Развод по-петербуржски

Мария Николаевна, от природы светлая и чуткая женщина, всем желала добра и хотела, чтобы все были счастливы. Порой мне казалось, что своей миссией она считала исправить или перевоспитать Элен. Она была громоотводом, утешительницей, сестрой милосердия. Элен это ценила, пользовалась и не перевоспитывалась.

Как-то Мария Николаевна решила рассказать Олегу о походах Элен к Тамаре. Олег воспринял это как очередную прихоть бабушки и преподнес мне в формате: «А ты представляешь, бабка чудит…»

Мне стало не по себе.

Любые гадалки становятся бессильны против любви к человеку и веры в Бога. У меня было и то, и другое.

Погруженная в свои мысли, я проезжаю Стрелку Васильевского острова, еду по набережной Макарова и на другом берегу приветствует меня такой родной Князь-Владимирский собор. Господи Благослови!

Глава 3. Седьмая линия Васильевского острова

Такси подъезжает к нашему дому на седьмой линии Васильевского острова. Моя особая любовь – это петербуржские парадные: красивые, величественные, украшенные лепниной и ажурными перилами.

Однако эта любовь заканчивается ближе к четвертому этажу, ибо в доме нет лифта.

У нас своя трехкомнатная квартира, в которой живем я, Олег, наша дочь и моя мама. И, конечно, Шери – наша милая девочка, кавалер-кинг-чарльз-спаниель, которая в паспорте именуется как Цветущая Радость Шеффлера. О том, что есть такой цветок – шеффлера – я узнала только благодаря Шери. Могу сказать точно: Шери красивее, чем этот цветок. А вот что она Радость – однозначно. Сколько же в ней нежности и любви!

Я знаю, Шери меня уже ждет у дверей, весело виляя хвостом. В коридоре понимаю, что дома не только Шери. Из кухни доносится голос Олега: «С собакой я уже погулял!»

Его тон спокоен и вежлив, как ни в чем не бывало, как будто не было ночного разговора. Я прохожу в комнату, чтобы переодеться. На стене висят наши семейные фотографии: вот на этом фото вся наша большая семья вместе с моей сестрой и ее детьми, на этом фото Олег, я и Ксеня (она еще в моем животе), а эта самая любимая – Ксении четыре годика, она сидит на плечах у Олега, и их обнимаю я. Какие же мы солнечные, какие же мы счастливые! В этот момент я понимаю, что такие красивые отношения, такая красивая любовь не может завершиться ссорами, скандалами, типичным разводом, будет развод по-петербуржски. Господи, дай мне сил и мудрости!

Вновь встреча на кухне. Сколько же эта кухня помнит бесед и разговоров… моих родителей, моих бабушек и дедушек. Я ставлю чайник. Олег молчит. Как всегда молчит, ожидая, что разговор начну я. Это его обычная тактика «говорить редко, но метко». С одной стороны, я ценю это качество, не люблю мужчин-балаболов. С другой стороны, в такие моменты мне хочется его задушить, точнее встряхнуть, чтобы он выбрался из своей скорлупы; чтобы сказал, что думает; чтобы сказал не то, что надо, не то, что хотят услышать другие, а что думает именно он.

Видимо, слишком долго его приучали быть удобным, очень долго он задвигал все свои желания в угол. Так долго, что он уже не слышал свой голос. Возможно, он уже перестал чего-либо желать.

– Я завтра поеду к Ксении, отвезу Шери. Ты поедешь со мной? – начинаю я разговор.

– Да, – односложно отвечает Олег.

Боже, как у него все просто! У меня душевные терзания, размышления, у него же есть «да» и есть «нет». Может мы, женщины, все очень усложняем?

Я беру чашку чая и ухожу в свою комнату. В свою? Когда комната стала только моей, а не нашей?

С появлением Шери в нашем доме никто не страдает от одиночества, хотя порой я очень люблю «пострадать». Шери уже забралась на мои колени, а в душу – пустота. Нет ни мыслей, ни чувств, ни планов, ни желаний. Белый чистый лист.

Да, белый чистый лист – мое спасение. Когда не можешь никому выговориться, когда эмоции терзают душу или царит звенящая тишина как сейчас, я произношу про себя фразу: «Бумага стерпит все!». Беру лист бумаги, тетрадь – а может просто салфетку – и начинаю писать все, что пишется. А иногда пишутся стихи.

