Лето, когда ты была невестой

Его приняли в малом тронном зале, и по правую руку от Таерина сидела Сольгерд – ослепительная в королевских шелках, драгоценностях и своей бледности. Она так хотела увидеть Брегира, но, когда он вошёл в зал, не смогла поднять на него глаз.

– Моя невеста, – торжественно начал принц, – цесаревна Сольгерд, рассказала, как ты спас её из плена Рейслава. Ты, её телохранитель, единственный, кто остался верен ей среди всех остальных людей, переметнувшихся на сторону узурпатора! Я благодарен тебе, воин, за то, что ты сохранил для меня это сокровище, – он метнул продолжительный победоносный взгляд на Сольгерд, – и твоя награда будет более чем щедрой. – Таерин сделал многозначительную паузу, но Брегир не спешил рассыпаться перед ним в благодарностях. – Цесаревна хочет, чтобы ты остался здесь до нашей свадьбы, и я обещаю, что в тот самый день ты сможешь, наконец, быть свободен от службы. А пока все удовольствия нашего города – к твоим услугам!

Принц картинно воздел руки в жесте, с которым обычно принимают аплодисменты, но их не последовало. Брегир лишь поклонился, учтиво и сдержанно.

– Благодарю ваше высочество и цесаревну за щедрость, – сказал он, и в этот момент Сольгерд подняла глаза, встретившись с ним взглядом.

Брегиру показалось, что на его груди лопнул недавно наложенный Виски шов, только порез был гораздо глубже. Он ничем не мог ответить на молчаливую мольбу в её глазах, ничем, кроме собственного разорванного сердца. Принц кивнул, давая понять, что аудиенция окончена, и Брегир вышел следом за сопровождавшим его стражем.

***

Сольгерд жила во дворце третий день, окружённая заботой Таерина, но эта забота, в сравнении с Брегировой, была, как шёлковый корсет против тёплого дорожного плаща. Вся жизнь замка подчинялась строгим ритуалам, и принц, церемонный и чопорный, следил за неукоснительным их исполнением. Каждое утро Сольгерд, спускаясь к завтраку в очередном столь же роскошном, сколь и неудобном туалете, подготовленном для неё служанками, вздрагивала от показного прикосновения губ принца к её руке и съёживалась под хозяйским взглядом, холодным и оценивающим, с предвкушением скользящим по её декольте. И ей вновь и вновь хотелось проснуться в лесу под плащом, пропахшим костром.

Она не могла не думать о Брегире. Любая мелочь напоминала ей о нём, а любое движение Таерина подвергалось невыигрышному для принца сравнению.

Она не могла увидеть Брегира, но память услужливо подсовывала ей какие-то мелкие, упущенные ранее детали, и как же дороги они были теперь её сердцу! Мягкие, едва уловимые искры, светлячками загорающиеся в тёмных глазах, сосредоточенная морщинка меж бровей и разбитый в драке ухмыляющийся уголок рта…

К пятому дню Сольгерд перестала сопротивляться своим мыслям. Она окуналась в воспоминания, как в единственное своё убежище, и они незаметно для неё превращались в мечты – невинные, но казавшиеся цесаревне верхом распущенности, и мурашки холодком пробегали по её плечам и животу.

Каждое утро, просыпаясь, она с удивлением обнаруживала себя целой и невредимой, хотя явственно чувствовала, что из её груди был вырван огромный кусок живой плоти. Она приседала в реверансах и натянуто улыбалась, ходила, ела, вела беседы отстранённо, так, будто её мысли были где-то далеко. Всё её существо стремилось в лес, в прошлое, которое она, не задумываясь, вернула бы, будь у неё такая возможность. И в будущее, которое было недосягаемо. К человеку, так быстро и незаметно занявшему всю её жизнь. К мужчине, который мог бы стать прекрасным цесарем для её страны. Её цесарем. Тем, кем никогда не стать принцу Таерину.

***

Брегир пытался занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься, но ни на чём не мог сосредоточиться, и в результате просто шёл бродить по городу. Минуя узкие улицы, шумные рыночные площади, ароматные пекарни, захламлённые мастерские, просторные конюшни, он вновь и вновь оказывался у стен замка, обычно под вечер, сам не понимая, каким образом сюда попал. Он обходил замок кругом, стараясь ни о чём не думать, но неотступные мысли возвращались, с завидным постоянством терзая его болезненными вопросами. Он горько жалел, что согласился дождаться королевской свадьбы, но тут же вспоминал растерянные, напуганные глаза Сольгерд и неприятный холодок, струящийся из глаз принца Таерина. «Не оставляй меня здесь одну!» – вновь звучало в его ушах, это было всё равно, что «спаси меня!», и он готов был спасать столько, сколько потребуется, ценой собственной жизни, любой ценой, но… не мог. «Почему ты меня не спас?» – вновь спрашивал её отчаянный взгляд где-то на грани сна и реальности.

