скачать книгу бесплатно
К у п е ц. Мы к тебе пришли не песни петь. (Отбирает у Т е л у ш к и н а штоф, сам разливает.) Дай я, расплещешь еще. По делу давай. Господин писатель желает знать, как ты до жизни такой дошел. Запьянцовской.
В а л е н ю к. Новый раздел наш будет называться – «Столичные физиологии».
Т е л у ш к и н. Так…
В а л е н ю к. В сем разделе намерены мы отразить быт и нравы северной нашей Гоморры. Со всей, станем так говорить, писательской дерзостью и гражданской прямотой. Не взирая на лица, сословия и чины. (Берет рюмку, строго на нее смотрит.) От чего, к примеру, славные сыны Отечества нашего столь несуразно употребляют? Зачем пребывают в такой, как бы это выразиться, горькой нищете и пьяной непотребности?
Т е л у ш к и н. Кх-м… Угу. (Тоже берет рюмку и тоже ее разглядывает.) Зачем?
В а л е н ю к. Заглянем в потаенные углы, навроде вот вашего. Что ж такое? Герои истинные, мастеровые люди – гордость Отчизны! А? Обитают в тухлых, станем говорить, углах. А сокрушители Бонапартия? Воины, всю Европу прошедшие, позабыты, позаброшены, влачат ничтожное существование, ютятся в подвалах, погрязли в пиянстве и немыслимом разврате! В то же время народы европейские и заметьте – побежденные-с! – процветают и в хозяйственном, и в культурном значении!
Т е л у ш к и н. Дурак народ наш… Пороты мы, видно, мало. (После паузы, осторожно.) Так что, гости дорогие? Со свиданьицем?
Все трое выпивают, крякают. В а л е н ю к и К у п е ц закусывают, Те л у ш к и н шумно нюхает рукав. П а ш к а вертится рядом.
Т е л у ш к и н (морщась). Ему плеснем, что ли?
К у п е ц (жуя). Вот еще, мальца спаивать… Где мётлы твои?
Т е л у ш к и н. В углу тама.
К у п е ц встает, направляется в дальний угол, выбирает метлу и ведро, жестом подзывает П а ш к у.
К у п е ц. На-ко, поработай. Три дни ни двор, ни улица не чищены. Лужу вычерпай! Неровен час, надзиратель заявится. Гривенник дам.
П а ш к а. Сделаем!
В а л е н ю к и Т е л у ш к и н между тем продолжают беседу.
В а л е н ю к. А признайтесь, милейший, чтО же изначально побудило вас к этой, станем так говорить, пагубной страсти? С вашим ремеслом решительно не совместной?
Т е л у ш к и н (помрачнев). А дурость моя несусветная. (Быстро разливает по стопкам.)
В а л е н ю к. Однако же заметил здесь любезный мой проводник о скоропостижной кончине супруги вашей… Как, бишь, ее?
Т е л у ш к и н. Анисьей звали. Ну тады, стало быть, помянем. Вроде как – годовщина у нас сегодня. (Выпивают.) Э, нет, господин писатель – до дна. За помин – токмо до дна, обидишь…
В дальнем углу продолжается разговор, не слышный для выпивающих.
К у п е ц. Ты вот что еще… (Берет П а ш к у за воротник и близко притягивает к себе.) Ты каким-таким отваром нашего Пётру выпаиваешь? Поделился бы…
П а ш к а. Так мамка с собой дала. На травах луговых да на березе. Да на шишках еловых.
К у п е ц (оглянувшись, еще тише). Специфический стероидный токсиноблокатор общего действия «Эол 304 М»?
П а ш к а ошарашенно молчит.
К у п е ц (снова оглянувшись, почти шипя). Еще раз услышу – отчислю с практики к чертовой матери. Марш на улицу!
П а ш к а пятится к лестнице, не сводя глаз с К у п ц а.
П а ш к а. Все сделаем в лучшем виде, Лексей Лексеич! Не извольте сумневаться! (Исчезает.)
К у п е ц (громко, вдогонку). И лужу от ворот отгреби! Развели мне тута… моря-окияны! Не пройтить, не проехать!
Сцена вторая
в которой обычный петербургский двор становится местом загадочных происшествий
На улице Пашку встречает серое питерское утро: воробьиное чириканье и воронье карканье, отдаленный барабанный бой, пиликание шарманки и почти сразу – отчаянный, нечеловеческий крик. Два огромных санитара в грязно-белых халатах выволакивают из дверей полуголого связанного человека. Сумасшедший дико выкатывает глаза, издает нечленораздельные звуки и плюётся. На шум собирается разношёрстный народ – мастеровые, разносчик с корзиной на голове, мелкий чиновник; шарманщик перестает крутить ручку своего разбитого инструмента; кое-где распахиваются окна, высовываются бабы. Изловчившись, сумасшедший высвобождает одну руку и с торжествующим воплем хватает за нос одного из санитаров.
