл, выгрузил из тележки что-то в багажник, поспешил опять назад, вернулся, начал укладывать коробки на заднее сиденье, напустив холоду, сказал мне:

–Теперь пойду искать оригиналы новинок, диски для Фрунзе (такое прозвище было у Фрумкина), и для себя.

– Ладно… – сонно пробормотал я, запустил двигатель, прогрел салон и снова отключился.

Окончательно Крутов вернулся, когда уже стало совсем светло. Денёк выдавался солнечный, радующий, не очень морозный, бодрящий. А Серёга был доволен и благодушен. Он плюхнулся на сиденье, предложил перекусить перед обратной дорогой, и принял стопку водки «Кремлёвская», прихваченную им в магазине, неподалёку от рынка, рядом со «Студией №1», которая принадлежала знаменитому на всю Москву, видеопирату Тиграну. Она тогда располагалась на улице Барклая в строении 19\18, между магазинами, за железной массивной дверью, под скромной вывеской. Там Серёга покупал оригиналы новинок, стоившие дорого, но хорошего качества. Весь обратный путь он прикладывался к «Кремлёвской», делаясь всё разговорчивее и веселее, хвалил водку, рассматривал компакт – диски, оригиналы, с которых они потом будут делать копии и продавать. С удовольствием рассказывал истории из своей студенческой жизни. Я слушал его вполуха, потому что движение оживилось, и в Москве, и на трассе – беседовать стало некогда. Да и что мог я поведать ему о своей жизни курсантской?! Муштра, учёба, наряды, караулы, культпоходы по выходным, вперемешку со спортивными соревнованиями… Особенно – первые два курса, когда выход в увольнение в одиночку, чтобы просто погулять по Питеру – я считал невероятной удачей! Серёга задремал от выпитого, и от почти бессонной ночи, а я вдруг задумался: был ли я разочарован тогда, поступив в военное училище? Отчасти – да. Отчасти – нет. В моём поколении юношей, романтика военной службы казалась очень заманчивой, и всячески культивировалась – особенно в провинции. На «абитуре» мы все были энтузиастами, твердо уверенными в том, что мы-то уж непременно привнесём в армию что-то свежее, новое, дослужившись до высоких званий! Правда, солдаты, уже хлебнувшие казарменного быта, и приехавшие поступать вместе с нами – гражданскими, вчерашними школьниками, слушали такие разговоры с ухмылками, скептически возражали, но как-то вяло. Видимо, суровая армейская реальность не развеяла романтических настроений даже у них, что давало нам надежду… Мы все без исключения – очень хотели стать офицерами. Тяжело привыкая к началу учёбы – службы, я утешал себя тем, что эту лямку тянуть всё равно пришлось бы. Не солдатом, так офицером – двухгодичником, когда закончу ВУЗ. Если поступлю, конечно… А курсанты, как не крути – живут всё равно лучше, чем солдаты, и после младших курсов – я не буду заступать в наряды по кухне, и дневальным по роте. Буду жить в курсантском общежитии, а не в казарме. К тому же – учёба не отупляла, как солдатская служба, а развивала, да и отношение к курсантам со стороны командиров – было не таким хамским, как к солдатам. Более корректным, вежливым, уважительным. Например, наш курсовой офицер любил повторять: «Товарищ курсант, если вы – дурак, то носите с собой Устав, как это делаю я»! И искренне удивлялся, когда слышал в ответ сдержанный смешок. Но, зато всё – на «вы»! Наставники наши внушали нам: вы – военная интеллигенция, политработники – костяк Вооружённых Сил великой страны, подвиги комиссаров в Гражданскую, политруков в Великую Отечественную – неоценимы. (Тогда ещё совсем не афишировался тот факт, что политработник обязан шагать рука об руку с «особистами»)… И мы были убеждены в чистоте помыслов до тех пор, пока не попали на первую стажировку в войска, незадолго до окончания третьего курса. Тогда – сразу исчезли все наивные представления, открылась правда жизни, и стала понятной шутка: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор. А солдат из ПВО – заменяет хоть кого»… С такими мыслями, впав опять в дорожный транс, и вёз я домой спящего Серёгу. Доехали мы не так быстро, конечно, как до Москвы, но без приключений и нервотрёпки. Часть кассет повезли домой к Фрумкину. Часть – потом ещё, надо доставить самому Серёге. Фрунзе находился в прекрасном настроении от неожиданно большой выручки на Центральном рынке, где торговал днём один, был очень доволен тем, что привезли много новинок и дисков, которые он заказывал. Выпивший Крутов возбуждённо кричал, какой я молодец, как хорошо знаю Москву, и предложил Фрумкину, помимо ста тысяч обещанных, дать ещё двадцать пять в виде премии. Тот, после солидных рыночных барышей – согласился…