Сидя в таверне «Стального рога», Брегир наливал себе стакан за стаканом, пытаясь вытравить сухую, дерущую горло, словно горсть проглоченного песка, тоску. Вино было слабенькое, такое, которое пьют скорее для утоления жажды, а не для того, чтобы забыться. Хозяин вынес ему пару бутылок самого крепкого, но и оно не давало ожидаемого эффекта. Мучительные мысли, вместо того чтобы расплыться и потерять очертания, порхали вокруг Сольгерд, как мотыльки вокруг лампы. Остро болел свежий шов, болело треснувшее ребро, болела голова. Левое предплечье, почерневшее от синяков, полученных во время схватки с гвардейцами Рейслава, тоже вдруг разболелось.

За одним из столов дружно захохотали. Брегир перевёл уставший взгляд на двоих пьяных увальней, беззастенчиво хватавших хрупкую служаночку за бёдра. Отпустив очередную сальность, один из них рывком посадил девушку себе на колени, схватил только что облизанными жирными пальцами за грудь.

– Да ты благодарна должна быть, кто ещё на тебя, замухрышку, посмотрит! – довольно загоготал он на тщетное девичье сопротивление.

Брегир не заметил, как оказался на ногах, он даже не услышал грохот упавшего позади него тяжёлого стула. Вся его боль превратилась в раскалённую, звенящую в ушах ярость.

Парни заметили его приближение и, судя по вытянувшимся лицам и медленно стёкшим улыбкам, поняли – ничего хорошего их не ждёт. Служанка вывернулась из ослабевшего захвата и успела отскочить в сторону, прежде чем её обидчик полетел вверх тормашками вместе со своим стулом, зацепив мысками сапог блюдо с объедками, которые обрушились на него сверху. Второй оказался проворнее и, схватив бутылку за горлышко, замахнулся на Брегира. Тот перехватил его руку, нырнул под неё и, развернувшись, до хруста скрутил её за спиной парня. Тот истошно завопил, но тут же замолк лицом в стоявшей на столе непочатой похлёбке.

Только когда служанка выплеснула в лицо Брегира кувшин воды, воин отпустил несчастного, мотнул головой, будто приходя в себя, окинул взглядом учинённый беспорядок и пошёл в свою комнату.

– Ты сломал мне руку, ублюдок! – со слезами в голосе завопил отплевавшийся от похлёбки детина.

– А нечего было её щупальцами своими щупать! – раздалось из противоположного угла, но Брегир не обратил на это никакого внимания, иначе он узнал бы хриплый бас Хойбура.

***

– Скажи мне, Тарнон, что нужно воину, выполнившему тяжёлую работу и получившему награду?

Принц восседал в своём кабинете в тяжёлом фамильном кресле, с прямой, словно струна, спиной, аккуратно положив ладони на резные подлокотники. Через стол от него сидел его ближайший помощник, телохранитель и шпион в одном лице.

– Отдых, ванна, отменный ужин, вино и женщина, – не задумываясь, ответил тот.

– Вот! – Таерин поднял вверх указательный палец, тщательно прислушиваясь к своим подозрениям. – Так почему же этот… дикарь всеми днями бесцельно болтается вокруг замка? Хозяин «Стального рога» создал для него все условия для приятного отдыха, но ему, видите ли, ничего из этого не интересно! Да и эта вчерашняя драка… Подумать только, из-за какой-то замарашки! Хотя… Что там цесаревна? – Он остановил блуждавший по комнате взгляд на помощнике.

– Слуги говорят, что она спрашивает о нём.

– Вот как… – задумчиво протянул принц, и в его серых глазах зажглись искры жестокого азарта, словно у напавшего на след охотника. – Не было бы, что скрывать, не спрашивала бы. Или спросила бы меня, а не слуг. Пошли-ка к нему Шейен. Пусть оденется просто, но изящно. И распустит волосы. Не нравится мне этот телохранитель… Если он не сможет устоять перед Шейен, значит, между ним и цесаревной что-то было. Они похожи…

– А если устоит?

