скачать книгу бесплатно
Таймер камеры отмечал уже десять минут записи, а я всё продолжала стоять и смотреть на этот, можно сказать уже, что и «общий», апофеоз и, лишь меняя ракурс-угол съёмки, старалась заснять всё и всех, вся, как снизу, так и сверху, чтобы показать всю степень удовольствия одних, а затем и вторых, переводя объектив после и на девчонок, которые уже давно лежали на полу, лаская друг друга! Раздев брюнетку, рыжая языком исследовала тело подруги, несмотря на весьма и разрывающую боль в правом предплечье, как и на окружающих. Да и на всех же и всё! Где-то покусывая зубами, а где-то и зализывая языком, посасывая кожу губами, она срывала стоны со рта своей любовницы, исследуя её уже и затвердевшие соски, параллельно и нежно-грубыми движениями пальцев лаская её между ног – через ткань шорт. Брюнетка же, обнимая подругу за талию правой рукой, левой – сжимала её упругие ягодицы, сначала одну, потом вторую, затем и обе, периодически ещё и шлёпая-оглаживая наверняка уже и покрасневше-раскрасневшиеся, если и не посиневшие места, попеременно проводя ею и по её же груди.
Подойдя к ним, я всё-таки не сдержалась и улыбнулась более-менее дружелюбно, присев на корточки и прошептав на правое же ушко рыжей, отведя пистолетом волосы:
– Вернись – к губам.
И, на этот раз уже без каких-либо пререканий, соплей и слюней, осуществив мою пока ещёпросьбу, она накрыла рот подруги своими губами, тут же прикусывая и оттягивая своими белыми ровными зубами её нижнюю губу на себя и всасывая её в себя же затем! Ну а я же, наведя камеру уже и на их головы, друг под другом, установила пистолет на затылок рыжей же – и, под их общий вопль, «зажёванный» же в и самим поцелуем, нажала, спустила курок: пробив череп рыжей – пуля прошла насквозь, оставшись в лице брюнетки; и руки обеих – безвольно упали по швам и на пол. Две!
– Всем шлюшкам – воздаётся по заслугам!
А когда обернулась – увидела уже пришедшую в себя шатенку, что и с нечеловеческим же остервенением уже пыталась оторвать блондина от брюнета, что-то крича им и параллельно же ещё оттягивая одного своего друга от члена другого и его же любовника. Но и тот же – лишь отпихивал подругу и снова нанизывался на орган первого!
С улыбкой наблюдая, как её губы, беззвучно – всё ещё для меня, но и звучно – для неё и остальных, двигаются в мольбах и прошения, просьбах о пощаде – я вновь подняла её своей правой рукой, намотав её волосы же на кулак, и приставила к доске спиной:
– Нравилось смеяться – над ней? Нравилось и угорать – над человеком? Издеваться – над ней, когда она… протекла на паре! – Прорычала я, пока в голове между тем вырисовывался образ милой и главное «приятной», не только лицом и телом, но и душой, брюнетки: с короткими тёмно-каштановыми волосами – до плеч, серо-зелёными глазами меж чёрных и длинных ресниц и под такими же узкими бровями – на не менее узком, а и точнее «низком» и бледном лбу, впалыми щеками и острыми скулами, тонким и длинным носом и узкими губами над небольшим и круглым, с ямочкой, подбородком. Серая мышь! Но и скорее, а там и «именно» – «мораль»! В вечно сером, да и чём-то ещё таком же, что могло – как-то укрыть, спрятать её; помочь – слиться с общим фоном и пространством, не выделяться из… чёрно-белой массы. Не отсвечивать! И так ушла в себя, что почти и пропустила момент, когда девчонка начала качать головой и что-то молотить-лепетать в ответ, но и закрываясь под конец-очередное-начало – бью её головой о доску, с широкой злорадной улыбкой смотря затем на вмятину: на кровавый след – на глянцевой же белой поверхности! «Красное» на «белом»… От пусть и «серого» же тела. Но –и из «чёрной» же души! Эстетика! – Вы же так веселились – унижая её! Сначала – на паре. После – и в «сети»… Я видела «беседу» – и знаю каждую фразу их и… На зубок выучила-вызубрила – фразы, что ты… Ты!.. Как человек же, что должна была быть – с ней и за неё: по виду и расе!.. И твоя же подруга… Вы!.. Писали ей! Словили – кайф, а?! Да-а-а! Пора платить – за удовольствие! – И, тут же пряча пистолет за кожаный чёрный ремень джинс позади себя, в очередной же раз благодарю организаторов семинара! Из-за них и, безусловно же, «благодаря» им же: нас никто раньше положенного – не «подслушает» и не услышит! И, придержав правой рукой её за горло, левой же – резко срываю с неё штаны. А следом – и белые кружевные трусы… с широкой белой прокладкой! Так уж вышло, что когда она разговорится –никто не в силах её заткнуть! И пару дней назад, «как раз», через этот же всё самый её бесполезный трёп –я и услышала информацию, которая меня очень обрадовала: «в этот день» –у неё должны были пойти-прийти месячные! О да… «Идеальная» месть! Та бы… Та бы –мной гордилась. Точно и… Определённо! Вот только и дьявол бы вновь –лишьрасстроился. Но и куда уж «одной» спасённой жизни –против «семи» загубленных? А сколько –ещё будет!.. Не могла же за себя постоять –и не постояла… А я вот – почтисмогла. «Смогла»!Да… Ведь и осталось же – совсем немного! Затем срываю и её – и откидываю куда-то к чёрному пластиковому мусорному ведру с чёрным же полиэтиленовым пакетом для мусора внутри! Шатенка – пихается. Пытается даже – и вырваться… Но и я – лишь сильнее сжимаю её шею в своей хватке, ловя её немые движения губ. Но – и не своими же губами! А будто и хозяйка домашнего животного, в данном же всё случае – «рыбки», и через всё тот же пакет, правда, уже и прозрачный, с водой и… тряся же его изо всех своих «детских любвеобильных сил»: «Ры-ы-ыбк-а-а-а!». «В поисках Немо». Помним. Любим… Надо пересмотреть! Сразу после – «Короля льва». И «Спирита»! После чего – возвращаю её одежду на её же «законное» место и наблюдаю, как девчонка сжимается, держа себя руками, и горько плачет! Дело –времени… Напряжение – сделает своё дело; а нервный срыв – и подбавит. А там –ещё догонит и… «Добавит»! И скоро, буквально же уже и вот-вот – «мы» сможем лицезреть ещё одно ответвление от шоу! Пока и мальчики же всё, тем временем, не теряли же его даром и, уже поменявшись местами, продолжали своё наипрекраснейшее действо: где уже и брюнет – отсасывал у блондина; а второй, блаженно прикрыв глаза и запрокинув голову назад, с упоением облизывал влажным языком свои сухие и покусанные губы. Целиком же –взял и… Прямо-таки –захватил! Какая умница… И, параллельно же ещё задавая уже и «свой» ритм-темп, он так же тяжело дышал, хрипел и почти же что гортанно и с «рыком» стонал, пропуская тёмные короткие пряди своего любовника через пальцы!