Только загнав машину в гараж, я ощутил, как вымотался за дорогу. Утомление было, словно после марш – броска с полной выкладкой, которые мы в училище совершали, время от времени. На премиальные, я тоже купил себе бутылку «Кремлёвской», пачку пельменей, сметаны; придя домой, кое – как умылся, хлопнул полный стакан, поел и завалился спать. Пока засыпал, всё мне чудилось, что я еду по трассе. Вокруг – с рёвом проносятся машины, и меня плавно покачивает… Но утром – я встал бодр и свеж, позавтракал, и быстренько побежал на работу. Мы с Вовкой густо посыпали дорожки между рядами песком, когда к нам подошли оба Серёги.

– Саня, – обратился ко мне Фрумкин, – поторгуй сегодня, а? Сколько продашь – и то хорошо будет! А то у нас писанины – невпроворот! Перед праздниками всё хватают, как с цепи сорвались…Тысяча с кассеты – тебе… И завтра – тоже выходи торговать. Должен народ быть, хоть и понедельник…

А Крутов добавил:

– Ты ведь в музыке сечёшь… Разберёшься!

– Ну, хорошо… – с замиранием в сердце от радости, согласился я.

Убирал и попутно торговал я всю неделю, имея с этого самое меньшее – двадцать пять тысяч в день… Ребята готовились к субботе, к большому рынку. А мне опять предстояла ночная поездка в Москву, потому что «Горбушка» закрывалась на предстоящие праздники – и почти на месяц! Ребята, подзаняв деньжат, надумали купить кассет побольше, справедливо полагая, что цены в новом году могут вырасти. Решено было: ехать мне опять с Крутовым, а Фрунзе, взяв в помощники, моего дружка Вовку, пойдёт торговать на Центральный рынок. Вечером, перед поездкой, мы завезли домой к Вовке кассеты на продажу. До рынка от его дома рукой подать, и с утра пораньше Фрумкин зайдёт к нему, они вдвоём отправятся, везя коробки с товаром на санках…

Вторая поездка далась мне намного легче, чем первая; правда после иномарки «Жигули» ощущались как-то тупее и казались мне громоздкими, педали тугими, но я приноровился. К «Горбушке» мы опять приехали рано, пошли за кассетами уже вдвоём, с двумя складными тележками. Набрали много, но по цене, куда более низкой, чем Серёга ожидал. Это его сильно обрадовало, и он решил набрать новинок – оригиналов, потому что перед праздниками, по его словам, новинки – вариант беспроигрышный. Уходят – влёт… Мне очень хотелось пройтись по рынку, казавшемуся бескрайним и манящим своим размахом, вместе с Серёгой, но оставлять машину без присмотра с товаром на приличную сумму – было небезопасно. И тут Серёга, которому тоже, видимо, ходить одному по толкучке не очень-то улыбалось, увидел неподалёку пожилого гаишника, одетого по всей форме, с жезлом, бляхой и погонами прапорщика.

– Командир, – обратился Крутов к милиционеру, – приглядишь за нашей машиной? Мы отблагодарим.

– Ладно, ребята! – живо, и с видимым удовольствием отозвался он, – можете не волноваться. Пригляжу, и помогу выехать отсюда. Всего за пятнадцать тысяч…

Серёга тут же отдал ему деньги, и мы окунулись в этот удивительный для меня, бурлящий и живущий, казалось, по собственным правилам и законам, мир «Горбушки». Поначалу, от всего увиденного, голова пошла кругом, и я больше всего боялся потеряться в толпе, отстать от Серёги. Он понял мои опасения, сказав:

– Если разойдёмся – ждём друг друга у машины…

– Да, правильно! – отвечал я.