– А если устоит – тогда тем более что-то было, и теперь его не будоражит ни одна другая женщина. Никто не посмеет трогать мои игрушки, особенно, пока я сам в них не наиграюсь!

***

В комнату Брегира постучали. Рывком открыв дверь, он увидел красивую темноволосую девушку с мягкими лучистыми глазами.

– Брегир? – бархатно промолвила она, – меня зовут Шейен, и я хочу, чтобы твой вечер не был таким одиноким.

Брегир, не меняясь в лице, хотел захлопнуть дверь, но помешала маленькая кожаная туфелька, проскользнувшая в проём. Девушка с кошачьей грацией просочилась в образовавшуюся щель и уже сама затворила за собой дверь.

– От подарков принца Таерина нельзя просто так отказаться, – произнесла она голосом густым, тёплым и сладким, словно цветочный мёд. Её ладони легонько толкнули Брегира в сторону широкой кровати, и ему пришлось отступить назад, чтобы между их лицами образовалось хоть какое-то пространство.

– Особенно, от таких дорогих, – многообещающе выдохнула она у самого его уха, прижалась к воину всем телом, обвивая его плечи руками.

Брегир поймал её ладони и отстранил девушку.

– Передай принцу Таерину мою признательность, – холодно уронил он, и хотел сделать шаг, чтобы открыть перед ней дверь, но Шейен высвободилась из его пальцев неуловимо, словно вода, и уже обволакивала его тело, не позволяя двинуться к выходу.

– Разумеется. Я всё передам. Чуть позже.

Кончики её пальцев зарылись в его волосы, невесомо и ласково провели от висков к затылку, сдёрнув кожаный ремешок. Брегир вновь перехватил тонкие запястья, уклоняясь от лёгкого ароматного дыхания.

– Поверь, у тебя никогда не было такой женщины, как я, – произнесла она, затягивая его в омут своих тёмных глаз, оплетая всё тело руками так, будто их было столько же, сколько у осьминога щупалец.

– Не сомневаюсь, – мрачно согласился Брегир, сдерживая растущее внутри раздражение: отцепить её холёные пальчики от пряжки своего ремня оказалось не так-то просто.

– Ну же, воин, это так нелепо – противостоять собственным желаниям, лишать себя радости, когда она так близко!

Едва касаясь кончиком языка его кожи, Шейен провела затейливую линию от ключицы до мочки уха.

– Все желают меня. Но сегодня я буду только твоей. Чего ты хочешь?

– Чтобы ты ушла.

Красавица ухмыльнулась одновременно хищно и маняще, вновь вывернувшись из рук Брегира, который удерживал её за локти.

– Сдавайся, воин, я не уйду отсюда до рассвета, – промурлыкала она, и её пальцы скользнули вниз по вырезу его рубашки, распуская стягивающий края шнур.

Её губы касались его груди нежно и требовательно, опускаясь всё ниже.

– Я залечу твои раны. – Она невесомо поцеловала свежезаштопанный порез. – И заставлю забыть тебя обо всём, целиком отдавшись наслаждению. – Шейен мягко выпрямилась, встретившись с Брегиром взглядом, а её руки потянули вверх по спине край его рубахи.

Брегир вздохнул, и она по-своему расценила этот вздох, победоносно сверкнув глазами.

– Раздевайся, – тихо произнёс он.

Красавица, не скрывая самодовольной улыбки, принялась освобождаться от одежды, медленно и соблазнительно. Брегир отступил на шаг и терпеливо ждал, пока Шейен не обнажится полностью, не отводя от неё спокойного и холодного взгляда.

– Так я тебе больше нравлюсь? – скорее утвердительно произнесла девушка, томно переступая через упавшее на пол платье. Кончики её пальцев пробежали по щеке Брегира к волосам, но он, с едва уловимой брезгливостью уклонился от её руки, а потом вышел из комнаты. Вслед ему полетело обидное и злое ругательство, и, ударившись о захлопнувшуюся дверь, рассыпалось горстью мелких проклятий.

***

Прошло семь дней, половина срока до дня королевской свадьбы. Весь город жужжал о предстоящем торжестве, готовящемся пире и восхитительном платье, которое шили для невесты. Брегир невольно прислушивался к этим разговорам в надежде узнать, что у Сольгерд всё хорошо, но они лишь причиняли ему боль. В конце концов он просто перестал выходить на улицу днём и оставался в своей комнате до позднего вечера, предпочитая ночные, безлюдные и тихие улицы.