Больно…От речей равнодушных больно.От фраз раздирающих больно.От ожиданий безнадежных больно.И изменить ничего невозможно.Горько…От старых обид горько.От леденящего взгляда горько.От невыплаканных слез горько.И изменить ничего невозможно.Страшно…Просыпаться одной страшно,Выходить по утрам из дома,Понимать, что сейчас важно,Ориентиры искать снова.

Ночь с чаем и стихами. Впереди поездка к сестре за город, где сейчас отдыхают мама и дочь. Пора спать.

Глава 4. Прогулки по Петроградской стороне

Утро. Все как обычно. Завтрак, сборы. Говорят, если ты проснулась после свадьбы и ничего не поменялось, значит решение принято верное. Первое утро, когда я проснулась одна, и внутри ничего не поменялось…

До сестры от нашего дома ехать примерно час. В машине тишина, даже музыку не хочется включать ни ему, ни мне. Но порой в тишине могут проходить самые бурные дискуссии. Вот в этот раз молчание было громким. Да, за столько лет мы научились общаться молча. Нет необходимости проговаривать вслух, что о нашем решении расстаться мы пока не готовы говорить дочери и широко объявлять родным и близким. Всему свое время.

С Васильевского острова мы переезжаем на Петроградскую сторону, за окном проплывают улочки, которые исхожены вдоль и поперек, знаком каждый дом, каждый сквер. Вдалеке виднеется место, где мы впервые встретились с Олегом.

Это был служебный роман. Мне только исполнилось восемнадцать и я очень хотела быть самостоятельной. Первое место работы – гостиница на Петроградке. Сменный график позволял совмещать с учебой в университете. Экскурсионное бюро одобрили родители: практика общения с иностранцами на английском языке, глубокое погружение в культуру и историю Санкт-Петербурга, сопровождение групп в музеи и театры. Я помню, как в эти дни мысленно благодарила родителей за то, что они меня каждые выходные водили по театрам. У меня был абонемент в Русский музей, и по четвергам мы со всем классом учились смотреть картины. Благодаря родителям мое детство прошло у подножия Ростральных колонн, так как выбор прогулок по Васильевскому острову, где мы жили с семьей, сводился либо к колоннам, либо на Смоленское кладбище. Да-да! Василеостровцы всегда воспринимали кладбище как парк. Мне было легко предлагать экскурсии, я просто рассказывала истории своей бабушки о городе, о доходных домах, о красоте парадных, о тихих улочках Петроградки.

Олег подошел ко мне неожиданно, когда я уже собиралась уходить с работы. Он отвечал за безопасность в гостинице и в силу своей должности всегда был серьезен и немногословен. Я уже мысленно начала перебирать все ли ключи сдала, не потеряла ли пропуск и поставила ли офис на сигнализацию. Но вопрос Олега был неожиданным:

– Екатерина, как я понял, вы увлекаетесь историей города и архитектурой. А что вы знаете о доме жены оружейника Барановской на Большом проспекте?

От неожиданности я немного растерялась.

– К сожалению, я не знаю все дома Петербурга. Возможно, я его видела, но не знаю, кому он принадлежал. А что уникального в этом доме? – растерянно ответила я.

– Вы где живете? – твердым голосом спросил Олег.

– На Васильевском, – разговор немного напоминал допрос. Видимо, отпечаток профессии.

– Я вас подвезу. Нам по пути. Заодно покажу дом Барановской. Вы должны его увидеть.

На часах было девять вечера, на календаре был конец мая, в Петербурге – белые ночи. Довольно быстро мы подъехали к дому со стороны Карповки. Дом действительно уникальный, выходящий своими фасадами сразу на три улицы: Большой проспект, набережная реки Карповки, улица Петропавловская.

Мы вышли из машины и совершенно другим тоном, более спокойным и нежным, Олег сказал:

– Чтобы лучше разглядеть дом, надо перейти на другую сторону.

Не дожидаясь моего ответа, он взял меня за руку, как ребенка, и перевел через дорогу. По правде сказать, я и была для него ребенком. В тот период разница в возрасте – десять лет – была ощутима.

Передо мной стоял взрослый мужчина, сильный, уверенный в себе. Его зеленые глаза уже не казались такими суровыми. В этот момент я посмотрела на Олега не как на коллегу, а как на мужчину: черные, как смола, волосы, аккуратная щетина, широкие плечи. Вечер был теплый, он оставил пиджак в машине и было заметно, что спорт есть в его жизни, причем часто.

– Знакомься – дом-гигант. Когда-то он принадлежал Антонине Дмитриевне Барановской. Его еще называют «дом жены оружейника». Он состоит из трех корпусов, связанных между собой двумя башнями-ротондами. Посмотри, они напоминают шлемы! – незаметно на «ты» перешел Олег.

