Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

– Не пойму что-то гениального замысла, Ваше Величество. Просветите, а?

– Ну, Федор Васильевич… – Кощей развел руками. – А самому подумать? Ладно, время дорого, расскажу. Идет караван в пятьдесят человек да четверо караванщиков. Всё как обычно, только везут они здоровенные ящики, в которых можно хоть оружие спрятать, хоть самих шамаханов.

– А, вроде как диверсионный отряд для нападения на город изнутри?

– Точно. Вот и посмотрим, как Горох засуетится, да что делать будет.

– Так он наверняка впустит их в город, запрёт войсками в узких улочках да побьёт караван.

– Вот и я на это рассчитываю, – кивнул Кощей. – Тогда, надеюсь, этот пьянчуга Горох наконец-то поймёт, что это уже не шуточки и что я вполне серьёзно атаковать город собираюсь.

– Понятно. А не жалко своих шамаханов под пищали стрелецкие подставлять?

– Там моих шамаханов, – хмыкнул Кощей, – только четыре караванщика. А остальных наняли из каких-то южных земель людишек. То ли таджиков каких-то иранских, то ли вообще хазаров каких, я и не интересовался, да и какая разница?

– Ну, всё равно жалко.

– Да не побьют их. В плен возьмут и всех делов. А наших потом выкупим или обменяем, обычное дело. Да что ты за них так переживаешь как за меня, любимого?

– Да не ничего, это я так. И чем всё закончилось с вашими гостями-то?

– Да ничем. Улетели они обратно очень гордые собой, что Великому Кощею хвост накрутили да планы его тайные выведали.

Кощей снова захихикал, а потом быстро распрощался, отметив, что ждать участкового назад надо к вечеру.

– Дела… – протянул Михалыч, пряча зеркало.

– Да вроде нормально пока всё идёт. Маша, так что там у тебя?

– Я тут подумала, раз с немецкой кирхой такая сплошная мистерия, то, возможно, следует мне повидаться с немецким аббатом и попытаться разведать обстановку?

– Ну-у… – протянул я, – идея в принципе хорошая, только как ты собираешься подобраться к этому попу? Скажешь, что моя невеста и тоже хочешь в католичество перейти? Да и с чего он тебе рассказывать свои тайные дела будет?

Маша улыбнулась:

– Нет, мон ами Теодор, я явлюсь ему в своем облике натурель.

– Голышом, что ли?

– Давай жги, девка!

– Фи на вас. В естественном своём виде.

– Вампиршей?! – охнули мы хором с Михалычем.

– Пуркуа па? – пожала плечиками Маша. – Выдам себя за представителя адских сил.

– Хм… Если поп тут ни при чем, то он тут же за ведром святой воды побежит, а если замешан в заговоре…

– То сочтёт Машеньку посланницей ада и может разоткровенничаться, – закончил дед.

– А что? Дельно. Только как это провернуть?

– Пад проблем, мсье Теодор.

– Машенька! – взмолился я. – А давай на русском, а?

Маша опять пожала плечами и старательно перевела:

– Нет проблем, господин Захаров. Так понятнее?

– Маша!

– Ну, хорошо. – Маша примиряюще подняла ладошки. – Оденусь, как положено, выжду момент, когда пастор будет один в церкви и проскользну незаметно к нему, а там попытаюсь завести разговор.

– А как ты в своём кожаном костюмчике до Немецкой слободы через весь город дойдёшь?

Маша открыла и тут же закрыла ротик, Михалыч полез пятернёй в затылок, а я просто задумался без всяких сопроводительных жестов.

– Пущай идёть в сарафане, а на месте переоденетси, а мы прикроем.

– Не, Михалыч, увидят, народу же в городе полно. Вот кабы в карете подъехать…

– Да откель мы карету возьмём? Разве телегу с сеном…

– Фиг, мон шер!

– Маша, а ты облачком, ну, туманом, долго можешь рассекать?

