Любовь под напряжением. Тайна, к которой мы так близки

– Не пытайтесь ночью пробраться в лабораторию. Системы охраны… настроены на малейшее движение. И Лика, – он чуть заметно усмехнулся, – спит как солдат на передовой. Чутко. – Это не был приказ. Это было предупреждение и… напоминание об общей реальности, в которой они существовали. Забота, завуалированная под прагматизм.

Он кивнул ей – коротко, по-деловому – и растворился на лестнице. Виктория осталась сидеть в полумраке гостиной. Тиканье напольных часов, далекий гул системы вентиляции, потрескивание "огня" в камине. "Последствия" его тети. "Последствия" ее сегодняшнего эксперимента. Их общая, странная война, где оружием были формулы, а ставкой – слишком многое. И этот вечер. Странный, вынужденный, но лишенный прежней враждебности момент… перемирия? Понимания?

Он не сказал ничего лишнего. Не открыл душу. Но показал трещину в броне. Усталость. Память. Человека за титулом и ролью. Кто ты, Сергей Миронов? – вопрос висел в воздухе, неотвязный, как аромат коньяка, смешавшийся с запахом воска. Ответа не было. Только тишина, ненастоящий огонь и завтрашний день, полный новых формул и старых опасностей.

Она глубоко вздохнула, поднялась. Усталость навалилась с новой силой, но теперь она была… чистой. Без липкого страха и адреналина. Профессиональная усталость после долгого дня. Она погасила камин пультом. Комнату поглотил мягкий полумрак. Прежде чем уйти, она на мгновение задержалась, глядя на пустующее кресло Сергея. Затем тихо, босиком, пошла к своей комнате. Вопросы оставались. Напряжение никуда не делось. Но впервые за долгое время в этой роскошной тюрьме появилось ощущение, что она не сожалеет о том что тогда решилась забрать свое законное место. Она – часть команды. Пусть странной, вынужденной, работающей под невероятным напряжением. Но команды. И завтра им снова предстоит работать вместе.

Она закрыла дверь своей комнаты, оставив усталого командира наедине с его мыслями и грузом, который они теперь несли, пусть и по-разному, но уже не в одиночку.

Глава 3

Цифры плыли перед глазами на мониторе, упрямо не желая сходиться. Виктория стиснула зубы, впиваясь взглядом в кривые КПД. Почему не выходит? Мысль билась, как пойманная птица. Она ввела новые параметры, основанные на догадке Екатерины о вибрациях. Симуляция завершилась успешно. Теория подтверждалась. Но на практике… стенд с катализатором Ac-7R молчал, упрямо выдавая стабильные, но недостаточные показатели. Неужели я ошиблась? Опять?

Раздраженно стукнув кулаком по столу (тихо, чтобы не разбудить весь дом), она решилась на риск. Увеличила мощность импульса впрыска на 15% сверх расчетного максимума. Ну же, покажи мне! На экране датчики вибрации рванули в красную зону. Температура корпуса катализатора поползла вверх стремительно, тревожно. Внезапно – резкий, пронзительный писк аварийной сигнализации. Не из ее стенда. Из главной системы безопасности лаборатории. На центральном мониторе вспыхнули красные иконки: "ОТКАЗ КОНТУРА ЗАЩИТЫ". "НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫЙ ДОСТУП".

Сердце Виктории упало. Что? Как? Она бросилась к серверу, пальцы летали по клавиатуре, пытаясь понять, что сломалось. Внезапно погас свет. Полная, давящая темнота, нарушаемая только аварийной подсветкой пола и мерцанием красных лампочек на щитах. Генератор! Должен был включиться генератор! Но тишина была гробовой. Только ее собственное учащенное дыхание и этот проклятый писк.

И тут она услышала. Не снаружи. Изнутри. Из вентиляционной шахты. Металлический скрежет. Приглушенные шаги. Не один. Много. Тяжелые, уверенные, методичные. По коридорам лаборатории. Они здесь. Как?

Дверь с шипением отъехала в сторону, не отключенная аварийным питанием, а… принудительно открытая. В проеме, освещенные лучами мощных тактических фонарей, выхватывающих клубы пыли из воздуха, стояли фигуры в черном тактическом обмундировании, с автоматами на изготовку. Лиц не разглядеть – маски, очки. Профессионально. Без слов.

Виктория отпрянула к стене, инстинктивно прикрываясь столом. Холодный ужас сковал все тело. Конец. Все кончено. Она метнула взгляд к скрытому аварийному выходу – красный индикатор над ним был безысходно черным. Заблокирован.

