Индейские войны в истории США. Часть пятая

Упомянутые ранее три народа одеты «вполне прилично», но кокопа не предъявляли больших претензий к одежде. Мужчины носили легкую набедренную повязку, а женщины – два маленьких передника из коры, один спереди, другой сзади. Кокопа и марикопа изначально были частями народа юма, но отделились от него.

Все эти племена были врагами племен реки Колорадо, живущих выше впадения в нее реки Хила, и апачей.

Женщины народа пима

В начале 1850-х годов Аризоны еще не было. Территория к югу от реки Хила до 30 декабря 1853 года принадлежала Мексике, а территория к северу от реки Хила была частью территории Нью-Мексико. Территория Аризоны была отделена от Нью-Мексико только в 1863 году, а северо-западная часть территории, тогда входивший в Нью-Мексико, впоследствии была передана Неваде. В 1850—51 годах регион все еще находился в том же состоянии, в котором он находился на протяжении всего прошлого столетия. Племена к северу от реки Хила находились в своем изначальном состоянии. Они не приобретали оружия и не заразились пороками и болезнями цивилизации. Они даже не приобрели навыки опытных наездников и не научились владеть копьем, как их родственники, жившие немного восточнее. Они по-прежнему наслаждались независимостью и абсолютной дикостью. Страна была почти полностью неизвестна белым. Немногим эмигрантам, пробивавшимся в Калифорнию, пришлось в плане информации, помощи и защиты полагаться главным образом на мексиканцев. На реке Колорадо, в устье реки Хила, располагался небольшой лагерь переселенцев под названием Юма. Впоследствии в том же месте был основан форт Юма.

В 1849 году на западе штата Иллинойс у местных жителей возникла идея основать поселение далеко на западе континента. Среди тех, кто решил присоединиться к этой партии, был Ройс Оутман, сорокалетний мужчина, когда-то в детстве уже живший на западных территориях. Долгое время он был успешным торговцем в Иллинойсе, но, как и многие другие, разорился, скупив на большую сумму акции «диких банков», разорившихся во время финансового краха 1842 года. Постигшая его болезнь потребовала смены климата, и он присоединился к партии, планировавшей создать колонию на дальнем юго-западе. Оутмана сопровождала семья, состоящая из жены и семерых детей. Партия переселенцев, насчитывавшая около восьмидесяти человек, собралась в Индепенденсе (обычной отправной точке почти всех маршрутов на запад в штате Миссури) и 10 августа 1850 года отправилась в долгое путешествие. Через неделю пути выяснилось, что партия не является единым коллективом, а разделена на фракции по религиозным убеждениям. К тому времени, как колония достигла перевала Санта-Фе (не путать с городом Санта-Фе), разногласия стали настолько ожесточенными, что группа разделилась. Большая часть пошла по северному маршруту. Меньший отряд, состоящий из двадцати человек на восьми фургонах двинулся на запад к верхнему течению реки Рио-Гранде. Путешественники прошли на юг вдоль правого берега реки Рио-Гранде, а затем повернули на запад.

Маленький обоз медленно полз по горам и равнинам, через каньоны и долины в Мексику, к истокам реки Хила. Следовать вдоль реки не позволяла каменистая местность, по которой было невозможно провезти фургоны; пришлось повернуть на юго-запад, по уже проложенному предшественниками маршруту в селение Тусон. К концу 1850 года переселенцы добрались до Тусона. Там они остановились на месяц. Мексиканцы приняли их любезно и предложили остаться. Слава американского оружия была столь велика, а конфликт мексиканцев с апачами был столь продолжительным, что американские поселенцы на этой территории были везде желанными. Часть отряда решила остановиться как минимум на год и отдохнуть. Семьи Оутмана и еще две семьи (Уайлдера и Келли) решили продолжить путь. Три семьи двинулись дальше через пустыню протяженностью в 150 километров – территорию сухой, твердой, каменистой земли со скудными зарослями кактусов, отделяющую Тусон от деревень индейцев-пима. Там не было колодцев, и у путешественников почти не было возможности добыть воду. В этом пустынном регионе им начали угрожать апачи, и каждую ночь американцам приходилось выставлять охранника. 16 февраля 1851 года, почти полностью изнуренные, путешественники добрались до деревень индейцев-пима. Но оставалось пройти еще 300 километров, чтобы добраться до лагеря Юма, о существовании которого переселенцы знали.

