скачать книгу бесплатно
– Эх! самому бы полетать? – говорит, а сам глазами всех обводит и на мне взгляд остановил.
Я даже не вникал и такое желание слышу впервые, хотя он летает практически сам, и я в управление почти не вмешиваюсь. Мне всегда нравилось видеть у человека стремление, и сейчас я предлагаю ему полетать:
– Иван! какие проблемы? Поехали, посмотрим!
Вижу: я его заинтриговал. Он такого предложения не ожидал. Я замечал, что он все делает правильно, но при налете всего около десятка полетов никакой инструктор человека самостоятельно не выпустит. Замечаю: Иван загорелся, а мне стало интересно, как он отреагирует и как он сейчас поступит. Иван что-то мямлит:
– Ну, самолет уже привязан.
Мне все-таки интересно.
– Ничего, отвяжем, бензин есть, время тоже!
Смотрю на него, усмехаюсь, Иван продолжает:
– У меня денег с собой нет.
– Следующий раз привезешь.
– А если не привезу?
– Ну и черт с тобой, впечатление о себе испортишь!
Взмахивает руками.
– Эх, отвязываем. Анатолий Алексеевич!
Садимся, выруливаем, я на рулении довожу до курсанта программу:
– Делаем два-три полета, если справишься нормально – два сам!
С недоверием посмотрел на меня.
Взлетаем, смотрю, штурвал не трогаю – пока неплохо. Заходит. Расчет правильный, пытаюсь спокойно наблюдать. Сдерживаю себя, чтобы на посадке не взяться за управление, руки на коленях. Молодец! Вовремя убрал газ, скорость нормальная, подвел правильно, досадил, плавно притормозил, стал. Я поставил на тормоза, добавил оборотов до трех тысяч, отстегиваю ремень. Смысла нет летать еще – все хорошо! Справится.
– Иван, делаешь два полета так же. Все нормально!
Удивленно смотрит. Я выхожу, закрываю дверь, показываю рукой – пошел! Демонстративно отвернулся, отошел со взлетной полосы к молодым березкам.
Это старый инструкторский прием. Слышу: дал взлетный режим, повернулся. Смотрю: взлет нормальный, полет по кругу тоже. Третий разворот на месте, снижается, четвертый на расчетной высоте, издалека вижу: идет уверенно, точно по глиссаде. Подходит правильно, выравнивание, приземление, как всю жизнь на А-27 летал – все замечательно! Притормозил, остановился, смотрит. Махнул ему рукой в направлении взлета, вижу, кивнул головой: двигатель взревел, разбегается, поднял носовое колесо, отрыв. Уверенно работает. Окрылился! Слежу за ним по всему кругу. На траверзе влево, вправо, задрал нос, потом вниз. Надо будет указать: в первых полетах это лишнее ухарство. К третьему подходит спокойно: я его вполне понимаю.
При желании летать все ведут себя примерно так, независимо от возраста, когда-то и меня так же переполняли эмоции. Приземление. Бурлящее и переполняющее не помешало выполнить посадку на отлично. Мне тоже все нравится, и я сейчас испытываю примерно то же, но для приличия показываю кулак. Пилот в кабине делает вид, что огорчен моим недовольством, машет, приглашает в кабину. Напускаю на себя серьезный вид и показываю: рули на стоянку, я прогуляюсь. Энергично кивает. Понял. Плавно порулил по рулежке.
Пока я километр шел на стоянку, самолет уже пришвартован, страсти улеглись и я пропустил главное! Со стоянки мы вырулили вдвоем, а назад он прирулил один: где-то по дороге потерял своего инструктора. Масса впечатлений. Поздравляю с первым самостоятельным вылетом!
Стал регулярно приезжать на аэродром. Летал в свое удовольствие, катал желающих, кого-то сам привозил, и я в его присутствии выполнял роль кассира. Работает в Калуге диспетчером, звонит, делимся новостями. Там тоже в свободное время летает, в гости зовет. Москва рядом, я там бываю у внуков.