Фигуры расступились. В образовавшийся проход вошел он. Николай Миронов. Не в дорогом костюме, а в строгом, темном пальто, наброшенном на плечи поверх рубашки. Лицо – маска спокойствия и абсолютной власти. Его холодные глаза, как сканеры, медленно обошли хаос лаборатории, дымящийся стенд, и наконец остановились на Виктории. Взгляд, лишенный гнева, лишь безжалостное любопытство, как к лабораторной крысе, допустившей ошибку.

– Так вот где прячется птичка, – его голос был тихим, но резал тишину. Он сделал несколько неторопливых шагов вперед, его люди держали Викторию на прицеле. – И Сергей… мой дорогой сын. Думал, его игрушку так просто не найти? – Николай усмехнулся коротко, беззвучно. – Думал, этот бункер надежнее предыдущего?

Виктория невольно метнула взгляд к двери, ведущей наверх, в дом.

Сергей! Где он? Что с ним?

Как будто уловив ее мысль, Николай кивнул одному из людей. Из темноты коридора вытолкнули еще одну фигуру. Сергея. Его костюм был порван, на лице – ссадины и кровоподтек под глазом. Он шел, слегка пошатываясь, его обычно безупречная осанка была сломлена. Но взгляд… взгляд был пустым. Он не смотрел на Викторию. Смотрел куда-то сквозь нее, в пол. Словно стыдился? Или… смирился?

Ледяной ужас сковал Викторию. Не страх смерти – хотя он витал ледяным облаком в каждом вздохе – а всепоглощающее осознание провала. Не только ее. Всех. Екатерины, Сергея… ее самой. И – самое страшное – мамы и Лизы. Слова Николая о них пробили броню отчаяния, оставив кровавую рану.

Николай Миронов стоял, наблюдая за ее внутренним крушением с холодным любопытством коллекционера, разглядывающего редкий, но сломанный экспонат. Его пальто казалось неподвижной скалой в хаосе выхваченных фонарями клубов пыли и мигающих красных огней.

– Отец… – Сергей попытался снова, его голос был хриплым, сдавленным. Он пошатнулся, едва удерживая равновесие. Кровь из разбитой брови стекала по виску, капая на воротник порванной рубашки. Его пустой взгляд уперся в пол, избегая Виктории, избегая отца. Стыд? Бессилие? Или уже трупное послушание?

– Я сказал: молчи, – Николай не повысил голос, но каждый слог резал воздух как нож. – Ты исчерпал право голоса. Ты исчерпал право на ошибки. Осталось только право исправить последнюю. – Он кивнул в сторону Виктории. – Убери свой мусор, Сергей. Очисти поле. Как должно. Как я учил.

Охранник у пояса которого висела кобура, с металлическим лязгом расстегнул клапан. Звук был громче выстрела в гробовой тишине лаборатории. Сергей вздрогнул, как от удара током. Его опущенные плечи напряглись. Он медленно, с нечеловеческим усилием, поднял голову. Его глаза, наконец, нашли Викторию. В них не было ненависти. Не было прежнего огня, азарта, даже раздражения. Там была только пустота, перемешанная с чем-то невыносимо горьким. Как будто он смотрел не на нее, а на собственное отражение в зеркале предательства.

Его рука, дрожащая, неуверенная, потянулась к кобуре охранника. Пальцы скользнули по холодной рукояти пистолета, обхватили ее. Металл, должно быть, жг ледяным огнем. Он вытащил оружие. Тяжелое, неуклюжее в его изящной, привыкшей к клавиатуре руке. Он не поднимал его, держал дулом вниз, как непосильную ношу.

– Сер… Сергей? – имя сорвалось с губ Виктории шепотом. Это был не вопрос, не мольба. Это был последний крик утопающего, хватающегося за соломинку в лице того, кто сам тонет. Ее ноги подкосились, спина вжалась в холодный металл сервера. В голове пронеслось: Он не посмотрит. Он не сможет посмотреть. Он… он…

Сергей отвел взгляд. Резко. Болезненно. Уставился куда-то в темный угол за ее спиной. Его челюсть сжалась до хруста. Он сделал шаг вперед. Неуверенный, шаткий. Пистолет в его руке казался чужим, инородным телом.

Николай наблюдал. На его лице не дрогнул ни мускул. Только в глубине ледяных глаз светилось удовлетворение хищника, видящего, как жертва сама идет в пасть. Это был его триумф. Не только над Викторией. Над собственным сыном. Над его бунтом, его иллюзиями, его слабостью.