И, снова же включив видео, до этого же какое-то время всё же попридержав его на «паузе», чтобы и всё, всех и вся же более-менее «подготовить» – к крайнему и тут же последнему, финишному рывку, я ухмыльнулась и, обведя «взглядом» телефона аудиторию, начала – вновь с парней, после чего – перешла на тела девчонок у двери… и, наконец, закончила – брюнетом у стены; воспользовавшись ещё и моментов, ненадолго к нему и поближе же подойдя, забрала у него телефон! И, вытащив таки его же сим-ку из него, тут же сломала её; а чёрный гаджет с яблочком – прибрала себе: в задний же правый карман джинс – под рукоятью, а и не дулом пушки. И вновь затем – подошла к шатенке!
– Какой казус, а… Надо же!.. «Студентка» и… «Протекла»! Что же ты так, м?.. Не следишь за… «этим» делом?! – Хриплый и надсадный смех вырывается из моей глотки, пока я опускаю камеру от лица заплаканной девчушки к её же ногам, засняв и во всей же красе – тёмно-бордовое пятно на внутренних сторонах её бёдер, широко же при этом ещё и улыбаясь-скалясь. – Какой позор! Да… Попасть в её ситуацию – неприятно, правда? – Кивает и сильнее прежнего всхлипывает-кашляет. – Я знаю – как помочь тебе: избавиться от… «этого». Могу подсказать! – И ведь самая что ни на есть «надежда» – зажигается в её карих глаза. А мне вдруг и совсем уже становится ненавистен – этот цвет. Ведь и мало того, что меня тошнит от неё – от самой себя! У меня же –точно такой же цвет и главное «размер» глаз! – За моей спиной, в самом дальнем углу аудитории, открыто окно, в которое вы так часто и так «беспалевно» – курили, твари, свою «дрянь»! Поднимись на подоконник – и спрыгни с него! – Её «отвратительные» глаза вмиг расширяются – в шоке и ужасе; и она уже – качает головой, автоматически ещё и делая резкий шаг назад от меня, пытаясь защититься. Но и лишь забывает, что дальше – только доска и бетонная стена: и с размаху бьётся головой – об них! – Или я сделаю ещё одну дырку – в твоём теле… Быстро и чётко! Чёт-но… Но вот только и совсем же не факт, что ещё – и «безболезненно»! – И она закусывает свою нижнюю губу, опустив голову и своё же заплаканное лицо к полу. Неужели –взвешивает все: «за» и «против»? Она умеет –думать?! Прям открытие за «открытием»! И, после короткого молчания, прерываемого лишь тихими стонами и таким же хлюпаньем, она мельком кивнула, так и не посмотрев ни на кого и ни на что и, обойдя меня, двинулась к окну! А нам моём же лице и губах, тем временем, расцвела удовлетворённая улыбка; и, подняв телефон с включённым видео повыше, я, наконец, повернулась в её сторону, чтобы заснять всё – в мелких деталях и таких же «мелочах»! С помощью стула – она становится на подоконник; и с пару секунд ещё – смотрит вниз. Задерживает дыхание. Выпускает… Сжимает кисти рук в кулаки и… тут же разжимает. Нервно заламывает пальцы… Повторяет это действие – вновь и вновь. И вдруг… Её руки – падают по швам. И, закрыв глаза, посильнее зажмурившись, она делает шаг вперёд, наружу и… исчезает! Пока и я же всё не спеша – следую за ней: не только и по пятам, но и, прикрыв глаза, с упоением ориентируюсь на звук и «считаю секунды». На счёт «пять» – слышу женский визг. После – мужские крики о помощи! И, на цыпочках таки обойдя парней, подойдя, наконец, и к окну, я выставляю телефон наружу-улицу, ловя объективом разбитое и сломанное тело – в луже собственной же крови; как прохожие суетятся – вокруг него-неё, как «муравьи», прося, а там и «требуя» скорую и… захлопываю же окно!
Вернувшись к оставшимся, предусмотрительно переступив через трупы и лужи крови, с грустью отметила, что аккумулятор телефона вот-вот сядет – и, в уже спешном порядке подойдя к мальчикам, встала за спиной одного из них, тяжело вздохнув. Несмотря ни на что –они были самыми лучшими… моими марионетками. Касаюсь стволом пистолета затылка брюнета – и сразу же спускаю курок! Никакого «обратного синдрома» – только «личное». Два раза! Один… Ноль. Чтоб… Наверняка. И не «спасти»! Блондин – жалобно простонал и взвыл, отчего его рот ещё больше раскрылся, до прямо-таки и невероятных размеров, и упал, накрывая своим телом тело брюнета! Вовремя отскочив, я навела на них камеру телефона, записав: как при падении на первого же – второй ударился шеей о стоящий перед ним стол и, свернув шею об него, в ту же секунду умер! Ох… Его смерть была – самой мучительной! Вначале – получив пулю в коленную чашечку. После – в пах. А затем – и сломав шею о стол… Он страдал – больше всех! «Всех» – умерших от выстрела и потери крови. Справедливо ли? А что такое – «справедливость»? То же –что и «жизнь», м! «Сложное» понятие. Не для «принятия»!
