Избранное

– Что-то вы сегодня поздно, Гена?

– Да работа такая, не предсказуемая.

– Кем вы работаете?

– С компьютерами я работаю. Программы устанавливаю и чиню тоже, как программы, так и само железо.

– Много зарабатываете?

– Нет. Нас таких много. Люба, давайте на «ты». Мне тридцать лет, а вам, наверное, много меньше?

– Мне двадцать восемь, – кокетливо улыбнулась Люба. – А где ваша, ой, твоя жена, Гена?

– В Германии.

– На отдыхе?

– На постоянном месте жительства. Бросила она нас с Анжелой и укатила со своим …хм… да. В общем, бросила.

– Бросила ребёнка ради мужчины? – ужаснулась Люба.

– Так он не просто мужчина, он обеспеченный мужчина. А ребёнка она другого родит. Дело нехитрое.

– Всё равно, как-то…

– А ты где работаешь, Люба? – Перевёл Геннадий разговор с неприятной для него темы, на другую.

– Сейчас нигде.

– Почему?

– Муж не разрешает. Ревнивый он у меня. Говорит: «Нечего тебе туда ходить. Будут там тебя мужики по столам раскладывать».

– Что делать? – не понял Гена.

– По столам раскладывать, – смущённо повторила Люба.

– Какая богатая сексуальная фантазия у твоего мужа, – с сарказмом произнёс Гена. – Как он себе это представляет? На работе, вообще-то, работают. Он сам-то, кем трудится?

– Водителем. Американцев каких-то возит по городу, он английский язык знает хорошо, по самоучителю выучил, – похвасталась Люба.

– А… На приличной машине, наверное?

– BMW представительского класса.

– А… Так у него больше возможностей кого-то на заднем сидении разложить.

Люба кивнула, соглашаясь, и смущённо отвернулась в сторону. Гена понял, что бестактно задел больную, наверное, для неё тему.

Наступило неловкое молчание.

Молчание прервать не удалось. На площадке появился мужчина, лет тридцати, черноволосый, симпатичный, примерно одного роста с Геной, то есть примерно где-то около метра восьмидесяти. Он уверенно подошёл к Любе, покосился подозрительно на Гену и сел рядом.

– Гуляете? – задал глупый вопрос.

– Ты что-то рано сегодня, Валера?

– А ты не ожидала? У вас тут что-то намечалось?

Он указал головой на Гену.

– Да что ты такое говоришь, Валера?

– Ладно, пойдём домой. Там любимая тёща вас ждёт.

– Сёма, – позвала Люба, – пойдём домой, папа пришёл.

– Мама, я ещё немного поиграю, – жалостливо протянул Сёма.

– Нет, Семён, домой, – твёрдо сказала Люба.

И они ушли, Любовь даже не попрощалась с Геной, как будто его не знала.

Анжела подошла к папе.

– А всё-таки Сёмке хорошо, у него мама есть. А нас мама бросила, – вздохнула девочка, – потому, что мы плохие.

– Почему это мы плохие, дочь? – удивился Геннадий. – Мы хорошие.

– Мама плохая?

– Нет, мама у нас хорошая, просто ей лучше там, где она сейчас.

– Это далеко?

– Далеко. Вот она там устроиться, и приедет за тобой.

– А ты?

– А я здесь останусь.

– А я не поеду, – сказала Анжела решительно.

– Это почему?

– А мы себе другую маму найдём. Вон Сёмину маму, она хорошая.

– Так у неё муж есть.

– Ну и что? У мамы тоже был.

В пятницу Люба пришла на детскую площадку вся на нервах, дёрганная, в серых глазах – тоска.

– Что-то случилось? – спросил Гена.

– Нет ещё.

– Тогда что?

– Сегодня пятница.

– И что?

– День шофёра. Они всю неделю ездили, нервы напрягали, в пятницу надо расслабиться, стресс снять. Хотя, мой каждый день стресс четвертинкой снимает.

