Профессор без души

Да, он в самом деле готовит, как и обещал. А готовит… если коротко, то так же, как и все, что он делает. То есть идеально.

Получается, в самом деле спаситель от голодной смерти.

Но раньше остальных встает все-таки не он.

Сегодня суббота, и у заклинателей факультативные занятия, которые, как и обычные пары, проходят с утра. Гань Юэ за два года армии привык просыпаться ровно в пять тридцать. С учетом того, во сколько ему приходится ложиться, чтобы подготовиться к парам, и явно совиной натуры Ши Дина, это, без сомнений, чревато неизбежным хроническим недосыпом. Но давно знакомым и даже родным. Гань Юэ не замечает его.

В комнате он может ориентироваться, не включая свет. Аккуратно снимает напульсники, чтобы умыться без них, тихо выходит с мылом, зубной щеткой и пастой, через пять минут тихо возвращается и снова тщательно закрывает запястья.

Ничего такого, на самом деле.

Просто старые шрамы, которые другим не следует видеть.

Так же в темноте он переодевается – черные штаны, черные носки, светло-коричневое худи с рукавами до самых пальцев – и складывает в рюкзак учебные принадлежности. К тому времени, как он заканчивает, как раз просыпается по будильнику Бин Чуань – шесть утра, можно щелкнуть выключателем и услышать ворчание Ши Дина, разбуженного звуком и светом. Одновременно с будильником Бин Чуаня звенит и его собственный – правда, это абсолютно не означает, что сейчас Ши Дин встанет.

Как он умудрялся просыпаться вовремя целый год до появления Гань Юэ и умудрялся ли – загадка века. Особенно с учетом того, что жить Ши Дину в комнате сначала посчастливилось одному, а будильник он, как оказалось, каждый раз ставит с вечера, но магическим образом сбрасывает, не просыпаясь, и преспокойно досматривает сны.

Еще через пятнадцать минут, когда Бин Чуань приводит себя в порядок, – вставать этот идеальный человек тоже умеет сразу, без «еще немножечко», – и уходит в кухню готовить завтрак, а Гань Юэ осуществляет не вполне удачные попытки стянуть Ши Дина с кровати и при этом не задеть ничего из висящего вокруг нее, на телефон приходит уже привычное сообщение.

Хунь Лан 06:16 аm

Доброе утро, а-Юэ[11]!

А-Юэ. Когда-то его так называла мама, давно, настолько давно, что это уже кажется иллюзией и ложным воспоминанием, которое он создал для собственного утешения. Так что от подобного обращения становится немного больно, но в то же время… приятно. Он мог бы сказать, что пишет ему старый хороший друг, с которым они давно и близко общаются…

Но на самом деле Гань Юэ знает его лишь четыре месяца, а общаются они и того меньше, с перерывом в половину этого срока. А сообщения с пожеланием доброго утра Гань Юэ получает всего две недели.

Хунь Лан[12] – четверокурсник с исторического факультета с длинными угольно-черными волосами и такого же цвета глазами, который, кажется, знает буквально все и обо всем, носит берцы, кожаные штаны и кожаную куртку, повязывает на лоб яркие банданы, а еще везде таскает с собой графический планшет или скетчбук и подрабатывает тем, что рисует на заказ.

Он живет этажом ниже, в двести пятой комнате, с двумя соседями, имен которых Гань Юэ не запомнил, и, с тех пор как поступил еще в школу Сяньчэна, ни разу не был дома. Он ненавидит рыбу в любом виде и терпеть не может готовить, однако делает это весьма неплохо, если берется. А еще хочет завести домашнюю лису после выпуска, когда съедет из общежития, где держать животных запрещено.

На данный момент это все, что Гань Юэ известно о нем.

Ну, кроме того, что именно Хунь Лан принимал у него документы во время приемной кампании, которая проходила в начале июля.

В полурваной, как сейчас модно, футболке с вырвиглазно-ярким принтом он выглядел безумно не соответствующим обстановке, слишком выделяющимся в пыльной душной аудитории, где десятки абитуриентов ожидали своей очереди. Гань Юэ был несколько растерян, когда электронный голос назвал его номер и номер стола, за которым сидел этот странный парень.