Размах торжища поражал. Я был здесь всего два года назад, и за прошедшее время количество торгующих увеличилось многократно. Покупателей – тоже. На «пятачке», посредине парка, напротив ДК – развернулись полевые кухни, в которой уже начали готовить горячее и плов, раздувалось пламя в мангалах, и из огромных кастрюль извлекались и нанизывались на шампуры крупные куски мяса. Рядом расположились столы, уставленные водкой, коньяком, джином, виски, жестяными баночками с пивом, несмотря на зиму и холод. Продавали на розлив, на вынос. Откуда-то таскали вёдрами воду в огромный самовар – кипятить под чай и кофе. Неподалёку, прямо в утоптанном снегу, стояли пластмассовые столы и стулья, и первые страждущие уже разливали по тонким пластиковым стаканчикам виски и водку. И на весь этот базарный разгул – торжество дикого русского капитализма нового типа, с противоположной стороны, уныло глядел с пьедестала небольшой бронзовый Ленин. Отставленный вождь пролетариата казался усталым и равнодушным. Стоял себе, засунув в карман пальто правую ладонь. А в левой – он крепко сжимал свёрнутую газету, словно собрался, было, прихлопнуть, как муху, всё это возрождённое буржуйское скопление одним махом, да передумал. Или решил, что в одиночку ему не сладить, а соратников не находилось…

А мы с Крутовым пошли дальше по центральной аллее туда, где уже расставили свои обширные столы – прилавки торговцы CD и CD – ROM, (предназначения которых мы тогда ещё не знали) и чистыми видеокассетами. Продавцы были в основном попарно, а у кого товара поменьше, те стояли по одному. Переходя от прилавка к прилавку, глаза у нас разбегались от изобилия того, что ещё несколько лет назад было немыслимым дефицитом, или под запретом. Китайские CD стоили неприлично дёшево. Наверное, и качество звучания цене соответствовало. Ценились диски, произведённые в Болгарии, стоившие немного дороже, но выглядевшие куда добротнее. Отдельно лежали диски фирменные, накрытые сеткой, чтобы незаметно не стащили. За них просили приличные деньги. Из зарубежной музыки – купить можно было всё! И это казалось мне невероятным. Почти у всех торговцев на заднем плане – бутылки с водкой, термоса, свертки – очевидно, с закуской. Многие, наших с Серёгой лет, одеты в военные бушлаты, военные же ватные штаны, обуты в унты. У одного из них, черноусого, с бледным, худым лицом и живыми карими глазами – на погончиках бушлата я заметил капитанские звёздочки и, не удержавшись, спросил:

– Давно из армии уволился, друг?

Обладатель звёздочек удивлённо посмотрел на меня, так внимательно, словно бы оценивал мою личность: стоит отвечать, или нет. Потом негромко проговорил:

– С чего вы взяли, уважаемый, что я уволился? Я служу, учусь в академии, подрабатываю здесь по выходным. Без подработок в Москве не прожить, особенно с семьёй!

Смущённый его сдержанной, гордой вежливостью, я пробормотал:

– Извините, капитан… Я сам из бывших военных. Сокращён, и уволен в запас.

– Из-за границы? – понимающе кивнул мой собеседник, успевая при этом принимать деньги за диски, считать их, отдавать сдачу, и отвечать на вопросы покупателей.

– Теперь уже да… Из Прибалтики, – грустно ответил я ему. – Ладно, мы пошли. Удачной торговли, брат!

– Вы подходите… – крикнул вслед нам торговец – военный, – я тут почти всё время по выходным. Меня Александром зовут!

– Меня тоже Александром! Подойдём… Просто, очень спешим сейчас!

Мы с Серёгой были потрясены. Что бы офицер, слушатель академии – торговал по выходным дням на рынке, из-за того, что ему не хватает денег для содержания семьи – такое было ещё не слыханным! Когда мы вернулись к машине, старый милиционер не обманул нас: вышел на проезжую часть, перекрыл на минуту движение, чтобы я смог спокойно вырулить, и приветливо помахал нам рукой. Новая буржуазная Москва не переставала удивлять…

3.