– С полчаса, мсье Теодор, потом покушать надо будет. Лучше – крови, но можно и пирожок.

– За полчаса не успеем.

– Не успеем, внучек… Эх, а ить хорошая мысль была…

– Облачко, облачко… О! Есть! Мы Машу в твой кошель безразмерный запихнём!

Сотруднички задумались.

– Дык всё одно полчаса мало донести девку до слободы…

– В кошеле амбре, наверное, совсем не шарман…

– Не-не, мы сделаем лучше. Маша сейчас облаком своим нырнёт в кошель, а в нём вернётся в обычный облик, а как придём к слободе, она опять облаком выскользнет и отправится к пастору, а как в церковь попадёт, снова свой облик кожаный примет.

– А что, могёт и получиться.

– Кошелёк у дедушки Михалыча, наверное, грязный…

– Так. Давай, Михалыч, освобождай свой кошель. Маша, иди, переодевайся в свою любимую кожу.

– Да кудыть я всё добро дену?!

– Здесь и сложишь, а вернёмся, снова в кошель запихаешь.

– Сопрут.

– Не сопрут. Запугаем хозяина и всё.

Дед, ворча, начал освобождать свой кошель. Первыми появились уже знакомые мне портянки. Исподнее, ковшик, несколько разномастных пузырьков, кремневый пистоль, самовар, кусок серого мыла, два кирпича, тазик, моя флешка, огниво, зеркальце не волшебное, маленький табурет, трубка с кисетом, три полена…

– Дед, вот на фига тебе столько хлама с собой таскать?!

Михалыч что-то сердито бормоча, продолжал опустошать кошель. Повернувшись ко мне спиной, он периодически запихивал что-то под одеяло, косясь на меня, не подглядываю ли? Да больно надо было.

В общем, через полчаса уговоров, крика, ругани, обещаний расстрелять всех из дедова пистоля, мне удалось привести нашу группу в боевое состояние. Маша, обернувшись сгустком тумана, втянулась в кошель, как табачный дым в пылесос и вскоре с пояса деда послышался тихий голос:

– Фу, тут пахнет!

И мы пошли на дело.

Внизу Михалыч что-то пошептал хозяину постоялого двора и у того рожа посерела, потом побледнела и он часто закивал, крестясь.

– Что ты ему сказал? – поинтересовался я, когда мы вышли на улицу.

– А ничего, – отмахнулся дед. – Сказал, что три мертвяка там после Машиного завтрака лежат мол, как вернусь, приберу.

В кошеле возмущенно пискнуло.

* * *

А на улице было хорошо. Ласково светило солнышко, а воздух, после спёртого кабацкого, оказался свежим, бодрящим. Народу вокруг было мало, наверное, весь люд опять ошивался на базаре и мы, болтая ни о чем, шагали в сторону Немецкой слободы.

На полдороги со мной связался Калымдай. Новостей особых не было, участковый с бабкой еще не вернулись. Я предупредил, что идём на дело и поблагодарил Калымдая за отличную службу от имени Кощея.

– Хорошая штука эта твоя булавочная связь, Михалыч.

– А то!

– Эх, нам бы такую, только на постоянной передаче сигнала в отделение засунуть, а? Все бы их планы знали.

– Это да, внучек, ить только как туды сунуться, в милицию-то?

– К голубю булавку привязать и на крышу им посадить.

– Ага, а он тебе так и будет там сидеть дурак дураком?

– Ну и голубя к крыше привязать.

– А всё равно не услышим ничё через крышу.

– Это да. Сразу в дом бы запихнуть. Мухой там или тараканом.

– Блохой.

– Ну, или блохой. Только к блохе булавку уже не привязать. Да и где её взять? По собакам местным да кошкам вычёсывать? – я хихикнул.

– У Кощея есть.

– Что есть?

– Блоха.

– У Кощея блохи?! Фу-у-у… Нахватал, наверное, когда черных котов душил. Надо от него подальше держаться, пока не выведет.