Они оставались в деревнях индейцев пима и марикопа до 11 марта, а затем Оутманы (по неизвестным причинам) двинулись дальше в одиночку. Лоренцо Оутман (сын Ройса Оутмана) позже утверждал, что Уайлдер и Келли решили остаться и попытаться организовать торговлю с индейцами, в то время как его отец считал, что в случае задержки их ждет голод или смерть от рук индейцев. Торговля, видимо, не задалась, и через десять дней Уайлдер и Келли последовали за Оутманами.

Деревня индейцев-пима

Путники направились на северо-запад к реке Марикопа-Веллс, а затем несколько дней шли вдоль реки Хила.

Из скотины у Оутманов остались лишь четыре вола, которые с трудом тащили два фургона.

На этом участке маршрута их догнал географ-путешественник доктор Ле Конте, который, не останавливаясь проследовал дальше, но обещал прислать из Юмы помощь.

Ле Конте быстро двигался по маршруту и через сутки обогнал Оутманов почти на сорок километров. На рассвете, готовясь к очередному дневному походу, Ле Конте с удивлением увидел, как в его лагерь вошли двенадцать апачей. Он и проводник схватили оружие и приготовились к нападению, но индейцы заявили о мирных намерениях и пытались отвлечь внимание белых. Через некоторое время апачи ушли, и Ле Конте обнаружил, что их лошади, оставленные в долине пастись, были угнаны. Доктор приказал своему проводнику отправиться в лагерь Юма за лошадьми, а сам остался охранять грузы. Проводник вскоре ушел, и доктор вспомнил об Оутманах и своем обещании. Он повесил на видном месте на дереве у дороги лист бумаги, на котором сообщил о своем несчастье, и пообещал немедленно отправиться в Юму за помощью, как только проводник приведет лошадей. Семья Оутманов так и не дошла до этого места.

Река Колорадо (голубые стрелки), река Рио-Гранде (сиреневые стрелки), река Хила (белые стрелки), перевал Санта-Фе (желтая стрелка), Юма (красная стрелка), Марикопа-Веллс (зеленая стрелка), Тусон (коричневая стрелка)

Вечером 18 апреля они были в 180 километрах к востоку от Юмы. Они попытались переправиться через Хилу, но река была бурной. После упорной борьбы им удалось достичь небольшого песчаного островка, гребень которого чуть возвышался над водой. Наступила темнота. Животные вязли в грязи и не могли сдвинуть фургоны с места. Путники решили разбить лагерь на ночь на острове. Ночь выдалась холодной, и порывы ветра временами гнали волны, которые почти заливали остров. Оутманы развели костер и поужинали скудной едой. Никто из них не мог уснуть.

Прошла тревожная ночь. С первыми лучами солнца путешественники приготовились покинуть свой лагерь. Они добрались до противоположного берега и приготовились подняться на пологий холм, возвышавшийся примерно на 60 метров над равниной.

Вверх по этому склону Оутманы толкали фургоны, помогая волам, но попытка не удалась. Пришлось один фургон оставить внизу, а в другой впрячь четырех волов. К вечеру первый фургон удалось поднять на возвышенное плато.

Когда солнце село, Оутман с волами вернулся обратно к другой повозке, которая осталась внизу, и ее также удалось поднять наверх.

Старший сын Лоренцо, помогавший отцу, взглянул на дорогу через равнину и, к своему ужасу, увидел группу индейцев, неторопливо приближающихся к ним.

К Оутманам приблизились два десятка индейцев. Они были голыми, за исключением маленьких набедренных повязок. Как вспоминал Лоренцо, их лица были грязными, а волосы растрепанными. У каждого был лук, стрелы и дубинка.

Оутман жестом пригласил их сесть и заговорил с ними по-испански. Некоторые из них понимали этот язык и отвечали ему пылкими заверениями в дружбе. Они попросили табак и трубку, чтобы выкурить в знак дружбы. Оутман передал им трубку. Затем они попросили что-нибудь поесть. Оутман сказал, что у него почти ничего нет; что если он даст им продукты, то он оставит без еды своих детей. К этому времени дикари уже оценили, что имеют дело с крайне напуганным человеком и знали, что не встретят серьезного сопротивления. Те, кто пожил некоторое время на «диком Западе», усвоили, что индеец презирает человека, который его боится, и избегает раздражать человека, который ведет себя уверенно. Оутман, хотя и прожил в детстве некоторое время на территориях, которые можно считать «западными», все-таки здесь был неискушенным новичком.