– Добрый день, – полуулыбка на губах и ленивым тоном сказанная уже заученная фраза, – меня зовут Хунь Лан, я помогу вам подать документы на поступление.

Звук его имени вдруг что-то потревожил в памяти, но Гань Юэ решил не зацикливаться на этом. По крайней мере, пока.

Хунь Лан как сидел, закинув ногу на ногу, так и продолжил. Взял у Гань Юэ документы, пробил их по базе Сяньчэна – конечно же, там отобразились первое поступление и последующее отчисление «по обстоятельствам, не зависящим от воли обучающегося и учебного заведения», хоть паспорт у него тогда и был другой. А чего он, впрочем, ожидал?

– Итак, вы желаете восстановиться на прошлом факультете или попробовать что-то новое?

Гань Юэ не особо задумывался, на какой факультет будет поступать, когда вернется. Да, именно так, он явился в университет, не имея представления, куда хочет пойти. Но на самом деле главным было сбежать подальше от прошлой попытки.

– Новое, – решительно ответил он. – Я хотел бы поступить на химический факультет.

Сказал первое, что пришло на ум. Как он будет сдавать вступительные экзамены по химии, на тот момент в голове даже не промелькнуло. Но ведь в итоге как-то сдал, верно? Даже умудрился набрать порог, хотя бюджетное место в любом случае при втором поступлении недоступно.

Хунь Лан вздернул одну бровь, но кивнул, что-то быстро забил в компьютере и выдал ему бланк заявления вместе с согласием на обработку персональных данных. Вот только…

– Извините, – неловко произнес Гань Юэ, – вы забыли дать мне ручку.

– О, да, разумеется, – странный парень только улыбнулся и, казалось, вообще не растерялся от собственного промаха. – Прошу прощения.

Это «прошу прощения» прозвучало так лениво, словно прощения говорящему просить абсолютно не за что.

Пока Гань Юэ заполнял нужные бумаги, он вернулся к тому, что потревожило его память. Имя. Имя, которое он где-то как будто прежде слышал. Хунь Лан. Хунь Лан… Ну конечно же! Так звали юношу, с которым он познакомился, когда учился здесь первый раз.

Тот оканчивал старшую школу, ходил на подготовительные университетские курсы, любил подолгу сидеть в холле внизу и смотреть в окно, а еще был крайне неуклюж: знакомство их состоялось, собственно, когда он споткнулся на лестнице, потерял равновесие и налетел на Гань Юэ, который поднимался на нужный этаж, уткнувшись в конспект.

Сам паренек отделался испугом, а вот Гань Юэ – слегка рассеченным об угол ступеньки локтем. Но трудно было злиться после долгих сбивчивых извинений и при виде крайне растерянного лица паренька с огромными черными-черными глазами.

Он был милым. И обычно, когда они пересекались на большой перемене в буфете, робко расспрашивал об учебе в университете. Почему-то ужасно смущался, когда Гань Юэ угощал его сладкими булочками, и однажды подарил довольно красивый набросок. Цветок пиона. После этого создалось впечатление, что юноша непременно должен поступить на художественный факультет, хоть и неясно было, к чему на самом деле лежит его сердце.

Потом жизнь Гань Юэ стремительно полетела в пропасть… И порой бывает стыдно вспоминать, скольким он обязан этому юноше за помощь в то время.

Гань Юэ украдкой посмотрел на сидящего перед ним Хунь Лана, скучающе покачивающего ногой и рассматривающего собственные ногти. Люди могут так сильно меняться? Но, с другой стороны, прошло слишком много времени. Даже сам Гань Юэ не рискнул бы сравнивать себя с прошлым собой. Его тоже можно узнать далеко не с первого взгляда.

– Извините… а можно спросить, из каких иероглифов состоит ваше имя? – неловко поинтересовался Гань Юэ.

– Можно. Почерк у меня не очень, поэтому вот, – легко отозвался парень и, подцепив с края стола студенческий, протянул Гань Юэ. – А что?

– А… – внутри было напечатано «Хунь» как «темнота» и «Лан» как «волк». Гань Юэ разочарованно опустил плечи, ощутив отчего-то горечь. – Нет, ничего. Просто спросил.