– А мне кажется, они похожи на купола.

– Хорошо, назовем их шлемовидные купола.

Олег рассказывал интересно: подробно про архитектора, про утрату металлической скульптуры орла с размахом крыльев два метра после реставрации в девяностых, про мужа Барановской, который записал дом на жену, чтобы снизить уплату налогов (года идут, а ничего не меняется).

– Олег, а откуда у Вас такой интерес к этому дому? И столько информации? – поинтересовалась я, обращаясь к нему на «вы».

– Я живу в этом доме. Предлагаю перейти на «ты».

Без лишних вопросов Олег взял меня за руку и повел по улочкам Петроградки, по своим излюбленным маршрутам, показывал удивительные дворы-колодцы, скверы, которые скрывались между домами. Белые ночи в Петербурге очень обманчивы. За разговором мы не заметили, как наступила ночь и у нас есть лишь двадцать минут, чтобы успеть на Васильевский остров, пока не развели мосты.

Ох, сколько раз эти мосты становились причиной моих опозданий домой. Родителей приходилось утешать, что ночные экскурсии для гостей города как всегда самые популярные. Наше первое лето было наполнено романтикой, самой нежной и чистой любовью, невинными поцелуями и трепетом прикосновения рук и душ.

Наше первое лето семнадцать лет назад…

Неужели настало последнее лето…

Глава 5. Карельский перешеек

Пейзаж за окном сменился соснами Карельского перешейка. Олег выбрал путь по нижней трассе – дорогу вдоль Финского залива. Помню, как все свое детство залив я называла морем! Да и сейчас для меня залив – это символ морских просторов, воздуха, свободы! Свободы…

Мы подъезжаем к коттеджному поселку и я уже вижу, как навстречу к нам едет Ксеня на велосипеде. Наша девочка! Длинные русые волосы развиваются от сумасшедшей скорости. Под лучами солнца они стали еще светлее. Удивительно, казалось бы темный цвет доминирует, но Ксения взяла от Олега только цвет глаз, а всем остальным пошла в породу моего отца – светлых и белокожих. Ксеня подъезжает ближе к машине и мы уже едем вместе, параллельно, и слушаем передачу «Все дачные новости за пять минут». Боже, как она выросла за неделю! Не знаю, чем ее кормит бабушка, но точно очень хорошо.

На террасе как раз накрыт завтрак, точнее бранч – для кого-то это завтрак, у кого-то – уже обед. Мама напекла блинов и сырников, заварила чай с мятой и чабрецом. Всегда поражаюсь, сколько у нее сил и энергии готовить на всю эту огромную компанию.

Но больше всего поражаюсь сестре.

Алена на шесть лет старше меня. Внешне она больше похожа на маму, я же пошла в отца. Вместе с мамой они не знали, что такое диета и зачем ограничивать себя в сладком. Могли на пару вечером пить чай с двумя ложками сахара и пирожками. Мне же даже смотреть на это было опасно. Если я всю жизнь стремлюсь заниматься спортом, то Алена этим живет. У нее красивая подтянутая фигура, тонкие черты лица, мамин носик и голубые отцовские глаза. А еще Алена унаследовала у отца юмор, который легко переходит в сатиру. И порой не знаешь то ли смеяться, то ли обижаться. С самого раннего детства у нас были хорошие отношения. Родители сумели воспитать нас друзьями. Отец постоянно был в море, мама – завуч в школе, и много времени мы проводили вместе с сестрой. Она проверяла уроки, брала меня на прогулки с друзьями. Я никогда не чувствовала, что я ей в обузу. Вот так и выросли – очень близкими и очень родными. Однако, при каждом удобном случае она говорит: «Я всегда мечтала о старшем брате, но получилась младшая сестра», то есть я.

У нас существуют несколько негласных правил. Например, с октября по май мама живет со мной в городе, а с мая по октябрь – у нее за городом. Или если кто-то собирается в отпуск, то берет с собой всех детей, чтобы отдохнули побольше и подольше. И вот здесь наступает несправедливость. У сестры трое детей, да еще все мальчики!

Да, Алене в жизни повезло – ее окружают одни мужчины: муж, трое сыновей, пес и кот. И сколько было счастья, когда родилась Ксения! На Ксению обрушился весь творческий потенциал тетушки. Алена великолепно шьет, вяжет, вышивает крестиком и гладью. Первое платье у Ксени появилось в десять дней от роду для фотосессии. Каждый год за несколько месяцев до дня рождения племянницы Алена начинает рисовать эскизы, выбирать ткань, фурнитуру, но по обыкновению все шьет за последнюю ночь, примеряя платье на сонного ребенка.