И, вновь же осмотрев, так и «этак», аудиторию, как в последний и уже без «как» раз, я выключила камеру и, убрав телефон окончательно в рюкзак, подобрала и его, параллельно ещё спрятав в него и оружие, и направилась на выход, обходя, «как некрестный ход», и переступая, словно бы и собственный же «прыжок неверы», через всех! Затем закрыла дверь «с обратной стороны» на ключ – и спустилась по лестнице на первый этаж. Но и после же чего – ещё на один пролёт. Нулевой «пациент»! И «пожарный выход» – под лестницей: с белой деревянной дверью и красным же глянцевым квадратом на нём – с наклейкой-изображением белого огнетушителя! Присев у неё, я вновь сняла и открыла рюкзак, изъяв из него белый баллон с газом, и кинула его на пол. Потом – открыла белую бутылку с яркой же красной этикеткой, жидкость для розжига костров, и быстро облила ею баллон! Затем встала, подобрала рюкзак и, ведя дорожку прозрачной жидкости за собой, прошла к семинариантам со второго, не главного входа, так сказать и замкнув круг, а и точнее «квадрат» и вернулась к пункту охраны и самому же выходу уже непосредственно из самого здания, встретив всё тех же старичков с осунувшимися и дряхлыми лицами, но и всё с такими же светлыми чертами их, лишь немного подёрнутыми паутиной морщин – на высоких смуглых лбах и у уголков глаз, у мужчины – голубых, немного и косящих одним левым, а у женщины – светло-карих, и с такими же светлыми, почти и белыми короткими ресницами и широкими бровями; не говоря уж и за морщинки у полных губ – под узкими и чуть вздёрнутыми носами, переходящими на лишь ещё и слегка полноватые щёки и округлые ровные подбородки.
– Вам лучше – уйти отсюда: у меня к вам – претензий нет… Надеюсь, и у вас!
И, продолжая как ни в чём не бывало выливать содержимое бутылки, я перепрыгнула через турникеты и, лишь на миг остановившись, развернулась, чтобы затем отбросить её куда-то в сторону и, изъяв коробок спичек из рюкзака, зажечь одну из них. Ну а после, с широченной же улыбкой от уха до уха, кинула её – перед собой! И стоило мне лишь вновь развернуться, пройти тамбур-предбанник и переступить через порог, как раздался оглушительный взрыв моего газового баллона! Затем – ещё один. И ещё… После нескольких таких взрывов – взорвался и основной, главный баллон, установленный заблаговременно, как и прочие – «по углам», только и этот – ровно посередине аудитории и «под столом», где и шёл семинар… у всего же четвёртого курса! От силы взрыва, как и последовавших же затем, да и предшествующих же ранее «взрывов» – стены здания буквально вылетели, рассыпавшись на куски. За ними – повылетали и стёкла, раскрошившись на осколки. И последним аккордом в этой симфонии – стал потолок, а и точнее «крыша», которая обвалилась, как у карточного домика или, и лучше, «последняя доминошка», накрывая собой – всё и вся; и забирая же и окончательно жизни – всех!
Что ж… Но и как я уже говорила – я могла бы устроить всё это и в первом корпусе!.. Но и так же ещё вышло, что четвёртый курс – заседал в основном именно здесь. А бегать – оттуда-сюда-и-обратно?.. Не было никакой – ни возможности. Ни такого же и «желания»! Не с пары же или какого мероприятия – отсюда и туда: на остановку же меж ними – сподручней. Да и так же всё – я вновь убила одним выстрелом сразу же двух зайцев: избавилась от части гнили из своей группы… От гнилых сливок!.. и от курса, возомнившего о себе невесть что и тут же «слишком много», всё и вся буквально, демонического деспотизма-и-терроризма. Нет –нацизма и фашизма! Есть –лишь крысы… И их –надо «есть»: пока и они же –не съели «тебя»! А «спускаются» те или «поднимаются» – дело «восьмое» и… «десятое». Все –платят… И «расплачиваются»!
За спиной – завизжали сирены! Скорая и пожарка… Полиция! Вовремя, однако… Здравствуйте! А и точнее: «не» добрый вечер – «вот» что это значит. И, повернув голову на звук, я уже и легко улыбнувшись, резко развернулась – и вывернула себе левое бедро! Боль – заполнила сознание. И в следующий момент – весь мир провалился во тьму. Эх… Научиться бы перерождаться,не перезагружаясь и вырубаясь, как и не париться!
*
С первым «звонком» – все студенты, от мала до велика, заторопились по светло-жёлтым коридорам в свои аудитории. Сталкиваясь и толкаясь, расталкивая друг друга, они бежали по мраморным бежевым полам, периодически налетая и на белые крашеные стены и чуть ли не подлетая даже под чёрный потолок с белыми стеклянными люстрами со светло-жёлтым светом, старясь достигнуть «места назначения и встречи» – вовремя; и сидеть за своими столами, как и на своих же стульях, ещё – и до второго «звонка».
