Рассказы и повести

– Причина такая. Насмотрелися наши крестьяне на мытарства соседей, где была создана комунна. Четыре деревни, значит, свезли всё своё хозяйство в одну деревню. Всё общее. Работали, кто как хотел. Руководства настоящего не было. Дожили за один год до ручки, как говорится, и разбежались, расхватав всё, что не проели. Насмотрелися. Райком что?.. Он несколько раз сход собирал. Агитировал и припугивал, но никак не уговорил. Я, что скажу, пока настоящие хозяева из середняков знающие крестьянские нужды ни вступят, не будет колхоза. Вступят, так за ними и все остальные пойдут.

– Спасибо за беседу… товарищ.. В колхоз вступайте… Партия… всё обдумала… Только коллективный труд… поможет… высоко развить… наше… сельское хозяйство… Примут… Ведь… власть наша… рабоче-крестьянская… Вы,.. товарищ,.. напомните им об этом… Как бы противники… коллективизации… ни мешали,.. партия большевиков… выполнит… намеченный план… развития страны,.. а с ними… мы разберёмся… Прощайте,.. рабочий – крестьянин,.. Михайлов,.. Добра… и благополучия… Вашему дому… В колхоз… вступайте… и другим …посоветуйте… Плохо… быть наполовину рабочим… и наполовину крестьянином… нужно быть… стопроцентным рабочим… или колхозником.

Они одновременно поднялись со ступеней. Сталин, поднимаясь вверх по лестнице, ещё раз повторил,

– Партия… разберётся…

Работы в Кремле закончили за день до Пасхи. Артельщики собирали свои вещи, когда неожиданно пришёл «десятник»,

– Идите в финчасть за премией. Премию вам выписали. Да… Ещё вот талоны возьмите на продуктовые наборы. Получите в ГУМ-е, в спец-секции.

Премия оказалась существенной, пятьсот рублей, но более всего удивил набор продуктов, некоторые из которых были неведомы артельщикам. Баночки чёрной и красной икры, консервированные крабы, сайра, печень трески и шпроты, увесистый кусок севрюги, палка сырокопчёной колбасы, три плитки шоколада, пачка чая, коробка конфет и бутылка красного грузинского вина, всё это было аккуратно упаковано в коробку и для удобства добротно перевязано шпагатом.

Отпускающий наборы продавец заявил,

– Только правительство и высшие партийные и советские деятели получают такие наборы.

Окончание сезона работ, как всегда отмечали в ближайшем Подмосковье в доме одного из артельщиков. Гостеприимный хозяин, холостяк, всегда с радушием принимал гостей.

Основным занятием была игра в карты на деньги. Правила были твёрдые, Все выделяли на игру по одинаковой сумме и проигравший эту сумму выбывал из игры. Играли, пока ни останется с приличным выигрышем кто – то один, победивший всех.

На этот раз сумму определили в половину премии. Ивану не везло, и он выбыл уже в середине игры, которая продолжалась до самого утра. Победитель послал самого молодого из артельщиков за водкой, обмыть выигрыш. Тут уж напились до полной готовности.

Выспавшись и приведя себя по возможности в нормальный вид, Иван и несколько попутчиков из артельщиков пошли на ближайшую станцию и на пригородном поезде доехали до Киевского вокзала, а затем на трамвае до Белорусского вокзала.

Поезда ходили редко. Простояв более пяти часов в очереди за билетом на поезд смоленского направления, и ещё прождав на забитом людьми и вещами вокзале ещё восемь часов, Пётр занял место в вагоне. Вагон был очень старый и вконец изношенный, при движении в нём, что то скрипело, трещало и стучало. Казалось, того гляди развалится.

Поезд медленно двигался в сторону Смоленска, подолгу задерживаясь на каждой станции. Состав тянул изрядно дымивший паровоз. Время в пути заняло почти семь часов.

Иван сошёл с поезда сразу после Вязьмы на станции Дурово и ранним утром пересел на рабочий поезд, ходивший по узкоколейке до Владимирского Тупика.

Приехав на станцию Игоревская, Иван направился по большаку, ведущему в сторону Холм-Жирковского. Заплечный мешок, набитый всевозможными вещами, деревянный сундучок с инструментом и рабочей одеждой да коробка с продуктами составляли достаточно тяжёлую кладь. Присев на сундучок стал ждать попутный транспорт. Ему повезло, и он довольно быстро остановил подводу гружёную мешками с солью. Платы возничий не попросил, кроме как на время дороги обеспечивать его табачком. Иван взгромоздился со своим скарбом на мешки и склонив голову задремал, прерывая сон только для изготовления самокруток.

В один из перекуров Ивана хозяин подводы, не оборачиваясь к нему, спросил,

– Откель и куды путь держишь? Как тебя величать?

– Иван.