Тот паренек показывал иероглифы «сбиться с толку» и «сорная трава» в своем временном пропуске в университет. Гань Юэ еще тогда подумал: боги, кто дал ребенку столь уничижительное имя? Кому хватило совести назвать собственное дитя сорняком[13]?!

Так или иначе, Гань Юэ умудрился поступить, и они с Хунь Ланом столкнулись еще дважды. Просто случайно пересеклись, даже не разговаривали, разве что взглядами встретились с неожиданным эффектом узнавания. Сначала в актовом зале университета первого сентября на приветственной церемонии, – кажется, это была среда, – потом на перекличке перед началом факультативных субботних занятий. Там же выяснилось, что Хунь Лан – с отделения темных заклинателей.

Третий раз был уже в понедельник, когда Ши Дин, очень быстро взявший за привычку нарушать личные границы Гань Юэ, как и прочих своих знакомых, при любом удобном случае, на большой перемене потащил его в буфет под предлогом, что «скоро ветром сносить будет». В принципе, что не так с его телосложением и с тем, что он не ест в буфете, ибо там для него дорого, Гань Юэ искренне не понимает до сих пор.

Хунь Лан, преспокойно обедавший за одним из столиков, тогда махнул приветственно рукой, мягко улыбнулся и сказал что-то вроде: «Мы в последнее время так часто встречаемся, неужели Гань Юэ запомнил меня с приемной кампании и хочет познакомиться поближе?»

То, как он выделил это «Гань Юэ», то, что он в принципе безошибочно назвал имя…

Насколько давно Гань Юэ сделался такой уникальной персоной? Какой момент из своей нынешней серомышиной жизни умудрился пропустить? Или его слава прогремела сильнее, чем он предполагал?

От одних только мыслей об этом у Гань Юэ разболелась голова. Наверное, ему стоило выбрать колледж, а не университет. А лучше – поступить в обычное учебное заведение. И почему этот вариант не пришел ему на ум?

А потому, что в колледж можно поступить только после окончания девяти классов школы, а вот после двенадцати – будьте добры, выбирайте какой-то вуз. А еще потому, что ничего обычного он бы не потянул. Ему и так бюджет больше не светит в любом случае, а после отказа от заклинательского пути еще бы перестали выплачивать положенные всем совершенствующимся пособия.

Гань Юэ был не готов лишиться пособий. У него не имелось нормального источника дохода, потому что он ничего толком не умел. Ему, как совершеннолетнему, не полагались больше никакие социальные компенсации – только та одноразовая, которую он получил, отслужив в армии. Так что продолжать путь заклинателя было единственным выходом.

Хотя Хунь Лан явно не собирался подшучивать и издеваться. И несмотря на то, что знакомиться и сближаться с кем бы то ни было в планы Гань Юэ не входило, они обменялись контактами. Все равно аккаунты в мессенджере привязаны к номерам телефонов, и так проще, чем выискивать друг друга в общих чатах.

Произошло это под изумленным взглядом Ши Дина. Почему изумленным, Гань Юэ потом узнал от него же: оказалось, с Хунь Ланом предпочитают не связываться, потому что он пользуется репутацией чуть ли не грозы университета.

Впрочем, графический планшет и скетчбук в этот образ не вполне вписываются. Ну, или получается какой-то злодей с тонкой душевной организацией. Гань Юэ не любит штампы и не думает, что Хунь Лан им соответствует.

Своего старого знакомого Гань Юэ так и не встретил. И не понимал, почему этим фактом расстроен: сразу ведь решил, что ни с кем «из прошлого» контактировать не будет, когда вернется. Он даже не знал, на каком факультете тот учится. А спрашивать вездесущего Ши Дина было крайне неловко. Да и правильно, в принципе: скорее всего, юноша давно забыл о Гань Юэ и не вспоминает, что когда-то его спокойную жизнь потревожили, нарушили и, вероятно, даже испортили.

Ему же лучше.

А с этим, другим Хунь Ланом, который, к счастью, не знал никаких ужасных подробностей, они стали переписываться в мессенджере. И все так же периодически пересекаться в коридорах. Это оказалось неожиданно легко. Хунь Лан еще в самом начале отправил презрительные смайлики на попытки назвать его «лао[14] Хунь» и «Лан-гэ», аргументировав это тем, что по возрасту, скорее, ему следует так называть Гань Юэ.