За минуту до него – в чёрно-белую аудиторию своей группы забежала миловидная девушка-демонесса, восемнадцати обращённых лет, с аккуратными и почти кукольными чертами лица; узким, а и точнее «низким» бледным лбом, небольшим вздёрнутым носом, пунцовыми щеками, светло-розовыми миниатюрными губами, полукруглым небольшим ровным подбородком и узкими светлыми бровями, под которыми трепетали длинные светлые же ресницы; чуть проскользив по белому паркету пола; прижатому бежевыми деревянными партами, как и стульями, и уходящему в бежевые же крашеные стены с белой пластиковой доской под чёрные маркеры и под чёрный же потолок с белым светом прозрачных стеклянных люстр, на котором так же – висел и белый пластиковый проектор, «устремлённый» к белому же полотну у доски; и, оправив свои светлые волосы, длиной до лопаток, она пробежала своими серо-голубыми глазами по присутствующим, поприветствовав их с кивка, и направилась вглубь аудитории. И, пройдя, наконец, к своей парте, она села рядом со своей сверстницей – подругой-ангелом: брюнеткой с короткими, до плеч, тёмно-каштановыми волосами, тёмно-серыми глазами в обрамлении чёрных коротких ресниц и под широкими же чёрными бровями – на высоком лбу, с длинным и клиновидным носом, будто и прорезающим её светлую кожу, острыми скулами и прямо-таки выпирающим округлым подбородком – под полными и светло-бежевыми губами.
– Ты чего так долго? – Осведомилась у всё-таки успевшей подруги та.
– Да на первом же этаже – мемориал установили: погибшим во втором корпусе! И, прикинь, все решили именно сегодня – почтить их память, принеся кучу разноцветных игрушек и разномастных цветов! Пока я пробралась через всю эту процессию… Жуть! Всю форму мне измяли! – Фыркнула девушка, осматривая потрёпанную и пусть и в меру, но и всё-таки же смятую, а для неё и вовсе – «помятую» чёрную одежду: из классической с оборками юбки, рубашки, пиджака и небольшого галстука. Так и не забыв же ещё про обувь – тут же и поправила заклёпки чёрных туфель на небольшом и толстом каблуке.
– Да уж… И ведь подумать только!.. Провернуть такой террор – и на 9 же мая. «День победы»… как-никак! Соболезную – семьям студентов… Но и благо же что – преподаватели успели уйти. Бывает же!.. За десять минут – вышли. Будто – чувствовали!
– Говорят, – понизила голос светленькая, решив поделиться слухами, – что одной студентке – всё же удалось выжить… И её – перевели к нам в корпус, приколись!.. Вместе – с оставшейся частью её группы… Ну и другими – обучавшимися с ними!
– Да ты что?!.. – Охнула тёмненькая и тут же закрыла рот руками. – И кто – она?
– Не знаю… – Повела плечами, а после и руками – её подруга-соседка. – Но она – чудом выжила: успела выбежать из здания – за минуту, представляешь? Бедняжка!
– Согласна! Потерять – стольких… Да ещё – и так!.. Ужас! – Пискнула брюнетка, зажмурив ещё и глаза: то ли уже и от подступивших слёз, то ли ещё и от страха.
– Да… Семерых, кажется! А остальные – отмечали дома… – Кивнула блондинка. – Так и что забыли эти же семеро – в том корпусе и в тот день: до сих пор выясняется!
– Внимание, студенты!.. У меня для вас – новость! – Раздалось по помещению громогласных и не терпящим возражений – женским строгим голосом из коридора.
– Ой! Кураторша… – Шикнула демонесса и, вновь же разгладив складки на своей юбке, встала у стула – со своей же всё правой стороны. В то время как и слева, повторив все её действия – всё с той же одеждой, только и белого цвета, рядом встала и ангелонесса.
И в аудиторию зашла взрослая и рослая, светлая женщина-ангел, сорока пяти лет; с высоко поднятым, почти что и на макушке, пучком тёмно-каштановых волос, вытянувшим и без того её высокий и бледный лоб с чёрными и широкими бровями, как и резкие, острые скулы, пока и её же светло-серые глаза были устремлены вперёд, вместе с длинными чёрными ресницами и клювовидным носом, возвышающимся и почти накрывающим тонкие алые губы и ровный округлый подбородок; и в белом брючном костюме, из брюк со стрелками, полупрозрачной блузки под пиджак, с небольшим галстуком и в белых же лодочках на тонкой и высокой шпильке.
– Как вы все уже наверняка прекрасно знаете – три дня назад, в результате теракта, произошедшего во втором корпусе, погибли студенты: с третьего и четвертого курса соответственно! Для нас, как и для семей погибших и пострадавших, это – огромная боль и утрата! – Торжественно поклявшись, что замыслила только шалость, произнесла она. А затем – перешла к назиданию и беспрекословному подчинению. – Пока идёт следствие, администрация и мы все – просим вас соблюдать осторожность: и не гулять по улицам – после комендантского часа! До этого же времени и в случае обнаружения бесхозных вещей, как и подозрительных личностей, просим сообщать об этом всём – лично нам же!
– Кто не знал – тот у-знал! Кто недо-понял – понял… А что – за новость-то? – Проговорил демон-брюнет с первой парты второго ряда, скрестив руки на груди и натянув тем самым ткань рубашки на своём накаченном и рельефном теле – ещё больше. Параллельно ещё изогнув свою правую чёрную широкую бровь, сощурив левую вместе с глазом, и смерил женщину перед собой внимательным и ожидающим взглядом своих больших тёмно-карих глаз – из-под полуопущенных чёрных ресниц; сжав и тонкие губы в одну полосу – заострив ими скулы и поджав вверх свой же угловатый подбородок.
– К нам в корпус – была переведена единственная выжившая, среди студентов в тот день, студентка! И так же – к нам была переведена оставшаяся часть её группы и обучавшиеся вместе с ними: в параллели и том корпусе! А у нас в группе – как раз не хватает одного студента: после того, как и твой же сосед взял академ. Другие же – «делиться» не захотели… Как будто – и в детском саду ещё, ей богу-дьявол!.. Кхм! И было решено, что именно она отныне – будет учиться с нами-вами! Кариночка?.. – И обернулась к выходу из аудитории, выискивая глазами девушку. – Проходи, пожалуйста! – И, стуча чёрными шпильками, в аудиторию прошла «приятная» брюнетка, хоть и «уступившая» чёрной форме, но так и не осилившая полностью отказаться от «своего стиля»: так что чёрные же лодочки с красной подошвой, как и её уже почти что и тотем, личный авторский знак, оставила при и на себе – даже пусть и хромая на левую ногу!