Михалыч вдруг резко остановился и постучал меня пальцем по лбу. Больно, блин!

– Федька, ты меня вроде и слушаешь, а ничё ить и не слышишь. Я тебе русским по белому талдычу – есть у батюшки Кощея блоха такая для тайных дел приспособленная.

– Это как? Дрессированная что ли?

– Да тьфу на тебя, прости господи! Ты про умельца Левшу слыхал ли?

– Это тот, который как раз блоху подковал?

– Он самый. Вот Кощей-батюшка еще пару лет назад у него десяток таких блох и заказал. Денежек ему отвалил ужас сколько!

– Ну, за хорошую работу заплатить не жалко.

– Это верно, внучек. Вот батюшка наш и заплатил не жадничая. Потом Левшу придушил, чтобы не разболтал, а денежки взад вернул.

– Ну, это как раз в духе Кощея.

– Он такой, злодеюшка наш.

– Понятно. То есть ничего не понятно. Зачем Кощею подкованные блохи?

– Так аккурат для подслушивания же.

– Ну и наловил бы обычных да заклятие на них наложил.

– Не, не держится зелье говорушное на живом-то.

– О как… Понятно. Да, нам бы такую блоху да в отделение, а? На кота ихнего Ваську подсадить и всё услышим.

– Хорошо бы, да только как на него подсадишь-то?

– В терем как-то надо блоху подкинуть, а она уже сама вкусненькое найдёт.

– К кирпичу привязать и в окошко запустить? – захекал Михалыч.

– Ну, теперь ты начал прикалываться, дед. Давай серьёзно, а вдруг выгорит? Это же нам какая подмога будет!

– Ладно, внучек, давай серьёзно. Значиться надоть блоху в терем как-то подкинуть…

– Угу. Сами мы её никак не подкинем, на чужое животное, ну, на собаку например, подсадить мы блоху можем, но кто же собаку в терем пустит? Да и псине много ли интересу в дом к ним идти?

– Коту, когда гулять будет, на спину посадить.

– Да ну. Жди, когда он на прогулку выйдет, а потом еще попробуй незаметно это провернуть. Нет, с котом не вариант.

– На стрельцов бы, только опять же угадай, кто в терем войдёт, а кто во дворе ментовскую службу вести будет.

– Да вот же. Надо гарантированно такому человеку, который в терем попадёт.

Мы задумались, а потом хором сказали:

– Арестант!

А ведь верно. Если даже допрашивать опять во дворе будут, всё равно кот обычно рядом круги выписывает. Да и не будут они во дворе допросы проводить. Нашего парня на улице пытали только из-за того, что вода с него ручьем лилась.

– Отлично, Михалыч! Теперь надо пленного им подсунуть.

– Шамаханов уже рисково – они их сразу в царскую пыточную переправляют.

– Значит, нужен такой, которого обязательно сами допрашивать будут.

– Девку нашу можно им сдать.

Кошель на поясе подпрыгнул.

– Да шутю я, Машенька, шутю.

– Тюрю можно в принципе. Хотя нет, этот поганец может еще пригодиться. Боярина Мышкина хорошо бы, но он и так у них в порубе сидит, не подобраться.

– Ладно, внучек, еще помозгуем, а пока пришли ужо. Внучка, вылазь и порхай отседова.

За разговорами я и не заметил, как мы быстро достигли Немецкой слободы. Остановились на вчерашнем месте под забором, рядом с кирхой.

– Давай, Маша, действуй. Мы тут подождем.

Туманное облачко выскользнуло из кошеля и тихо прошептав нам «дьяк», просочилось прямо сквозь бревна забора.

– Чего «дьяк»? Дьяка заметила что ли? Так он вроде в тюрьме, а Михалыч?

– Не, Федя, я думаю, это она говорит мол, дьяка в отделение подсунуть.