– Так, откель Ваня путь держишь и куды, еже ли не секрет?

– Домой в деревню. Это за Днепром. Фелипово. Слыхал?

– Знамо дело. Тябе повязло, я в Нахимовское еду, как раз мимо твоёй дяревни.

– Еду из Москвы. В зиму там работал. Возвращаюсь, к севу пора готовиться.

– А, я-то из патребкоператива. Соль вязу для засолки сала, капусты, гурцов и прочаго. У нас у коперативи ешшо ни чаво, а тябе я не завидую. Шшо щас деется у нас у районе. Спешно ряшило начальство согнать усех крестян у колхозы, а тех, хто не согласный, в сновном у каго хозяйство крепкае, записывають в кулаки и приписывають им гитацию пртив вступления в колхоз. Значица супротив гяняральной линии партии. И как врагов советской власти ссылають у Сибирь. На сяле многия папали под этя жорнова. У некоторых колхозах додумались до тово, шо и тех колхозников, хто не соглашалси с ряшением колхозного начальства, тоже сключали с колхозу и записывали в подкулачники.

Иван слушая, молчал. Слова мужика навели его на мысль, что это он возможно виновен в происходящем. Зачем он так разоткровенничался перед Сталиным. Неужели то, что он услышал от меня, имело такие последствия. «Какие ещё пакости придумает эта народная власть», – Иван нащупал в боковом кармане пальто коробку, подарок Сталина. Достал её и хотел выбросить, но вспомнил, что в ней лежит важный документ, и передумал. «Жаль выбрасывать такую красоту да ещё с папиросами. Что добру пропадать», – и он убрал коробку обратно в карман, – «Будет, чем похвалиться перед мужиками. Всё ж сталинский подарок. Всё – таки нехорошая личность оказывается этот наш вождь, если всё так и есть, как я думаю».

– Ко мне кум приехал, он по Волге плавал на барже в прошлом годе, рассказываить, на кажной пристани люди стоять милостыню просють, шо б подали шо из съястнога. В колхозы всех поголовно согнали, а тут тябе засуха, неурожай. Запасов у колхозе никаких нету, всё государству сдають. Это не то шо у свободного хозяина усегда про чёрный день храняться кой – какие запасы. Шо и говорить, глупые, я дажа прибавил бы пряступные люди страной правють. Но тольки я тябе, Ваня, этага не говорил. Мяне ешшо на свободе пожить хочитца.

Дорога в основном шла через лес и ещё не просохла. От талого снега местами стояли глубокие грязные лужи. Пара лошадей иногда с большим трудом преодолевала очередное препятствие.

Когда лес закончился, впереди замаячила деревня, через неё и проходила дорога.

Иван попросил Петра, так звали возничего, остановить лошадей у колодца.

Он совсем забыл просьбу жены привезти из Москвы святую воду и теперь решил как-то выйти из положения.

Он развязал мешок и достал бутылку водки.

– А, что, Петя, ни хлопнуть ли нам за моё возвращение по стаканчику, да душу отогреть после таких дел.

– Да, дяла хужей некуда. Мы у коперативи усё гадаим, иде будем брать сырьё да товары. С колхозов шиш шо получишь. А?..

Распечатав зубами бутылку, Иван выплюнул сургуч и бумажную пробку,

– Закусить бы чем…

– Имеем чем, – Пётр достал из холщёвого узелка, лежавшего под сеном, на котором он сидел, солёный огурец, два яйца, луковицу и краюху ржаного хлеба, – Вот и закус, шо можить быть лучча…

Они делали по несколько глотков, заедая каждую порцию спиртного.

– Надо допивать, – сказал изрядно уже захмелевший Иван, – Жалко выливать.

– Зачем выливать. На. Из газетки пробочку сделай, заткни. Дома допьёшь с похмелля-то.

Иван покачал головой,

– Не. Воду мне надо налить. Очень надо, а то домой не пустят.

И они дружно докончили остатки водки.

Колодец был глубокий. Подняв с помощью ворота ведро, Иван, прежде всего, отпил из него. Вода оказалась очень холодной, чистой и приятной на вкус. Он опустил бутылку в ведро, и вода забулькала, заполняя её.

От моста, как всегда, Иван шёл пешком вдоль Днепра по краю поля, которое уже ожидало приложения крестьянского труда.

Его семейство было в полном сборе. На столе стояло блюдо с куличом, вокруг которого лежали крашеные в луковой шелухе яйца. Жена разливала из самовара чай, заваренный травами.

Когда Иван вошёл в горницу, все вскочили с лавок и подбежали к нему, чтобы обнять и прижаться к родному человеку. Но прежде каждый произносил: «Христос воскресе». Иван отвечал: «Воистину воскресе» и трижды целовал их в щёки. Он снял пальто и фуражку и положил на сундук. Сев на скамью у печи, снял сапоги со следами не отмытой грязи и одел лапти, поставленные рядом женой.