И, придержав под конец своего «некрестного хода» правой рукой своей чёрный же рюкзак, она встала рядом и по левую же сторону от куратора, улыбаясь ребятам. На что, и осмотрев её с головы до пят, «сильный пол» группы – призывно засвистел-заулюлюкал; неимоверно и взаимно, к слову, тем самым – обрадовав и саму «новенькую». «Слабый же пол», в то же самое время, от любых комментариев – воздержался да и вовсе отказался! Но и по этой же «их» тишине, как и по этому же всё «их» молчанию, девушка сразу определила – кто не имел ничего к ней, а кто имел, но промолчал: обрадовав её – дважды!
– Она потеряла… достаточно – в тот ужасный день! И ей теперь нужны – лишь поддержка и опора. Только наша же и с вами – забота… Мы же окажем её – ей, правда?
– Конечно! – Ухмыльнулся рыжий паренёк-ангел с последней парты третьего ряда, не отводя своего зелёного взгляда от неё, так ещё и подмахивая короткими рыжими ресницами и поигрывая широкими рыжими же бровями на своём узко-низком бледном лбу, заставляя тем самым и свои же светло-рыжие веснушки на полных щеках и орлином носу «пуститься в пляс», пока и уголки же его полных губ были растянуты почти и до ушей; а за счёт и последовавшего же следом прикуса нижней губы ровным рядом белых зубов – и его же округлый подбородок взметнулся вверх.
И, оскалившись так же и в ответ, девушка сжала своей левой рукой, сквозь чёрную же кожу рюкзака, холодную металлическую рукоять чёрного же пистолета с глушителем!
*
– Карина?.. Что ты здесь делаешь – на праздниках: мы же закрыты – до понедельника! – Проговорил девушке охранник, но, так и не получив от неё ответа, лишь проводил её своим удивлённым взглядом.
– Так, кто тут не переобулся, а?! Так ещё – и не разделась, ты погляди на неё! А ну-ка… Вернулась – обратно. Живо! – Вылетела из кладовой уборщица, но, и заметив таки, а заодно ещё – почти и узнав девушку, с громким стуком опустила полное прозрачной водой серое пластиковое ведро и светло-коричневую же деревянную швабру с тёмно-синей тряпкой на пол. – Стоп! А это – не Карина, случайно? – Сказала-спросила она – уже не себе и у себя, а у охранника, ткнув пальцев в воздухе в спину так и удаляющейся от них, ни разу не притормозив, до конца ещё не веря в происходящее и что ранее же переобувавшаяся и переодевавшаяся – могла вдруг и не по правилам поступить.
– Она самая… – Ответил он ей, ещё и сам не до конца придя в себя – от визита.
– Что она здесь забыла?.. По привычке, что ль? Аль будильник сработал?..
– Кто ж её разберёт: прошла – так ничего и не сказала… Да и не ответила!
*
– Карина?.. Ты – нас собрала? – Удивилась «рыжая» девушка.
– Зачем?.. О чём – ты хотела поговорить? – Продолжила за ней – её «подруга».
…
– Это, что, пушка?! – Отозвался «светловолосый» парень.
– Не делай – этого! «Зачем»?!.. – Подорвался с места – уже и «брюнет».
…
– Останови-и-ись!!! – Кричала «шатенка» – меж выстрелов.
– Сука, хватит!.. Что ты делаешь, Карина?! – Проорал «бритоголовый брюнет».
…
– Прости… Прости меня, пожалуйста! Я не хочу… Не хочу – «умирать»! Отпусти-и! Прошу-у… – Верещала «шатенка» на коленях – у её ног.
– Выпусти – нас!.. Спасите! Помогите!! – Кричали уже и в унисон – все.
*
«Я буду словом боль. Тебе досталось испытай…»: поставив очередную песню из плейлиста «dom» на чёрном плеере на «паузу», Карина вытащила, наконец, свои чёрные же проводные внутриканальные наушники из своих же ушей – свободной правой рукой. Плейлист стоит «на repeat’е» – уже четвёртый день подряд, а так и не надоел! Да – и не отключался… Не убавлялся даже – ни разу! И, намотав их на плеер же, убрала его во внутренний карман своей коралловой кожаной куртки, склонив голову к левому плечу и просканировав взглядом студентов. Ну что, «товарищи», поиграем в наш маленький ад?
– Мы же – «подружимся», верно? – Усмехнулась она и подмигнула им.
Каждый человек, появившийся в жизни, не случайность
Никогда не думала, что в свои восемнадцать лет – окажусь на диване у психотерапевта. Но… А! Ну да!.. Как же я забыла, что и: «Всё когда-то бывает, случается – впервые». «Никогда не говори – никогда». И… Бла-бла-бла! Да… И всё же в таком и «не» таком же духе – далее! Конечно… Первый – день рождения. И первая – свадьба… Первый – родившийся ребёнок! Вот и только моё же «впервые», как и мой же «первый», были не такими: «радужными». Как и не такими же – «радушными»! Но а если ещё и принять во внимание «Каждый раз – как первый»: «первая» смерть ангела, как и самого же «ангела», имела место быть. Определённо! Как в мучениях… Так и «нет». Как «мученик»… Так и… И я «никогда» доселе – не задумывалась о смысле жизни! И да, пусть и верила в существование потустороннего мира… «Потусторонних миров» и… Собственно, «других» миров. Не верила – в случайные смерти! Но и как известно же – жизнь меняется в одну секунду… А в моём же всё случае – за день! Заставляя поверить – во всё. И тут же – во всё «разуверить»! И чувство: будто ты ногами на земле, но и в то же время – небе…
– Я рад, что Вы, наконец, пришли! – Проговорил мужчина-ангел, пятидесяти двух лет, по имени Филипп, тем самым ещё – не только вытянув меня из моих же мыслей, но и втянув в «свои»; как и «речи».
