
Полная версия:
Новое рабство
С наступлением вечера автобусы, словно стаи перелетных птиц, начали рассеиваться в разные стороны. Это было обусловлено удаленным расположением студенческих кошар, которые раскинулись на обширной территории.
Если бы все студенты одного института были сосредоточены в одном месте, это создало бы серьезные логистические трудности для организаторов кампании. Ежедневный развоз бригад по полям потребовал бы внушительного парка автобусов, что было бы экономически нецелесообразно и очень сложно.
Поэтому давно было принято разумное решение размещать студентов в различных кошарах. Это позволяло оптимизировать процесс сбора хлопка, обеспечив каждой бригаде удобство и мобильность.
Обычно на одну бригаду выделяли одну кошару – небольшое одноэтажное здание с земляным полом и просторным помещением. В холодное время года и в непогоду в кошаре содержали скот, а в сезон сбора хлопка здесь жили студенты.
Перед приездом студентов работники колхозов сооружали временные двухэтажные деревянные настилы, которые в народе прозвали нарами. Это «комфортабельное» жилье предназначалось для всех учащихся, отправившихся на сбор хлопка. Здесь не было ни деревенских домов, ни благоустроенных бараков, ни спортзалов с кроватями – только условия, напоминающие жизнь заключенных на Колыме.
В тесной кошаре, под одной крышей, собиралось множество молодых людей. Здесь царила атмосфера шумной, беззаботной юности. После тяжелого дня на хлопковых плантациях студенты пели песни, играли в карты, делились впечатлениями и мечтами.
Условия были сложными: умывальники на улице, вода в них холодная, отсутствие душа. Однако эти трудности только сближали студентов. Они учились понимать друг друга и ценить простые радости жизни. С тоской вспоминали о своих близких, о домах и теплых постелях.
Бригада, в которую входило около ста человек, состояла из учащихся от четырех до шести студенческих групп. Это зависело от размеров кошары. Обычно в один пункт назначения отправлялось такое же количество автобусов.
Старшекурсники нашего института были хорошо знакомы с этими нюансами, поэтому наша группа была очень удивлена, когда колонна из двадцати автобусов прибыла в одно место и прозвучала общая команда:
– На выход!
– Что это еще за новости? – удивился Антон. – Никогда раньше не видел, чтобы столько автобусов приезжали в одно место.
– Может быть, здесь останется только одна бригада, а остальные отдохнут, сходят в туалет и отправятся дальше, к своим кошарам, – предположил один из однокурсников.
Вокруг царила атмосфера легкого недоумения. Студенты, которые собирались у дверей автобусов, перешептывались и переглядывались, не понимая, что происходит. Двадцать автобусов – такого еще не было! Каждый из них был полон молодых лиц, полных надежд и стремлений, готовых к очередной бригадной работе. Однако то, что их ожидало, явно выходило за рамки привычного.
– А вы почему не выгружаете свои вещи? Ждете особого приглашения? –
возмущенно спросил подошедший преподаватель Прокопченко, который временно исполнял обязанности бригадира на сезон хлопковой компании.
Он преподавал высшую математику в институте, и из-за своей фамилии студенты дали ему прозвище «Копчёный». Это был невысокий мужчина с интеллигентным видом и манерами, за что получил еще одно прозвище – «Пьеро». Во время ходьбы у него была привычка растопыривать кисти рук, что выглядело довольно забавно. В дальнейшей жизни нашей бригады он будет играть немаловажную роль.
– Мы все здесь остаемся? – раздался удивленный вопрос из глубины толпы студентов.
– Да, – кратко ответил преподаватель, не поднимая глаз от списка, который он держал в руках.
– И будем жить в одной кошаре? – прозвучал недоверчивый голос Ларисы.
– А что вас смущает? – преподаватель вопросительно взглянул на студентку и парировал, кивком головы указывая на внушительное строение. – Посмотрите, какая она большая. В ней места хватит нескольким бригадам.
И действительно, здание имело внушительные размеры как в длину, так и в ширину. Студенты никогда раньше не видели такой огромной кошары. Они сначала даже не подозревали, что это строение предназначено именно для них, и сначала думали, что это какая-то ферма.