– А как же на маршрут выходит? Там не проверяют?

– Проверяют. Гвоздикой зажёвывает. Да он у меня с рулём родился, шофёр от Бога. Хоть пьяный, хоть трезвый, хоть с закрытыми глазами – приедет куда угодно и без аварий.

– Вон, какой орёл! Что ж он у тебя тогда такой ревнивый? Обычно ревнуют неуверенные в себе люди. А он у тебя красивый, бабам, наверное, нравится.

– Наверное, – как-то с внутренней болью сказала Люба.

– Есть подозрения?

– Есть. Мы жить с ним перестали как муж с женой. Он мной как бы брезгует. А недавно, стирая бельё, я от его трусов почувствовала отвратительный запах, – она помолчала, подбирая слово, но не подобрала и сказала смущённо: – запах влагалища чужой женщины.

– Отвратительный?

– Для мужчины он, может быть, и приятный, а для женщины он отвратительный.

– Может быть, показалось?

– Может быть, но позавчера опять тот же запах.

– Да, печально. У него был повод тебя ревновать?

– Я ему досталась не девочкой, – пряча глаза, сказала Люба.

Гена хмыкнул:

– Не ты первая.

– Валера у меня деревенский, у него другие представления. Был у меня один. Мы с ним со школы дружили. Дружили, дружили, жениться обещал, а как дошло до этого, ну, ты понимаешь?

– Понимаю.

– Девственность-то он мне нарушил, да у него дальше ничего не получилось. Он обвинил во всём меня, обиделся, убежал и с тех пор обходил меня стороной. А в чём я виновата, я не понимаю.

– В том, что связалась с уродом и тряпкой.

– Нет, он так мальчик красивый.

Гена посмотрел на неё удивлённо и улыбнулся. А Люба думала о чём-то своём.

– Так кто у меня был первый? Мой школьный товарищ или Валера?

– Сложно сказать. Но тут тот случай, когда важно не что мы думаем, а что о нас думают.

Люба молча вздохнула.

– Ладно, Любаша, не расстраивайся, всё обойдётся. Не зверь же он у тебя?

– Вот то-то и оно, что зверь.

– Он тебя, что? Бьёт?

– Бьёт, – вздохнула Люба. – И мама ногу сломала из-за него. Он налетел на меня с кулаками, мама бросилась меня защищать, да упала и сломала бедро. Теперь она ходить больше не сможет.

На глазах появились непрошеные слёзы, Любовь их смахнула. Гена обнял её нежно, жалея. Она повела плечами:

– Не надо.

Люба и Сёма появились на детской площадке через полторы недели.

– Не обошлось? – то ли спросил, то ли сказал утвердительно Геннадий.

– Нет, – тряхнула волосами Люба. – Но здесь, наверное, сама виновата.

– Это как это?

– Валера пришёл пьяный с бутылкой водки, выпил её почти всю и примотался, как пьяный до радио: «Давай в карты, сыграем». Ну и я выиграла.

– И он обиделся?

– У меня математический склад ума, я часто выигрываю, он привык. Нет, тут другое. Он кинул мне две последних карты – туза и короля бубей, а я их козырями покрыла, крестями, шестёркой и семёркой.

– И что?

– Да я возьми и скажи: «Бубна – крести, дураки на месте!»

– И что?

– Ничего. В глаз получила. Я заплакала, это его ещё больше разозлило, он бить начал. Я вырвалась, побежала, он меня нагнал в коридоре, сбил с ног, я упала лицом вниз, а он на меня сверху сел и стал бить кулаками по затылку.

Люба осторожно, сквозь волосы пощупала свой затылок.

– Болит ещё, – сообщила.

