Лето, когда ты была невестой

– Я очень надеюсь, что так и будет, Гленн. Но…

– Если я помогу тебе, – перебила она, – мы скопим нужную сумму быстрее!

– Я не могу взять тебя с собой завтра же, – твёрдо ответил Брегир. – Сначала я наймусь на работу, а потом посмотрим, что делать дальше.

– Тогда я могла бы поискать себе работу сама.

– Гленн… – Брегир устало вздохнул. – Не стоит девушке одной ходить по улицам такого большого города, как этот. Подожди меня здесь, пожалуйста.

Гленнвен вздохнула разочарованно и немного обиженно, но спорить не стала.

Когда Гленн проснулась, Брегира уже не было. Она достала из своего наспех собранного дорожного узелка платье простого кроя, украшенное по рукавам и вороту вышитыми рябиновыми листьями и ягодами. Вышивать Гленнвен была мастерица: она брала сюжеты из окружавшей её лесной жизни и воплощала на ткани так скоро, что отец её иной раз цокал языком и качал головой, думая, что дочка весь день просидела за пяльцами, а она тем временем и избу вымела, и ужин приготовила, и лошадей вычистила да задала им свежего сена.

– Доброго тебе утра, хозяин! – приветливо поздоровалась Гленн, спустившись вниз.

– И тебе, красавица, дня хорошего! – радушно отозвался из-за стойки хозяин.

– Скажи-ка, батюшка, нет ли у тебя для меня какой работы? Я готовлю вкусно, прибрать могу, – с надеждой спросила Гленнвен, но старик покачал головой и развёл руками: ничего, мол, не требуется.

– Возьми-ка лучше пирожок, голубушка! – Хозяин кивнул на блюдо с тёплыми ещё булочками.

Пригорюнившись, Гленн отошла к окну. На дворе было солнечно и людно: рядом с тяжело гружёными крытыми повозками стоял красивый, богато одетый мужчина лет тридцати. Он шутил со стайкой окруживших его девушек, показывал им что-то цветное, игравшее на солнце, на что те восхищённо ахали и всплёскивали руками, а потом заливисто смеялись. Некоторых из них сопровождали молодые парни – мужья или женихи. Стоя поодаль, они обречённо наблюдали за женским переполохом.

От их пёстрых нарядов у Гленн зарябило в глазах, а под сердцем приятно защекотало, будто она вновь глотнула кисло-сладкого пузырящегося лимонада, которого довелось попробовать когда-то на городском празднике.

– А это государь наш Ро́йган приехал! – кивнул хозяин, заметив интерес Гленнвен. – Вон как ждали-то его городские красавицы, ещё третьего дня ждали, а он только сегодня явился! Ну поплачут теперь денежки их суженых-то, поплачут! – с усмешкой закончил старик.

– Государь? – удивилась Гленн, приняв уважительно-ласковое обращение за титул.

– Всем купцам купец! – гордо пояснил хозяин. – За его нарядами местные красавицы чуть не в драку кидаются. Каждый год во второй месяц лета у нас торгует, лавку рядом снимает, у меня всегда останавливается, хотя мог бы и комнаты в «Чёрной лисице» себе позволить! Говорит, стряпня моей Малоги самая вкусная в городе!

Дверь отворилась, пуская в прохладную харчевню дневной пыльный зной, солнечные блики и белозубо улыбающегося купца Ройгана. Он бодрой поступью прошёл к стойке, по пути склонившись в лёгком приветственном поклоне перед вмиг смутившейся Гленнвен.

На нём был богато расшитый небесно-голубой с серебром камзол, так шедший к его глазам. Самоцветные перстни украшали тонкие, почти по-девичьи нежные пальцы, в ухе мерцала средь золотистого шёлка коротких кудрей маленькая серьга-колечко. Смеющиеся губы обрамляли аккуратные усики и идеально остриженная бородка клинышком, румяные щёки с озорными добрыми ямочками, появлявшимися, когда Ройган улыбался (а улыбался он почти всегда), были гладко выбриты.

– Ну что, То́ган, – обратился он к хозяину, – готовы ли мои комнаты?

– Готовы, государь наш, ещё с третьего дня готовы! – радостно засуетился хозяин. – Велишь ли обед подавать?

– Раненько обедать, Тоган, отдохну с дороги, покуда мои люди перевезут товар в лавку, потом отобедаю, а уж после и открываться можно! – весело сказал купец, подхватил с блюда на стойке пирожок и подмигнул Гленнвен. – И ты, красавица, приходи, нарядим, как королевну, всем подружкам на зависть!