Обычный мужчина! Если и не считать – вида и предназначения. Но… Это уже настолько вошло в обиход и смешалось, посмешалось со всем и вся, что и не предавалось такой уж огласке и такому же акценту. Среднестатистический случай! Да… Будто и на интервью – с богом! Но и в данном же всё случае – с «собратом». И не на «интервью», а психоанализе! Хотя… Что там, что этам – душа наизнанку и… в клочья. Всё – в сравнении… И в зависимости – от дотошности человека напротив! От его знаний –о личных рамках и гранях… Стенах! Точнее – «не»! Но а что же – на вид? Мужчина: с русыми короткими волосами, слегка подёрнутыми сединой – на висках и затылке; морщинистым бледным высоким лбом со светлыми широкими бровями и такой же мелкой проседью, как и в «основе», и мелкими-редкими же светлыми ресницами; со светло-карими глазами, ещё блестящими изнутри и подпитываемыми светом снаружи – через стёкла своих же очков: в тонкой золотой оправе; щёки его – слегка обвисли, хотя скулы остались – высокими и даже «острыми»; тонкие губы – сжаты в одну прямую полосу, зато и в их уголках – ни одной морщинки, как и у глаз, и ни одного намёка на ямочки; разве – на массивном и рельефном подбородке, будто и от нажима, словно бы его ещё и «стирали» – дважды: «нажав» – под носом и на подбородке. Ничего своего не помню, ничего другого не запоминаю и ничего чужого не разглашаю! Лишь задаю вопросы и слушаю… Выслушиваю! Оставляя –при себе и в секрете, как и в этих же всё стенах: что было произнесено и сделано в них – навечно останется, застряв в них! Работа – не приносит ему счастья! Не приносит – и «радости»… Видно же – сразу! Но зато – и приносит другим. «Чужим» и… И это верно! Ведь и как правило: то, чем ты делишься с иными, сам иметь ты – никак не можешь! Всегда сочувствовала – им и купидонам… Без покоя и любви! Без мира – внутри. Как и «снаружи»… Только лишь – «с войной». Ведь и всё же – начинается с «себя». А если «там» – нет ничего, чему начинаться и продолжаться?.. А чему – и «заканчиваться»? Воротник его белой накрахмаленной рубашки – закрывает полное и морщинистое горло. Белый галстук в золотую диагональную полоску на ней – почти достаёт его белого же кожаного пояса классических белых брюк со стрелками, что немного приподняты и вздёрнуты, показывая белые носки и лакированные белые туфли. Сзади же, на его бежевом кожаном стуле на металлической палке-опоре с колёсиками, висит его же белый пиджак, стянутый длинной тканевой ручкой – небольшой белой сумки-планшета. Развернувшись ко мне всем своим корпусом – он монотонно постукивал своей белой позолоченной ручкой по белому же деревянному столу и смотрел на свой полупустой белый лист без разлиновки на белом же пластиком планшете с металлическим держателем-зажимом сверху: пока, скорее всего, заполненный – лишь моими, и то – даже и весьма «скупыми», данными. Их и, правда, не так уж много, что и самое-то ужасное: ведь и это же значит – что мне всё придётся рассказывать самой!
Под стук его ручки, с синим тонким стержнем, неожиданно подстроилась и небольшая белая деревянная подставка с металлическими шариками на белых же тонких верёвочках: где четыре «неподвижных» шарика – расположены посередине и по одному «движущемуся» – справа и слева от них соответственно; и первые же из них неподвижно-статичны ровно до того момента – пока их не приводят в действие вторые, ударяя по ним и, таким же ещё образом, «придавая им ускорения» в нис- и падении.
Сам кабинет же, подстать управителю, был так же обделён цветом, но и, будучи ещё выполненным целиком-и-полностью в чисто белом «свете», он будто проецировал и всю мою жизнь – всю её однотонность и однотипность: от белого мраморного пола, через белые же крашеные бетонные стены и до глянцевого натяжного белого потолка с белым же встроенным светом! И только мебель – не давала погрязнуть в депрессии окончательно: разбавляя этот, временами и «бликующий», «позитив» – матовым бежевым «негативом» кож-дерева, из кушетки, на которой я и лежала, его стула и двух таких же стульев напротив, его же стола, и придавая свежести, свободы в деталях и мелочах – не кроясь и не скрываясь же в них. Белые же деревянные высокие шкафы – выделялись уже и из всего: стеклянными дверьми – преломляющими и отражающими свет. Как и его очки!
– Вы попросили – я пришла! – Проговорила я, пожав плечами: продолжая смотреть – лишь в одну единственную точку на потолке. Как узнала? «Сила притяжения» подсказывала, что это был – именно он. А иначе ведь и не разберёшь, «о не пьющих», ведь симметрия, как и совершенно не «признак отсталости», была – во всём! Стена – к стене и… Пол – к потолку! Неоткуда взявшийся во мне «клаустрофоб», медленно, но верно, начинал бить тревогу! Ну а точное отражение меня – будто уже и начинало жить своей жизнью: подмигивая мне – моими же тёмно-карими глазами! И ладно бы только это – моргало и «шелестело» моими же веками с еле заметными белыми тенями и чёрными короткими ресницами, выгибало тёмные широкие брови на светлом и узко-низком лбу и то-и-дело дёргало кончиков моего же курносого небольшого носа, как и округлого подбородка, растягивая параллельно ещё и мои полные, но и аккуратные бежево-матовые губы вместе с острыми скулами, то в усмешке, то в улыбке, а то и вовсе «в оскале», пока и руками же сжимало белое длинное тканевое платье, до щиколоток, с длинными же рукавами, а ногами – не находила себе места, стуча друг о друга то ими самими, то и их же белыми кожаными балетками; только мои же тёмно-каштановые волосы, чуть ниже плеч, лежали ровно на бежевой же подушке, будучи прижатыми уже точно и одной мной.