– Давайте, давайте! Скорее выгружайте свои вещи. Автобусы ждать не будут, –раздраженно выпалил Прокопченко.
– Вот это да! – воскликнул кто-то из студентов, окинув взглядом гигантское здание.
– Никогда не видел такой огромной кошары!
– Это не кошара, а прямо скотный двор какой-то!
Новоиспеченные хлопкоробы с удивлением и некоторой долей недовольства выгружали свои вещи из автобуса. Пыльная дорога, палящее солнце и непривычный запах земли – все это резко контрастировало с комфортной домашней жизнью, к которой они так привыкли. Несмотря на свои эмоции, они осознавали, что должны поторопиться. И дело было не только в том, что автобусы должны были скорее вернуться в Ташкент.
Еще в институте студенты, руководствуясь своими дружескими отношениями, решали, кто с кем будет жить в одном отсеке кошары. Они объединялись в небольшие группы. Поэтому им также необходимо было занять удобное место для организации общего отсека своей группы.
Для группы из двух человек это было проще сделать. Но были коллективы и по четыре, и даже по шесть человек. В таком случае медлить было нельзя, иначе им пришлось бы расселяться по разным местам нескольких отсеков, что могло привести к ощущению дискомфорта и неуверенности в необычной обстановке.
Студенты с вещами энергично двинулись к огромной постройке – кошаре, где им предстояло провести не один месяц. С волнением и надеждой в сердцах они шли навстречу новому этапу своей жизни.
Обычно девочки стремились занять места на нижнем ярусе: туда было легче забираться, и всегда можно было присесть на нары. Это было похоже на ситуацию, когда в поезде есть верхняя и нижняя полки. Однако не всем девочкам удавалось получить нижние нары, так как их было больше, чем ребят.
Мальчики, в свою очередь, имели другое преимущество, занимая места на верхнем этаже: там было теплее в холода и не сыпалась на голову пыль с верхних полок, когда на них происходило движение, соседей живущих выше. Нары всегда делали из нестроганых досок, а иногда даже из горбыля, который прибивали ровной стороной вверх.
В обоих случаях было важно выбрать место поближе к углу, где рядом отсутствовал общий проход, и подальше от входных дверей, откуда постоянно дуло. Также многое зависело от расположения самих нар. В целом, все эти вопросы решались на месте, и тот, кто не успел занять хорошее место, рисковал остаться без него, обрекая себя на неудобства и дискомфорт.
Однако, когда студенты вошли в кошару, все их планы и предположения остались за пределами помещения. Даже бывалые студенты никогда не видели такого необычного расположения нар.
В центре кошары находился широкий общий проход, от которого отходили более узкие, ведущие в закутки, разделенные деревянными перегородками. Обычно в небольших кошарах ряды нар располагались вдоль стен, а если ширина помещения позволяла, то еще один ряд устанавливался по центру с проходами по бокам. Но здесь все было устроено совершенно иначе.
Однако время поджимало, и все решили не тратить его на размышления. Нужно было срочно занять места, обустроиться и поужинать, ведь на улице уже стемнело.
Как только студенты узнали, в каком уголке этой большой кошары будет располагаться каждая бригада, они немедленно приступили к активной подготовке к ночлегу. Все быстро пересмотрели свои планы и решили, где будут размещать свои отсеки.
Основная часть подготовки заключалась в раскладывании матрасов на нарах. Место, где лежал матрас, считалось личным пространством. Присутствие натянутой веревки с повешенным покрывалом или простыней сигнализировала о том, что данное пространство уже занято под отсек определенной группы.
Со всех сторон раздавались деловые команды, создавая атмосферу организованного хаоса:
– Прибивай сюда гвоздь! Да побольше возьми! Этот слишком маленький! Не выдержит нагрузки туго натянутой веревки!
– Натягивай веревку! Да посильнее!
– Ребята! Кто-нибудь, помогите нам, девочкам, гвоздь прибить. У нас не получается!
– Давайте, я помогу вам!
– А ты зачем положил сюда свой матрас!? Не видишь, что мы уже весь отсек заняли?