Гленнвен залилась краской ещё больше и опустила глаза, пряча невольно ползущую на губы улыбку. Всю её бойкость как ветром сдуло: она никогда не была в таком большом городе, ни одним глазом не видела таких людей, как Ройган, и не знала, как себя с ними вести. Его наряд, лучезарная улыбка, ясные серо-голубые глаза ослепили её, и она поспешила вернуться к себе в комнату, пряча ото всех такое непривычное для неё смущение и нахлынувшую робость.

Надо же, какие, оказывается, люди живут в таких городах! Даже цесарь их маленькой страны одевается не столь роскошно, как здесь – простой купец. А девушки, что говорили с ним на дворе! У каждой платье – из крашеной ткани! И все цвета разные, да какие яркие! Они похожи на маленьких райских птичек с затейливым оперением, не чета ей, серенькой лесной перепёлке. Гленнвен расстроенно уронила руки. Как хорошо, что не пустил её Брегир в город: а ну как все там такие разноцветные ходят?

– Что за «неведома зверушка»? – спросил купец Тогана, кивая вслед поднявшейся по лестнице Гленнвен.

– Вчера приехали. То ли с женихом, то ли с братом. Работу ищут.

– Ммм, – протянул Ройган, откусывая кусочек от пирога. – Но какова! Умыть да приодеть – и загляденье! – под нос себе промурлыкал он.

Обедал Ройган шумно: множество друзей делили с ним стол, за которым искрилось веселье, порхали от одного к другому безобидные шутки, сопровождаемые дружным смехом. Не грубым хохотом, который доводилось слышать Гленнвен в трактирах в ярмарочную пору, но смехом звонким, добрым и каким-то нарядным, как и сами смеющиеся.

Гленн украдкой наблюдала за пёстрой компанией через несколько столов от неё. Как же ей было любопытно хоть глазком увидеть хвалёную лавку купца с платьями, от которых за косы оттаскивали друг друга самые богатые девушки города, чтобы первыми купить чудесные наряды! Ройган перехватил её взгляд и легонько отсалютовал ей своей кружкой. Гленн вновь вспыхнула и немного испугалась: обычные деревенские парни с ярмарки стали бы приставать, как тогда, когда она познакомилась с Брегиром, заступившимся за неё. Но купец и его друзья не были деревенскими парнями, его жест означал лишь приветствие и не имел никакого продолжения.

Вечером вернулся Брегир. Измотанный и неразговорчивый, он съел тарелку похлёбки и лёг спать, вновь на пол.

Гленнвен повертелась в постели, пытаясь заснуть, но ничего не вышло. Ночь стояла душной, Гленн встала, чтобы открыть окно и пустить в комнату свежего воздуха, но рама заклинила и не поддалась. Переодевшись, она тихонько спустилась вниз и вышла на двор.

Ярко светила луна, ночная прохлада приятно обнимала плечи. Откуда ни возьмись появилась кошка и с мурчанием начала тереться о ноги. Гленнвен присела на корточки, рассеянно почёсывая мурлыку за ухом, и не сразу заметила, как перед её глазами появились красивые сапоги из крашеной кожи с залихватски загнутыми носами. Она хотела подняться, но владелец сапог присел рядом. Ройган погладил кошку, будто случайно коснувшись руки Гленн, которую она тут же отдёрнула, и сама смутилась резкости своего жеста, но купец словно и внимания не обратил.

– Что же не заглянула ко мне в лавку, красавица? – спросил он, и на щеках появились приветливые ямочки. – Сегодня открывались, столько красоты навезли!

Не зная, что ответить, Гленнвен лишь улыбнулась. Ройган встал, и она поднялась следом.

– Мы сегодня всех наших гостей угощали, и ты угощайся, хоть и не пришла нас проведать.

Он протянул ей маленький ароматный пряник-лошадку. Его голос был похож на ночной ветерок – мягкий, искрящийся свежестью, а серо-голубые глаза с едва заметными улыбчивыми морщинками в уголках смотрели открыто и весело прямо ей в лицо. Гленнвен опускала ресницы, отчего-то смущённая этим взглядом, но угощение брать не спешила: знала она эти гостинцы от посторонних парней!

Ройган аккуратно вложил пряник в её ладонь и направился в гостиницу.

– Доброй тебе ночи, красавица!

И Гленн стало немножечко стыдно, что она вдруг подумала о купце так же, как и о деревенских парнях, что угощают мочёным яблоком, так и норовя обхватить за плечи да украсть девичий поцелуй в благодарность.