Неловкость от того, что почти выпускник младше него, поступившего на первый курс, зашкалила все существующие уровни, но Гань Юэ решил ее игнорировать.

Гань Юэ 09:23 pm

Как же тогда мне называть тебя?

Сяо[15] Хунь? Лан-ди? Просто по имени?

Хунь Лан 09:26 pm

Еще более ужасно.

На самом деле ты можешь звать меня просто а-Ланом, если хочешь.

Я был бы счастлив, если б кто-то мог обращаться ко мне так.

Гань Юэ почудилось что-то болезненное в последней фразе. Он решил, что, в принципе, не переломится, если немного подыграет.

А еще через некоторое время, под конец сентября, он сдуру сказал Хунь Лану, что пусть уж тогда зовет его «а-Юэ» в ответ.

Хунь Лан ничего не рассказывает о себе первым, но всегда с готовностью отвечает на вопросы и удивительно открыт в общении. Гань Юэ не вполне видит, за что была получена репутация грозы университета и почему Хунь Лана многие опасаются.

В этот раз поздороваться утром, кроме как сообщениями, им не удается, потому что триста третья комната в полном составе опаздывает из-за Ши Дина, которого снова пришлось полчаса поднимать с кровати. Не первый раз в целом, но первый – совместно с Бин Чуанем, который явно не в восторге.

Гань Юэ тоже ненавидит опаздывать, особенно на факультативные занятия. Он на них и так не особенно хорошо себя проявляет, ци[16] слушается плохо, и приходится прикладывать много усилий, чтобы делать то, что требует преподаватель.

Но… он сам виноват. Совершил одну отвратительную вещь, из-за которой были серьезно повреждены его меридианы[17] и нарушена работа уже давно и весьма успешно сформированного ядра[18]. Теперь приходится расхлебывать. Конечно, у него есть справка по этому поводу… однако она никого не волнует. В заклинательстве нет «спецгрупп» и упрощенного обучения, как в случае, например, с физкультурой. У тебя либо есть способности, либо их нет вообще. Промежуточные варианты не учитываются. Только влияют на баллы и оценку на экзамене, разумеется, но это уже другая история.

Обучение в школе предназначено для формирования ядра, в колледже или университете – для его дальнейшего развития. Сейчас у заклинателей нет цели обрести бессмертие, хотя когда-то это было высшим достижением, к которому все стремились. Но мир изменился, количество монстров в нем и роль заклинателей тоже, так что самое главное, чтобы ты обладал достойным уровнем контроля ци и в случае чего мог помочь людям. Становиться бессмертным от тебя не требуется.

Однако Гань Юэ периодически чувствует себя так, словно застрял на уровне школы и до сих пор учится управлять потоками ци. Какой позор.

На занятиях по заклинательству в университете, в отличие от школы, нет разделения на младшие и старшие группы: почему-то считается, что все, кто получил аттестат и сдал вступительные экзамены, находятся на плюс-минус одинаковом уровне. Так что курсы с первого по пятый учатся вместе в специально отведенных для этого аудиториях-залах. Единственное: темные и светлые заклинатели отдельно. Кроме редких совмещенных промежуточных зачетов, которые проводят пару раз в семестр.

Конечно же, их троих отчитывают за опоздание.

Гань Юэ как можно быстрее старается об этом забыть.

Он помнит план занятий по заклинательству еще с первого поступления. Сначала – дыхательные упражнения и медитация, половину которой они уже пропустили. Затем – теоретическая часть, начертание талисманов[19] и их использование в зависимости от установленной преподавателем ситуации. Следом – отработка приемов, сначала без оружия, потом с ним. Тем, у кого по какой-то причине нет собственного, выдают университетское, по большей части довольно потрепанное жизнью. И в конце – работа в парах по жеребьевке.

Гань Юэ относительно хорош в талисманах, но по большей части ужасен в боевой практике. Тело помнит приемы, которые он уже когда-то изучал, но гнать ци по меридианам больно, а преподаватель следит за тем, чтобы студенты отрабатывали приемы с приложением духовных сил.

На сей раз, правда, в качестве напарника ему хотя бы достался Цзюй Си[20], – с ним Гань Юэ жил в одной комнате, когда пытался учиться первый раз. Другим его соседом был Лай Чжи[21]. Они трое тогда довольно неплохо сдружились за семестр.