– Толя, принеси мои вещи. Я в сенях оставил.

Поставив перед собой коробку и мешок, Иван начал раздавать подарки,

– Тебе, Маня, платок, – он достал цветастый с кистями платок.

– А, мне? – не выдержала дочь.

– Тебе, Райка, маниста и зеркальце.

Рая схватила манисты и накрутив их на шею подбежала к зеркалу, висевшему на стене,

– Красота – то какая! Спасибо, папка. Девки обзавидуютца.

– Андрей, держи кепку и складной нож со всевозможными приспособлениями, ты давно просил.

– Спасибо, батя, – Андрей расправил немного помятую кепку и погрузился в изучение ножа.

Иван вынул из мешка свёрток,

– Твой подарок, Толя. Тройка. Из отличного сукна. На себя мерил. Мы вроде как схожи по конституции. Еже ли что, мать поправит, где надо подгонит. Не гоже тебе ехать свататься в деревенском.

– Свататься?

– Решил я тебя оженить и невесту нашёл, Верку Жижину. Знаешь её? Подходит она тебе?

– Знаю. Много раз видел в клубе. Ихний кружок разные представления устраивает. Красивая… Согласится ли за меня выйти?

– Это уж ты постарайся. В кружок к ним запишись.

– Меня приглашали на гармошке играть. Хор образовался. Верка тоже в нём поёть.

– Хорошо. Покажи себя с лутчей стороны. Заступись, если кто обижает. Я, когда за мать заступился, она потом глаз с меня не сводила,

– Прямо уж не сводила. Можить это я тебя тожить завлекала. Отца слушай он дело говорить.

– Да чо, я согласный. Только она девка боевая, её не очень-то обидишь.

– Договорились. Закончим пахоту и поедем сватами к Наталье Жижиной на смотрины ёйной дочки. А ты Толя постарайся понравиться будущей жене. Сосватаем тебе невесту и осенью свадебку сыграем… Ну а теперь я устрою вам настоящий праздник, – Иван не спеша аккуратно развязал шпагат, обматывавший коробку с продуктами, и смотал его в клубок, – Пригодится по хозяйству. Подходите, берите и ставьте на стол.

Вскоре на столе оказалось всё содержимое коробки. Все с любопытством разглядывали, вертели в руках, нюхали угощения, из которых многое они никогда не видели.

– Хорош подарок от правительства мне за труд мой!

– Так хочется всё покушать, – Рая уселась за стол в ожидании.

– Всё будем и пробовать, и есть, Рая, да вином запивать, – и Иван стал внимательно разглядывать этикетку на бутылке.

– Не дам я вам счас съесть сразу всё. И без вина обойдёмся. Чай остывает. А, насчёт выпить, ты, Вань, я вижу, ужо достаточно приложился к водочке.

– Что есть, то есть, не скрою. Командуйте, как хотите.

– Скомандую так, – Мария стояла перед столом, раздумывая,

– Вино и конфеты… – она забрала у Раи коробку, которую та рассматривала, держа в руках и читая всё, что на ней написано, – Возьмёте, када поедете обговаривать свадьбу. Банки и колбаску прибережом до свадьбы. Шоколад отдадим Толе. Пойдёт на свидание, будет, чем угостить Верку. Девки это любят. Рыбу, жаль долго не пролежит, и всё остальное счас съедим, всё-таки Пасха, большой праздник.

Мария сложила в фартук банки и колбасу, подошла к буфету, открыла его ключом, убрала всё туда, достала начатую бутылку водки и снова заперла.

– Это нам с тобой, празник отметить, – она поставила бутылку на стол, – А вот ты, Ваня, про мою главную-то просьбу забыл.

– Точно. Забыл, – Иван поспешно поднял лежащее на сундуке пальто и достал из кармана бутылку с водой заткнутую бумажной пробкой, – Не пролилась, слава богу. Получи, Маня, что просила.

Мария взяла бутылку, вытащила пробку, перекрестилась и приготовилась отпить глоток,

– Фу, водкой пахнить. Не догадался чистую посудину найти или эту, хотя б сполоснул.

– Сполоснул… Ты что говоришь? Где мне в церкви споласкивать? Святой водой что ли, шоб поп крестом огрел, – после этих слов Ивана дети расхохотались, не в силах удержаться от смеха.

– Циц! – пригрозила Мария, – Не поп, а батюшка. Безбожник, – она заставила детей отпить по глотку и предварительно трижды перекреститься.

– Почему безбожник? Можить я самый верущий и есь. Можить боле попа твово верую, – Иван повернулся в сторону иконы Казанской божьей матери и перекрестился, – Батюшка у меня один, отец мой родный Сергей Парамонович, царствие ему небесное.