С а н и т а р. Дво… Ах ты, бесов сын! А ну, пусти! Дворник! Дво… (Мотает головой, пытаясь освободить свой нос.)
С у м а с ш е д ш и й. Как смеешь ты, скотина, тащить самого царя гишпанского? Харя твоя немытая!
Из толпы доносятся смех и советы: «Под микитки яво! Под вздохи пхни яво! Так-то, эх!»
С а н и т а р. Дворник, черти тебя раздери! (Подскакивает П а ш к а.) Ты, что ли, дворник?
П а ш к а. Точно так!
С у м а с ш е д ш и й. А-а-а, капуцины мавританские! Христопродавцы! Вот тебе! (Бодает головой второго санитара в грудь.)
С а н и т а р. Ключ от фатеры в кармане возьми… В халате, слышь, возьми…
В т о р о й с а н и т а р. Я те пободаюсь, крапивное семя! Получай! (Сильно бьет сумасшедшего по голове. Тот обмякает, его снова связывают. П а ш к а вытаскивает ключ.) Квартального дождися, пусть обсмотрит все у него. Бумагу составит, то-сё. Некогда нам тут с ним… прохлаждаться.
С а н и т а р. В четвертом етаже каморка его! Под крышей!
П а ш к а. Знаю я!
С у м а с ш е д ш и й (очнувшись, горестно). Что ты знаешь? Ты ничего не знаешь. Мне жаль тебя, магометанин, дитя природы… Ты зришь, как падают короны и главы избранных родов! (С а н и т а р у, жалобно). Пусти руку, рожа… Наследника престола прибил, опричник…
С а н и т а р (толпе). А вы чего уставилися? Балаган вам тута, представление? (П а ш к а теснит зевак, выставив перед собой метлу. Нехотя публика подается назад.) Дворник, куды ты опять делся?
П а ш к а. Здеся я!
С а н и т а р. Туды, что ли, в обход?.. Туды, нет?
П а ш к а. Куды туды?
С а н и т а р. На Дворянскую вашу, «куды», аристокрация голодрана… Собралися, смотрют… Нет, чтобы лужу вычерпать… Ходи тута, ноги ломай…
С у м а с ш е д ш и й (изнемогая). Свободу России!
В т о р о й с а н и т а р. Сами скоро в нее ляжете… Порося православные…
С а н и т а р ы уволакивают хныкающего сумасшедшего. Толпа постепенно расходится. Шарманщик вновь начинает крутить ручку, наполняя двор унылыми звуками. Хлопают закрывающиеся окна. К П а ш к е, взявшемуся за метлу, подходит последний из зрителей – остроносый молодой человек в плаще, с волосами, ниспадающими на плечи из-под широкополой шляпы.
Ч е л о в е к в ш л я п е. Послушай, малый…
П а ш к а. Чего изволите-с?
Ч е л о в е к в ш л я п е. Вот этот… безумный… Кого увели. Кто он таков?
П а ш к а. Поприскин, титулярный советник… С двадцать шестой. Квартировал с Марфой Пономаревой, кухаркой. Токмо она теперь в деревню подалась – страшно, вишь, с блажным проживаться… Так-то он тихий был, незлобный, все в должность ходил, газетки читал да бормотал всякое… несуразное. Придет, бывало, с присутствия и сразу в постелю.
Ч е л о в е к в ш л я п е. Так обычное дело.
П а ш к а. Однако платил исправно, ничего не скажу. Достатков ему сильно не хватало, вот это было приметно. От того и повредился.
Ч е л о в е к в ш л я п е (негромко, сам себе). Чудесно… Титулярный советник от нищеты с ума сошел. Интересно… Ах, как хорошо…
П а ш к а. Приходили тута к нему – с департаменту. Так ён на четвереньки упал и ну – собакой лаять! Потом встает, руку эдак вытягиват и давай их поносить! «Циклопы, шумит, мандарины китайские! А главная безобразия ваша – сам господин енерал! Будьте вы все прокляты!» Да как завоет, аж кровь в жилах застыла… Эти-то, товарищи его, по лестнице кубарем скатились, так испужалися… И бегом со двора!
Ч е л о в е к в ш л я п е. Замечательно. Нет, в самом деле, славно… А скажи-ка, братец, такая Кирхгоф Шарлотта Федоровна, не в этом ли доме обитает?
П а ш к а. Которая колдунья? Это – прошу покорно…
Ч е л о в е к в ш л я п е. Зачем колдунья? Известная гадалка. Весьма прозорливая. Говорят, судьбы провидит удивительно точно…
П а ш к а. Так-то оно так… Но… (Оглянувшись, доверительно.) Нечисто там, ваше благородие.