Конечно, не всегда все проходило гладко, и не обходилось без ссор между группировками, но никогда не доходило до драк. Ведь все были свои люди. Пошумев немного, быстро приходили к решению, удовлетворяющему обе стороны конфликта. К счастью, вокруг хватало и «адвокатов», готовых выступить посредниками.
– Ребята! Вы не ругайтесь, пожалуйста! Сейчас разберемся.
– Ничего страшного. Ну подвиньте немного это сюда, а это немного туда, и все будет в ажуре.
– А это можно здесь повесить, и никому оно мешать не будет.
– Вот видите, как все здорово получилось! А вы переживали.
В первый вечер, как правило, каждый ужинал тем, что привез с собой из дома, поскольку кухня еще не была готова.
Как это обычно бывает, организационные вопросы по распределению должностей были решены еще до отъезда из Ташкента. Из числа студентов были выбраны два ответственных человека: повар и весовщик-учетчик. Роль повара была понятна всем – он должен был обеспечивать питание бригады.
Однако работа весовщика-учетчика была гораздо более сложной. Ему приходилось принимать хлопок от каждого студента на поле, взвешивать его и тщательно фиксировать результаты в специальной учетной тетради. Кроме того, он готовил сводки о собранном хлопке и отправлял их в администрацию штаба факультета института. Фактически, он вел всю бухгалтерию бригады, что играло важную роль в ее работе.
Также был необходим комсорг бригады. Его кандидатура также определялась в Ташкенте, но на месте необходимо было провести формальное комсомольское собрание для составления протокола. По сути, комсорг был просто помощником бригадира, выполняющим его поручения, но поскольку эта должность называлась «комсомольский организатор», то проведение собрания было обязательным.
Каждый из студентов тайно надеялся избежать этой «почетной» обязанности. Ведь комсоргу приходилось нести двойную ношу: отвечать за всю бригаду и работать на поле больше других, показывая товарищам пример своим ударным трудом и вести их за собой вперед к победе коммунизма. Если любого студента могли вызвать в штаб факультета на разбор за плохой сбор хлопка, то для комсорга это было недопустимо. Кому выпадет такое «счастье» – стать комсоргом бригады, будет известно только завтра.
Постепенно голые нары в кошаре начали приобретать жилой вид, который сохранится здесь до конца сезона хлопковой компании. Многие, особенно девушки, старались сделать это убогое жилье уютнее, ведь им предстояло провести здесь много времени.
Несмотря на трудности и лишения, которые были неотъемлемой частью жизни в стесненных условиях, люди находили в себе силы украшать свою жизнь, делая ее хоть немного ярче и светлее. Кто-то вешал на заднюю перегородку небольшую картину, кто-то – зеркальце, а кто-то – красивую занавеску, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие привычных удобств.
Если удавалось найти подходящие дощечки, некоторые прибивали их к стойке, создавая ступеньки для более удобного подъема на верхний ярус.
Внизу, под нарами, складывались чемоданы и сумки, а также все то, что не помещалось на ограниченном пространстве отсеков.
Наступила ночь. Все успели обустроиться и перекусить. Был объявлен отбой, и постепенно бурные обсуждения и разговоры перешли в тихие шепоты, а затем и вовсе затихли. Наконец, бригады, расселившиеся по всей кошаре, погрузились в сон.
Завтра всех ждал первый рабочий день. С этого момента все дни будут наполнены тяжким трудом. На хлопковых полях не бывает выходных. Работа продолжается даже в праздники, такие как седьмое ноября. Только сильный ливень, способный превратить поля в непроходимую грязь и промочить до нитки студентов, может стать причиной приостановки работ. Обычные дождь и снег не принимаются во внимание руководителями. Иногда придется работать даже в те дни, когда хлопковые поля будут покрыты снегом. А как известно, белое на белом не очень хорошо видно.
Но все это будет потом. А пока все мирно спят.
Глава 3. Честь и достоинство
Вот и наступило первое утро нового сезона уборки хлопка. В шесть часов утра тишину нарушила команда подъема, которая безжалостно вырвала студентов из объятий глубокого сна.
События, о которых пойдет речь в этой книге, произошли в бригаде, в которой мне посчастливилось работать. Я был непосредственным участником этих событий и могу свидетельствовать о них с полной уверенностью.
С неохотой, словно с трудом освобождаясь от глубокой дремоты, некоторые из них встали, а другие с трудом сползли с неудобных верхних нар и направились к туалету с уличными удобствами, а затем к ручным умывальникам. Холодная вода, льющаяся из кранов, сразу же прогнала остатки ночной сонливости.
Завтрак был скромным: горячий, слегка подслащенный чай из титанов, кусок черного хлеба и десятиграммовый кусочек масла, выданные на кухне. Здесь не было столовой в привычном понимании этого слова. Не было даже столов, что создавало множество неудобств для студентов, вынуждая их искать альтернативные способы приема пищи.
Есть приходилось прямо на улице, где каждый старался создать импровизированную зону для трапезы, используя ящики, доски или просто свободный участок земли. Однако с наступлением непогоды все менялось. Тесная кошара, заполненная нарами, превращалась в единственное место для приема пищи.
С наступлением холодной осени, когда стало поздно светать утром и рано темнеть вечером, студенты были вынуждены постоянно завтракать и ужинать только на нарах, лишенные даже малейшего комфорта. Тем, кто жил на нижних ярусах, было удобнее принимать пищу, но у них возникала другая проблема: из-за движения соседей сверху в их тарелки с едой сыпалась пыль. Чтобы избежать этого, им приходилось держать тарелки над проходами, сидя на нарах.
Обедать приходилось прямо в поле, сидя на земле. В холодные дни, чтобы не замерзнуть, приходилось присаживаться на корточки, что добавляло усталости и неудобства.
Отсутствие столовой негативно сказывалось на настроении студентов. Необходимость искать место для приема пищи, а также неудобства и отсутствие элементарных условий гигиены вызывали раздражение и чувство несправедливости.
В таких условиях приходилось не только изнурительно работать на хлопковых полях под палящим солнцем, а затем и на холоде, но и постоянно бороться с чувством дискомфорта. Это вызывало мысли о том, что даже самая необходимая работа не должна превращаться в тяжкую повинность, лишающую человека элементарного комфорта и достоинства.
Этим первым утром после завтрака Антон с тяжелым вздохом потянулся, прогоняя расслабленность после долгого сна.
– В армии и то кормили лучше, – проворчал он. – Там на завтрак кроме этого давали хоть какую-то кашу, а в воскресенье – два яйца. Здесь же о яйцах можно забыть.
Денис не смог сдержать улыбки:
– Ага, а в тюрьме сейчас макароны дают.
– Да в тюрьме и то лучше, – настаивал Антон, бывший армейский служака. – Там, по крайней мере, от такой работы и такого быта не чувствуешь себя рабом на плантации. Спят на приличных кроватях.
Лариса, случайно оказавшаяся рядом, наблюдая за спором, вдруг заметила:
– Тоша, а ты что сегодня не брился?. Ты посмотри на Дениса. Он то побрился.
Антон, с небольшой щетиной на лице, ответил:
– Денис пусть поступает, как знает, а я решил пока не бриться. Буду бороду себе отпускать.
– А че так? – удивилась девушка.
– Да неохота холодной водой бриться, – ответил он ей. – Отвык уже от армейской необходимости бриться холодной водой. Я там в свое время вдоволь такого «удовольствия» натерпелся. Особенно зимой. Если бы здесь повар не кидал сахар в чай сразу, то можно было бы добавлять его к воде для бритья. Как раз теплая водица получалась бы. А так холодной не хочу. А ты не хочешь чтобы у меня была борода?
– Да мне как-то все равно, – равнодушно отреагировала Лариса на вопрос Антона.
В этот момент прозвучала команда «Стройся!». Как я уже упоминал ранее, в кошаре было пять бригад, а это примерно пятьсот человек. Среди них были как европейские, так и национальные и интернациональные потоки. Это означало, что здесь находились русскоязычные, узбекские и смешанные бригады, в состав которых входили казахи, киргизы, таджики, туркмены и даже выходцы с Кавказа.
Каждая бригада имела свое построение. Пока не были выбраны комсорги, людьми командовали бригадиры. Как я уже говорил ранее, бригадиром студенческой бригады, членами которой являлись Антон, Денис и Жора, был Прокопченко.
Хотя построение было формальным, оно имело глубокий смысл. Это было олицетворением порядка, дисциплины и единства – качеств, которые так важны в жизни каждого коллектива, особенно в наших непростых условиях.
Как обычно в таких случаях полагается, он произнес пространную вступительную речь, в которой обязательно звучали слова «партия», «народ» и «Родина». В какой-то момент он сказал:
– Вам выпала большая честь своим самоотверженным и ударным трудом увеличить богатство нашей Родины белым золотом!
Вдруг из глубины строя раздался крик:
– А мы не достойны такой чести!
Вся бригада громко рассмеялась. Прокопченко нахмурился и сдвинул брови.
– А ну прекратили безобразничать! – недовольно закричал он. – Кто это крикнул?
В ответ – тишина. Прокопченко не унимался:
– Я еще раз спрашиваю, кто это крикнул? Не отвечаете! Тогда свои шуточки держите при себе, если не хотите оказаться в штабе на разборе. Там с вами так пошутят, что отобьют охоту шутить подобным образом.
Ага. Так тебе и сказали кто тут такой умный шутник нашелся. Дураков нет. По голосу это явно был Громов. Кроме него некому было. У Антона во время службы в армии был сослуживец Котрин, которого прозвали контрой за его подобные выходки в строю. В свое время он точно так же ответил замполиту ракетного дивизиона, когда тот обрадовал строй честью заступить в Новогоднюю ночь в наряд караулом из тридцати трех человек на охрану военных складов воинского гарнизона. Замполит точно так же сказал тогда, что мол вам выпала большая честь. Антон при случае в институте, как байку, рассказал эту историю своим однокурсникам.
Иван Громов, хотя и был не из робкого десятка, стоял в строю, стараясь казаться неприметным. Лишние неприятности ему были не нужны. Все знали, что именно его голос прозвучал в тот момент. Он просто не смог удержаться. Эта фраза о «большой чести» напомнила ему историю, которую Антон рассказал студентам еще на первом курсе института.
Теперь, глядя на суровое лицо Прокопченко, Иван успел пожалеть о своей импульсивности. Кому нужны неприятности, да еще в начале компании. Но было уже поздно. Что сделано – то сделано.
Прокопченко, сжав кулаки, продолжал грозно оглядывать строй. Громов напрягся, ожидая наказания. Но Прокопченко, видимо, решил не портить в первый день настроение всей бригаде и просто промолчал, на минуту повернувшись к студентам спиной.
Громов вздохнул с облегчением. Он понимал, что Прокопченко мог бы его серьезно наказать для наглядности, но сегодня он проявил снисхождение. Иван решил, что впредь будет более осмотрительным и не станет повторять подобные ошибки.
После того как не удалось найти нарушителя дисциплины, Прокопченко перешел к следующему вопросу. Его голос звучал твердо и уверенно:
– Предлагаю незамедлительно перейти к проведению комсомольского собрания. На повестке дня стоит вопрос о выборе среди комсомольцев бригады комсорга. Сначала мы выдвинем кандидатуру, а затем проголосуем за нее. У кого будут какие предложения? Раз предложений нет, то я предлагаю на эту ответственную должность избрать Антона Абакумова.
Все присутствующие на линейке студенты с интересом посмотрели на Тоху, как его ласково называли в институте. А он, ошеломленный неожиданным поворотом событий, задумался. Взгляд его блуждал по лицам собравшихся, словно пытаясь найти ответ на вопрос, который крутился в его голове:
«Вот так попал в ситуацию, которой совсем не рад! Что же я такого сделал, что заслужил такую честь? Попробуй теперь сказать бригадиру, что не достоин этой должности. И ведь не найдешь убедительной причины для отказа. Ах, вот в чем дело! Это из-за того, что я так громко командовал на военной кафедре перед окнами всего института. Теперь декан обратил на меня внимание. Ему-то хорошо было видно из своего кабинета, как я демонстрировал командирские навыки. А эти сейчас все поднимут руки, как будто сдаются. Вернее, сдадут Антона Абакумова. Каждый рад, что не его «осчастливили» высокой честью».