Я на «МиГах» летал в Воротынске: аэродром «Орешково». Бывший 176-й полк из дивизии Кожедуба в Корее. Из книг узнал, что они после боевых действий перелетели в Калугу, на аэродром «Орешково». Позже самолеты заменили на МиГ-17 и передали в ДОСААФ, так что мне посчастливилось летать в полку с легендарным прошлым!
МиГ-17! Самолет нравился всем, и он у меня в памяти до сих пор. Самый лучший из всех, на которых мне пришлось летать. Сколько хорошего, вся молодость на крыльях! Сколько потом за это пришлось платить. За все в жизни приходиться платить. За то, что недолюбил когда-то, за то, что пропустил, прозевал, растратил, обидел. Все это никак не покрывается полетами, и все-таки судьба мне очень много подарила. И сейчас я все это пытаюсь рассказать.
Дочь учил, оно с удовольствием летала, десять часов в воздухе, уже к самостоятельному вылету была готова. Все, хватит! Тебе не придется этим заниматься. «Папа, только самолет не продавай». Жизнь заставила продать. Сейчас он на Кавказе, в интернете ребята с радостью делятся на видео, какой хороший аэроплан приобрели. А у меня ностальгия, действительно хороший самолет, их было выпущено всего около пятидесяти экземпляров. Кто на нем летал, всем он очень нравился. Комфортабельный, красивый, правда, очень коварный по сравнению с Ан-2, а относительно «Бекаса» очень сложный.
Даже после продажи практически только я на нем и летал. Он еще два года здесь был, пока его не перегнали на новое место базирования. Видео, правда, осталось. Иногда смотрю, но редко: неинтересно, в прошлое все уходит, забыть хочу – не получается. Так и живешь всем этим и наедине с этим. И даже с такими же не поделишься, у них те же мысли, те же чувства, и они такие же, как и я. Но, в отличие от них, я самый старый, такие не летают. Но недавно в Жуковке командир в свои 72 Ил-38 посадил без носовой стойки. Ведущий НТВ с экрана: «Вот такие у нас мужики есть!»
Какие мужики? Все на излете, успеть бы…
– Наталья! Я очень старый? – задал как-то глупый вопрос, хотя и без того все ясно.
– Старый, Анатолий, – отвечает, не отрываясь от бумаг. Посмотрела искоса с усмешкой.
– Наталья, а родителям сколько?
– Столько же!
Вот так! Успеть бы?
Опять на аэродроме готовлюсь с курсантом по учебному маршруту. Рассказываю, показываю. Хороший парень, толковый! Я не люблю эту работу. Александр – другое дело, он школу инструкторов заканчивал уже после института. Познакомился с ним, когда аэроплан приобрел, мне помогал в этом начинании. Сейчас вместе базируемся на аэродроме ДОСААФ. Конечно, методист он сильный, а мне много говорить не нравится. Я в полете больше наблюдаю, как курсант до всего доходит, ошибки исправляю, подсказываю.
Больше люблю летать сам. В ДОСААФ, в армии летать нравилось на истребителях. Один! Никто не подсматривает. Можно позволить себе от души! Потом повзрослел и стал воспринимать полеты уже по-настоящему, как летную работу со всеми ее трудностями. И грозы, и обледенения, и отказы – все было. Как-то все время везло. В жизни не везло, в любви тоже, карьера не удалась, а в полете в сложных ситуациях всегда удавалось справляться.
* * *
Полжизни на Ан-26 – самая грязная работа. Самолет, как летчики говорят, «нелетучий». Ан-24 – отличная машина, а этот еле-еле возит себя и топливо. Только срочные грузы на нем: клубнику, помидоры. Правда, есть плюсы: на ледовые аэродромы, на снег, на песок, на грязь и лужи – как трактор. А удовольствия летать на нем мало, а я на нем десять лет прокоптил, правда, знал его хорошо.