– Если Вы не против, начнём? – Спросил Филипп и, после моего же кивка, нажал своим левым свободным указательным пальцем на красную же кнопку чёрного пластикового диктофона, лежащего на столе. – Ваши: фамилия, имя…
– Не уверена, что они Вам что-то да скажут… – Нахмурилась я. – Но а проверять, а и тем более «разглашать» их, даже «Вам», нет никакого… ни желания, ни такой же возможности! Безопасность давших мне их при рождении для меня – превыше всего!
– Но и хоть имя, для «проформы», Вы можете сказать… – Не отставал он. – Пусть – не фамилию. И не отчество… Но и – его-то!..
– Хм… Ладно! Оля… – И, закусив свою нижнюю губу, так и вновь же не осилив его «полную форму», повторила его «краткое подобие», но и куда более уверенно. – Оля!
– О-ля… – Проговорил-повторил за мной размеренно мужчина, словно бы и пробуя на вкус каждую его букву и ненадолго замолчал: на деле же – вписывая в это самое же время и параллельно его в нужно-нудный пункт; и расставляя же, попутно-подспудно, «прочерки» – в остальных. – Значит… Оля! Вы не против, если мы перейдём на «ты»?
– Не против… – Кивнула я, даже и особо не раздумывая.
– Хорошо… Где ты живёшь?
– В Российской Федерации! – И в этом – тоже не было такого уж «секрета». Как и повода – для лишних дум… Ну а там – и его же, в свою очередь, «подозрений».
– А поподробнее?.. – Тут же уточнил ангелоносно-несносный.
– В России… Некогда – Руси. Ещё «поподробнее» – может навредить моей семье!
– Можешь хотя бы сказать: как добраться – до твоего места жительства? «Поездом» там… Или «машиной». Или: и тем, и тем… К примеру!
– На поезде… Из Москвы! Коли уж мы и здесь… Пять часов! Или шесть часов – на машине!
– Про семью – я могу не спрашивать…
– А это – вопрос? – И скорее мой вопрос – был таковым, нежели: его и под нос.
– Адрес, образование… Место работы и контактные данные – так же затрагивать не стану. Перейдём сразу – к делу и сути! Расскажи, что же так повлияло на твою жизнь?
– Только – если эта история не покинет стен этого кабинета… Как и «здания»! – И пусть я и знала это, как и его или себя же, но и перестраховаться же посчитала – как никогда нужным и важным… И даже – «должным»! И да, и именно сейчас… И здесь!
– Не покинет…
– Обещаешь? – Перефразировала, но и, тем не менее, повторила просьбу я. Да и ещё так же, словно бы он проходил проверку от разработчика «взрослого» интернет-сайта, то есть – «меня», на свой же возраст: «А тебе точно – есть восемнадцать? «Точно»?.. «Точно-точно»?.. «Точно-преточно»?!». Даже немного и стыдно стало… Но и обстоятельства же, чуть больше красоты, требовали жертв – его же нервных клеток!
– Обещаю! И даю слово – твоя история останется здесь… И только – между нами!
– Спасибо! Это, правда, очень важно – для меня. И не только… Да и – как никогда!
– Я понимаю…
И, наконец, выдохнув, я ненадолго прикрыла глаза, проваливаясь в воспоминания. А ведь пыталась – забыть! Пыталась – и «спрятать»… в самый потаённый ящик и уголок! Забить и… Заколотить. Да и – всё что угодно!.. Лишь бы – не видеть всего этого: опять и… «Снова»! Не видеть – снова и… «Повторно»! «На» повторе и… «Repeat’е». Теперь же – ящик вскрыт! И значит – пришло время сделать хоть небольшой, но и шаг. «Шаг» – к освобождению! «К освобождению» – от ночных кошмаров. Паранойи и… Мании преследования. Большой шаг – для человека; и маленький – для человечества!
– Моя история построена в основном – на действиях! Не на мелочах и… деталях. Людей – я не запоминала! Так чтобы… дотошно. И… Особо! Мельком – лишь. И… Редко – кого выделяя… из общей же массы! Внимания на это – я тратила меньше всего. Как и… времени. «Времени» же – не было! Помню – только силуэты… Да и – какие-то очертания… Вещи! И имён – нет… Не знала – на тот момент! Ну а то, что они мне говорили, я делала… исполняла – полагаясь только на себя и собственные же силы. Обстановка и её насыщение – волновали меня меньше всего остального и… оставшегося!
– Расскажи – всё, что помнишь! – Напутственно изрёк Филипп. А я – вновь открыла глаза и кивнула: себе и ему. – Мелочи и детали – это уже второстепенное…
– Мой город – никогда не пользовался особой популярностью… Не «пользуется» ей – и по сей день! Обычный… Запылённый и захламлённый… «городишко»! Со своими – проблемами и заботами… Со своей и среднестатистической – «серостью»! С фабриками и заводами… Техникумами и университетами… Школами и… детсадами! По дорогам – гоняют машины… Мотоциклы и скутеры! По улочкам – прогуливаются люди. С детьми и… без! А я… На тот момент – я закончила одиннадцать классов! Готовилась – к поступлению в университет… Закончила – «хорошисткой»! И с замиранием сердца – ждала результатов!.. Единственным моим «страхом» тогда: мог быть и был – лишь «отказ»… Как же я ошибалась!.. И если бы мне только сказали, что уже «завтра» – я буду спасать чьи-то жизни, не под- и не закреплённые «лично» за мной… «Скопом»!.. Я бы – не поверила… Правда! – С губ сорвался истерический смешок! А в голове – всплыли пошлые и баянные факты: вроде «плевка в лицо» или того же самого «смеха» в лицо – тому, кто бы мне это сказал. Но я – промолчала, оставив это при себе, и продолжила «о другом». – День начался как обычно – с зарядки и лёгкого завтрака: из какао и каши! Подкрепившись, я умылась – и собиралась пойти прогуляться, пока… Мама и бабушка… Они были – уже на работе, к тому времени! Было… часов девять утра, наверное. А может, уже и начало десятого. Кому как! Главное же, что я была предоставлена – самой себе! И, надев обычные светло-голубые джинсы с белой футболкой, повязав и средней высоты хвост на затылке, я взяла свой чёрный кожаный рюкзак с кучей всяких металлических замков и разноцветных брелков и… Да!.. Над обувью – пришлось подумать хорошенько. Красные кеды – были порваны. У белых кроссовок – отклеилась подошва… Оставались – синие сетчатые туфли на небольшом каблуке!.. Я никогда не была – особой модницей. Да и доход семьи не позволял этого: что было – на то и жили. То – и «носили», собственно!..