– Дьяка? Так он же в царских подвалах! Это его оттуда вызволить надо, а потом опять милиции подсунуть? Сложно. Хотя дьяк, как вариант, очень даже не плохой.

– Ну, вызволить-то можно. Калымдай прикинется тем же участковым и заберет дьяка для допроса, например.

– Ладно, подумаем. С Калымдаем обмозгуем.

Минут через пятнадцать Маша-туманчик снова просочилась сквозь забор и шепнув «Уходим», нырнула в дедов кошель.

Уходим, так уходим.

По дороге на постоялый двор, Михалыч, под одобрительное попискивание из кошеля, накупил целую корзинку яблок, груш, кренделей да пряников в награду за отлично проделанную работу. А мне ничего не купил, а позавтракать было бы не плохо.

Но я зря на него обижался – кабатчик, ранее предупрежденный Михалычем, уже накрывал нам на стол. А еще за столом сидел Калымдай. Увидев нас, он радостно вскочил и кинулся обниматься, разыгрывая приятную встречу. Ну, я и правда, рад был его видеть.

Михалыч сходил наверх, выпустить Машу и вскоре, едва она переоделась в сарафан и навела древнерусский макияж, они присоединились к нам. По пути дед подмигнул трактирщику, указав взглядом на Машу, а потом на Калымдая и сделал жест, будто вгрызается во что-то. Трактирщик опять побелел и засуетился, передавая половому еду для нас. Михалыч без приколов никак не может.

Каша со шкварками была особенно вкусной. Хотя расстегаи с осетриной и запеченный целиком поросёнок, оказались не хуже. Зря я вчера переживал, унюхав кухонные ароматы, кормили тут отлично.

Маша, расправившись с припасённой для неё снедью, оглядела нас и очень серьезно произнесла:

– Прав оказался монсеньор Кощей, тут самый настоящий заговор против него.

– Так. Тогда надо срочно доложить ему. Пошли наверх, свяжемся с царем-батюшкой.

Михалыч на прощание еще раз подмигнул хозяину гостиницы и мы затопали наверх.

Вызвав Кощея, я протянул зеркальце нашей разведчице.

– Монсеньор, – начала Маша, едва Кощеева физиономия показалась в зеркале, – спешу доложить, что вы были абсолютно правы. Операция против вас уже началась.

– Вот как? Откуда известно сие?

– Я пообщалась с пастором Швабсом из Немецкой слободы под видом посланницы ада, прибывшей для внезапной проверки. Сразу поверив, он ответил на все мои вопросы и подтвердил ваши предположения.

Кощей слушал внимательно, не перебивая.

Как оказалось, пастор этот, фанатик-маньяк по жизни, решил продвинуть католическую церковь на всю Русь. Понимая, что в одиночку справиться с этой задачей ему не под силу, он с величайшим самомнением, задумал подчинить себе демонические силы и с их помощью разделаться сначала со всей российской нечистью, ну, лешими, водяными, русалками и прочими, чем показать всю несостоятельность и слабость православной церкви, в отличие от католической. А потом уже и полностью заменить православие католицизмом. Основную ставку он ставил на некоего демона по имени Вельзевул. Как я потом узнал – это был совсем не слабенький рядовой демон, а самый настоящий представитель высших кругов адского руководства. Ага, он, конечно, взял и просто так подчинился какому-то пастору из захудалого прихода. Не вызывало никаких сомнений, что этот Вельзевул просто манипулирует пастором в каких-то своих целях. Да и цели были понятны – проникнуть на русские земли, распространить свою власть, уничтожить конкурента Кощея и править тут единолично. И фанатик Швабс оказался очень кстати. Времени в запасе у Кощея было еще несколько дней – пастор должен был провести черную мессу для вызова Вельзевула, а для этого надо было еще и церковь подготовить. Ну, перекрасить её изнутри в черный цвет, всякую сатанинскую символику развесить и прочие мерзости.