Гена осторожно обнял её, Люба заплакала:

– Я не могу так больше. Мать орала, Сёмка плакал, а ему всё равно было. Он встал и спать пошёл, как ни в чём, не бывало, а утром сказал, что ничего не помнит и это я всё придумала. Потом, правда, извинялся, на коленях ползал, и секс у нас в эту ночь был такой хороший. А наследующий день опять всё сначала! Что мне делать? Устала я.

Он прижал её к себе, она не сопротивлялась.

– Уйди ты от него.

– Куда?

– Не знаю. А, с другой стороны: чего тебе уходить из своей квартиры. Пусть он уходит. Ему, наверное, некуда?

– Есть. У него квартира в соседнем районе, мы сдаём её.

– О, какой он у тебя!

– Вятские – ребята хватские. Он у меня оттуда, из-под Кирова.

– Так тем более. Что ты его терпишь? Гони его.

– А жить я на что буду?

– Так работу давно бы нашла.

– Он меня не пустит.

– Так сначала выгони, а потом найди.

– Ой, не знаю, что мне делать.

– Ну, тогда я тоже не знаю.

Гена снял руку с её плеча и оглянулся, показывая на дом сзади себя:

– Вот мой подъезд, пятый этаж, последний. Вон моя квартира, балкон видишь? Слева от подъезда?

– Вижу.

– Если сильно припекать начнёт – приходите с Сёмой. Две комнаты, как-нибудь разместимся.

– А мама?

– Да, тяжёлый случай. Ладно, телефон запиши, позвонишь, если что.

– Запиши! Ага, чтобы сразу в глаз получить. Говори, я так запомню.

Гена чётко с расстановкой продиктовал телефон.

– Запомнила?

– Да.

– И в порядке шефской помощи. Я тут денюжку получил незапланированную.

С этими словами он достал из переднего кармана джинсов несколько тысячных купюр.

– Сходи, пожалуйста, в магазин с Анжелой, купи ей платья, трусики, носочки… Ну, что скажет. И себе, можешь кофточку купить.

Люба хотела что-то сказать, но Гена ей не дал:

– Не думаю, что твой муж все твои кофточки знает. Анжела! – позвал он.

– Что, пап? – подбежала Анжела.

– Сходи с тётей Лю́бой в магазин. Знаешь, что тебе надо купить из одежды?

– Знаю, – кивнула девочка.

– Ну, вот и идите.

Подбежал Сёма:

– Вы куда? Я с вами.

– Семён, – сказал строго Геннадий, – это женские дела, нам, мужчинам, туда соваться не надо. Иди, играй, они скоро придут.

Сёма недовольно побрёл в песочницу ждать подругу.

Через полтора часа из магазина появилась счастливая Любовь, а рядом, держась за её руку, скакала радостная Анжела.

– Ну? – спросил Геннадий. – Развлеклись немного?

– Да, – сказала Люба весело и протянула ему сдачу и чеки.

Гена спрятал, не считая, деньги, повертел в руках чеки:

– Зачем они мне?

– Как? – удивилась Люба. – Мало ли что, вдруг сдать придётся.

– А? Ну да, – согласился Гена.

Отношения их с этого дня стали стремительно развиваться. Они общались не только на детской площадке, но и перезванивались днём, рассказывали друг другу о своей прежней жизни, о своих увлечениях. Люба узнала, что Гена увлекается авиамоделированием и играет не в «Танки», как все нормальные мужчины, а в воздушный бой. Геннадий же узнал, что Люба хорошо умеет вязать и вышивает крестиком и гладью.

Мужа Любы отправили в командировку на неделю, вернее, он повёз руководителя фирмы, где он работал и подопечных американцев куда-то в соседнюю область.

Геннадий предложил провести, хотя бы один выходной, всем вместе, например, субботу, если уж так получилось, что Валерий временно покинул семью.

– В субботу я обычно в квартире убираюсь, – попыталась возразить Люба.

– Ничего, уберёшься в воскресенье, я тебе помогу. Провести день на природе, на свежем воздухе, за городом – что может быть прекрасней?