Ч е л о в е к в ш л я п е. Это почему же?
П а ш к а. Нечисто… Ваша правда – все, что Кирховша нагадает, все, как есть, сбывается. Но токмо самое худое. А чтобы что хорошее… Того не быват. Злобная она. Вы бы не ходили.
Ч е л о в е к в ш л я п е (неуверенно). Все же надо сходить…
П а ш к а. Ну, я уведомил. Только на меня, чур, не ссылаться. В девятом нумере немка живет. С горничной, звать – Катерина. Но их сейчас дома нет – к заутрене поехали. Потом в Гостиный двор, в лавки… Кубыть, нескоро придут.
Ч е л о в е к в ш л я п е. Нескоро… Тогда вот что. (Достает листок бумаги, что-то быстро пишет карандашом.) Передай ей, любезный, вот это. Как появится. (Дает П а ш к е вместе с пятаком.) А лужа у тебя знатная! Просто… Черное море, а не лужа! Гусей не завел еще?
П а ш к а (шмыгнув, весело). Не-а!
Ч е л о в е к в ш л я п е. В какой-нибудь Италии такой и не сыщешь! А?
П а ш к а. Не могу знать, ваше сясество – не бывал-с!
Ч е л о в е к в ш л я п е. Трактира нет ли поблизости? Чаю бы испить.
П а ш к а. Так тут рядом, за углом. Именуется – «Услада друзей». Вывеска, то есть, висит – приманчивая. Тама и чаю… можно.
Ч е л о е к в ш л я п е. Что ж – насладимся. (Задумавшись). Ты, брат, с такою-то лужей прямо в историю попадешь, видит Бог… Или в литературу русскую. (Уходит, бормоча под нос.) Поприскин, да… А если, например, Поприщин?
П а ш к а недолго смотрит ему вслед, разворачивает записку, читает, потом вместе с пятаком прячет в карман фартука. Прихрамывая, подбирая по дороге брошенные медяки, к нему приближается шарманщик, закончивший, наконец, свой убогий концерт. Останавливается рядом и вдруг оглушительно чихает.
П а ш к а. Здравствовать… желаю.
М у з ы к а н т (слегка заикаясь и поправляя маленькие круглые очки). Б-благодарствуйте. (Тихо.) Ты видел, Крис? Видел?! Прямо по моей теме!
П а ш к а (тоже негромко). Не ори.
М у з ы к а н т. Он?
П а ш к а. Похоже.
М у з ы к а н т. Но п-почему?
П а ш к а. Кирхофшу спрашивал.
М у з ы к а н т. Выходит, он о ней знал! Ты об этом читал где-нибудь?!
П а ш к а. Слушай, не возбуждайся. И вообще… (Оглядывается.) Сюда больше не ходи. Я спалился.
М у з ы к а н т. Кто?
П а ш к а. Купец. Я сразу заподозрил. Потом расскажу.
М у з ы к а н т. К-купец? Это который Пантелеев?
П а ш к а. Отчислением грозил.
М у з ы к а н т. Странно…
П а ш к а. Что странно?
М у з ы к а н т (снова оглушительно чихает). Незадолго до п-провала Мещерский приютил одного пилота. На п-перевалке. Авария, уходил с Бородина… Так он шепнул Мишке… (Совсем тихо.) Резидент тут у них никакой не Купец, а некто… П-погост. Загадочная личность.
П а ш к а. Как? Вообще не слыхал…
М у з ы к а н т. Агентурный псинаним, как тут говорят. А кто это – пилот не знает. Зверь, говорит, беспощадный. Шаг в сторону – расстрел. И на кладбище. Отсюда – П-погост.
П а ш к а. Комиссия исторической безопасности?
М у з ы к а н т. Aber natuerlich! (Ну конечно! – нем. яз.) Вот этот П-погост его вычислил и домой отправил. С первой же полевой практики! Мишка, уходя, вышел на оперконтакт и передал. (Молчание.) П а ш к а. Как оно было-то?
М у з ы к а н т. Говорили ему – носи преобразователь на шее, вроде оберега. Как все нормальные люди.
П а ш к а. А он?
М у з ы к а н т. Перед баней сунул прибор в карман. И забыл, д-дурак. На мазурке взопрел, естественно, полез за платком. Преобразователь выпал и – вдребезги. Скандал! Одежда, усы, бакенбарды – все исчезло. Мечется, за колонны прячется, сам г-голый… Теперь на кафедре объяснительную пишет. А такая тема была! «М-мифология русской дуэли»!
П а ш к а. Все испортил, поганец.
М у з ы к а н т. Вестимо. А что же, дорогой шеф, мы теперь б-будем делать? (Чихает.)
П а ш к а. Подумаем. Общий сбор в воскресенье. Место – прежнее.