Всё утро Гленн боролась с обжигающим желанием сходить в купеческую лавку, поглядеть на «красоту». Уже и на двор вышла, и даже до ворот дошла, но не решилась, вернулась в комнату. Походила из угла в угол, сражаясь с расшалившимся любопытством, но проиграла ему, вновь вышла и столкнулась на лестнице с Ройганом. Тот от неожиданности выронил неплотный свёрток, что нёс в руках, и по деревянным ступеням рассыпались сиреневые летние сумерки, сшитые из шёлка и кружев. Гленнвен ахнула и присела перед невероятным платьем, не смея коснуться тончайшей атласной ткани.

– Нравится? – не без нотки самодовольства спросил купец.

– Такой цвет! – выдохнула она. – Будто вечернее небо!

Ройган аккуратно поднял платье за плечи, и оно расправилось во всём своём великолепии.

– Цвет? И только? – удивился он.

Гленн склонила голову на бок, придирчиво изучая платье, в котором будто чего-то не хватало.

– Можно сделать ещё лучше! – наконец сказала она.

– Хм. – Поджал было губы купец, но тут же вернул себе привычную улыбку. – Говорить-то многие могут, а вот как до дела дойдёт, да чтоб лучше сделать, а не испортить – так и нет их!

– Позволь мне попробовать! – Гленнвен впервые ответила ему столь же прямым и открытым взглядом, и в её глазах заплясал азартный огонь.

Ройган мгновение подумал, а потом кивнул, тряхнув непослушными золотыми кудрями:

– А попробуй!

Гленн попросила у него бусин и ниток, забрала платье в комнату и до позднего вечера забыла обо всём на свете. Когда вернулся Брегир, по широким рукавам и подолу уже распустился самоцветный дикий вереск.

– Откуда это у тебя? – удивился он.

– Я поспорила с местным купцом, что смогу сделать его платье лучше, а то скучно мне здесь без дела сидеть, – с гордостью ответила Гленн. – Скажи, хорошо ли?

Она расправила вышивку, втайне гордясь своей работой: получилось даже краше, чем она ожидала.

– Очень хорошо, – устало согласился Брегир, бегло глянув на расшитый подол.

К утру работа была закончена, и купец восхищённо ахнул, всплеснув руками. А потом отступил на шаг и замер, любуясь. Сердце Гленнвен ликовало!

– Ты должна побывать в моей лавке, – сказал Ройган, – и посмотреть, что ещё там можно «улучшить»!

Ройган щедро платил Гленн за вышивку, восхищался каждой её работой, как платьем, достойным самой королевы.

Брегир уходил ещё до света, а возвращался затемно, но у Гленн больше не было времени на скуку: через седмицу купец попросил её работать не в гостинице, а в своей лавке – это, мол, привлекает покупательниц, и многие платья будут продаваться ещё во время вышивки. Она согласилась.

Теперь Ройган дни напролёт развлекал её разговорами да потчевал всевозможными сластями. Перед каждым покупателем заливался соловьём о том, какое бесценное сокровище она, Гленнвен, потому как такую красоту, да с такой немыслимой скоростью, не в силах создать даже взвод королевских вышивальщиц!

Ещё через пару седмиц у Брегира, наконец, выдался выходной, и, несмотря на всю свою измотанность, он позвал Гленнвен гулять по городу, но она ответила, что ей нужно работать.

По рукавам и подолу очередного платья она пустила летящих птиц с самоцветными глазами, и Ройган, в восхищении водя холёным пальцем по шёлковым стежкам, вдруг предложил:

– Я хочу, чтобы ты примерила его!

Гленнвен было испугалась, замотала головой, даже не в силах подобрать слова, чтобы отказаться, но купец настоял, и ей пришлось отправиться за занавеску в маленькую комнатку, целую стену в которой занимало зеркало. Она надела платье, но не смогла справиться со шнуровкой на спине и хотела уже переодеться обратно, как снаружи послышался голос Ройгана:

– Скажи, как будешь готова, и я помогу тебе с корсетом.

Он аккуратно перекинул её волосы через плечо и ловко затянул шнур.

– Готово!