– Молодцы, Канцелярия! – похвалил Кощей, потирая руки. – Клюнули всё-таки демоны на мою наживку. Сейчас Орду еще выдвину на Лукошкино, подкину дровишек в костёр.

– Так Орда же далеко, Ваше Величество, – усомнился я, – ей до Лукошкино, небось, недели две добираться.

– Я не всю Орду пошлю. Сниму просто заградительные отряды на западной границе и разверну к вам. Там шамаханов тысяч пять будет, хватит, пожалуй. А доберутся они быстро, за день-два, не останавливаясь для грабежей по дороге, быстрым маршем.

– Ничего себе отряды у вас по пять тысяч, – покачал я головой. – Ох, Ваше Величество, чуть не забыл! Нам позарез нужна блоха ваша особенная, подкованная. Очень срочно.

– Михалыч, ты разболтал? – взглянул на деда Кощей.

– Так для дела же, батюшка! Задумали мы её в отделение милицейское подкинуть.

– Ладно, будет вам блоха. Подготовлю и сей же час ворона пришлю. Всё, работайте. Марселина, хвалю.

И Кощей отключился.

Мы сидели вчетвером на кроватях и улыбались друг другу довольные собой, пока радостный момент не прервал Калымдай:

– А что вы там с блохой затеваете, Федор Васильевич?

– Ах да. Хотим прослушку организовать в милиции и тут нам без тебя никак не справиться.

Я объяснил нашу идею и Калымдай, подумав немного, кивнул головой:

– Можно провернуть, пожалуй. Под видом участкового, а лучше – Митьки. Ребята как раз сегодня докладывали, что Митька этот, оставшись в отделении за старшего, решил из себя крутого мента строить. С утра на базаре на торговцев панику наводит, шмонает всех подряд и охапками народ вяжет да в ментовку тащит. Задержать его на базаре на полчасика на всякий случай и можно успеть дьяка вытащить.

– Тогда дожидаемся посыльного от Кощея и действуем. Мы на базар рванём, попробуем подстраховать Митьку, а ты сразу в царский терем отправляйся. Не опасно там будет? Не схватят тебя?

– Не переживайте, Федор Васильевич. Я бойца еще одного своего возьму, и сделаем в лучшем виде.

Ворон прилетел через час. Внезапно раздался стук в окно и хриплый голос произнёс:

– Открррывайте, свои.

Я уже встречался с этой птичкой во дворце Кощея. Летал он по всему дворцу, но к нам не заглядывал, о чем я особо и не жалел. Ворон и ворон, только разговаривать умеет. Надеюсь, профилактику от птичьего гриппа регулярно проводит.

– Деррржите, канцелярррские, притаррранил вам подарррочек от Кощея.

Он поднял ногу, к которой была привязана небольшая коробочка.

– Внутри булавка уже заговоррренная и пузырррек с насекомой. Смотрррите, не ррразбейте. Ну, я полетел.

– Погодь, птица, – остановил я его и быстро смотавшись вниз, притащил ворону миску каши со шкварками, оставшейся от завтрака.

– Уважил, – одобрительно кивнул ворон и быстро умял всю миску. И куда только влезает?

Дед запряг Машу, как самую глазастую помогать ему колдовать с блохой, а мы с Калымдаем сидели на кровати, объясняя этим мастерам, как надо правильно организовывать трудовой процесс, за какие именно места держать покрепче блоху да какие песни ей напевать шёпотом, чтобы она не так сильно нервничала. Нет, не убили они нас, но наслушались мы такого…

Блоху обработали зельем, ворон улетел, а мы засобирались на дело, нетерпеливо дожидаясь пока Михалыч запихивал в безразмерный кошель весь свой хлам. На мои увещевания выкинуть всё, он не реагировал и всё-таки впихнул весь мусор и мы, наконец-то покинули постоялый двор.

Перед тем, как разойтись, я протянул Калымдаю коробочку с блохой и булавкой:

– Держи, ротмистр. Блоху дьяку сразу в волосы запихни, лишь бы не траванулась, бедная, а булавку сразу же и проверишь на качество связи.