Однако теперь и Цзюй Си, и Лай Чжи уже на пятом курсе и заканчивают специалитет, – а Гань Юэ только-только начинает обучение заново. В его жизни однажды так много всего произошло, что он попросту оборвал с ними любые связи. Заставил думать, будто его больше не существует. Даже аккаунт в мессенджере восстановил только недавно. И то лишь потому, что нужно как-то получать электронные задания.

Так было проще. Так было легче. Гань Юэ ошибся везде, где только можно, он хотел исчезнуть из памяти всех, кто его знал, – надолго, желательно навсегда. Впрочем, не вышло. Вернуться для получения пресловутого высшего образования пришлось. А вот неприятный след все равно остался.

Удивительно, как бывшие соседи по комнате могут более-менее нормально относиться к нему теперь. Особенно Цзюй Си, отчаянно пытающийся вести себя так, будто все как прежде.

Но ничего уже не как прежде.

Гань Юэ устал от постоянной боли, прокатывающейся вдоль меридианов, поэтому сражается вполсилы. Любой другой бы жалеть не стал – но Цзюй Си подыгрывает, сам сбавляя обороты. Гань Юэ смутно чувствует неприятную влагу под напульсниками и надеется, что ничего не просочится через ткань. Это было бы крайне нежелательно.

Он совершенно выдохся после занятия. Остальные студенты, особенно первокурсники, обступают преподавателя, активно задают вопросы и уточняют насчет каких-то приемов, но ему хочется только поскорее уйти в общежитие. Однако Цзюй Си задерживает его, осторожно обхватив запястье. Выше напульсника, к счастью. В янтарно-карих глазах – странное, слишком серьезное выражение.

– Цзюй Си? – вяло недоумевает Гань Юэ. – Что такое?

– Ты в порядке? – внезапно спрашивает тот.

Гань Юэ тяжело вздыхает. Поворачивает голову, взглядом ловит среди выходящих студентов Ши Дина и дает ему знак взмахом руки, чтобы не ждал. Ши Дин тут же утаскивает не сопротивляющегося Бин Чуаня.

– Все нормально, – заверяет Гань Юэ. – Почему ты спрашиваешь?

– У тебя вид какой-то… нездоровый, – неловко признается Цзюй Си.

На эту фразу Гань Юэ отвечает молчанием. Ему не хватает решимости опровергнуть чужие слова: Цзюй Си слишком прав, чтобы отрицать очевидное. Убрать бы руку, тем более что и держат-то его некрепко, развернуться и молча уйти, не контактировать, не связываться с собственным прошлым. Но этого не позволяет совесть. И он стоит, опустив взгляд в пол, ощущая, как силы утекают из тела, и ожидая либо продолжения, либо окончания разговора.

– Цзюй Си! – вдруг слышится оклик со стороны двери.

Там стоит Лай Чжи, держа в одной руке сразу два рюкзака, а в другой телефон. Волосы, собранные в высокий хвост, немного растрепались после занятия, губы кривятся в недовольстве. Цзюй Си оборачивается с выражением лица, на котором явно читается желание послать Лай Чжи куда подальше.

– Чего тебе надо? – резко спрашивает он.

– Да так, ничего, – саркастично растягивая слоги, отзывается Лай Чжи. – Просто ты вчера договорился связаться со своим научником сразу после занятий по заклинательству, то есть в час, а время уже пятнадцать минут второго, и он звонил тебе пять раз подряд. Мне что, самому взять трубку и сказать, что ты тут важные разговоры разговариваешь?

– Демоны! – Цзюй Си хлопает себя по лбу. – Я совсем забыл. Иду.

Он отпускает запястье Гань Юэ с неохотой и странной печалью во взгляде. Задерживается на мгновение, прежде чем броситься к Лай Чжи. Последнее, что слышит Гань Юэ, это ворчливое: «Дай сюда. Надеюсь, ты не брал в самом деле трубку? Почему ты лезешь в карманы моего рюкзака?!» – и крайне возмущенный звук в ответ.

Гань Юэ чувствует себя сделанным из растрескавшейся глины и готовым развалиться на части.