В зеркальном отражении стояла высокая статная красавица в дорогом туалете, и Гленн узнавала в ней себя лишь по растрёпанной русой косе. Шёлковая ткань непривычно холодила кожу, отчего по ней бегали приятные мурашки. Длинные юбки при малейшем движении нежным прикосновением гладили колени, а корсет так крепко обнимал её талию, что было трудно дышать, и сердце под изящным декольте билось чаще. Она впервые почувствовала себя такой красивой, что и на цесарский бал пойти не стыдно. И в глазах Ройгана, отражавшихся в зеркале за её плечом, увидела красноречивое тому подтверждение.

– Нет, не готово, – вымолвил он, метнулся назад в зал лавки и тут же вернулся, неся на ладони тонкое драгоценное колье, которое он аккуратно приложил к декольте Гленнвен. – Нравится? – Обожгло её шею близкое дыхание Ройгана, и она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Застегнув на ней украшение, Ройган положил тёплые ладони на её полуобнажённые плечи, и Гленн на миг показалось, что вот сейчас он её поцелует. Она словно испугалась и хотела отшатнуться, но где-то внутри, под тугим корсетом, захлопали крыльями большие бабочки.

Ройган не поцеловал. Застегнул колье и сделал шаг назад, любуясь ею.

– Ты должна оставить его себе, – твёрдо заключил он.

– Платье? – изумилась Гленнвен.

– И ожерелье, – кивнул купец. – А теперь стоит открыть бутылочку фруктового вина, ведь такой изысканной леди полагаются только самые лучшие напитки!

Переполненная тихим счастьем, томимая незнакомой доселе негой, Гленнвен ждала Брегира в их комнате в новом роскошном платье. Увидев её, Брегир остолбенел.

– Тебе нравится? – с плохо скрываемым восторгом спросила Гленн. – Это моя работа! Ройган сказал, что я должна оставить его себе.

– А украшение? – ледяным тоном спросил Брегир.

– И его тоже, – как ни в чём не бывало ответила Гленн.

– Это слишком дорогой подарок, Гленнвен. Ты должна его вернуть.

– Ни за что! – шутливо и ласково пропела она, обвивая руками плечи Брегира, будто не замечая его холодной сдержанности.

Он не ответил на её поцелуй, не позволил распустить шнурок на вороте его рубахи.

– Ну же, Брегир! – несвойственным ей капризным тоном произнесла Гленн, прижавшись к Брегиру. – Согласись, это платье так мне идёт! Ройган сказал, что я в нём восхитительна!

– Это платье тебя портит, – мрачно ответил Брегир, отстраняясь.

Он не узнавал в этой развязной, хмельной красавице свою маленькую простую Гленн. В её глазах мгновенно вспыхнула злая обида.

– Да что мне до тебя, если мной восхищается такой мужчина, как Ройган! – ядовито выплюнула она.

Брегир отпрянул, словно его по щеке хлестнули, мгновение смотрел в её рассерженные, пьяные глаза, а потом вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Гленнвен, обиженная и злая, металась по комнате, пока ноги сами не вынесли её на опустевший тёмный двор. Она опустилась на низкое крыльцо, судорожно глотая прохладный ночной воздух, и запрокинула лицо, не давая пролиться едким слезам обиды.

– Ты замёрзнешь, красавица! – Услышала она мягкий голос.

Ройган накинул ей на плечи свой расшитый кафтан и сел рядом на ступеньку.

– Что случилось? Ты плачешь?

– Я правда хороша? – Гленн не смогла удержать отчаянный всхлип.

– Не то слово, милая! – Он взял в ладони её лицо и развернул к себе так, что их лбы практически соприкоснулись. – Ты прекрасна! – восхищённо произнёс он и легко коснулся губами её губ.

И она ответила ему с неистовым жаром. Ройган встал, подхватил Гленнвен на руки, и, не прекращая целовать, унёс вверх по лестнице, в свои комнаты.

Гленнвен проснулась на сбитых простынях Ройгановой постели, в кольце его рук, томно прижалась к его груди, но тут же оттолкнула его, резко села на кровати, натянув одеяло до самого подбородка.

– О боги, Ройган! – в ужасе прошептала она. – Что мы наделали?! Как я в глаза ему теперь посмотрю? Я… я должна ему всё рассказать.

– Ничего ты ему не должна, – лениво потягиваясь, протянул Ройган.

Гленнвен удивлённо на него воззрилась.

– Ты не принадлежала ему. – Купец сел, крадчивыми поцелуями коснулся её шеи и плеч. – Он сам решил подождать. Он оставил тебе выбор, и этой ночью ты его сделала.

Гленн молча размышляла над словами Ройгана, и они всё больше казались ей правильными.

– Я уезжаю сегодня, вернусь сюда только через год. Поедешь со мной?