– Не тяни, Сергей, – голос Николая был мягок, как шелк, натянутый на лезвие. – Это всего лишь техническое действие. Исправление ошибки. Ты же любишь эффективность.

Сергей замер в двух шагах от Виктории. Она видела, как дрожат его ресницы, как капли пота смешиваются с кровью на виске. Видела, как его палец белеет на спусковом крючке. Ее собственное тело онемело. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Мир сузился до дула пистолета, до бледного, искаженного внутренней пыткой лица Сергея, до ледяного взгляда Николая за его спиной.

Мама… Лиза… Простите… Мысль была кристально ясной, лишенной паники. Только бесконечная горечь.

Сергей резко вдохнул, словно собираясь с силами. Его рука дрогнула, начала подниматься. Пистолет замер на полпути, дуло все еще направлено вниз, но траектория вела к ее груди. Его губы шевельнулись беззвучно. Глаза, полные муки, на миг встретились с ее широко раскрытыми, застывшими в ужасе и неверии.

В этот миг грохот разорвал тишину. Не выстрел.

БА-БАХ!

Это был звук взрыва. Но не здесь. Где-то сверху. В особняке. Звук был глухим, мощным, за ним последовал грохот обрушивающейся кладки, звон бьющегося стекла. Пол под ногами содрогнулся. Пыль с потолка лаборатории посыпалась густым снегом.

Охранники Николая инстинктивно рванулись, прикрывая его телом, автоматы взлетели, стволы метнулись в сторону двери, ведущей наверх. Их дисциплина дала трещину на долю секунды – секунду замешательства и рефлекторной реакции на неожиданную угрозу.

Николай Миронов не дрогнул. Но его ледяное спокойствие сменилось мгновенным, яростным расчетом. Его глаза, как радары, пронзили пыльную завесу, метнулись к Сергею, к Виктории, к потолку.

– Что?! – его голос впервые за вечер прозвучал резко, с нотой гнева. Не страх. Гнев на нарушение его безупречного сценария.

Сергей воспользовался этим микроскопическим хаосом. Его рука с пистолетом все еще была поднята, но теперь он не смотрел на Викторию. Он смотрел на отца. И в его опустошенных глазах вспыхнул дикий, отчаянный огонь. Огонь последнего шанса. Огонь ярости загнанного зверя.

Он не выстрелил в Викторию.

Он резко развернулся, пистолет все еще в дрожащей руке, и выстрелил в ближайший серверный шкаф, в панель управления аварийными системами.

СИРЕНА!

Пронзительный, оглушительный вой аварийной сирены, в тысячу раз громче прежнего писка, разорвал воздух. Весь комплекс погрузился в пульсирующий стробоскопический ад белых вспышек аварийного освещения, смешавшийся с красным миганием тревоги. Звук был физически болезненным, парализующим.

Охранники Николая, уже дезориентированные взрывом наверху, инстинктивно пригнулись, зажмурились от вспышек, теряя на мгновение цель. Их тактическая слаженность рассыпалась.

– ИДИОТ! – заревел Николай, его лицо исказила первобытная ярость. Он рванулся вперед, но ослепляющие вспышки и оглушительный вой сирены сбили его с толку. Один из охранников инстинктивно попытался его удержать, опасаясь неразберихи.

Сергей не видел этого. Он действовал на чистом адреналине и отчаянии. Он бросил пистолет – он был ему больше не нужен. Вместо этого он рванулся к Виктории. Не для объятий. Для действия.

– Выход! – прохрипел он прямо в ухо, перекрывая вой сирены. Его рука, сильная и резкая, вопреки слабости, впилась в ее запястье. Больно. Он дернул ее с места, от сервера. – Туда! – он ткнул пальцем в противоположный от основного входа угол лаборатории, туда, где стоял ее экспериментальный стенд с катализатором Ac-7R, теперь лишь обугленный остов. За ним – ничем не примечательная металлическая панель стены.

Виктория, оглушенная сиреной, ослепленная вспышками, действовала на автомате. Ее ноги побежали за ним, подчиняясь инстинкту, заложенному еще в момент его отчаянного выстрела не в нее. Она спотыкалась о обломки стенда, о кабели.

Сергей достиг стены. Он не искал кнопки. Он ударил кулаком – со всей силы, с хрипом боли – в определенную точку на металлической панели. Раз. Два. Третий удар – и панель с глухим лязгом провалилась внутрь, открыв узкий, темный проход вентиляционного канала или служебного лаза. Чернота зияла, как пасть.