Для встречи Нового Года у меня имелось всё. Пахнущая смолой и лесом молодая, пушистая сосенка, шампанское, купленное на рынке у приезжих белорусов в два раза дешевле, чем оно стоило в ларьках, вошедший в моду ликёр «Амаретто», изготовленный неизвестно где, водка «Absolute» с привкусом чёрной смородины, бренди «Metaxa» – тоже сомнительного производства, но тогда мне так не казалось… Заработав денег на торговле кассетами, поездках, погрузке товара, получив зарплату, заплатив за квартиру за два месяца вперёд – я мог себе позволить приобрести к столу то, что раньше было для меня недосягаемо. В канун праздника, придя с работы пораньше, потому что торговцы на рынке старались не задерживаться, и быстро разошлись – я начал готовить закуски к праздничному ужину. Затем с удовольствием искупался, и принялся накрывать стол в комнате, застелив его старой белой скатертью, оставшейся от прежней хозяйки. От неё же осталась кое-какая посуда: гранёные толстые довоенные рюмочки на резных ножках и, даже, два фужера. Хотя мне хватило и одного. Наряженная ёлка благоухала, перемигивалась тепло и таинственно разноцветными огоньками, игрушки поблёскивали, словно радовались тому, что им опять пришлось послужить. В моей душе родилось давно забытое чувство покоя, тихой радости и гордости от осознания того, что вот и я, одинокий, полунищий, оставленный всеми дворник – не пал окончательно духом, сумел создать себе подобие домашнего уюта и праздничного настроения. До двенадцати оставалось ещё четыре часа, и меня посетила сумасбродная мысль: а не прогуляться ли до Центральной площади? Полюбоваться на большую, наряженную, всю в гирляндах красавицу – ель? Как в той – минувшей жизни, когда ходили мы с женой и сыном в весёлой и шумной компании с нашими друзьями – смотреть на начинающийся праздник! Я так живо себе это воскресил в памяти, что у меня защемило сердце от осознания того, что всё ушло невозвратно. Хватив полный фужер «Metaxa», я быстренько оделся и отправился пешком на площадь, благо ходьбы до неё было – с полчаса скорым шагом…

На улице – мягкая, безветренная погода, почти оттепель. Предпраздничная лихорадочная людская суета ощущалась повсюду. Тут и там граждане спешно шагали, кто домой, припозднившись где-то, кто в гости – таща в руках сумки с закусками и выпивкой. Радостное оживление витало во влажном от оттепели вечернем воздухе. Автобусы – почти переполнены пассажирами. Откуда-то уже раздавалось пьяное пение; из окон домов сигналили о близости заветного часа наступления Нового Года, ёлочные гирлянды. Всё это было мне знакомо по предыдущим предпраздничным часам, и в тоже время – казалось каким-то другим, не похожим на то, что было раньше… Всеобщее предвкушение чего-то чудесного, которое непременно сбудется совсем скоро, с боем курантов – охватило и меня. Я почти бежал заснеженными улицами на Центральную площадь, желая сильнее и ярче насладиться всеобщим, беззаботным ликованием, напополам с надеждами на то, что худшее уйдёт вместе со старым годом, а в новом – грядёт только лучшее. Вокруг главной городской ёлки царила кутерьма, отовсюду слышались смех, визги детей, катающихся с небольших ледяных горок, устроенных тут же. Пьяненький дядечка лихо наяривал на аккордеоне, что-то выкрикивая и веселя собравшуюся вокруг него молодёжь. Бабахали хлопушки, взлетали невысоко и жиденько рассыпались входившие в моду китайские салюты. Люди забыли невзгоды, и радовались изо всех сил, правда, радость эта была не как раньше – бесшабашная, безотчётная, почти детская – веселье уверенных в будущем людей. А с какой-то ноткой истеричности. Так мне показалось. Да, ёлка была хороша, да толпа развлекалась, но меня, почему-то, охватило чувство непонятной грусти от всего происходящего. И я не мог понять такую резкую перемену в своём настроении. Вдруг захотелось выпить ещё… Я зашёл в гостеприимно светящийся изнутри, круглосуточный гастроном, купил себе «чекушку» коньяка и маленькую плитку горького шоколада. Встав в сторонке, свинтил крышку, сделал добрый глоток и тут, будто гномы из сказки – словно из-под земли, возникли два рослых милиционера: