скачать книгу бесплатно
Не заметив торчавшей из стены дома железной трубы, он на полном ходу стукнулся об нее лбом и еще с полметра своего пути проделал уже на спине, в процессе свободного скольжения по ледяной поверхности тротуара.
– Очень приятно! – выразительно повторил он, поднимаясь на ноги и потирая рукой здоровенную шишку на лбу. – Очень!..
…сидели и смотрели на проходящих мимо людей. Молчали. Молчали довольно долго, но, как ни странно, никакого напряжения, обычно сопутствующего столь продолжительному безмолвию, не возникало. Шел снег. Жирные влажные хлопья медленно опускались на землю, производя при этом едва заметный, но все же отчетливо воспринимаемый звук. Что-то среднее между шипением и шуршанием. Народу на улице было немного. «Забавно, – подумал Вили, – почему, когда идет снег, человечество словно вымирает?»
– Безмолвие, – отозвался Лайт, – никто не хочет нарушать этого фантастического безмолвия.
Вили благодарно кивнул. На душе было тепло и спокойно. «Ровное, – почему-то подумал он, – ровное и стабильное…» И в этом Ровном и Стабильном рождалось понимание чего-то грандиозного и вечного. Даже не понимание, а скорее ощущение. Чистое восприятие, если так можно выразиться.
– Ну, и на кого они похожи? – снова нарушил молчание Лайт.
– На кометы, – не задумываясь, ответил Вили. – Или на бабочек… Нет, именно на кометы!
Лайт добродушно засмеялся. Почувствовав в этом смехе вопрос, Вили поспешил пояснить свою мысль:
– Как кометы, движутся они по замкнутой траектории, тщетно силясь вырваться за пределы своего обыденного восприятия, и каждый раз, снова и снова, возвращаются обратно, удерживаемые невидимыми, но от этого не менее реальными силами своих страстей, желаний, бессознательных импульсов…
– Везде должен быть свой особенный центр, вокруг которого все и вертится, – хитро прищурившись, заметил Лайт.
– Везде, – согласился Вили, – если только ты сам не являешься этим центром.
– Центр Восприятия! – Лайт рассмеялся. – Звучит припохабненько. Все зависит от того, с какой точки зрения на это взглянуть. Очень может статься, что именно Земля является центром Вселенной, а все, что не в нас, лишь плод нашего воображения.
Вили поморщился.
– Кометы, – твердо повторил он. – Люди – это кометы. А Центр Восприятия – величина сугубо индивидуальная, и никакого отношения к объективной реальности она не имеет. Разве что самое отдаленное.
Лайт промолчал. Он был доволен. Он был очень доволен!
Мимо скамейки, на которой они сидели, прошла женщина. Прошла, остановилась неподалеку и взглянула на часы. По всей видимости, здесь у нее с кем-то было назначено свидание, но двор был совершенно пуст. Несколько минут она нервно ходила взад-вперед, затем развернулась и медленно побрела прочь. Вили даже показалось, что он заметил слезы на ее щеках. Женщина свернула за угол и пропала из вида.
Снова стало пусто, но ненадолго. Из соседней подворотни вывернула шумная ватага и, описав по двору довольно замысловатую петлю, пристроилась под полуобрушившимся навесом у наглухо заколоченной боковой двери гастронома. Распив принесенную с собой бутылку, компания рассыпалась и исчезла, оставив после себя только пустую посудину и смятый пластиковый стаканчик. Минут через десять к подъезду подкатил милицейский фургон.
– Эй! – заорали из окна сверху. – Какого черта?! В соседний двор, в соседний!..
Хлопнула форточка. Зарычав, машина медленно поползла по дорожке, очевидно намереваясь обогнуть дом, чтобы попасть в соседний дворик.
– Поразительно, – задумчиво произнес Лайт, – как много здесь переплетено миров!
Вили и сам не раз замечал эту странность. Взять, к примеру, вот эту улицу. На первый взгляд ничего особенного, улица как улица. Но это только на первый взгляд. Стоит присмотреться внимательно, и тогда начнешь замечать, как… Грязный и унылый мир бродяг прекрасно сосуществует здесь бок о бок с миром уличных торговцев или сверкающим миром «новых русских». Разочарование, боль, предательство могут невероятнейшим образом накладываться на радость, веселье или восторженное чувство первой любви. А мир глазами ребенка. А мир человека, открывшего для себя прелесть алкогольного опьянения, а мир профессионального киллера… И все это – одна и та же улица, одни и те же предметы, одно и то же пространство в одном и том же временном измерении!..
– Кометы, – пробормотал Вили. – Кометы!..
– Разные уровни восприятия, – поправил его Лайт. – Чем более человек развит, тем более он восприимчив. И тем менее он зависим от Центра, вокруг которого вращаются все остальные. Комета могла бы перестать быть кометой, если бы сумела разорвать цепи притяжения и вырваться за пределы Системы…
– Системы?!
– Эй ты, Оргазм Роттердамский! – заорали откуда-то сверху. – Кончай базарить. Спать не даешь. Щас в милицию позвоню!
Вили встал и вышел со двора на улицу. «Стабильное, – думал он, – Ровное и Стабильное…»
Что дальше?..
– И сколько же раз вы получали по голове этой штуковиной?
– Сколько? Откуда я знаю, сколько? Много раз получал.
– Наверное, все по пьяни?
– Нет, отчего же, – (самодовольно), – и в трезвом виде не раз перепадало. А откуда вы такой любопытный, случаем, не из милиции?
– Нет! – (испуганно). – Боже меня упаси!
– Это хорошо. Тогда мы с вами можем найти общий язык.
– Один на двоих? Хорошо бы.
– Точно говорю, найдем!
– А в детстве вы не страдали рахитом?
– Ох, чем я только не страдал в детстве!.. А вот рахитом нет. Кажется, не было такого. Бог миловал.
– Ладно. Это, вообще-то, ерунда. Я вас совсем не о том хотел спросить.
– О чем же? Спрашивайте.
– Ответьте мне: вам никогда не приходилось видеть животное?
– Да каждый божий день вижу! С утра вроде бы смотришь – люди. А к вечеру приглядишься как следует и понимаешь: не-е, животные! И говорить по-человечьи не могут, мычанье одно, и на ногах еле держатся…
– Я вас серьезно спрашиваю, – (не скрывая раздражения), – вы настоящее животное видели?
– Ну, видел, – (обиженно). – И пошутить уж нельзя.
– Прекрасно! И чем же, по-вашему, животное отличается от человека?
– Чем-чем… да ничем! Единственная разница, что у человека две ноги и нет перьев.
– А еще?
– А что еще? Водки животное не пьет, табаку не курит…
– Так, так, – (поощрительно), – дальше, пожалуйста. Ведь можете же, когда захотите.
– Да отвяжитесь вы от меня! Что вы ко мне пристали? «Спой да спой»!
– Скажите, а может животное пойти в кино или насладиться чтением книги?
– В кино, пожалуй, и может, если билетерша у входа заснула. А вот книгой вряд ли.
– Нет, это невыносимо! Вы что, терпение мое испытываете, что ли?!
– Ничего я не испытываю. Тоже мне, нашел испытателя. Сами лезете ко мне с каким-то животным, а потом меня же и обвиняете непонятно в чем. Я ведь так и обидеться могу.
– Что-о?! – (угрожающе).
– Ничего! – (без тени смущения).
– Для вашей же пользы стараюсь, а вы…
– А кто вас просит для меня стараться? Сидите себе спокойно и не суйте нос во все дыры. Без вас тошно.
– Э-эх, темнота! – (со вздохом). – Ну ладно, ладно. Простите меня, пожалуйста.
– Черта с два! Не прощу.
– А ведь любая ситуация в жизни носит конфликтный характер. Вы не находите?
– Я?! С какой это стати?
– Извините, если чем-то расстроил вас, но мне показалось… Мне показалось, что…
Иван Хлюпов. Саис, ноябрь 1997 г.
Пандора
…банк не единственная и не самая большая из моих идей…
Джон Ло
«ВЕЧЕР…»
Прежде чем пойти в Контору, Иван Петрович решил забежать в столовую подкрепиться. Силы его уже полчаса как иссякли, поэтому пожрать сейчас было жизненно необходимо. Небрежно швырнув толстую кожаную папку на свободный столик, он подошел к окошечку и заказал себе полтора стакана индийского чая.
– Ждите, – буркнула толстая женщина в грязном халате, – сейчас принесут.
– Ладно, – как можно равнодушнее отозвался Иван Петрович, – подожду.
И, вернувшись за свой столик, принялся ждать.
На принесенную ему еду он накинулся с жадностью. Шумно чавкал, издавал непотребные внутриутробные звуки, громыхал вилкой.
– Мань, ты только посмотри, – шепнула женщина на раздаче своей напарнице. – Во мужик дает!..
Со стороны могло показаться, что у Ивана Петровича не две и даже не четыре руки, а шесть или восемь. Это делало его очень похожим на прожорливое индийское божество. Кроме того, свою длинную прямую бороду (которая, что тоже весьма примечательно, росла у него прямо из-под носа, минуя подбородок) Ивану Петровичу пришлось разделить надвое и заправить за уши, что делало всю картину еще более гротескной и пугающей. Иначе кушать он просто не умел.
– Ну и ну! – покачала головой вторая раздатчица. – Ну и ну…
Покончив с едой, Иван Петрович встал из-за стола, взял свою папку и отправился туда, куда ему было нужно, – в Контору.
– Здравствуйте, – пророкотал он, вваливаясь в приемную, – это опять я.
– Вижу! – испуганно вскрикнула секретарша. – Товарища Авзалова нет. И не будет. Нет!..
– А вот я сейчас сам проверю, – ехидно отозвался Иван Петрович и прошмыгнул в кабинет прежде, чем девушка успела что-либо предпринять.
– Нету! Нету! – в истерике продолжала она причитать. – Нету Авзалова…
Но было уже поздно.
При виде Ивана Петровича первым желанием господина Авзалова было нырнуть под стол. Весь он съежился, лицо у него побагровело, а уши нервно зашевелились.
– Опять вы!.. – простонал он. – Товарищ Кузнецов, ну сколько раз вам можно повторять? Не нуждаемся мы в ваших изобретениях, и ваши сумасшедшие идеи нам не нужны. Понимаете вы русский язык или нет? Не нужны!
Нисколечко не смущаясь таким приемом, Иван Петрович проворно пересек кабинет и деловито уселся на стул прямо напротив товарища Авзалова.
– Вот, – он швырнул папку на стол, – это то, что сделает вас богатым и счастливым, а мне принесет мировую известность.
Лицо у господина (…или товарища?..) Авзалова стало совершенно сизым.
– Как все гениальное, – излагал Иван Петрович, – идея моя необычайно проста. В нашем городе имеется двести сорок один маршрутный автобус. Циркулируют эти автобусы по улицам, возят пассажиров, но пассажир-то нынче пошел наглый. Мало того что он пользуется общественным транспортом в своих личных, я бы даже сказал корыстных целях, так еще этот самый пассажир и проезд оплачивать не желает.
– Да ну? – удивился Авзалов.
– Да! – сказал как отрезал Иван Петрович. – А контролеров у нас не хватает, сами знаете. Как выкарабкаться из сложившейся ситуации? – Он многозначительно поднял указательный палец. – Да очень просто! У нас не хватает контролеров зрячих, но кто сказал, что для этого дела не годятся контролеры слепые?!
– Нет, нет! Я не сумасшедший!.. – орал Иван Петрович, когда двое в камуфляжной форме выволакивали его из кабинета. – У нас в городе почти семь сотен слепых, я наводил справки. Вы только подумайте, какие здесь открываются перспективы. Достаточно ввести проездные билеты с азбукой Брайля, и все! «Зайцев» как не бывало…
– Вон его отсюда! Во-он!! – верещал Авзалов и колотил кулаком по столу, нагоняя страху.
– Да погодите вы, – вяло отбивался Иван Петрович, – дайте хоть папку взять. В ней же документы…
Под общий хохот сотрудников его вытащили на крыльцо и спихнули в сугроб. Папку с документами вынес ему сам господин(!) Авзалов. Вернее, не вынес, а вышвырнул в форточку.
Весь вечер Ивану Петровичу было тошно. Его тошнило и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Он ублевал коврик перед своей дверью, ублевал всю прихожую и даже (как только умудрился?) наблевал в заварочный чайник. Впрочем, все это внешне. На душе же у него было еще пакостнее.
– Обидно! – восклицал он, заламывая руки. – Обидно, что такой талантливый человек, как я, никому не нужен.
В половине десятого вечера в дверь к нему постучали.
– Здравствуйте! – На пороге стояли два молодых амбала в малиновых пиджаках и воротили носы (очевидно, от запаха свежей блевотины). – Вы тот самый Кузнецов и есть? – поинтересовались они.
– Да… Наверное… – неуверенно переминаясь с ноги на ногу, ответствовал Иван Петрович, хорошенько еще не зная, тот он самый Кузнецов или не тот.
– Мы пришли по поводу ваших замечательных изобретений, – сообщили молодые люди. – Вы чрезвычайно (чрезвычайно!) замечательная личность, а потому позвольте сделать вам небольшой презентик.
И с этими словами один из пришедших отсчитал Ивану Петровичу полтора миллиона рублей.