– Лезь! Быстро! – Сергей буквально втолкнул ее в отверстие. Она почувствовала холод металла, запах пыли и масла. – Прямо! Не сворачивай! Через 50 метров люк в полу! Вниз! В коллектор!

Она вползла внутрь, обдирая локти о края. Обернулась. Сергей стоял спиной к ней, лицом к хаосу лаборатории. В свете стробоскопа его фигура, порванная, окровавленная, казалась последним бастионом. Николай, отбросив охранника, уже шел к ним, его лицо было маской чистой, бешеной ненависти. Охранники, оправившись, поднимали автоматы.

– Сергей! – закричала Виктория, ее голос потонул в вою сирены.

– ИДИ! – заорал он, не оборачиваясь. – Закрой люк! Ищи Лику! – Он сделал шаг навстречу надвигающейся угрозе, его руки были пусты, но поза – вызов. Он купил ей секунды. Ценой всего.

Николай Миронов поднял руку. Не для жеста. В его руке был небольшой, изящный пистолет. Не спеша. Целясь.

Виктория не видела выстрела. Она увидела лишь, как Сергей дернулся всем телом, как будто его толкнули в грудь. Его глаза на миг встретились с ее – огромные, полные шока и… странного облегчения? Он не упал сразу. Он покачнулся, словно пытаясь удержать равновесие, рука инстинктивно потянулась к груди.

– Беги… – его губы шевельнулись беззвучно.

Виктория проснулась с резким вдохом, сердце колотилось как бешеное. Темнота роскошной спальни казалась враждебной. На светящихся цифрах часов – 2:07. Сон как рукой сняло.

Черт. Она провела ладонью по лицу, ощущая липкий холод пота на висках. Кошмар. Смесь вчерашнего взрыва, вечного страха перед Николаем Мироновым и… того напряженного вечера с Сергеем у камина. Его усталое лицо, его слова о Кате… Они врезались в подсознание глубже, чем она ожидала.

Тишина давила. Мысли путались, возвращаясь к дымящемуся стенду, к его бархатисто-опасному голосу, к его предупреждению о системах охраны. Выпить бы чего… Не алкоголя, нет. Просто чаю. Зеленого, крепкого. С горечью, которая прогонит этот сладковатый привкус страха. И хоть на минуту представить свою старую, потрепанную кружку с надписью "Кофе мой друг", оставшуюся в другой жизни.

Она накинула мягкий халат и босиком, стараясь ступать бесшумно, вышла в темный коридор. Особняк спал, лишь слабая подсветка у пола обозначала путь. Кухня, огромная и стерильная в дневное время, в полумраке казалась более уютной. Виктория уже тянулась к выключателю, когда заметила движение у огромного окна, выходящего в ночной сад.

У стола, спиной к двери, стояла Лика. Она была не в своем тактическом костюме, а в черных штанах и футболке, ее обычная броня была снята. В руках – тяжелая керамическая кружка, из которой шел легкий пар. Она стояла в стойке наблюдения, ее профиль в отражении стекла казался неожиданно разоруженным, лишенным привычной боевой готовности.

Виктория замерла на пороге, нарушив границу периметра. Но отступать было поздно – Лика, должно быть, засекла ее по биению сердца или сдвигу воздуха. Она медленно, без резких движений, как на минном поле, обернулась. Их взгляды встретились в полумраке. И одновременно, почти синхронно, прозвучали два доклада:

– Почему не спишь? – спросила Виктория, делая шаг внутрь.

– Нарушение режима? – в тот же миг произнесла Лика, ее голос был низким, без сна.

Неловкая пауза. Потом уголки губ Лики дрогнули в подобии усмешки, и Виктория не сдержала тихого, сдавленного смешка. Смех был нервным, как выстрел после долгого напряжения.

– Не спится, – призналась Виктория первой, подходя к чайнику, как к спасительному объекту. – Кошмар. И… мозг не выключается. После вчерашнего. – Она не уточняла, что именно – взрыв или разговор с Сергеем. Лика и так читала полевые отчеты ее психики.

Лика кивнула, наблюдая, как Виктория достает коробку с чаем. – Понял. Адреналиновый откат. Новая информация требует сортировки и упаковки. Штатная реакция системы на перегрузку. – Она сделала короткий глоток. – Кипяток в чайнике. Используйте.