– Можешь всё же хоть что-то, хоть немного – рассказать о своей семье? – Предложил врач, решив, видимо, таки и немного отойти от сути: то ли заметив ещё и мой, периодически накатывающий, нервяк, то ли и испытав уже свой. А уж и когда увидел его повторно и вдвойне во мне, внутри и снаружи, тут же дополнил-исправился. – В общем!
– Семья моя – немногочисленная: мама, бабушка… да я! Дедушка – погиб в автокатастрофе… четыре года назад. Отец… Его – и не было… по большей части! Мы остались – втроём! Мама – преподаватель в университете. Бабушка – пенсионер, подрабатывающий продавцом в магазине. А я же… Я – официант с… четырнадцати лет!
– Как тебя взяли – в таком возрасте? Труд детей – …
– …запрещён.Но!.. Сурово-отчаянные времена – требуют таких же… да и «поболее» мер. И с нас – они тоже «потребовали»!.. Да… уж. Когда большая часть заработанного – уходит на коммуналку и воду-еду, а носить, как и обувать, что-то да всё равно надо – выбирать не приходится! Да и работала я – час-два… от силы. И после – школы! Конечно же… Или «до»! В зависимости – от смены и… «смен». Не более! Но – и «не менее». Да и мне бы «дольше» – не позволили. Им же – «дороже»… А я – привыкла!
– Что ж… Ладно! Продолжай… Что было – после?
– Я вышла из квартиры, захлопнув чёрную железную дверь, обтянутую бордовой тканью и, прокрутив в её тёмно-коричневой же железной скважине металлическим ключом, дважды, на четырежды, ещё как помню, ключ всегда заедал – на «обратном ходе», начала спускаться по бело-зелёным этажам с серыми бетонными ступеньками вниз, но и не держась за железные же зелёные перила, «ездят на них» – ещё полбеды, ведь и ладно же ещё – в одежде, но и не дошла даже до второго этажа, как окно рядом со мной, в белой деревянной, побитой и облупленной и так раме, разлетелось – на кусочки. На кучу – осколков! Догадаться несложно – что было дальше! Взрывной волной – меня отнесло на второй же этаж! И, прокатившись по ступенькам, я легла на него и его же пол – плашмя. Спина – болела. Голова – раскалывалась… Но и не из-за этого я не могла, а там и «боялась» двигаться – несколько осколков всё-таки успели и вонзились в мои предплечья. Я чувствовала это – ещё не видя! Как и ощущала – что-то прохладно-липкое растекается – по рукам… Впитывается – в ткань футболки. И спускается – на штаны… Пока и через разбитое же окно – раздавались звуки выстрелов, шла перестрелка, и какие-то диалоги. Но и большинство из них – понять не могла… Не разбирала! Язык был – … Другой. Не наш!
– Террористический акт…
– Да! – И пусть это был очередной – не вопрос, но и я же решила ответить, скорее – и для себя, чем для него, выплюнув с этим – немного и оставшейся желчи, как и яда с кислотой. – Мне помогли встать – выбежавшие «на звук» соседи: они были напуганы – не меньше моего! И да… Обычно, в таких случаях, надо тут же покинуть здание: не спеша, без паники и… не подходя к окнам! Что мы, в принципе, и сделали… Да ещё и окон-то – особо не осталось, к тому моменту! Но и когда вышли… Только когда вышли – задумались: «А стоило и… надо ли?». Ведь и некогда двор с детской площадкой из цветных и ярких «аттракционов» – был похож на… кровавое месиво! О да… Кровавые аттракционы! Где и по одному… А там и двое… Трое и четверо… «Горами» – лежали молодые парни… другой национальности: в чёрных плотных одеждах и банданах-масках, скрывающих их тела и лица! Пока, и по всей же остальной территории, носились – наши полицейские, в тёмно-синей с белыми аббревиатурами на спинах форме, фуражках… да и чего уж тем – летал буквально… и ОМОН, уже и в чёрной своей форме, шлемах… и с оружием же наперевес, естественно! А мы… Мы же стояли и смотрели – на эту всю бойню!.. – Голос предательски сорвался, из-за чересчур «живых» и «по живому» же воспоминаний, и глаза вдруг резко наполнились слезами.
– Воды? – Тут же сориентировался мужчина и почти подорвался наполнить один из своих стеклянных гранёных стаканов, из такого же «пузатого» графина, прозрачной и чистой водой для меня, вот только и я же вновь – оказалась быстрее. – Не стоит! – Тут же остановила его я, вытянув в его сторону свою левую руку с раскрытой ладонью; и ещё же «до кучи» – покачала головой. – Всё… Всё нормально! Насколько это возможно… Кхм! И пока мы… Пока мы стояли – к нашим головам уже приставили чёрные дула пистолетов! Опять же, заметили мы это – после. «Потом» и… По факту! Да и «почувствовали» – скорее… «Точнее»! Как уже и… более-менее – отошли от шока!.. И повели – дальше от дома. А мы – кое-как и пошли: страх сковал – всех нас! И только глаза ещё, отчасти, двигались: я увидела – как в наш дом вбегает… такая же кучка парней; в чёрных же масках и… таких же одеждах. Затем – как на моих же соседей накатывает истерика! А я… Я же – лишь молилась, чтобы никто из нас не пострадал. Ведь и те же всё «органы» – наверняка где-то рядом. Кто-то же должен был – нас увидеть… Спасти! Если уж и не я, как… только обращённая; признанная, принятая, но… ещё и не знающая же толком азов!..
– Увидели?