Совершенно измученная, каждый год она дает себе клятву, что в следующем году она будет делать все заранее. Главное верить!

С Аленой мы разные не только внешне, но и внутренне. Сестра очень домашняя, любит готовить, создавать уют. Особая страсть – это ее сад и огород. Когда подоконники в квартире уже не выдерживали ее горшков и посевной, то муж Алены – Дмитрий – принял стратегически верное решение – переехать жить за город. Был выбран коттеджный поселок на Карельском перешейке. За десять лет они сотворили настоящий райский уголок не только для себя, но и для родных, которые в любой момент могут наведаться в гости.

Дима с гордостью говорит, что все основные мужские задачи выполнил и перевыполнил: построил дом, гостевой дом и баню, родил сына, сына и еще сына, посадил дерево, куст и газон. А вот по цветам царицей была Алена. Половина коттеджного поселка приходили к ней за советами, черенками и рассадой. Моя же любовь – это грядки с клубникой и зеленым горошком. А еще есть лично моя грядка, которую я нежно называю «Мохито». На ней растет пять сортов мяты. Алена уже потеряла надежду привлечь меня к милым ее сердцу занятиям – сеять, копать, удобрять. Я могу только собирать и восхищаться.

И за завтраком я искренне восхищаюсь ее земляникой и садовой малиной. Блинов и сырников мне не досталось, детвора словно вихрь все смела со стола и побежала за велосипедами, чтобы поехать на речку. Как же повезло Ксене – у нее три старших брата. Мне спокойно – не пропадет.

Традиционно после завтрака мы с Аленой идем на экскурсию по ее владениям, смотрим, что проросло, что плодородит, что съел долгоносик.

Понимаю, что я Алену совсем не слушаю, мысли заняты другим, мне нужно выговориться.

– Ален, постой! Пока нет детей, мне нужно с тобой поговорить. Мы расстались с Олегом…

Это прозвучало как гром среди ясного неба.

Молчание повисло в воздухе.

– Думаю, нам надо пойти к грядке «Мохито», – отвечает Алена.

Грядка «Мохито» находится в самом дальнем углу участка, рядом стоит красивая беседка с зоной барбекю. Да, именно там мы сможем поговорить без свидетелей. Мы заходим в беседку, садимся на мягкие плетеные кресла и аромат мяты успокоительно доносится до нас.

Я не знаю, с чего начать разговор. Как же было бы просто, если у нашего расставания были социально понятные причины – измена, алкоголизм, насилие. Меня бы жалели, утешали, вместе со мной бы плакали.

Но слез нет, все уже давно выплакано, есть факт – разошлись.

Счастье только одно – Алене особо рассказывать ничего не надо, она все знает, она все понимает. Возможно, она и понимала, что все этим закончится, просто мудро ждала, на сколько у меня хватит сил и терпения.

– Кать, ты хочешь спасти брак?

– Я пока не знаю. Я целый год, а может и больше, спасаю наш брак. Я устала.

Я хочу разъехаться на время, подумать. Возможно, для него это будет встряска. Возможно, он начнет что-то делать. Наше расставание – это либо начало новой жизни, новых наших с ним отношений, либо начало конца.

Наш разговор неожиданно прерывает Ксения, которая бежит с возгласом:

– Мама, мама! Знаешь, что мне сегодня приснилось! – дочь словно ураган забегает в беседку и плюхается в кресло-качалку. После ее слов о снах, мечтах и «мне померещилось», я обычно напрягаюсь, ибо все, что говорит Ксения, имеет тенденцию сбываться.

– Мама, представляешь, мне приснился наш новый дом, точнее новая квартира! Она такая классная! Там окна в пол! На стенах кирпичики, большая-пребольшая кровать, а еще есть лифт! – с особым восторгом о лифте говорит Ксения. Для жителей центра Петербурга наличие лифта – это огромное счастье.

– Да, лифт – это роскошь! – посмеялась я. – А на каком этаже мы живем?

– На высоком! Так высоко, что видны купола Исаакия.

– А кто там еще живет? Бабушка? Папа? Шери? – аккуратно поинтересовалась я.

– Не знаю, только мы с тобой. Больше во сне никого не было, – Ксеня подскочила и вихрем вылетела из беседки, резко окончив разговор.

Я посмотрела на Алену. Все было ясно без слов.

Дочь! Какая же она удивительная девочка. Ксения – ураган! Она всегда появляется внезапно, стремительно. Ее взгляд словно вспышки молнии, ее мысли всегда бегут быстрее слов, поэтому с детства я ее останавливаю, прошу посчитать до трех, успокоиться и потом только говорить.

Так же стремительно Ксения ворвалась и в нашу жизнь.

После свадьбы мы не спешили рожать детей, но и особо не препятствовали. Однако, прошло полтора года и стало тревожно – вдруг что-то с нами не так? Врачи, консультации, обследования и еще через год красными чернилами в моей карте был написан диагноз-приговор «бесплодие». Было тяжело, непонятно, но внутри была твердая уверенность: «Я буду мамой!»

Мы много разговаривали на эту тему с Олегом, советовались с батюшкой. И твердо для себя решили, что для нас самое важное – это наша любовь друг к другу. Если будет на то Божья воля, мы родим детей столько, сколько даст Господь. Если до моих тридцати нам не посчастливится стать родителями, то будем думать о приемных детях.

С легкостью мы отпустили эту мысль, завершили бесконечные кочевания по кабинетам врача и просто жили друг для друга. И в этот момент случилась… Москва!

Глава 6. Московский вокзал

Однажды меня вызвали в кабинет к декану (в тот момент я училась в аспирантуре и преподавала на кафедре) и сделали неожиданное предложение:

– Екатерина Николаевна, на нашем факультете вы активно ведете международную деятельность, участвуете во многих внешних мероприятиях, о Вас хорошо отзываются наши зарубежные коллеги, поэтому я предложила Вашу кандидатуру на должность руководителя международных проектов… В Москву! В наше московское представительство, – как гром среди ясного неба прозвучали слова Аллы Ивановны.

– Алла Ивановна, у меня же защита диссертации через полгода! А там работы еще ого-го-го! – совершенно ошеломленная протараторила я.

– Катя, вашу кандидатуру утвердили. Такой шанс в нашей академической среде выпадает нечасто. Не переживайте! Диссертацию допишем и защитим, – по-матерински произнесла декан и по совместительству мой научный руководитель.

Аллу Ивановну я считаю своей научной мамой. Она опережает время в своих идеях, разработках, инновациях. Не всегда их сразу принимают в научной среде, но проходят годы и жизнь показывает, как же Алла Ивановна была права.

Получив благословение и наставления от родного университета, я переехала в Москву.

Переехала я с одним чемоданом и без Олега.

Олега не отпустила бабушка…

Нет, конечно же, она не сказала прямо: «Ты никуда не поедешь! Я тебя не отпускаю!» Она была очень мудрой и хитрой женщиной. А мы были наивными и послушными.

Олег, работая в службе безопасности, прекрасно понимал, что для жизни необходимо менять сферу деятельности. Его интересовали фондовый рынок, инвестиции, а еще логистика и таможенное дело. Элен знала о планах и желаниях Олега и ей удалось внушить внуку, что для продвижения в этом направлении ему нужно закончить курсы, о которых он давно мечтал. Конечно же, эти курсы дешевле в Петербурге.

Лишних денег у нас не было, да и вообще были другие цели и приоритеты на тот момент. Но у Элен вдруг появляются средства, и она с барского плеча предлагает оплатить Олегу обучение.

Растроганные щедростью и заботой милой бабушки, мы соглашаемся, что полгода мы будем жить на два города. Какая же это романтика: я живу в Москве, он – в Санкт-Петербурге. Дороги, поезда, свидания! Ах, сколько помнит Московский вокзал! Радость встреч, печаль разлук.

Поначалу все было именно так – романтично.

Помню нашу самую необычную встречу. У меня конференция в Латвии. Олег берет билеты из Санкт-Петербурга и мы встречаемся в Риге, затем неделю проводим в Юрмале. Днем у меня конференция, вечером мы вдвоем гуляем по берегу Балтийского моря. Как же сложно было расставаться на вокзале и садиться в разные поезда: я – в Москву, он – в Петербург.

Почти каждые выходные мы встречались. Но каждая наша поездка становилась подобно испытанию. Почему-то когда я приезжала в Петербург, у Элен сразу возникало много неотложных дел, с которыми ей мог помочь только Олег. Олег же с огромным чувством долга и ответственностью перед бабушкой поддерживал ее, понимая, что так будет проще и легче, чем выслушивать, какой он неблагодарный внук.