– Да, спасибо. – Виктория поставила чайник. Тишина снова повисла, наполненная шипением нагревательного элемента. – А у тебя? Штатная реакция системы? – спросила Виктория осторожно, заваривая чай.

Лика снова повернулась к окну, заняв позицию наблюдения. – Профессиональная деформация. Режим постоянного ожидания угрозы. Шорох вне сектора, нештатный звук в архитектуре… – Она слегка пожала плечом. – Сознание просыпается вторым. Первым – рефлекс. Провести разведку – снять напряжение. Горячее питье помогает восстановить цикл. – Она указала подбородком на кружку Виктории. – А ваш ресурс… "Кофе мой друг"?

Виктория удивилась. Она не ожидала, что Лика, сканируя местность, запомнила такой тактический нюанс. – Да. Дурацкая кружка. Но… свой ориентир. Здесь все… типовое, казенное. Иногда нужен личный опознавательный знак.

– Не дурацкий, – поправила ее Лика, не оборачиваясь. – Якорь. В условиях дезориентации и изменения ландшафта – критически важен. – Она помолчала. – У меня был… мультитул. Старый, с натертой рукоятью. Подарок… от командира. Того, кто научил не выживать, а побеждать. Изъяли при последнем инспектировании перед зачислением в этот штат. По протоколу. – В ее ровном, докладном голосе не было сожаления, лишь констатация потери боевой единицы.

– Мне жаль, – искренне сказала Виктория.

– Не требуется. Это был инструмент. Я – инструмент. Сентиментальность – уязвимость. – Лика отпила. – Но ваш опознавательный знак… я внесла в базу данных. Буду учитывать.

Эти слова, сказанные скупым оперативным языком, прозвучали как высшая форма доверия и поддержки. Виктория почувствовала комок в горле. – Спасибо, Лика. И за… поддержку огня.

Лика кивнула, ее взгляд продолжал сканировать сад. – Вы выполнили основную задачу вчера. Доказали гипотезу Екатерины. Это стратегический успех. Потери в виде оборудования – оправданы. – Она говорила о взрыве как о тактической операции. – Теперь у Сергея появились конкретные координаты для удара. Он… признает результат. Когда завершит работу над ошибками.

Виктория хмыкнула. – Надеюсь, "работа над ошибками" не включает в себя мое отстранение от проекта. Он был… на грани.

– Он несет ответственность за весь фронт работ, – заметила Лика. – И видит в вас не гражданский персонал, а… боевую единицу. Это повышает ставки. И уровень стресса. Для всех сторон. – Она поставила пустую кружку в раковину с точным, отработанным движением. – Теперь вам обоим требуется отдых. Несколько часов режима тишины. – Она посмотрела прямо на Викторию. В ее глазах не было привычной стальной оценки, лишь усталая твердость старшего по званию. – Попробуйте занять позицию для сна. Я… обеспечу режим тишины.

Это был не приказ. Это была координация действий.

– Есть, – улыбнулась Виктория, чувствуя, как тяжесть отступает. – Спокойной ночи, Лика. Или… как у вас там.

– Без происшествий, Виктория, – ответила Лика. Она уже разворачивалась, чтобы бесшумно раствориться в тени коридора, ее фигура мгновенно собравшись в боевой пучок энергии. Но на выходе, уже почти невидимая в темноте, она бросила через плечо: – И… не противьтесь этим снам. Это штатная дефрагментация данных. Значит, система работает на пределе. Как и положено лучшим образцам. – И она исчезла.

Виктория подошла к окну, на место, где только что стояла Лика. В темноте сада ничего не угрожало. Была только тишина и редкие огни города вдалеке. Она сделала глоток чая. Горечь была приятной, бодрящей. Кошмар уже казался далеким и не таким страшным. У нее не было своей кружки, но был чай. Не было старой жизни, но была работа, которую она делала хорошо. И были люди рядом. Сложные, закрытые, опасные… но люди. Сергей с его грузом и вспышками. Лика с ее стальной выдержкой и редкими проблесками чего-то глубоко спрятанного.

Она допила чай, вымыла кружку и поставила ее на место. Возвращаясь в спальню, она уже не чувствовала себя такой одинокой в огромном, спящем доме. "Мозг чистит кэш", – прошептала она словам Лики. Значит, завтра система снова будет готова к работе. Как и она. Она легла, укрылась одеялом и закрыла глаза. На этот раз сны не приходили. Только тишина и ощущение, что где-то в темноте неусыпно бдит стальной страж, обеспечивая ей эти драгоценные часы покоя.