Индейцы проигнорировали его оправдания и стали требовать еду более настойчиво, вскоре перейдя на яростные крики. Оутман взял немного хлеба из повозки и отдал им, сказав, что таким образом он обрекает свою семью на голодную смерть. Они съели и потребовали еще, но он отказал. Затем дикари собрались в сторону и стали совещаться на своем языке, в то время как семья спешила упаковать вещи. Мистер Оутман и Лоренцо грузили мешки и ящики в задней части фургона. Миссис Оутман была внутри и расставляла их. Как вспоминал Лоренцо, Оливия и ее старшая сестра Люси находились на стороне, которая была ближе к индейцам, и приводили в порядок часть имущества. Мэри Энн, семилетняя девочка, сидела на камне в стороне. Остальные дети находились по другую сторону фургона.

Внезапно индейцы с дубинками бросились на семью. Оутмана повалили на землю, и его череп был проломлен многочисленными ударами. Лоренцо получил удар по затылку, от которого упал на колени, а затем еще один, от которого он потерял сознание. Миссис Оутман выскочила из повозки и прижала к груди своего младшего ребенка, мальчика лет двух. Дикари набросились на нее и убили вместе с дитем. Также убили Люси, долго избивая дубинками, в результате чего ее тело было изуродовано до неузнаваемости (о чем позже рассказывала Оливия). Самая маленькая девочка, которой не было и четырех лет, также была убита одним ударом. Ройс, ее брат, пал последним из погибших.

Двоих других детей, Оливию и Мэри, дикари оставили в живых.

Начался грабеж. Индейцы сорвали брезент с фургонов, взломали ящики и обыскали одежду убитых, забрав то, что им понравилось, а остальное разбросали по земле. Когда они подошли к Лоренцо, он подал некоторые признаки жизни. Они сняли с него шляпу и обувь. Двое из них схватили его за ноги, потащили к краю оврага и сбросили вниз. Он упал с шестиметровой высоты и в течение некоторого времени не осознавал происходящее и не мог двигаться. Он услышал крики своих братьев и сестер и отчаянный крик матери. Он чувствовал, что индейцы обыскивают его, и понял, что они волокут его по земле, после чего сознание покинуло его. Лоренцо очнулся ночью при лунном свете и понял, что лежит в овраге, ощутив, на лице засохшую кровь из ушей и из носа.

Его единственной мыслью было убраться подальше от этого ужасного места. Он сумел выползти из оврага и затем пополз вниз по склону к реке. Обмыв раны мутной водой реки Хила и попив, он почувствовал некоторое облегчение. Лоренцо сумел подняться на ноги и побрел в сторону далекой Юмы, подсознательно надеясь, что на этом, хоть и редко посещаемом фургонами маршруте он может встретить помощь.

Ночью он с трудом отбился палкой и камнями от стаи койотов, трусливых шакалов, которые осмелились напасть только потому, что чувствовали слабость потенциальной жертвы. Лоренцо боялся упасть и заснуть, чтобы не быть сожранным. Утром он увидел двух индейцев-пима, которые при виде странного существа натянули луки, но когда он заговорил, подошли к нему. Индейцы расстелили под деревом свои одеяла, устроив некоторое подобие кровати, принесли ему тыкву с водой и кусок хлеба, испеченного в золе, – все, что у них было. Индейцы ушли, сказав Лоренцо оставаться на месте, пока они не приведут дополнительную помощь, чтобы отнести раненого в свою деревню.

Лоренцо проспал до вечера. Проснувшись, он испугался, что двое индейцев могут оказаться врагами. Ужасная трагедия, произошедшая несколько часов назад, заставила его с недоверием отнестись к мрачным лицам краснокожих. Он покинул каньон и продолжил идти всю ночь и до середины утра. На вершине холма, откуда открывался вид на извилистую долину реки, он забрался под куст и проспал два-три часа. Проснувшись, он почувствовал себя совершенно измученным от голода и боли. У него было желание поспать подольше, но он поборол себя. Пока Лоренцо лежал там, размышляя о своей безнадежной ситуации, глядя вниз на долину, он увидел какое-то движение, но был уверен, что это индейцы. В течение часа, мучаясь от напряжения, он наблюдал за движущимися к нему точками, напрягая до предела свои воспаленные глаза, и наконец, различил, что это были повозки. Его охватила радость, но он потерял сознание. Когда он пришел в себя, фургоны Уайлдеров и Келли стояли рядом с ним, а Роберт Келли склонился над ним. Через несколько минут он уже был в окружении друзей и закончил свой утомительный путь миской с хлебом и молоком.