Люба согласилась. И в субботу они все четверо оказались за городом на соревнованиях авиамоделистов. Авиамодели жужжали в воздухе, устраивали меж собой воздушные бои, приводя в восторг зрителей и Сёму с Геной. Люба с Анжелой загорали на солнце, всем своим видом показывая, что они не разделяют щенячьей радости своих мужчин. А потом была речка, а потом ещё кафе–мороженое. Вечером в квартиру к Любе они вернулись усталые и довольные.

Но тут навалилась забота. Люба нахмурила брови:

– Надо маме постель поменять. Ты поможешь?

– Конечно. О чём речь?

Они зашли в комнату матери.

– Здравствуйте, Таисия Кузьминична.

– Ой, Геночка, – обрадовалась мать Любы.

– Мамочка, я тебе сейчас постель поменяю. Гена, приподними маму, а я простынь из-под неё вытащу.

– Ну, вот ещё ерундой заниматься, – сказал Гена и с этими словами поднял Таисию Кузьминичну на руки.

– Ой, Гена, я тяжёлая, – заволновалась Таисия Кузьминична.

– Да, – согласился с ней Гена и Любе: – Что стоишь? Меняй постель.

– Геночка, вы уж не бросайте мою Любочку. Пропадёт она со своим муженьком. Как ей говорила: не выходи ты за этого козла. Не послушалась.

После ужина Люба показывала Анжеле свою вышивку, а Геннадий с Сёмой засели за ноутбук.

– Ой, какой жираф! – восхитилась Анжела и побежала показать вышивку папе.

– Папа, смотри, какой жираф!

– Ага, – кивнул Гена, не отрывая взгляда от экрана.

А Сёма недовольно и важно сказал девочке:

– Иди, иди, некогда нам ерундой заниматься. Мы с твоим отцом третий уровень проходим.

Позже Гена с Любой на кухне пили чай и болтали о разном, а дети в комнате Сёмы устроили весёлую возню.

– Хорошо с тобой, Гена, – сказала Любовь, – спокойно.

Геннадий пожал плечами ничего не ответив, слышать такие слова ему было, конечно, приятно.

В детской комнате наступила подозрительная тишина, пошли посмотреть. Уставшие за день, переполненные эмоциями дети сладко спали.

– Что делать будем? – шёпотом спросил Гена.

– Не будить же их? Сейчас разденем и уложим спать.

– А я?

– И тебя уложим, – улыбнулась Люба.

Геннадий, прислонившись к дверному косяку, наблюдал, как ловко Люба постелила две постели, раздела детей и уложила спать.

– Ну, всё, – сказала Люба, – пусть спят.

Она подошла вплотную к Гене, на губах её блуждала лёгкая улыбка. Он нежно обнял Любу и ласково поцеловал. Она смотрела на него и глаза её сверкали любовью.

– Пойдём ко мне, – прошептала она.

Они прошли в большую комнату, где располагалась супружеская кровать. Люба повернулась к Гене.

– Ты смотришь на меня, как влюблённая женщина, – улыбнулся Гена.

– А ты, как влюблённый мужчина, – ответила Люба на его улыбку.

После чего они долго ласкались, наконец, Люба сказала:

– Пойдём, я покажу в ванной полотенце, которым ты можешь воспользоваться.

Люба вернулась в комнату, разобрала постель, и села на краешек, улыбаясь: как же с ним было хорошо и легко и, главное, не страшно.

Почти перед самым приездом мужа Любы случилось несчастье: Сёма уронил свой ноутбук. Парень был в отчаянье. Люба позвонила Гене:

– Сможешь починить? Он с виду цел, но не работает.

– Попробую. Завтра после работы мы с Анжелой придём к вам.

Люба возилась на кухне, дети играли в большой комнате, а Геннадий открыл крышку ноутбука, отвинтил панель и что-то колдовал над внутренностями компьютера, потом ещё час восстанавливал данные. Наконец, довольный, отвалился на кресло и позвал Сёму:

– Принимай работу, приятель.