– Витя, прибери режим, убери срезку, я ПРТ выключу.
Витя плавно прибирает РУДы, следим за срезкой. Стрелки установились на ноль, выключаю ПРТ, плавно увеличиваем режим двигателям. Следим за температурой газов. Поднимаем почти до максимально допустимой, ИКМ тоже растет. Теперь хоть немного похоже на полет: медленно набираем высоту, разгоняем, сколько можно уже на эшелоне – если, конечно, это можно так назвать.
Скорость по прибору 310—320, угол атаки тоже далеко не наивыгоднейший – около 10°± и более. По узкой стрелке скорость 410—420! Все, это предел, выключаем третий двигатель. Немного, 30—40 минут, на этом режиме идем – плывем потихоньку. Угол атаки – 8—9 градусов, прибираем режим. Включаю ПРТ, срезка не появляется – добавляем до срезки. Есть срезка – прибираем. Не летание, а так, езда на велосипеде, в цирке по канату.
– Толя! мы правильно делаем?
– Правильно, Витя, я по ТАД и по КиПАД в институте пятерки получил, верь мне, Витя. Ну, что будет? Температура газов нормальная!
– В общем, да.
– Ну вот, сиди спокойно и смотри!
Когда надо, он не спорит, парень грамотный, сам все отлично знает. Ан-24: полосы 1300 достаточно, а для Ан-26 почти 2 км, как для «Туполя». Внешне одинаковые, а по своим данным очень разные и даже по внешнему виду очень отличаются. Куцый Ан-26 заметно отличается от элегантного Ан-24. Позже расскажу, как мы с Сашей Белогорцевым в Саратове с короткой полосы взлетали на Новый Уренгой с полной взлетной массой, когда по номограммам 24 тонны никак не проходили. Вспоминаю сейчас – мороз по коже. Какой я все-таки везучий был!
Вячеслав Сурогин через 30 лет мне рассказал, как мы с ним чуть не столкнулись в облаках. Я – в наборе, он – на снижении во время смены частот связи. Друг друга мы не слышали, и мы по бортовому локатору его не видели. Он меня увидел случайно, визуально: внезапно появился самолет. Кажется, очень большой, на мгновение застыл перед глазами. Пролетел над головой, как будто медленно проплыл. Отпечатался в сознании, как кадр: серое забрызганное днище и ряды заклепок на фюзеляже. А я в облаках ничего не видел, то есть мы ничего не видели и не знали потом ничего.
Славик тогда после посадки диспетчеров попугал, но шума не стал поднимать, как летчик не стал этого делать, но потом среди летного состава на разборе этот случай разобрал. А я этого хорошо не помню и пишу с его слов. Конечно, пролетело – и все забыть, нервы не портить, а случаев действительно было достаточно, и по моей вине тоже.
Много еще чего рассказать можно. Потом. Сейчас вылетать, по учебному маршруту: Сосновка – Терешкино и обратно. В воздухе один час двадцать минут. На высоте 600 метров под постоянным радиолокационным контролем и все время на связи с диспетчером.
– Добрый день! Проверьте заявку: 0052 на 08 00.
– Добрый день! Да, есть. Утверждена по учебному маршруту. Вылет по расписанию?
– Да, по расписанию. Подскажите минимальное давление.
– Минимальное 752, взлет доложить.
– Понял, до связи.
Разрешение получено. Олег пытается что-то рассчитать, какое-то подобие штурманского журнала. Карта, линейка НЛ-10, навигатор – все есть! Погода хорошая, ясно, еще не жарко. Заправили, слили отстой, рассаживаемся, запускаем двигатель, прогрев, проверка. Олег выруливает, на исполнительном: закрылки для взлета – все готово. Взлетный режим, тормоза. Поехали. Носовая стойка управляемая, выдержать направление несложно. Поднял носовое колесо, оторвались. Все просто.