Услышав его историю, обе семьи повернули обратно в деревни индейцев пима, чтобы ждать подкрепления от других обозов, идущих в том же направлении. Двое мужчин отправились на место убийства и забросали останки жертв камнями, чтобы защитить их от волков. Через две недели прибыли шесть белых американцев, направлявшихся в лагерь Юма, и вместе с ними в путь отправились две семьи. За Лоренцо, который уже немного оправился от своих страданий, в Юме ухаживал доктор Хьюитт, который провел хирургическую операцию и оставался с раненым до тех пор, пока его здоровье более-менее не восстановилось.

Пока Лоренцо брел и полз по направлению к Юме, его сестер Оливию и Мэри индейцы гнали через пустыню к северу от реки Хила. Индейцы отняли у девочек шляпы и обувь, идти босыми по острым камням было невыносимо. Через несколько часов Мэри легла на землю и отказалась идти дальше. Удары и угрозы на нее не действовали. Наконец один из индейцев перекинул ее через плечо, и путь продолжился. Через пару часов страдания девочек облегчили, обмотав их ноги кусками кожи.

Как выяснилось позже, похитителями были индейцы народа тонто – дикари на крайне низком уровне развития. Название «тонто» было дано этому народу мексиканцами, что означало «глупый» или «безумный». Белые девочки стали в этом племени рабынями, истязаемыми всеми подряд, без исключения. Это, а также постоянный тяжелый труд, приходилось переносить при самом скудном питании.

Поздней осенью 1851 года (через полгода после пленения) группа индейцев-мохаве во главе с вождем посетила деревню с торговыми целями, и зашел разговор о покупке пленников. Вопрос о продаже обсуждался в течение нескольких часов, но на следующее утро после прибытия мохаве тонто решили принять предложенную цену, которая включала двух лошадей, три одеяла, немного овощей и немного бус. Девочкам предстоял еще один долгий и утомительный путь, но трудности перехода разделили все женщины отряда. Например, дочь вождя прошла весь путь пешком, неся на себе рулон одеял, которыми она каждую ночь делилась с пленницами, в то время лошади везли вождя и воинов. Одиннадцать дней они шли по скалистым горам и пыльным пустыням, пока не достигли долины Мохаве на реке Колорадо.

Здесь жили новые владельцы белых рабынь. Как хозяева они были гораздо мягче тонто. Казалось, у них не было дикого обычая – пытать ради удовольствия наслаждаться болью истязаемого. Они жили в грубых, но вполне добротных хижинах, построенных из неошкуренных бревен, а рядом с ними располагались круглые деревянные амбары, в которых хранились съестные припасы. Мохаве выращивали пшеницу, кукурузу, дыни и овощи. Девочкам пришлось работать столько же, сколько и прежде, но они стали лучше питаться и их меньше били.

Хижина индейцев-мохаве

Лето 1853 года принесло индейцам неурожай, и девочки с тревогой ждали приближающейся зимы, опасаясь неминуемого голода. Мохаве по уровню развития мало отличались от первобытных тонто. Они ходили почти обнаженными, используя в качестве одежды только набедренные повязки из грубой ткани. Женщины носили юбки из той же ткани. Лошадей мохаве почти не имели и использовали их только как транспорт во время длительных путешествий. Не будучи умелыми наездниками, в отличие от апачей, они не охотились на бизонов, так как не владели навыками использования лошадей для такой охоты. Преследовать пугливых бизонов без лошадей было бессмысленно. Рыбу ловить мохаве тоже не умели. Поэтому они были вынуждены полагаться только на продукты сельского хозяйства и во время неурожаев голодали.