Сёма был в восторге. Люба позвала всех на кухню пить чай с тортом.

За столом разговорились, развеселились и в самый разгар веселья услышали, как во входной двери проворачивается ключ. Люба побледнела.

– Это наш папа, наверное.

В коридоре раздалось недовольное сопение.

– Жена, у нас что, гости?

– Да, Валера. Ноутбук у Сёмочки сломался, и Геннадий его починил. Сы́ночка, иди, встречай папу.

Сёма вылез из-за стола и побежал в коридор.

– Папа, – закричал он весело, – я вчера случайно уронил компьютер, а дядя Гена его починил.

– Молодец, дядя Гена. Что за дядя Гена такой?

Из-за угла показалось недовольное лицо Валеры.

– А, это ты! К бабе моей подкатываешь? А ты что ж, сучка, как только муж уехал, так сразу подол задрала!

Люба вышла из кухни, затолкала мужа назад в коридор и зашептала громким шёпотом:

– Что ты такое говоришь, Валера? Что же ты меня перед человеком-то срамишь?

– Человеком! – ревел Валера. – Кто он тебе, сучка драная? Это ты меня срамишь – чужого мужика в дом приволокла!

В коридор вышел Сёма с работающим ноутбуком в руках.

– Смотри, папа, он работает.

– Работает!

Разгневанный папа выхватил из рук сына ноутбук, приподнял над головой и со всей дури швырнул его на пол. Ноутбук жалобно звякнул и разлетелся в куски. Сёма застыл с раскрытым ртом, слёзы брызнули у него из глаз, он упал на колени и ручонками стал сгребать куски ноутбука в одну кучу.

– Папа, папа, – плакал он.

– Ты что наделал, Валера? – растерянно пробормотала Люба.

– Я?! Ты, тварь, довела!

Валера размахнулся. Удар опрокинул Любу на спину, она проехалась спиной по линолеуму и ударилась головой в противоположную стенку.

– Ой, ой, ой, – закрывая лицо руками, запричитала Любовь.

Гена увидел округлившиеся от ужаса глаза дочери, развернулся всем корпусом на табуретке, встал резко, перескочил через Любу и бросился в коридор. Там он схватил Валеру за грудки, развернул и сильно приложил его спиной к стене. Стена задрожала.

– Ты, гад, если моего ребёнка заикой сделаешь, я тебя по стенке размажу, здесь зарою под плинтусом! Понял, гад!

Он зажал в кулак ворот Валериной рубашки и ткнул им чувствительно и резко в челюсть противника, глаза у Гены горели злобой и ненавистью. Хмель у Валеры сразу же улетучился.

– Ты, ты! – пытался сопротивляться Валера, – ты мою бабу! Ты кто? Ты кто? Ты … её! Да?

Он назвал Гену нехорошим словом, матерным, слово это, как-то Гене не понравилось, покоробило, и он ударил Валеру левым кулаком в печень, а правым, не выпуская ворот рубашки, ещё раз в челюсть, потом провёз его по стене и кинул через левое колено за себя. Валера ударился о пол спиной и, по инерции, ещё и головой, но тут же вскочил на ноги, оглядел всех ненавидящим взглядом. Гена стоял в решительной позе, сжав кулаки, заплаканная Люба медленно поднималась по стене, у обломков ноутбука рыдал Сёма. За стеной, слыша шум драки, причитала Таисия Кузьминична.

– Да пошли вы все! – злобно произнёс Валера.

Он направился к входной двери, надел ботинки, погрозил кулаком в сторону Любы:

– Ты, тварь, ещё наплачешься у меня!

Открыл дверь и, громко хлопнув, закрыл её за собой.

Гена оглядел поле боя, вздохнул и сказал:

– Ну, что? Представление окончено, гроза прошла. Мы тоже, наверное, пойдём?