Сижу пассажиром, не пытаюсь вмешиваться, пилот работает в полете даже таком простом. Полет никак не сравним с ездой на автомобиле, все-таки это не прогулка, это мне сейчас приятно сидеть и наблюдать. Если какие-то ошибки, они незначительные: курсант налетал уже двадцать часов, сразу исправляет – наблюдать приятно!
В училище он налетал сто часов на Л-39, и здесь у него никаких проблем – усваивает все с лету. Хорошо сидеть справа пассажиром и получать удовольствие от полета. Видимость хорошая, после набора уже угадывается мыс на заливе – поворотный пункт. И я сейчас расслабился и наслаждаюсь полетом. Дымки нет, солнце не мешает, и перед нами открывается четкая картина, достойная кисти мастера! Закрываю глаза, вслушиваюсь в негромкий, приятный голос двигателя Rotax и вспоминаю тот, шлепающий звук двигателя АШ-62…
* * *
Где-то там далеко потихоньку шлепает Ан-2. Я сижу справа, клонит в сон. Я даже не сопротивляюсь. Приятное чувство: засыпаешь. Но я не усну, я знаю: организм как-то сам борется. Приборы сквозь прищуренные веки: авиагоризонт просвечивается сквозь дремоту горизонтально, прибор скорости – стрелка на 180, вариометр горизонтально, высота 500 – стрелка вертикально вниз, широкая между нулем и единичкой на ВД-10. Открываешь глаза, осматриваешься. Орлы – их много! Высота полета у них примерно такая же – 500—600 метров. Они летают каждый в своей зоне, и какой-то Ан-2 для них нарушитель воздушного пространства. Были случаи, они бросались на самолет.
Столкновение с птицей, у которой размах крыла более двух метров, опасно. Один попал в крыло, пробил топливный бак; второй случай – в остекление фонаря, улетел через пилотскую кабину в открытую дверь. Пробив двери пятнадцатого шпангоута, долетел до хвостовой стойки. Поэтому сбрасываешь с себя дремоту, осматриваешься.
Челкар, далее Есенсай, Курайлысай и Калмыково. Потом так же назад.
Саша Быков, мой командир: дремлет, глаза закрыты. У меня справа управление связной радиостанцией. Переключаюсь: покрутил ручку настройки, полазил немного в эфире, сквозь шлепки двигателя прослушивается музыка. Эдуард Хиль: «Пилот не может, не может не летать!» Хорошо запомнился этот фрагмент из той жизни. Болтанки не было, рейс утром, еще не жарко. Летали много, я с непривычки уставал.
Познакомился я с девушкой, прогуливал с ней допоздна после работы, спать некогда. К выходному уже весь выжатый, завтра октябрь, а жара под сорок. Местность перед глазами вся выжженная палящим солнцем. Саша в последний рабочий день приглашает к себе домой:
– Анатолий, после рейса ко мне. Люда должна принести пива, у меня рыба есть!
Познакомился с женой командира, Людой. Сын пяти лет, хорошая квартира, прохладно. В зале на ковре эмалированное ведро пива, пивные кружки, вобла. Вобла на Урале очень крупная, правильно завяленная – очень вкусно. И пиво в Уральске было хорошее. Мы тогда за разговорами до середины ночи ведро выпили. И проснулся я утром отдохнувший и в хорошем настроении, видимо, организм влаги требовал.
С Людой потом через три года разговаривали: сидели рядом на вечере всего отряда, в честь окончания сезона авиахимработ – она была подругой моей девушки! (АХР – это очень сложный вид работ, и этого вечера все ждали с нетерпением: все-таки уставали и безаварийный год всех радовал!)
Сидели. Праздничное настроение, все танцевали. Я танцам еще в Калуге учился. У нас тогда в программу ввели, неофициально для тренировки вестибулярного аппарата и координации движения, как в тридцатые. Конечно, и с воспитательной целью – все-таки будущие офицеры! Свой оркестр, хорошая база, УЛО, спортзал – танцевали все. Наш старшина был призером бальных танцев, жена одного летчика с нами занималась.