– А ить всё равно, воину нашему бравому придётся в доме том тайном сидеть рядом с милицией, – заявил Михалыч. – Капля на блохе махонькая, вот и надо недалече быть, а то не добьёт.

– Понятно. Значит, Калымдай, как дьяка к ним подкинешь, отправляйся к Борову, слушай внимательно, что говорить будут и с нами связь держи.

Калымдай побежал в одну сторону, а мы отправились на базар искать младшего мента Митьку. Найти его оказалось легче легкого – по крику.

– Ой, люди добрые! Да что же этот аспид творит?! Людёв хватает без разбору за всякие места и волочёт в милицию свою богомерзкую!

– А ну, подвинься, Потаповна, я сейчас ентому паршивцу оглоблей-то заеду!

– Положь оглоблю, сломаешь, а она денег стоит! Пошли лучше в кабак, никаких моих нервов уже нетути.

– И то. А с дурнем ентим Митькой, пущай участковый сам разбирается. Ему за это деньги плачены.

Когда мы подошли поближе, Митька уже расправился с очередной торговкой. Стрельцы тащили в отделение толстую, орущую бабу, а этот красавчик стоял, широко расставив ноги и уперев в бока руки, гордо поглядывая по сторонам и выискивая очередного ужасного нарушителя закона.

– Как отвлекать будем, Михалыч? Ломом по башке и бежать?

– Не выковали еще такой лом, внучек, чтобы эту орясину свалить.

– Давай из пистоля твоего ногу ему прострелим и бежать?

– Ить не заряжен он.

– Тогда ты спереди зайдешь, закурить попросишь, а я сзади кирпичом его хрястну и бежать.

– Ой, мужчины, – презрительно протянула Маша. – Вам бы только хрястнуть кого!

Она вдруг рванула к Митьке и, подбежав и тря кулачками глаза, завыла писклявым голосом:

– Дядечка главный милиционер! Вы ведь тут самый главный?

– Вестимо, – важно кивнул самый главный милиционер.

– Дяденька начальник, а там одна тётка вместо бруснички в капусту квашеную калину напихала, а я купила, а теперь меня мамка из дому выгонит, а тётка та деньги не отдаёт, а помогите сироте обездоленной, дядечка самый главный!

– Матрёна, небось?! – взревел Митька.

– Она, дяденька, такая толстая, большая, вредная-превредная!

– Точно она. Опять за старое взялась! Ужо я сейчас ей покажу, как над сиротами измываться! А ну-ка пойдём, красна девица, заарестуем её немедля!

– Вы идите дядечка, а у меня шнурок развязался. Завяжу и сразу за вами.

Митька рванул куда-то в ряды, а Маша не спеша подошла к нам и пожала плечиками:

– Вот и всё. Теперь он надолго там застрянет. Видела я эту тётку Матрёну. И пяти стрельцов на неё мало будет.

– Молодец, Машуль! Благодарность тебе от лица Канцелярии!

Теперь оставалось только дожидаться результатов операции Калымдая.

– А пойдемте к царскому дворцу? – предложил я. – Всё равно сейчас делать нечего, а там хоть на дворец посмотреть, а может и Калымдая увидим. Может помощь ему какая потребуется.

Я еще удивлялся, чего это Маша с дедом хихикнули, когда я предложил дворец посмотреть. Понятно стало, когда впереди показалось четырехэтажное деревянное здание, обнесенное высоким забором. Нет, солидно смотрелось, даже красиво, но далеко не дворец. Уж с Кощеевым сравнивать, это один смех только.

– Смотри, смотри! – пихнул меня в бок Михалыч.

Да что ж у него за манера такая?! То в лоб заедет, то в бок пихнёт, больно же!

Я завертел головой. О точно! Около царских ворот прохаживался улыбающийся участковый, вежливо кивая головой всем встречным-поперечным.