Мэри быстро слабела из-за тяжелого труда и недостатка пищи. Поскольку голод становился все более неизбежным, часть индейцев отправилась в другие районы в поисках возможности купить продукты у более зажиточных соседей. Мэри попыталась пойти с ними, но не выдержала и вернулась. Оставшиеся в деревне индейцы обеспечил себя сносным запасом продовольствия, но вскоре он истощился. Индейцы были в таком отчаянии, что в них восторжествовал дикий эгоизм. Каждый обеспечивал себя исключительно сам и ел все, что мог добыть. Они оставляли своих ближайших родственников голодать, а затем сотрясали воздух унылым воем, который по их обычаям предшествовал неминуемой смерти.

Мэри стала совсем беспомощной, а индейцы не давали ей есть, и некоторые из них предлагали убить ее. Муки голода для девочек были невыносимы, а силы таяли. Оливия еще могла держаться на ногах, в то время как Мэри стремительно приближалась к смерти.

Среди индейцев умирали родственники, но на них никто не обращал внимания. Мертвых просто волокли подальше от деревни и бросали на съедение койотам, хотя раньше покойников сжигали на кострах.

Аризонские индейцы-мохаве. Фото 1871 года

Мэри умерла, Оливии разрешили похоронить ее.

Оливия все же пережила голод. Следующий год был урожайным, но он принес ей новые муки. Когда урожай обеспечил мохаве продовольствием, они вздумали совершить поход против индейцев-кокопа. Отряд воинов пешком отправился «на войну». Оливии сообщили, что в случае, если кто-либо из воинов будет убит, ее принесут в жертву, в соответствии с их обычаем, который требует, чтобы воин, павший в бою, был снабжен рабом в стране духов. В течение полутора месяцев военный отряд отсутствовал, и все это время Оливия мучилась от постоянных мыслей о смерти. Казалось маловероятным, что весь отряд вернется без потерь.

Как позже выяснилось, мохаве, вооруженные только луками и дубинками, были неприятно озадачены, узнав, что у некоторых воинов-кокопов появилось огнестрельное оркжие (однако, это в основном были устаревшие мушкеты, купленные у мексиканцев). Боясь ружей, мохаве бродили по территориям противника, опасаясь приближаться к селениям и даже не помышляя об атаках. После трех недель подобных бесцельных блужданий отряд решил вернуться домой.

Однажды, собирая коренья, Оливия увидела гонца, идущего в деревню.

Какие вести он принес? Она не знала, что делать. На мгновение она подумала о бегстве, но отказалась от этой возможности как от безнадежной. Она молча сидела во время начавшегося совета племени, который в соответствии с местными правилами приличия был необходим перед тем, как новость будет оглашена. Наконец посланник заговорил, сильно приукрасив рассказ о событиях. Вскоре вернулись воины, голодные и без ожидаемых трофеев. Они привели только пять женщин, случайно захваченных во время блужданий по чужим территориям. Тем не менее, отряд был встречен с триумфом, как одержавший великую победу. Ни один мохаве из трусливо скитавшихся вокруг деревень индейцев-кокопов, не был убит. Таким образом, смерть миновала белую девушку.

Вскоре после этого Оливии пришлось стать свидетельницей шокирующего зрелища. Все плененные кокопа были молодыми девушками, за исключением одной – женщины лет тридцати. Прожив в деревне мохаве неделю, она ночью сбежала. Она шла только по ночам и добралась до реки Колорадо, но через несколько дней ее обнаружил воин-юма, которому она рассказала свою историю. Он привел ее в свою деревню, а затем его соплеменники вернули женщину мохаве, как того требовали межлеменные отношения. Дикари придумали для нее казнь, которую видели на библейских картинках, однажды показанных им миссионерами-иезуитами. Ее подняли над землей на поперечную балку и прибили ее руки грубыми деревянными колышками. Аналогичные колышки были вбиты ей в ноги. Ее голова была привязана к вертикальной жерди веревками из коры, утыканными шипами. Затем к этому «распятию» привели остальных пленниц и Оливию, дав им понять, что беглянкам будет уготована та же участь. Несчастная прожила два часа, а мохаве тем временем танцевали вокруг нее, стреляли в нее стрелами и прижигали ее тело горящими головнями. После смерти ее сняли с «распятия» и сожгли на погребальном костре.

После этого Оливия отказалась от всякой мысли о побеге. Она продолжала жить обычной жизнью. Голод 1853 года подтолкнул мохаве к мысли о необходимости большей осторожности при посадке растений, и теперь они больше не страдали от нехватки продовольствия. В феврале 1856 года она узнала, что в деревню прибыл индеец племени юма с посланием из американского форта, требующим ее освобождения.