Вечерело. Снизу, из таверны, что располагалась под гостевыми комнатами, доносился звон кружек и взрывы хохота. В дверь комнаты Брегира постучали. Не ожидая ничего хорошего от позднего гостя, воин открыл дверь и замер: перед ним стояла Сольгерд. На ней было прежнее простое платье и плащ с глубоким капюшоном, скрывавшим лицо.

– Можно мне войти? – спросила она, подняв на него лихорадочно сверкающие изумрудные глаза.

– Что-то случилось? – Брегир не сумел скрыть нотки беспокойства в своём голосе.

– Нет, – неуверенно ответила Сольгерд.

– Нам лучше спуститься вниз. – Ледяная рука, вцепившаяся в его сердце, чуть ослабила хватку, а голос вновь стал привычно спокойным.

Сольгерд проскользнула в комнату, будто не слышала его последней фразы, но Брегир не спешил закрывать дверь.

– Не пристало цесаревне оставаться наедине с мужчиной в комнате постоялого двора, – обронил он.

– Увези меня отсюда! – с мольбой выдохнула Сольгерд, развернувшись к нему так резко, что капюшон плаща упал с её волос.

Дверь затворилась.

– Он вас обидел? – насторожился Брегир, и это холодное «вас» обожгло её, словно удар плётки.

Она сделала неуверенный шаг к Брегиру.

– Я не могу, – прошептала она в отчаянии, – я не могу выйти за него. Спаси меня! Ты нужен мне. Я хочу быть с тобой. Я… я люблю тебя!

Сольгерд чувствовала себя так, как будто всю жизнь боялась высоты, а сейчас вдруг с разбегу прыгнула со скалы, и летела-летела-летела вниз, ветер рвал её волосы и платье, сердце замерло в горле, не позволяя сделать вдох, но страха не осталось, самое страшное уже произошло – она спрыгнула. Остался лишь звенящий момент ожидания: взлетит она или всё-таки разобьётся?

Брегир молчал. Сердце кровоточило, каждый вдох обжигал, будто воздух был раскалён, словно в печи. Сольгерд стояла так близко, что он слышал частый, захлёбывающийся стук её сердца, как у маленькой пойманной птицы, слишком крепко сжатой в ладони.

– Увези меня отсюда, – прошептала она, хватаясь за единственную свою надежду.

Куда?! Куда он мог её увезти? Всё внутри воина рвалось на части, заливая кровью иссечённую душу.

– Мы можем вернуться домой, и ты станешь цесарем. Стань моим цесарем, Брегир!

– Я не могу, – голос изменил ему, сорвавшись на хрип. – Я опасен для тебя, Сольгерд!

– Нет! – она вновь шагнула к нему в попытке обнять, прижаться, не отпускать, но Брегир решительно отворил дверь.

– Ты должна идти, – тихо произнёс он таким тоном, что и гора не посмела бы ослушаться, прикажи он ей ввергнуться в море.

Побелевшие пальцы почти до хруста сжимали дверную ручку. Если Сольгерд только коснётся его, шагнёт чуть ближе, он сам не сможет её отпустить.

…И летящее со скалы тело Сольгерд встретилось с сухой землёй, взметнув облако пыли, от которой жгло глаза и невозможно было дышать…

Брегир закрыл за ней дверь, едва удерживаясь от того, чтобы разбить кулак о дубовые доски. Минуло несколько ударов сердца. Внизу, в таверне, стояла непривычная тишина. Нужно проводить цесаревну, чтобы никто дурной не привязался.

…Сольгерд стояла на середине лестницы, а на нижней ступеньке, положив ухоженную ладонь на эфес меча, на неё взирал принц Таерин. За его спиной теснилось человек двадцать вооружённой до зубов охраны.

– А вот и он, – со злым весельем в голосе произнёс принц, увидев Брегира. – А мы как раз говорили о том, что наша невинная овечка оказалась… шкурой под своим телохранителем!

Сольгерд умерла ещё две минуты назад, там, в комнате Брегира, поэтому сейчас она стояла опустошённая, с сухими глазами, не в силах ни осознать происходящее, ни даже испугаться. Но Брегир сразу оценил ситуацию и по лицам принца и его вооружённой свиты сделал вывод, что объяснять что-то будет бесполезно.

Он аккуратно приблизился к ещё не заметившей его Сольгерд и тронул её запястье. Она вздрогнула и обернулась, и в её глазах вновь вспыхнула отчаянная, пронзительная надежда.

– Беги в лес, – едва слышно промолвил он, закрывая её собой, не отрывая взгляда от ледяных глаз принца, – я найду тебя.