Интересно, это сам Калымдай или напарник его? Калитка заскрипела и из нее вышел… Митька! Со спящим дьяком на плече. Участковый кивнул ему, махнул рукой дежурным стрельцам и они с псевдо-Митькой резво зашагали в сторону отделения.

Мы прогулочным шагом направились за ними, стараясь всё же не отстать. До бабкиного терема от дворца было ходьбы минут пятнадцать и за весь путь никто не остановил наших диверсантов и они, преспокойно добравшись до отделения, свернули куда-то в переулочек. А еще минут через пять из переулка вышел Калымдай в уже привычном для нас облике самого обычного мужика в обнимку с другим таким же невзрачным мужичком. Они, пошатываясь и немелодично завывая про какую-то Галю, нёсшую воду, удалились в сторону дома Борова, а мы, восхищенно покрутив головами, отправились на постоялый двор. Через базар, конечно – у Маши закончились фруктовые и кулинарные припасы.

Ближе к вечеру отзвонился, ну, в смысле, связался со мной Калымдай и доложил, что дьяк лежит за овином на территории бабкиного терема, а сама бабка только что с участковым приземлилась в своей ступе.

Когда начало темнеть, мы с Михалычем пошли погулять, а Маша, обложившись пряниками, осталась в гостинице за очередным любовно-слезливым романом.

А мы не зря погуляли. Пройдясь вдоль ближайшего участка крепостной стены, мы заметили, что поверх ее расставлены стрельцы с пищалями и пушками, а фитили у них были наготове и раздуты.

Лукошкино перешло на военное положение.

* * *

Разбудил меня утром Калымдай по булавочной связи.

Доложил, что дьяк обнаружен Митькой за овином и доставлен им прямиком в отделение. Блоха благополучно сменила невкусного дьяка на более кошерного кота Ваську, слышимость отличная. Ничего интересного в тереме бабки не происходило, разве что допросили ничего не понимающего и не помнящего дьяка да отправили его вместе с боярином Мышкиным в царскую тюрьму.

Я поблагодарил Калымдая за службу и уже хотел было снова завалиться спать, как в дверь заскреблась Маша.

– Мсье Теодор, можно войти? Открывайте, я же слышу, что вы уже не спите.

Ну да, вампирский слух. Я вздохнул, оделся и открыл дверь.

– Мсье Теодор, у меня новая идея, – сходу заявила Маша. – Я буду очаровывать немецкого посла.

– Зачем?

– Ну как же! Мсье Шпицрутенберг такой душка! Очень галантный кавалер, разве вы не замечали?

– Не замечал.

– Ну, конечно, вы все мужчины такие невнимательные, ограниченные…

Грохнула дверь, отворяемая ногой деда, тащившего в руках огромный поднос, уставленный разнообразной снедью.

– Вот и доброго утречка, внучек! А ну-ка сейчас водички-то плесну, умоемся и кушать будем!

– Ага, спасибо. Деда, помогай, что-то я Машу с утра понять не могу.

– Что же тут непонятного? – всплеснула Маша руками. – Кнут Гамсунович очень обаятельный мужчина, настоящий рыцарь. И глаза у него такие… Глубокие и страстные… А кроме того, он не только посол, но и глава всей Немецкой слободы, а значит, в курсе всех дел, включая и церковные.

– Любовь зла, полюбишь и посла, – понимающе кивнул дед.

– Ах, дедушка Михалыч! Ну что вы такое говорите?! Ну, какая тут может быть любовь?! Ну а хотя бы и так, что с того? А если это два сердца встретились на краю цивилизованного мира? А если это настоящие чувства, как в романах?

У меня отвисла челюсть, а Михалыч только махнул рукой:

– Да пусть, внучек. Пусть девица наша развлекается. Тебя что, завидки берут?

– Меня?!

– Ну, вот и славно. Всё равно сейчас дел нет, пусть натомится вволю девка-то, пусть пострадает всласть.