Огонёк на лампадке заколебался, придавая образу обманчивые признаки живого человеческого лица.

– А в школе учут, что бога нет, – встряла в разговор Рая.

– Состарисся, помрёшь, в ад попадёшь и узнаешь тогда, есть бог или нет, – Мария, наливая воду на ладонь, побрызгала во все углы горницы и протянула бутылку Ивану, – Испей тож глоток.

– Я уже сегодня пил, – хотел было отказаться Иван, но внемля просьбе жены, всё ж выпил, – Прости господи, – и он трижды перекрестился.

Все уселись за столом, предвкушая праздничный обед.

– Ну, ты мамка и жадна.

– Я, Андрюш, не жадна. Ко всему надо относитца беряжливо и в еде умеренность знать, а иначе по миру пойдёшь милостыню просить. Вот так-то, сынок. Ты весь в батьку, всё готов растранжирить или в карты проиграть, не то што Толя – он в меня.

– Почему проиграть? Держи, – и Иван достал из-за пазухи перевязанную верёвочкой внушительную пачку денег, – Это называется проиграть? Бери, спрячь, у тебя точно целее будут.

Мария, взяв деньги, быстро вышла за дверь.

– Какова баба, даже нам не доверяить. Ежели прикинуть, можить и правильно. Чёрные денёчки могут наступить, когда их совсем не ждёшь. И они наступят. Скоро наступят. Верно говорю.

Коллективизация

(По воспоминаниям участников событий)

Из Специального сообщения УНКВД Смоленской области о фактах незаконного исключения из колхозов колхозников ранее 31 октября 1937 г

В некоторых районах Смоленской области (Духовщинском, Холм-Жирковском, Знаменском, Дзержинском) отмечены перегибы в работе по чистке колхозов от кулацкого элемента. Установлено много случаев исключения из колхозов середняков. В Холм-Жирковском районе из колхоза «Красное Шипулино» исключили трёх человек, бывших твёрдозаданцев, из колхоза им. Энгельса – двух человек, из колхоза «Путь к социализму» – трёх человек и т. п.

Перегибы вызывают недовольства среди колхозников и массовый приток жалоб в РАЙЗО и прокуратуру.

На этой почве отмечен заметный рост отходничества в ряде колхозов. Так в Холм-Жирковском районе за последние два месяца выбыло из колхозов на производство 515 человек.

В ряде случаев отходники (середняки) при получении паспортов заявляют: «Нас считают врагами народа, исключают из колхоза и потому надо уходить на производство».

(Архив: ЦА ФСБ РФ.Ф. З. Оп.4.Д.1955.Л.47—50.№6017)

Из кабины грузовика, остановившегося у склада потребительского кооператива, вылез Михаил Прохоров, хорошо знакомый Королёву по торговым делам.

– Михаил Михайлович, какими судьбами? Рад Вас видеть.

– Так, товар привёз: лыко, пудов двадцать, гречки три мешка, да десяток гусей. Крестьяне с нашей деревни собрали на продажу.

– Выходит, мы теперь с тобой как бы коллеги?

– Нет, Андрей Егорович, я к торговли не привычен, просто хочу несколько домиков для пчёл прикупить в кооперативе и вощину.

– Лыко это хорошо, а как насчёт медку? Можно надеяться на скидки по цене? А, Михалыч? Обеспечишь медком-то в этом году наши магазинчики кооперативные? Насколько мне известно, ты и в другие районы возишь мёд для продажи.

– Конечно можно и скидку, но только сумневаюсь я Егорыч, что обеспечу вас мёдом. Дела такие – хуже некуда.

– Что так?..

– Под раскулачивание меня подвели. Грозят пасеку, двадцать восемь ульев, забрать да весь готовый мёд, что имеется, да кузьню с инструментом, а меня с семьёй сослать в Сибирь.

– Плохи дела твои Михалыч, и не только твои. Эта власть… – Королёв понизил голос, – Эта власть такая, что хорошего не жди. Может, надо было тебе сократить пасеку или кузьню закрыть, а может и хозяйство разделить?

– Что делить-то? У меня земли немного, конь, корова, десяток овец, куры, гуси. Главное не хозяйство моё, а приписывают мне эксплуатацию трудового народа.

– Во как!?.

– Да, помогали мне соседи, что беднее, управиться с пасекой, так я хорошо платил и мёдом давал столько же, все были довольны.

– Меня тоже обвиняли, что я использую труд своих родных, понимаешь, эксплуатирую их. Слово-то какое выдумали – эксплуатация, противно слышать.

– Но главное-то, Егорыч, те, кто меня благодарил, что дал я им работу и семьи их поддержал, они же и понаписали на меня кучу доносов. Что за народ!?.

– Бог даст, выкрутимся.