Люба посмотрела на него испуганными глазами, дотронулась двумя пальцами до рассечённой губы и произнесла:

– А вдруг он вернётся? Останься, пожалуйста. Часов в восемь уйдёте, он уж точно не вернётся.

– Хорошо, – согласился Гена.

Тут подошёл расстроенный Сёма с обломками ноутбука и спросил:

– Дядя Гена, а его починить можно?

– Нет, Сёма, нельзя.

– Не расстраивайся, сы́ночка, – сказала Люба, – мы тебе новый купим.

Мальчик отдал матери обломки ноутбука и грустно поплёлся в свою комнату.

– Рано ему ещё ноутбук, надо было ему приставку какую-нибудь попроще купить, – сказал Гена.

– Надо было. Валера перед Новым годом премию получил, вот и купил. Так вы останетесь?

– Папочка, я не хочу, – сказала жалобно Анжела.

– Пойдём мы, Люба. Телефон знаешь, если что – звони.

Отец и дочь, взявшись за руки, шли домой.

– Почему он такой злой, муж тёти Любы? – спросила Анжела.

– Не понравилось ему, что мы в его доме, – вздохнул Гена.

– Но мы же по делу?

– Не поверил.

– Почему?

– Не знаю.

На следующий день Геннадий и Любовь встретились на детской площадке.

– Ну, что Валера? – спросил Гена. – Звонил?

– Звонил. Потом пришёл, ноутбук принёс.

– Молодец. И ты его пустила?

– Он мне муж. Как я его не пущу?

– Понятно. И секс был великолепный?

– Да.

Люба опустила глаза вниз и покраснела.

– Ты так и будешь с ним мучиться.

– Валера хороший, ты просто его не знаешь.

– Конечно, откуда мне его знать?

– И как ребёнку без отца?

– А я? Тебе и Сёме со мной было бы лучше.

– Не знаю, наверное, но Валера отец Сёмы, компьютер ему новый купил.

– Ноутбук.

– Какая разница, Сёма очень рад.

Наступило неловкое молчание, они смотрели в разные стороны, друг на друга смотреть было невыносимо. Наконец Гена решился:

– Дочь, – позвал он, – пойдём домой, мне кое-что срочно по компьютеру сделать надо.

Гена смотрел в окно на детскую площадку. На скамейке сидел Валера с бутылкой пива. Неделю уже приходит, а Люба дома сидит. Гена и Анжела сюда, на эту площадку, уже не появляются, а ходят на другую в соседний двор.

15.02.2020 г.

Побег

После завтрака, когда июньское солнце ещё не так жарко припекало, перед персоналом лагеря-госпиталя для военнопленных в Кёсеге, собранных у здания канцелярии, вышли начальник охраны и дежурный офицер. Персонал лагеря почтительно затих, офицер зачитал приказ:

«Во время победоносного прорыва русского фронта в Карпатах пленён был у города Горлице, со всем своим штабом, один из наилучших генералов русской армии, генерал Корнилов. В короткое время этот генерал дважды пытался бежать из плена и, лишь благодаря наблюдательности и исполнительности стражи, повторенный побег не удался. Генерал Корнилов теперь заболел и будет отправлен в здешнюю больницу на излечение. Военное командование видит в генерале Корнилове человека в высшей степени энергичного и твердого, решившегося на все, и убеждено, что оный от замысла побега не откажется, болезнь лишь симулирует, дабы легче было повторить попытку бегства. Бесспорно, что в случае удачного побега в настоящее время державы нашли бы в нем серьезного, военным опытом богатого противника, который все свои способности и полученные сведения в плену использовал бы для блага России и вообще наших врагов. Обязанность каждого этому воспрепятствовать. Высшее военное командование, поэтому приказывает генерала Корнилова, хотя и тайно, но строго охранять, каждое сношение с кем-либо запрещать и, в случае попытки побега, воспрепятствовать этому любой ценой. Начальник больницы лично является ответственным за точное исполнение этого приказа и ежедневно обязан давать сведения о положении дела. Тот, кто будет способствовать побегу генерала Корнилова, будет осужден на основании § 327 воинского государственного закона, как за преступление против государственного благополучия, устанавливающего наказанием “смертную казнь”».