– Что ж, – кивнул Таерин, – его – убейте, её… – Он задумался на миг, а потом изящно махнул пальцами, будто стряхивая с них прилипший мусор. – Делайте с ней, что хотите, мне не нужны объедки.

Двадцать человек против безоружного Брегира одновременно вынули клинки из ножен, Сольгерд отступила, не в силах оторвать взгляда от происходящего, и тут чья-то мозолистая ладонь потянула её за руку. Обернувшись, она наткнулась взглядом на косматую бороду и выступавший из-под неё внушительный живот. Увлекаемая Хойбуром вверх по лестнице, сделала шаг. За её спиной повисла неестественная, звенящая тишина, и тут Сольгерд увидела, как тень Брегира, что лежала под её ногами, начала расти и шириться, разворачиваясь по ступенькам и, вслед за ними – по деревянной стене от края до края, принимая совершенно нечеловеческие очертания и размеры. А потом тишину вспорол чей-то истошный, полный ужаса вопль. Она хотела оглянуться, но Хойбур перехватил её, закрыв глаза огромной ладонью, и поволок вверх по лестнице.

– Не смотри, девочка, не смотри! – прохрипел он ей в самое ухо, но его голос утонул в страшном раскатистом рыке, от которого в погребе зазвенели бутылки, а дыхание застыло в груди, покрыв рёбра коркой льда.

И Сольгерд накрыл шквал звуков из омерзительного треска человеческих костей, грохота мебели, хрипящих и булькающих криков. Волна горячего, тошнотворного запаха, оставлявшего во рту металлический привкус, обожгла ноздри, и Сольгерд показалось, что она угодила в рыболовные сети, и они увлекают её на глубину, где ничего не видно, где нечем дышать, и даже твой пронзительный крик превращается лишь в пузыри воздуха.

Хойбур поставил её на подкашивающиеся ноги только в своей комнате, под окном которой была низенькая крыша дровяника.

– Давай, девочка, лезь в окно! – скомандовал он, одним движением высаживая раму.

***

Они скакали, пока Хойбур не решил, что цесаревна в безопасности. Остановившись на маленькой лесной прогалине, полугном тяжело спешился, переводя дух. Хотел помочь Сольгерд, но та, всю дорогу до боли в пальцах цеплявшаяся за конскую гриву, бессильно стекла с лошади по другую от него сторону.

– Виски, – выдохнул он, согнувшись и упершись ладонями в колени, – Виски послала меня приглядеть за ним втихушку. А вот оно как, и за тобой присмотреть пришлось.

Сольгерд обхватила себя за плечи, пытаясь унять бивший её озноб и собрать рассыпающиеся мелким бисером мысли.

– Это… это был он? – едва слышно спросила она, потерянно глядя в пустоту, и нечаянно прикусила язык из-за не унимавшейся крупной дрожи. Перед глазами вновь и вновь вырастала огромная тень, теряя знакомые человеческие очертания.

Хойбур выпрямился и вмиг посуровел. Не ответил, просто кивнул, но она почувствовала его движение.

– Он… их… он их всех… – Сольгерд облизнула пересохшие губы, пытаясь вернуть власть над не слушающимся языком, – он их убил?

Хойбур промолчал, но его молчание оказалось красноречивее любых слов.

То, что она слышала в таверне, не было звуками обычного боя. Там была бойня, жестокая и кровавая, и эту бойню не мог устроить обычный человек. Тем более голыми руками. Даже если он такой опытный воин, как Брегир.

– Он… жив? – будто наощупь нашла она самый больной, стальной занозой засевший меж её рёбер, вопрос.

– Этого парня так просто не возьмёшь, – натужно хмыкнул гном.

– Я… не понимаю… я видела… он… как… кто он… что… что он такое? – наконец выдавила цесаревна и сама испугалась своего вопроса. И ещё больше – ответа, который могла получить.

– Он? – удивился Хойбур, и обида за Брегира кольнула его, словно булавкой. – Он – мужчина, который вновь подставляет за тебя свою шкуру под чужие клинки. Ты должна это помнить, каким бы ты его ни увидела в следующий раз, – многозначительно произнёс он.

Ей показалось, что прошло очень много времени, прежде чем они услышали треск веток, будто через лес к ним пробирался кто-то большой и тяжёлый. Сольгерд вскочила на ноги, сердце замерло где-то между ключиц.

– Это он? – шёпотом спросила она, не отрывая глаз от зарослей, хотя прекрасно понимала, что Брегир не мог двигаться с таким шумом.