***

Когда Лоренцо Оутман добрался до лагеря Юма, его история привлекла сочувствие многих офицеров и солдат, которые хотели попытаться спасти его сестер, но гарнизон вскоре должен был передислоцироваться, и времени на длительные поиски не было. Командир подразделения, полковник Хайнцельман, смог только отправить небольшой отряд под командованием капитана Дэвиса и лейтенанта Моури, но им не удалось найти пленниц. Через месяц гарнизон переехал в Сан-Диего, за исключением дюжины солдат, которые остались охранять паром через реку Хила. Вскоре этих солдат прогнали индейцы-юма, которые удерживали контроль над паромной переправой в течение нескольких месяцев.

Полковника Хайнцельмана направили навести порядок среди племен юма, которые стали чрезмерно агрессивными по отношению к американцам. Выполнение этой задачи заняло больше года. Лоренцо с доктором отправился в Сан-Франциско где оставался в течение почти трех лет, не получив никакой помощи в поисках сестер. В октябре 1854 года он отправился в Лос-Анджелес, где присоединился к группе золотоискателей направлявшихся к реке Колорадо. Эта группа работала рядом с местом, где произошло нападение на семью Оутманов, но никаких результатов в поисках сестер Лоренцо не добился. В декабре того же года он искал их в Южной Калифорнии, но безуспешно. Затем он обратился в газеты, с помощью которых ему удалось в некоторой степени пробудить сочувствие общественности и узнать, что его сестра находится в плену у мохаве. После этого он подготовил петицию губернатору Калифорнии Джонсону с просьбой о помощи, которую подписали многие жители округа Лос-Анджелес. Губернатор ответил, что у него нет полномочий удовлетворять эту просьбу, и в начале февраля 1856 года направил петицию в Департамент по делам индейцев.

С 1853 года в Юме (преобразованной из перевалочного лагеря переселенцев в форт) работал плотник по фамилии Гринелл. Он проявил живой интерес к пропаже двух девочек и пытался узнать хоть какие-то детали у проходящих через форт путников и индейцев. В январе 1856 года к нему в палатку пришел знакомый индеец-юма, которого белые именовали Франциско.

«Карпинтеро (плотник), почему ты так часто спрашиваешь о двух американках среди индейцев?» – спросил индеец.

Гриннелл сообщил ему, что белые знают о существовании девушек в плену и, несомненно, начнут войну с индейцами, если те не вернут пленниц. Предъявив индейцу номер газеты «Los Angeles Star», Гриннелл сделал вид, что переводит вслух статью, якобы сообщавшую о том, что готовится большая армия, которая уничтожит мохаве и все племена, которые помогали им укрывать пленниц. Индеец был явно впечатлен. Гринелл отвел его к подполковнику Берку, командовавшему фортом Юма. Франциско сообщил, что в живых осталась только одна девушка, а затем попросил:

«Дай мне четыре одеяла и немного бус, и я приведу ее всего через двадцать дней».

Берк не поверил индейцу, но Гринелл попросил отдать дикарю то, что тот желал получить, и обещал подполковнику расплатиться. Товары были доставлены, и индеец ушел.

Прибытие Франциско вызвало немало волнений в деревне мохаве. Был созван совет, и Оливию спрятали в отдаленной части долины. Франциско требовал ее освобождения, угрожая карательным рейдом аррми США, но мохаве чувствовали себя недосягаемыми в отдаленной и дикой местности. Индейцы прогнали Франсиско и запретили ему возвращаться под страхом пыток. Он переправился через реку, но не отказался от своей цели. Всю ночь он убеждал вождя и воинов племени юма на противоположном берегу помочь в освобождении девушки, пугая индейцев карой со стороны армии США. Утром этот вождь переправился на другой берег и вступил в переговоры с мохаве. Вождь-юма угрожал вождю-мохаве войной, и яростно убеждал последнего, что юма уже подвергались карательному рейду американцев за захват паромной переправы через реку Хила, и убедились, что армия белых сильнее всех племен вместе взятых. Поэтому, чтобы не подвергать уничтожению свое племя и племя мохаве, надо выдать девушку. Франциско, отважившийся вернуться в деревню мохаве под защитой своего вождя вытащил лист бумаги, на котором было написано: