скачать книгу бесплатно
Дьявольский полдник. Петербургская пьеса
Андрей Мажоров
4833 год от Р. Х. С.-Петербург. Перемещение в Прошлое стало обыденным делом. Группа второкурсников направлена в Петербург 1833 года на первую практику. Троицу объединяет тайный заговор. В тот год в непрерывном течении Времени возникла дискретная пауза, в течение которой можно влиять на исторические события и судьбы людей. Она получила название «Файф-о-клок сатаны», или «Дьявольский полдник». Пьеса стала финалистом 9-го Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето».
Дьявольский полдник
Петербургская пьеса
Андрей Мажоров
Дизайнер обложки Дмитрий Андреевич Мажоров
© Андрей Мажоров, 2017
© Дмитрий Андреевич Мажоров, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-3503-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Действующие лица
Крис Алдонин («Пашка»)
Йоган Витте («Йоги»)
Алекса Корзухина («Катя»)
Петр Михайлович Тёлушкин, кровельщик
Анисья, его жена
Алексей Алексеевич Пантелеев, купец
Аристарх Осипович Валенюк, литератор
Шарлотта Федоровна Кирхгоф, гадалка
Иван Степанович Михеев, квартальный надзиратель
Антон Михайлович Поприскин, титулярный советник
Маруся Харина («Дева»), прачка
Жорж Дантес, кавалергард
Санитар из смирительного дома
Второй санитар
Человек в шляпе, писатель
Хозяин трактира «Услада друзей»
Половой
Уличные персонажи первой трети девятнадцатого века
Сцена первая
в которой зрители знакомятся с главным героем, попавшим под подозрение
Звучит Полуденный выстрел. На заднике появляется изображение ангела Петропавловской крепости и надпись – «1833 год. Санкт-Петербург». Затем изображение гаснет.
Подвал в доме купца Пантелеева на Малой Дворянской улице. Утро, полумрак. Под иконой светится лампадка. На нарах раскинулся Телушкин – в одежде и сапогах. Пашка метет веником пол. На столе кипятится самовар, рядом с ним стоит пустой штоф, горит свечка.
Т е л у ш к и н (стонет). Матерь Божия, царица небесная…
П а ш к а. Помолись, помолись, Петр Михайлович. Легше станет.
Т е л у ш к и н. Пить дай, сволочь!
П а ш к а. Тока шо самовар поставил. Потерпи маленько.
Т е л у ш к и н. Из ковша дай.
П а ш к а. Сыру не дам. И не проси.
Т е л у ш к и н. Чертов ты сын, Пашка! Ирод ты окаянный… Совести у тебя нет. Дай, сказал!
П а ш к а. Давеча приходили за ключами от нового жильца. От доктора, с тринадцатой. Строго-настрого наказали: сыру воду нипочем не пить, руки опосля нужника мыть с мылом, чистоту блюсти, как родну жену. (Выпрямляется, неодобрительно смотрит на Т е л у ш к и н а.) В сапожищах на постеле отнюдь не валяться.
Т е л у ш к и н. Врешь, дурак.
П а ш к а (снова метет). Холера… мён… мёр… Как ее, вражину… Мёрбис, вроде.
Т е л у ш к и н. Сам ты холера.
П а у з а.
Т е л у ш к и н. В штофе, глянь-ко. Не осталось ли?
П а ш к а (не глядя). Ни капли-с.
Т е л у ш к и н. В лавку сгоняй, я тебе рупь дам.
П а ш к а. Да кабы он был у тебя, рупь-то…
Т е л у ш к и н. А ты почем знашь?
П а ш к а. Ты же сам хватился. Вчерась еще. Вот как ентот добрал.
Т е л у ш к и н. Мне подряд подкатили. Возьми в долг!
П а ш к а. Да уж не дают, в долг-то.
Т е л у ш к и н. Господи, помилуй… (Внезапно садится на нарах, говорит четко и грозно). Ежели ты, сучий сын, мне щас же не дашь похмелиться, я тя… топором зарублю! (Тут же со стоном валится на спину.) Отвару дай мамкиного. Спасает он меня, слышь ты…
П а ш к а. Кончился отвар. Весь ты его выдул, Петр Михайлович… Снова в деревню надоть, да не доедешь нонече.
По шаткой лестнице в подвал осторожно спускаются купец П а н т е л е е в и фельетонист В а л е н ю к. Купец крестится на темную икону в углу подвала. В а л е н ю к с недоумением озирается.
К у п е ц. Сюды пожалуйте. Здеся они проживают.
В а л е н ю к. Как-то тут… э-э… весьма амбре.
К у п е ц. Уж знамо дело – вонят. Мужичьё-с!
Купец по-хозяйски подходит к столу, встряхивает штоф над ладонью, скатившимися каплями растирает шею. Крякает. Фельетонист, ступая по-кошачьи, приближается к Т е л у ш к и н у и наводит на него лорнет.
В а л е н ю к. Так это он и есть, наш герой?
К у п е ц. Собственной персоной. Пётра! Ты живой али как?
П а ш к а. Со вчерашнего они.
К у п е ц (снизойдя до П а ш к и). Ты кто?
П а ш к а. С артели евонной. Новик.
К у п е ц. Могёшь что?
П а ш к а. Так, фальцы… гнем. Гибёж делаем. Да всё…
К у п е ц. Звать как?
П а ш к а. Пашкой.
К у п е ц. Почему здеся? Артель-то он распустил давно.
Па ш к а (шмыгнув носом). На подхватках я. Жалко яво, пропадат. Так-то он дядька хороший и кровельщик от Бога… Только пьёть… Ух ты, как пьёть! Как утка беззобая…
Т е л у ш к и н, застонав, отворачивается лицом к стене. В а л е н ю к с удивлением замечает на ней семиструнную гитару с бантом, разглядывает в лорнет, проводит пальцем по струнам. Потом внимательно изучает прикрепленную рядом картинку, читает вслух: «Мужики Долбило и Гвоздило, побивающие французов».
К у п е ц. Вот как гостей встречат… Михалыч, пробуждайся! Дело есть.
В а л е н ю к. Представляется, душа моя, беседу придется отложить.
К у п е ц. Зачем отложить? Не надо. (Посмеиваясь.) Сие поправимо-с!
В а л е н ю к. Согласитесь, встреча с предметом моего очерка принимает несколько… сатирический характер. Вы не находите? В другой раз, пожалуй.
К у п е ц. Вы про запой изволите? Так ён… и в другой раз будет. Пьяное рыло – чертово бороздило. А дельце-то надо сполнить. Дельце-то… (Обращается к П а ш к е). Сыпь сюды!
К у п е ц роется в карманах сюртука, извлекает деньги, быстро пересчитывает.
К у п е ц. Сгоняй в «Усладу друзей», возьми анисовой. (Оглядев В а л е н ю к а.) Штофа два, што ли…
П а ш к а. Слушаю-с!
В а л е н ю к. Право, душа, уж я и не знаю.
К у п е ц. Вы, господин сочинитель, к столу присядьте покаместь. Вот и самовар поспел… (П а ш к е.) Баранок возьми, балычку астраханского. Икорки свежей фунт, огурцов тама. Лямон…
П а ш к а (выкатив глаза). Слушаю-с!
К у п е ц. Хлеба-то нет в доме? Да куды… Хлеба тоже возьми.
П а ш к а. Есть-с!
К у п е ц. И чтобы пулей. (П а ш к а мгновенно исчезает.) Не побрезгайте, господин писатель, заодно уж и закусить. Что за беседа… без соли и хлеба. Вы, я чай, не против?
В а л е н ю к. Ну, что же… Разве по-русски, запросто… Для чего нет-с? (Покосившись на Т е л у ш к и н а, церемонно усаживается за стол, кладя рядом цилиндр и перчатки.)
К у п е ц (садясь напротив, глядя на Валенюка). Пётра, тудыть и растудыть! Двор не метён, поди, три дни! Разлегся он, страдат… Он, милостивец мой, вот как жена его преставилась… (Крестится на икону.) Господи, помилуй… Остатний разум потерял. И ране был дурак дураком, а посля…
Т е л у ш к и н (в стену). Молчи, истукан…
К у п е ц. О, о! Гляньте-ка, очнулся!
Т е л у ш к и н. Не бреши, про что не знашь…
К у п е ц (передразнивает). «Не знашь»… Ух ты, брат, каков!
Т е л у ш к и н (поворачиваясь на спину). За больное место не тронь…
К у п е ц (В а л е н ю к у). Из жалости токмо терплю енто… явление природы.
В а л е н ю к. Что же поделать? Эпидемическое русское заболевание, чуме или оспе подобное. Антре ну… (Понизив голос, извлекая блокнот.) Известный либералист… и с направлением-с… в аглицком своем журнальчике так прописал… (Читает.) «Когда у него… то есть, у мужика-с… все средства борьбы исчерпаны, наш соотечественник выражает свой протест в том числе и пиянством». Каково?
К у п е ц. Это да… Девяти еще нет, а ён уж протестуеть…
В а л е н ю к. Не умею сие постичь.
К у п е ц. Подумать только! Это вот самое чудо-юдо к самому государю водили! И денег-то ему дали, чурке ярославской, что грязи, и в газетах прописали аж с патретом, и подряды тут же пошли… Все пропил, дурак. Все как есть пропил. Одна медаль осталась. Михалыч! Медаль-то свою не пропил, я говорю?
В а л е н ю к. Желательно бы взглянуть на сей, станем так говорить, артефакт. (Снова раскрывает блокнот, делает пометку карандашом.)
К у п е ц. За Образом держит, ежели не продал. (Лезет за икону, достает медаль на ленте и серую тощую брошюрку.) Пылишши-то… Вот она, царева награда. На анненской ленте! Вот, извольте видеть. (Протягивает медаль В а л е н ю к у.) А это вот – господина Оленина сочинение. Про олуха ентого. (Сдувает пыль с брошюры.)