– Это – он, – мрачно ответил Хойбур.

Спустя мгновение из зарослей показалась окровавленная морда, а следом – меховая грудь и когтистая лапа, которые тоже были в крови. В чужой крови. Чудовище остановилось, переводя дух. Желудок Сольгерд завязался узлом, поднявшись к самому горлу, она похолодела и отступила назад, ловя ртом воздух, не в силах сделать вдох. Белый медведь смотрел на неё такими знакомыми, любимыми тёмными глазами с едва заметными, вспыхивающими в глубине светлячками! Это был Брегир. Но это – это никак не могло быть Брегиром!

Зверь сделал ещё шаг, и Сольгерд, сама того не желая, отшатнулась и непроизвольно вскинула ладонь, будто пыталась защититься.

Медведь замер, и светлячки в его глазах один за другим угасли. Он отступил в ночной лес, и ветки схлестнулись за ним, словно закрылся проход в иной мир. Белый зверь стремительно бежал вглубь леса, оставляя за собой ночную тьму и тишину.

– Брегир! – будто очнувшись, отчаянно закричала Сольгерд и бросилась следом, но сильные руки Хойбура перехватили её.

– Брегир! – Сольгерд рвалась и кричала, пока волна рыданий не накрыла её с головой. Державшие её руки разжались, и она осела на траву.

– Я предала его, – захлёбывалась Сольгерд, – я отказалась от него, Хойбур! Я отказалась от самого дорогого, что есть в моей жизни!

Мощный, похожий на горный валун полугном стоял над безутешно рыдающей девушкой. Он бессильно уронил большие ладони и опустил голову так низко, что зарылся в бороду почти по брови. Он ничего не мог изменить.

1.2

Стоял солнечный весенний день, тёплый и ласковый – самая подходящая погода для цесарского пикника. Поляна на опушке леса была устлана пледами да скатертями, кругом суетились лакеи, расставляя корзины с фруктами, разливая из узконосых кувшинов лёгкое фруктовое вино и лимонад. Нянюшки неуклюже толкались вокруг маленькой цесаревны, во всю пытаясь сдержать её детские забавы: цесаревне «не пристало» бегать столь быстро, смеяться столь звонко и дёргать цесаря за рукав, привлекая отцовское внимание.

– Оставьте, милые, она же ещё дитя, пусть порезвится! – добродушно одёргивал излишнюю строгость цесарь, и няньки, недовольно поджав губы, уступали, оставив при себе своё несогласие.

Брегир уже два года служил цесарю, охраняя его маленькую дочь. За это время умение видеть, не глядя, и улавливать картину целиком при лёгком повороте головы, достигло совершенства. Он и ещё три телохранителя стояли по краям поляны, спиной к веселящимся людям, холодные и сосредоточенные, монументальные, словно пограничные столбы, отмечающие конец безопасной территории.

В очередной раз прощупав взглядом кромку чащи, Брегир уловил отголосок движения: ветка одного из кустов шевельнулась иначе, не в такт лёгкому ветерку, не так, как остальные. Через мгновение сквозь листья серебряной вспышкой на молодой зелени сверкнуло на солнце остриё арбалетного болта. Брегир метнулся к цесаревне, сидевшей рядом с отцом: если не успеет прижать их к земле, то закроет от стрелы собой.

Не успел. Стрела вошла ему в плечо, мгновенно обездвижив всё тело. Падая в разложенные на скатертях фрукты, Брегир успел подумать, что так быть не должно. Мысль о каком-то яде вскользь коснулась его сознания. Со всех сторон доносились крики, кто-то из телохранителей бросился в погоню за стрелявшим, кто-то – уводить цесаря в безопасное место. Над лежавшим на спине Брегиром склонилась маленькая цесаревна. Полными ужаса глазами она зачарованно смотрела на Брегира, не в силах оторвать взгляд от расползающегося по его рубахе пятна крови, пока другой телохранитель не схватил девочку и не унёс прочь. И мир погас, будто его задули, словно свечу.

***

– Ваше величество! – Советник почтительно склонил голову перед цесарем. – Лекарь говорит, что это необычная стрела, что… он обнаружил на ней следы магии. Тёмной магии. Он не знает, что это может быть за проклятье, но эта рана… она не так проста, как казалось.

Цесарь нахмурился, побарабанил худыми пальцами по резному подлокотнику кресла, о чём-то размышляя. Вот, значит, отчего Брегир не приходил в себя почти целые сутки!