***

Всю ночь Брегир бродил по тихим городским улицам, а утром, не заходя в гостиницу, отправился на работу. Тяжёлое предчувствие камнем легло на душу, пробуждая болезненные вопросы. Она пошла за ним, толком не представляя, что её ждёт. И он повременил со священными клятвами до осени, не желая связывать её, лишать её возможности вернуться назад. Может быть, зря?

Вечером он вернулся в гостиницу, и хозяин окликнул его, подзывая к стойке, у которой стояла красивая белокурая девушка в красном плаще – новая постоялица.

– Тут это… – замялся Тоган, – Гленнвен уехала. – Он протянул Брегиру когда-то сплетённый им кожаный браслет с самоцветами. – Просила передать, что очень перед тобой виновата. Сказала, что надеется, ты когда-нибудь сможешь её простить.

Брегир уставился на протянутый Тоганом браслет, мягко мерцающий в свете масляных ламп самоцветными гранями. В таверне воцарилась глухая, густая, словно кисель, тишина, а воздух стал нестерпимо душным и вязким. Брегир тяжело опёрся о стойку.

– С ним? – только и смог спросить он, и хозяин, опасаясь его реакции, лишь согласно промолчал.

Брегир мрачно кивнул – не собеседнику, каким-то своим тяжёлым мыслям, – и пошёл к себе в комнату, так и не забрав браслет. Тоган не без облегчения провожал его сочувственным взглядом, и тут тонкие пальчики ловко выхватили из его руки плетёное украшение.

– Не по твоим ручкам фитюлька, хозяин! – Девушка в красном плаще кинула на прилавок монету и спрятала браслет в шёлковый кошелёк. – Мне она больше подойдёт, чем тебе!

Она подсела к Брегиру на следующий вечер, когда тот угрюмо возил ложкой в похлёбке, не чувствуя вкуса, но не оставлял упрямых попыток её доесть.

– У меня есть для тебя работа, – произнесла белокурая, сверкнув пронзительными глазами василькового цвета. – Мне нужен телохранитель.

– С чего ты взяла, что я тебе подойду? – мрачно осведомился Брегир, равнодушно скользнув по ней взглядом.

– На тебя достаточно посмотреть один раз, чтобы понять, что ты не всю жизнь работал в городской страже, – деловито хмыкнула девушка. – К тому же ты хорош собой, а такое сопровождение всегда приятней.

– Ты не за того меня принимаешь, – презрительно бросил Брегир.

– Наоборот! – ничуть не смутилась собеседница. – Я единственная здесь знаю, кто ты есть на самом деле, – многозначительно произнесла она, глядя ему в глаза.

Она наклонилась чуть ближе и произнесла, понизив голос:

– Я чую оборотней за версту, тут ты меня не обманешь! Помоги мне, и я помогу тебе. От проблем не избавлю, но научу справляться с ними, насколько это возможно.

– Что ты хочешь? – внешне Брегир остался невозмутим, но голос выдал его волнение.

– Мне нужен телохранитель. На днях я немножко насолила весьма могущественным людям, и, думаю, утешить их сможет только пролитая кровь. Моя. – Она беззаботно улыбнулась.

– Что ты такого могла натворить?

– Я отпустила их виверну. Этих зверушек осталось не больше десятка во всём мире, нельзя держать их в клетках! Тем более добыли они её совсем нечестно. Так что, по рукам? – Она протянула Брегиру узкую ладонь, и он, ухмыльнувшись, пожал её, а потом резко потянул на себя и задрал её длинный рукав.

– Так и знал, – невесело заключил он, глядя на свежевытатуированный знак на предплечье. – Приговорена к смерти через сожжение.

– С этим, – белокурая выдернула руку и быстро опустила рукав, – я разберусь. Ты мне поможешь в другом.

– Ты ведьма? – прямо спросил Брегир.

– Нет, – не отводя глаз, ответила девушка, и он почувствовал, что она не врёт. – Когда-нибудь я расскажу тебе, что была хранительницей, пока не нарушила волю богов, и они не разжаловали меня, «наградив» человеческим существованием. Но сейчас тебе достаточно знать лишь то, что я готова пренебречь любыми правилами, чтобы спасти невинную жизнь, будь она драконья или русалочья. И это многим не нравится.

Брегир заинтригованно прищурился. Не похоже, что она лжёт. Но явно чего-то не договаривает.

– Хорошо, – сказал он, – давай попробуем и посмотрим, что из этого выйдет.