Приходили на занятия даже некоторые летчики с женами! Постепенно все выровнялись, подтянулись. Девочки-студентки на вечера к нам приезжали со своими классными – уж слишком они их опекали. Молодые ребята: здоровые, в голубых погонах с золотой окантовкой – орлы, уже почти офицеры! Вели себя все в основном скромно, лишнего себе не позволяли – некоторые ребята там женились. Любил танцевать и влюбчивый был, да и сейчас тоже.
Люда меня в разговоре спросила:
– Анатолий, ты долго над ней издеваться будешь?
Не первый раз эта тема поднимается.
– Какой из меня сейчас муж, мне переучиваться надо! – своей транспортной техники нет, только Ан-2, да еще несколько Як-12. Пытаюсь оправдаться. – Переводиться куда-то. Переезд, семья, дети!
– Жалеть будешь. Такой женщины в жизни, может быть, не встретишь!
– А если беременность, что будем делать?
– И что? Не женишься, алименты платить будешь.
– А как же она?
– А она их получать будет!
– Вот как! Так все просто?
Все-таки расстались, потерял свою любовь – встретил потом, позже, через много лет и не вовремя!
Задумался. Олег плавно вошел в разворот. Мыс в заливе под нами, меняет курс на Добринку. Заданную высоту на А-27 выдержать сложно, но у него получается плюс-минус десять метров. Шарик в центре удержать тоже непросто – самолет короткий. Виражи, ввод, вывод, мастерство нужно все в допусках выдерживать.
– Олег, а как у жены отношение ко всему этому? – спрашиваю, хотя причину отлично понимаю. – Ты же нормально зарабатывал на пластиковых окнах!
– Жена у меня молодая, я ее сам воспитывал. А потом – я же татарин. Знаете, в училище инструктор что-то говорит, указывает за что-то кому-то, а смотрит на меня: «А я при чем?» – «При том, что ты лучше всех должен быть!» – «Почему?» – «Потому, что ты татарин!»
Здесь и я свою молодость вспомнил!
До Добринки вообще просто – по железке. Можно расслабиться.
По молодости все быстро проходило, не так, конечно, просто. Ребята все хорошие были, и как-то леталось хорошо. С теми, которые в армии остались, переписывались: иногда что-то узнавал, встречались на промежуточных аэродромах, особенно с теми, которые с истребителей списывались. Стали вертолетчиками, летали в транспортной авиации. До первых смертей, потом с каждым годом плохих новостей все больше накапливалось.
Женился: жена интересная. Первая дочь, проблем сразу столько, что до сих пор разгребаю и уже никогда не разгребу. Хорошее хочу помнить, как-то так лучше, а негатива много было, но первая любовь – это надолго, это незабываемо. Жена это чувствует: женщину вообще не обманешь, но я и не пытаюсь. Хотя, что здесь особенного? У каждого это есть, любой и любая через это проходит. Можно было бы как-то потрезвей ко всему относиться – не получается, особенно когда тебе постоянно напоминают о том, что было, причем до настоящей семейной жизни. У меня не получалось совмещать работу и любовь, не хватало ни времени, ни сил.
Жена всегда любви требует. Это только в книгах жена – помощница для мужчины. Какая помощница? На ней дом, дети, семья, да еще муж где-то в небе! Со всем справляться надо и своя работа. Не все выдерживают, случается что-то серьезное, срываются, потом восстановить отношения очень сложно, до обыкновенного предательства доходят.
Не о том я как-то. Во второй рейс по этому маршруту Олег пусть сам идет, справится, нечего мне здесь мешаться. Самая хорошая школа – это самостоятельные полеты!