Абакумов прекрасно понимал, что отказ будет воспринят как проявление неуважения к администрации факультета и, возможно, даже как саботаж. Он вынужден был взять на себя роль, которую не хотел исполнять. В душе его бушевали противоречивые чувства: страх ответственности, обида на несправедливость и желание доказать всем свою состоятельность.
Линейка продолжалась. Прокопченко, не обращая внимания на растерянность Антона, продолжал говорить о важности комсомольской работы и о доверии, которое коллектив возлагает на будущего комсорга.
Тоха задумался И было над чем. Он знал, что от его решения зависело не только его собственное положение, но и судьба бригады. Он чувствовал тяжесть ответственности, которая ложилась на его плечи.
Антон с тоской вспоминал времена, когда его обязанности ограничивались утренним построением и строевой подготовкой. Будучи командиром взвода и одновременно потока на военной кафедре, он чувствовал себя лидером, воплощением дисциплины и ответственным только за выполнение учебного плана. Однако теперь, когда его назначили командиром бригады, он столкнулся с гораздо более сложной и неблагодарной задачей.
Теперь ему предстояло не только руководить и следить за выполнением плана бригадой по сбору хлопка , но и, как говорят в определенных кругах, быть «сукой» для начальства. Он должен был следить и нести ответственность за порядком, отвечать за самовольные отлучки студентов, их пьянки и за все, что могло произойти в его бригаде.
Антона поставили перед трудным выбором: угодить студентам, которые видели в нем равного, или начальству, требующему беспрекословного выполнения приказов. Своим самоотверженным трудом и личным примером он должен был мотивировать коллектив, но сам чувствовал себя загнанным в угол.
Парень определял свое положение как «между молотом и наковальней». Ему теперь трудно будет оставаться справедливым. Он прекрасно осознавал, что это невозможно. Каждый день будет битвой, борьбой с самим собой, с системой и обстоятельствами. Он надеялся, что силы не покинут его, и он сможет бороться, веря, что рано или поздно эта система изменится, и ему не придется выбирать между долгом и совестью.
Понимая, что отказаться от выпавшего ему доверия здесь и сейчас никак нельзя, Антон быстро пришел к решению безоговорочного согласия принять «долгожданную» должность.
Собрание тем временем продолжалось.
– Предлагаю перейти к голосованию, – продолжал преподаватель. – Кто за? Кто против? Единогласно. Поздравляю вас, товарищ Абакумов!
Бригада дружно зааплодировала. Каждый ее член с облегчением про себя подумал:
«Пронесло!»
Однако виновник торжества, услышав слова поздравления и аплодисменты, лишь грустно посмотрел на преподавателя. В его глазах не было ни радости, ни гордости, только легкое разочарование. Он знал заранее, что это решение будет принято. Глядя на бригадира, лишь поразмыслил:
«Ну и пусть он себе на здоровье поздравляет! Хотя что на него обижаться? Он же не сам предложил выдвинуть меня на эту должность. Кто-то другой принял за него такое «замечательное» решение. Он тоже подневольный человек, над ним тоже есть начальники. Может быть, ему даже хуже, чем мне, а он должен перед студентами надувать щеки. Ах да, надо же ответить на его поздравление. Нам ведь с ним еще предстоит работать вместе. Поругаться мы всегда успеем».
– Спасибо! – коротко ответил теперь уже комсорг бригады.
Его голос был ровным, без тени эмоций. Студенты переглянулись, пытаясь разгадать то, что скрывалось за этой короткой фразой. Абакумов молчал. Его хмурое лицо говорило о том, что он не разделяет всеобщего ликования.
Он прекрасно понимал, что эта «победа» – всего лишь очередная ступенька в сложной игре, правила которой ему до сих пор неизвестны. Он был выбран комсоргом бригады, но чувствовал себя скорее пленником этой должности, чем ее хозяином.
Преподаватель проницательным взглядом окинул строй студентов. В его глазах читалось удовлетворение от выполненной работы, а тон голоса был проникнут уверенностью. Он изо всех сил старался казаться строгим. Это и понятно: на нем лежала немалая ответственность. Вот только строгость эта выглядела слегка наигранной. Это придало Антону некоторую уверенность.