По губам белокурой скользнула самодовольная улыбка: она и не сомневалась в его согласии.

– Меня зовут Вирсавия, но если подружимся, сможешь звать меня Виски.

Часть вторая. Сольгерд

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей…

М. Цветаева.

2.1

– Но он сам обратился! Не потому, что кого-то убил. А как раз для того, чтобы убить. – Обессиленная Сольгерд поставила локти на туалетный столик в комнате Виски и спрятала заплаканное лицо в ладонях.

– Со временем он научился обращаться по собственному желанию. – Виски стояла позади, сложив на груди руки. – Это происходит мгновенно и без боли. И он сохраняет свой разум.

– Тут было безвыходное положение, девочка, – вставил хрипловатым басом Хойбур, примостившийся на краешке кровати. – Если бы он не обратился, они бы убили вас. Сколько их там было!

– Но почему он не обратился в лесу, когда нашёл нас?! Почему показался медведем? – в отчаянии прошептала Сольгерд, и в её голосе послышались вновь подступившие слёзы.

– Вся его одежда осталась в таверне. Если бы он стал человеком, он был бы совершенно наг, но по-прежнему в чужой крови, – ответила Виски. – Не думаю, что так бы он напугал тебя меньше.

Цесаревна всхлипнула.

– А может, – чуть мягче продолжила Виски, – он уже не мог обратиться. Если он убивает, будучи медведем по своей воле, он потом всё равно обращается в зверя, теряя человеческий разум. И с каждым разом ему всё сложнее вернуться.

– Что это значит? – встрепенулась Сольгерд.

– Это значит, что когда-нибудь он не сможет вернуть себе ни человеческий облик, ни разум. Станет нежитью и уйдёт в Нордскогур – лес, кишащий подобными тварями. А оттуда, как ты наверняка слышала, не возвращается никто, ни живой, ни мёртвый. Боюсь, этот день уже очень близок.

Сольгерд вновь уронила голову на руки.

– Увы, мы ничем не можем ему помочь, – продолжала Вирсавия. – Твой отец, цесарь по крови, умер.

Сольгерд вздрогнула, подняла голову и медленно обернулась на Виски.

– Как ты сказала про проклятье? Жена цесаря по крови? – осипшим голосом спросила она.

Та кивнула, не понимая, к чему клонит цесаревна. Сольгерд поднялась на ноги, словно хмельная. Её взгляд, полный восторга, перемешанного с ужасом, метался с Виски на Хойбура и обратно. Она рассмеялась, и смех её перешёл в рыдания, которые она не смогла сдержать.

– Ты бы это, отдохнула… – неуверенно начал Хойбур, косясь на Виски в поисках поддержки. – А то ведь сутки на ногах!

Сольгерд вытерла глаза тыльной стороной ладони, громко всхлипнула, попытавшись набрать в грудь побольше воздуха.

– Что ж, я – единственная, кто может сделать последнего мужчину нашей крови правителем! И будет он цесарем по крови, а я – его женой. И я сплету этот ошейник, чего бы мне это ни стоило! – горячо произнесла она и развернулась к дверям, но Вирсавия перехватила её за запястье у самого выхода.

– Если ты о Рейславе, то Брегир никогда не позволит тебе пойти на это ради него!

– Тогда не дай ему помешать мне, – умоляюще прошептала Сольгерд. – Ведь если я не верну его, я не смогу жить! И даже Рейслав не в силах будет сделать всё ещё хуже.

Виски разжала пальцы, отпустив цесаревну. То, что она прочла в её глазах, было сильнее любых доводов, которые могла бы привести хозяйка постоялого двора против этой затеи.

***

Рейслав с комфортом устроился в комнатах покойного старшего брата, окружив себя своими людьми, которые не имели при предыдущем цесаре ни имени, ни власти, но питали надежды обрести всё это при новом правителе. Оттого они были готовы на любое дело, будь то даже заведомый обман или подлог. Он распустил цесарский совет, отправив верных цесарю людей каждого в свою провинцию, а преданных венценосному брату телохранителей заточил в темницу, будто подозревая их в заговоре против короны. Оставалось найти цесаревну. Без неё (или её бездыханного тела) Рейслав не мог стать полноправным цесарем. Он не исключал того, что её действительно похитил кто-то из охотников за короной, и больше всего боялся, что она вернётся уже замужней, а значит, с новым цесарем. Лучше уж тогда девчонке погибнуть, чтобы дать ему занять престол по праву крови и отсутствию наследников!