Глава 4

Воздух в лаборатории был пропитан резким запахом озона и едва уловимым ароматом гари. Несмотря на мощную вентиляцию и тщательную уборку, следы вчерашней катастрофы витали в пространстве. Пустота на месте экспериментальной установки «Ac-7R» красноречиво говорила о произошедшем. Виктория замерла на пороге, невольно притянутая взглядом к месту, где еще вчера бушевало пламя и клубился едкий дым.

Сергей стоял у главного серверного массива спиной к входу, склонившись над терминалом управления. На огромном экране плыли сложные графики. Ярко-алые пики аварийных показаний вчерашнего стенда контрастировали с плавными кривыми новых симуляций. В центре визуализации отображалось схематичное изображение G-42, «Кристалла».

Сергей был в своем темно-сером костюме, но пиджак висел на спинке кресла. Рукава рубашки были закатаны, обнажая предплечья с проступающими венами. Его поза – чуть наклоненный корпус, сцепленные за спиной руки – излучала напряжение. Он не обернулся и не подал виду, что заметил ее присутствие.

Виктория почувствовала, как по щекам разливается предательский жар. В ее голове всплыли воспоминания о вчерашнем вечере: его низкий, теплый голос и странная фраза, сказанная после пожара: «Вы пылаете, Виктория…». Ее реакция – паническое бегство – казалась ей теперь абсурдной. «Идиотка», – пронеслось у нее в голове. Она сожгла уникальный стенд, едва не спалила лабораторию и убежала, как перепуганный первокурсник.

Она заставила себя сделать шаг внутрь, стараясь двигаться бесшумно, почти на цыпочках, что казалось абсурдным в этой огромной, гудящей лаборатории. Направлялась к своему рабочему месту – относительно упорядоченному пространству среди горы распечаток, графиков и дневников Екатерины, разложенных в хронологическом порядке. Уселась в кресло и машинально поправила стопку записей с пометками на полях. Пыталась сосредоточиться на почерке Кати, элегантных формулах и схемах, но буквы расплывались, а мысли метались хаотично.

Он спал? Вряд ли. Сидит тут с рассвета, анализирует мой вчерашний кошмар. Злится? Должен. Считает меня некомпетентной? Этот взгляд… Комплимент… Вика, соберись. Думай о работе. О Кате. О «Кристалле!

Но концентрация ускользала. Взгляд снова и снова останавливался на его спине, напряженных плечах, растрепанных волосах и рельефных мышцах. Он что-то яростно вводил – график дернулся, красные пики аварии стали еще агрессивнее. Тишина нарушалась только гулом серверов и щелчками клавиатуры.

Каждый щелчок вызывал у Виктории микроскопическое напряжение в плечах. Она впилась пальцами в край стола, пытаясь справиться с дрожью.

Нужно что-то сказать. Извиниться? Объясниться? Или спросить о выводах по аварии?

Любое слово казалось вторжением в его пространство. Они были коллегами, но дистанция чувствовалась непреодолимой. Глубоко вдохнув, она собралась с духом.

Просто спроси о симуляции, о «Кристалле». Работа, работа. Ты здесь не для извинений, а для решения задачи.

Но прежде чем она успела произнести хоть слово, его голос нарушил тишину:

– Виктория. Подойдите, пожалуйста. Мне нужна ваша экспертиза. Где в дневниках Катерины описаны резонансные частоты для катализатора G-7-Alpha? Я нашел упоминание, но не могу найти точную формулу.

Виктория вздрогнула, но это был не приказ, а просьба. Это стало облегчением, хотя неловкость и стыд остались. Она встала, ноги казались менее послушными. Подошла к нему на разумном расстоянии, но достаточно близко, чтобы видеть детали.

– Здесь, – ее голос прозвучал хрипло. Она указала на экран с открытой страницей дневника. Палец дрожал, и она быстро опустила руку. – Формула 7-бета. Катя предполагала, что нестабильность сплава возникает не на основной гармонике, а на субгармонике, кратной корню квадратному из отношения масс компонентов А и Б. Она вывела это теоретически, но не успела проверить экспериментально. Наш стенд для высокочастотного тестирования как раз конструировался.

Сергей наклонился к экрану, изучая формулу. Его пальцы замерли над клавиатурой, и он начал уверенно вводить параметры в симуляционную модель. Графики перестроились, и красные пики аварийных показаний начали совпадать с одной из расчетных кривых, построенной на основе формулы 7-бета Екатерины.