В один из моих визитов Олег говорит:

– Катюш, завтра меня целый день не будет, надо бабушку отвезти на кладбище.

Был день памяти деда.

– Олег, я же сегодня только приехала, а завтра вечером у меня поезд. Какой смысл мне было приезжать, если ты все время проводишь не со мной, а с бабушкой? – резко ответила я.

– Катюш, не горячись. Поехали вместе с нами! – произнес Олег. Да, он всегда выступал миротворцем. Ему надо было найти то решение, чтобы никто не ссорился и все были счастливы. Но счастья мне этот вариант не добавлял.

Меня разрывало возмущение! «Да, не хочу я проводить время с его бабушкой! Не хочу видеть, как она полностью забирает его внимание – то ручку подай, то сесть помоги… Я хочу внимания моего мужчины! Моего!»

И в этот раз я впервые высказалась дипломатично, но бескомпромиссно, что завтра мы проведем время только вдвоем, без бабушки и без кладбища.

После телефонного разговора с Элен Олег вернулся в комнату. Желваки ходили по его скулам, взгляд был суровым, он нервно поправлял волосы (ох, знаю эту его привычку, в этот момент лучше ничего не говорить).

Но он подходит ко мне, нежно берет за талию и мурлыкающим тоном произносит: «Завтра мы будем только вдвоем».

Полгода промчались. Мы были погружены в работу, учебу. Олег успешно сдал экзамен, получил долгожданный диплом. Я заморозила написание диссертации, уж больно активная международная деятельность меня настигла. Я ездила не только по зарубежью, но и по всей нашей необъятной Родине – от Калининграда до Владивостока. И вот приближался долгожданный момент нашего воссоединения, которого мы так долго ждали. Ждали мы, но не Элен.

И за неделю до переезда Олега Элен решает заболеть. Безусловно, в столь почтенном возрасте букет болезней становился все больше и больше. Видимо, на нервной почве ее сердце не смогло пережить приближающуюся разлуку, и по скорой ее забрали в больницу.

– Олег, я все прекрасно понимаю, что это твоя бабушка. Но у неё есть сын и, на минуточку, еще четверо внуков! – в полном негодовании говорю я по телефону. У отца Олега после развода было еще два брака и еще трое детей.

– Катюш, ты же прекрасно знаешь, что с отцом у нее натянутые отношения, а внуков – кроме моего брата – она даже не знает, как зовут.

– И что ты предлагаешь делать? – стараюсь спокойно говорить, но внутри бушует полное непонимание, как можно даже не знать своих родных внуков, как можно выделить только одного, а всех остальных вычеркнуть из своей жизни.

– Катюш, давай дождемся, когда ее выпишут из больницы, а потом я перееду.

– А потом будет другая больница, потом она захочет делать ремонт, а еще потом полететь на Алтай, чтобы поправить здоровье, но без тебя она не сможет пережить перелет! – на эмоциях выпалила я.

Олег рассмеялся в трубку.

– Знаешь, Олег, я вполне серьезно. Я тоже женщина. И прекрасно знаю все эти трюки и уловки. Сейчас Элен делает все, чтобы ты остался с ней. Да, я понимаю, ты не хочешь с ней ссориться. Я представляю, как тяжело выдержать весь этот шквал негодования. Но я твоя жена! И я имею право тоже ставить условия: либо ты переезжаешь через неделю в Москву, либо можешь переезжать жить к бабушке насовсем, – стальным тоном произнесла я и повесила трубку.

Через неделю мы смотрели на заснеженную Москву с Воробьевых гор.

Как-то от знакомых я услышала фразу «если для человека переезд в Москву – это достижение, то для петербуржцев – это грехопадение». Наш переезд из Петербурга в Москву я никогда не считала грехопадением. Я выходила на улицу и говорила: «Москва! Я сейчас тебя любить буду!» И с открытым сердцем вместе с Олегом мы бродили по улочкам, гуляли по старой Москве, сидели в уютных кафешках. И как-то мы решили поехать в Покровский монастырь к мощам Матроны Московской. Был февраль. Очередь тянулась от входа в храм до трапезной и дальше к ограде. Мы встали в очередь и мало верилось, что сможем выстоять. Через пятнадцать минут, проведенных на морозе, околело все. Олег меня отправил сначала отогреваться в трапезную чаем с пирожками, затем отправил за свечами в лавку, потом сказал, что нужно подать записки. Все это время я провела в тепле, Олег же простоял на холоде и вида не подал, что замерз. Я знала, его грела вера!