В толпе студентов преподаватель с кем-то вежливо спорит. Гань Юэ не слушает. Он выходит из аудитории после того, как отыскивает свой рюкзак, который вытолкнули в сторону из общей кучи у входа в зал, где все студенты оставляют вещи во время занятия. Выходит, чтобы тут же столкнуться с Хунь Ланом.

Тот сразу притворяется, что, конечно же, совершенно не ждал и просто случайно задержался, хотя Гань Юэ прекрасно видит, что он скучающе стоял у подоконника. Хунь Лан без привычной куртки, в простой темно-бордовой футболке в тон бандане, и Гань Юэ, которому в плохо отапливаемых коридорах зябко даже в худи, искренне недоумевает от подобного внешнего вида.

Хунь Лан как ни в чем не бывало улыбается и радостно приветствует:

– А-Юэ! Еще раз доброе утро. То есть уже добрый день, – а потом тут же становится серьезным, чуть нахмурившись: – Выглядишь очень уставшим. Все в порядке?

– Ничего страшного, – отмахивается Гань Юэ, – просто сложная тренировка.

Хунь Лан смотрит так, словно ответ его нисколько не удовлетворил. Это искреннее беспокойство во взгляде… Гань Юэ уже давно не видел подобного. То есть о нем волнуется Ши Дин в своей бесцеремонной манере, и вот Цзюй Си… но это кажется другим. Хочется спрятаться и закрыться: они ведь в первую очередь думают не о нем и его мнении, а о собственных догадках и подозрениях.

А от Хунь Лана – парадокс – не хочется.

И Гань Юэ слабо приподнимает уголки губ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Бин: 冰 (bīng) – лед; Чуань: 川 (chuān) – река, поток.

2

Сразу стоит оговориться насчет того, как считается возраст персонажей. Уважаемому читателю, вероятно, известно, что в Китае используется система, согласно которой количество лет жизни увеличивается не в дату рождения, а в Новый год по лунному календарю. В данном произведении применяется именно такой счет, а «официальные» дни рождения играют роль только в документах и при определении старшинства между персонажами одного возраста. Традиция прибавлять ребенку год жизни как округленный срок пребывания в утробе, о которой читатель, вероятно, тоже осведомлен, имеет место не на всей территории Китая и здесь не является актуальной.

3

Цю: 秋 (qiū) – осень; Вэй: 危 (wēi) – опасный, угрожающий.

4

Лаоши: 老师 (lǎoshī) – учитель, преподаватель.

5

Сяньчэн: 仙 (xiān) – божественный, чудесный; 城 (chéng) – город.

6

Благовония традиционно используются как в повседневной жизни для наполнения помещения определенным ароматом, так и в традиционной медицине и религиозных ритуалах, например, подношениях предкам или божествам.

7

Гэ: 哥 (gē) – вежливое обращение к старшему из одного поколения с говорящим, добавляется к имени в качестве суффикса, дословно «старший брат»; может также использоваться между родственниками, при этом чаще в виде отдельного слова.

8

Ши: 石 (shí) – камень, скала; Дин: 盯 (dīng) – неотрывно смотреть, не спускать глаз.

9

Гань: 感 (gǎn) – чувствовать, ощущать; Юэ: 悦 (yuè) – радость, наслаждение, отрада.

10

Ди: 弟 (dì) – вежливое обращение к младшему из одного поколения с говорящим; так же, как и «гэ», добавляется к имени в качестве суффикса, дословно «младший брат»; может также использоваться между родственниками, при этом чаще в виде отдельного слова.

11

А: 啊 (а) – используемая в качестве префикса уменьшительно-ласкательная формула обращения, может использоваться взрослыми по отношению к детям/подросткам/молодым людям, между членами семьи, близкими друзьями/подругами, между юношей и девушкой, состоящими в романтических отношениях, а также, как вариант, в качестве «сюсюканья» и намеренного очаровательно-милого способа обращения.

12

Хунь: 昏 (hūn) – мрак, темнота, ночная пора; Лан: 狼 (láng) – хищный зверь, волк.

13

В китайском языке разные иероглифы могут произноситься одинаково. В данном случае Гань Юэ помнит другое имя «Хунь Лан», но уже из иероглифов 惛 (hūn) – запутаться, сбиться с толку, а также 稂 (láng) – сорная трава.