Среди персонала лагеря-госпиталя, был один человек, который с восхищением и восторгом слушал о подвигах русского генерала. Это чех Франтишек Мрняк, помощник аптекаря. В его представлении, генерал был широкогрудым великаном с огромными кулаками. Как даст этим кулаком по макушке австрияка и тот копыта отбросит. Чех даже зажмурился от удовольствия, представив это. И тогда помощник аптекаря решил, что если этот прославленный русский генерал появится в лагере, то он обязательно поможет ему бежать из плена. Мрняк, как и все славяне Австро-Венгерской империи видели в русских солдатах освободителей от немецкого рабства. Мрняк ничем не был примечателен: ни ростом, ни статью. Но душа его жаждала подвига.

В это время в замке Эстергази в своей кровати вторую неделю симулировал болезнь генерал-лейтенант русской армии Лавр Георгиевич Корнилов. Генерал был небольшого роста, щуплого телосложения, с редкой бородкой и усами, с чуть раскосыми чёрными азиатскими глазами. Последний, второй побег действительно не удался, но Лавр Георгиевич не отчаивался, а упрямо и настойчиво добивался своего. Он лёг в кровать, отказался от еды и сна и стал пить только крепкий чай. От этого у него участилась сердцебиение и ещё больше пожелтела кожа. На Корнилова было страшно смотреть, но австрийские врачи подозревали что-то неладное, но и оставаться безучастным тоже было нельзя. В результате медицинская комиссия принимает решение о переводе Корнилова в лагерь, а охрана выпускает соответствующий приказ.

Австрийцы удивлялись этому необъяснимому стремлению русских к свободе. Почему им не сидится в лагерях для военнопленных? Работать не заставляют, кормят хорошо, особенно офицеров. Офицерам разрешено иметь при себе вестового и денщика, тоже из пленных. А если офицер даст честное слово не воевать, то он может вообще гулять чуть ли не по всей Австро-Венгрии. Но русских офицеров тянуло назад к своим, на фронт, под пули. Правда, не всех. Кто-то всё же предпочёл переждать лихую годину в австрийском плену.

Корнилов и в лагере под Кёсеге изображал смертельно больного. Он лежал на кровати в своей комнате, не выходя на улицу.

Франтишеку Мрняку не терпелось поскорее осуществить свою мечту и помочь Корнилову. Но как?

Комната Корнилова располагалась в «офицерском павильоне», который примыкал к канцелярии. Вход усиленно охранялся. А комнату ежечасно посещал санитар лагеря, в обязанности которого входила слежка за русским генералом.

Франтишек стал крутиться возле «павильона», и постепенно завёл дружбу с денщиком Корнилова. Встретил он чеха поначалу неприветливо.

– Что надо, немец? – недовольно спросил денщик.

– Не́сем не́мец. Я́сем чех. Ясем сло́ван, я́ко ты. Ясем твуй брат.

Мрняк немного знал русский, но решил говорить по-чешски, чтобы показать близость родного языка к русскому.

– Хорош брат – с винтовкой на меня бросаться.

– По́роба.

– Что?

– Рабство.

– А! Ну, если воля не своя.

Потихоньку разговорились. Франтишек расспрашивал о генерале.

– Генерал-то наш из сибирских казаков, из простых, – охотно рассказывал денщик. – Своим умом и храбростью генеральские погоны заслужил. Отец у него казак, а мать из киргиз-кайсаков.

В конечном итоге, Мрняк передружился со всеми русскими, окружавшими Корнилова и с охотой и восхищением слушал их рассказы о прославленном генерале.