* * *
Олег улетел. Самостоятельные полеты по маршруту – это не аэродромные полеты. Здесь в любой момент возможна аварийная посадка. В летном обучении просто полетать не получается – это очень дорого. Давно отработаны программы и сжаты до предела, воспитывается в человеке смелость и уверенность. Курсант – это уже летчик, и в самостоятельных полетах он должен уметь принимать решения. Все может быть: погода, отказы. Одномоторный самолет, вертолет, без разницы, – полет выполняется на высоте, с которой можно произвести посадку за пределами населенного пункта на подобранную площадку. В воздухе постоянно смотришь и подбираешь площадку, которая пригодна для посадки.
Полет для летчика не просто прогулка – это работа. Вырабатываются летные качества, постепенно приобретается опыт и уверенность. Если тяжелый самолет производит вынужденную посадку на кукурузное поле без шасси, то это посадка как на газон. На обработанном поле практически нет препятствий. На легком самолете на такое поле – как на лес. Поэтому постоянно смотришь. Сейчас все засевается и даже на созревшую пшеницу посадка может быть опасна, можно оказаться на таком поле вверх колесами, даже на самолете с носовой стойкой. Поэтому выбираются, как правило, дороги, но на дорогах знаки и транспорт.
Приходилось садиться на шоссе. Рядом ничего подходящего не было, выбрал место, зашел сел, срулил на перекрестке на проселочный съезд. Водители проезжают, некоторые даже головы не поворачивают. Мало ли что: ну, самолет, ну, дирижабль, даже пароход – сейчас трудно кого-то чем-то удивить. Каждый собой занят. Еще одна составляющая – стоимость летного обучения в разы больше, нежели обучение инженера, педагога и даже врача. Поэтому и подбирают в летный состав не так, как в другие специальности. Учить летному делу неспособного – бессмысленно!
Взял шляпу, телефон в кармане. Сел под березами, в радиостанции через шорох слушаю доклады бортов. Кто-то докладывает что-то, диспетчера не слышно, но некоторые борта прослушиваются, которые недалеко.
Сижу на складном стульчике рыбака, портативная радиостанция, на голове соломенная шляпа. Олег на связи. Докладывает: занял высоту, дал расчетное время пролета залива.
В тени хорошо, прохладно, книга не читается. Вспомнил разговор со Стасом, ровесник, летает у Саши. У него четыре аэроплана, летает сам, Стас и Юра. Все моложе нас со Стасом, но далеко немолодые, все примерно ровесники. Юра всю жизнь на Ан-2, потом А-27, сейчас работает у Александра.
Стас, закончив школу летчиков-испытателей, облетывал после сборки на заводе МиГ-25. Мы с ним как-то ближе. Когда-то и я стремился туда, а здесь мы вместе сидели за одной партой на курсах в училище. Много говорили – мне интересна была эта работа.
Все документы были в порядке, мандатную и медицинскую комиссию прошел. Двое товарищей в этой фирме работали. Неплохо знали друг друга, рады были встрече. Видел: от души желали успехов. При беседе с начальником ЛИКа все решилось: где жить, откуда и сколько до работы добираться? Для москвичей Смоленск, Калуга – это рядом, одну остановку проехать. Семья, дети, командир ЛО сам рассоветовал: «Ты же отличный транспортник, первый класс, высшее образование, а у нас третий будешь иметь и первый уже никогда не получишь». На полпути остановился, может быть зря. Сейчас вижу – точно зря, многое в жизни изменилось и возрастной ценз тоже.
– Стас, у тебя на этой работе было что-то серьезное?
– Да нет, все как-то проходило, да и ни у кого такого серьезного ничего не было. Облетывали после сборки, работа не очень-то! Один раз, правда, с высоты газ обоим убрал до малого, а на высоте 800—700 стал выводить при заходе – помпаж. Убираю, вывожу – опять помпаж, а высота уже 500. Опять вывожу: пошли обороты, на высоте 300, а так больше ничего такого сложного – обычная работа.
– Стас, ну ты даешь! Даже курсантов учат не убирать до малого, это же аксиома, азы, что же ты? Так из ничего можно было в ящик сыграть.
