скачать книгу бесплатно
Розовый грех
Анастасия Дементьева
Живя в детском интернате, прячась от всех злых помыслов словно серая мышка, никогда нельзя ожидать того, что может измениться в любой момент. По щелчку пальцев и твой дом не приют, а квартира, где имеешь собственную комнату, щелчок и ты ходишь в нормальную школу вместе с остальными детьми, заводя друзей. Но что делать, если прошлое врывается в твою прежнюю жизнь, заставляя ощутить на себе всю тяжесть такого чувства, как любовь? Содержит нецензурную брань.
– Роуз, правда или действие?
Ничего, я не хочу ничего выбирать, кроме того, как сбежать из этого дурдома с серыми стенами подальше от города – в лес. Бегать по траве, кушать собранные ягоды или грибы, спать в созданной из веток ели шалаша, греться об костер… Но выбора у меня нет, мне никуда не деться. Взъерошив челку, отвечаю:
– Действие.
Лучше бы я этого не говорила.
– Ты должна переспать с первым попавшимся на глаза мужчиной!
Что?! Резко вскакиваю с кровати, лежавшей до этого момента звездочкой, свесив голову вниз, практически доставая пола, смотрю на подруг. Вернее сказать, именно так: «подруг». В нашем интернате нет того, кого можно посчитать роднее отца или матери. Всё готовы перегрызть глотку ради чёрствого куска хлеба, избить до полу смерти ради простой булочки с вареньем. Странная ассоциация для такого места, но ничего не поделаешь. Мы здесь все голодаем.
Тонкие пальцы скидывают с плеча тусклый блондинистый локон, Элла смеётся хриплым вороньим смехом. Да, алкоголь ее до добра никогда не доведет, как и самокрутки, изготовленные самими мальчишками, украденные самой лично. Бледно-голубые глаза посмотрели на меня с долей омерзения, спрятанные под маской доброты, обветренные губы зашевелились:
– Конечно, я не предлагаю переспать с нашими пацанами, – она ухмыльнулась, – не хочется, чтобы моя дорогая Рози заболела СПИДом или сифилисом.
– Тогда что? – нахмурившись, слезла с кровати. Ноги сразу заледенели, не желая в данный момент заболевать, прошла к практически развалившемуся комоду, открыла свой ящик, достала носки.
Живя на первом этаже в старом здании, построенного еще в восьмидесятые годы, все мы, кто живет здесь, может замерзнуть даже в летнюю погоду. Стены прогревались лишь со стороны улицы, дальше тепло не проходило, доски были старые, скрипучие, от них мог проскальзывать холод подвала, находящегося под нами. Никто же не захочет выделять деньги на ремонт детского дома, который давным-давно необходимо закрыть и расселить нас по разным интернатам.
Вставшая всеми любимая и не любимая рыжая бестия, Ирма, подошла ко мне. Взяв меня за плечи, вдавив прямо в меня свои отращённые ногти, развернув к себе лицом, выдохнула запахом перегара:
– Сегодня у одной из воспиток днюха, все нажрутся как свиньи, устроят вписку, в этот момент мы все, кто может, выберемся на свободу и зажжем по полной программе!
– А как же охранники? – резонный вопрос.
– Твою мать, – гаркнула словно ворона Элла, вставая с пола и подходя к нам. – У нас охранников то нормальных нет, защищающих нашу территорию так, как свое имение в штанах. Хотя… они вообще его не охраняют, трахаются с воспитками каждый раз, когда те приходят на ночную смену.
Дурдом. Живя в мире похоти и разврата окружавший меня с самых маленьких лет, как сюда попала, он никак не может дать простого покоя в мои семнадцать лет. Видя то, как все воспитательницы изменяют своим мужьям с охраной или же другими работниками персонала, приезжавших сюда каждое утро, то наших девушек, живущих под одной крышей, устраивавших с разными парнями оргии, мне не чему удивляться в том, что задали такое порочное действие.
Я одна осталась непорочной в этом кругу ада…
Мне много раз предлагали это дело, подкупая деньгами, задаривая подарками, которых так таковыми не назовешь, все хотели попробовать мое тело на вкус. Но видя выражение лиц всех дарителей, замечая в их глазах только гадкие и порочные мысли, следя за каждым движением, чувствуя всем сердцем как те представляют меня обнаженной… нет, еще раз нет!
– Я не могу. – попыталась отвертеться. – Мне только семнадцать исполнилось и…
– Черт, – чертыхнулась бестия, – в нашем интернате давно все бабы не целки, все прошли через это взросление в этом гадком мире! Так что ты тоже должна это сделать.
Интернат, детский дом – все одинаково. Может в одном больше послаблений, в другом жесткие меры наказания, как у нас, но это не такой дом, где живут любящие семьи с детьми и собакой. Тут такого никто не может себе позволить, даже я, даже они.
– Помнишь Рамону? – кивнув на этот вопрос, заданный Эллой, та моментально усмехнулась. – Так вот, она уже порвана…
– Ей всего четырнадцать!
– И что? – отойдя в сторону, к раковине с зеркалом, взяла расческу. Расчесывая свои спутанные от косы волосы, продолжили. – Джером ей такие лестные слова наплел, у-у-у, теперь ходит как влюбленная дурочка, витающая в таких мыслях: «О боже, Джером меня любит, любит! Он меня позовет замуж и будет любить всю жизнь!».
Джером – самый старший ребенок из всех нас, ему через неделю восемнадцать. В свое день рождения он должен покинуть это место, находя другое место жилья, начав зарабатывать на жизнь. В интернате он докатился до такой славы, как бабник. Вытатуированный, набитый пирсингом бабник, любящий получать женскую ласку. Практически все девушки попадают под его чары красоты и силы, особенно те, кто находились за воротами. Проходили мимо нашего забора, заглядывались на красивое тело, давали номера мобильных телефонов и просили перезвонить.
Я не имею право осуждать людей, говорить о том, какой правильный путь выбрать для счастливой жизни, поэтому… Джером хоть и ведет себя таким вот образом жизни, заглядываясь на каждую красивую девушку, запираясь у себя в комнате. Он просто одинокий человек, которому некуда деться и к кому пойти для простого разговора о жизни.
– Ну, – еле выдавила улыбку, – он, наверное, теперь хвастается своими достижениями? Вроде бы у Джерома, Стива и у Деррика есть свой журнал, куда записывают каждую девушку.
– Ага, у него пятьдесят три бабы обтрахано, у Стива двадцать пять, а у Деррика всего пять… Последний только-только начал заниматься таким хобби, ему до первого места, как до Парижа раком.
И то верно.
Вернувшись к своей кровати, сев и тут же поерзав – матрацы не очень-то и мягонькие – моментально оглядела двух девушек, ведущих себя непристойными стервами и, стыдно и трудно признавать такую правду, моими подругами-поводырями в этом мире. Живя с Эллой и Ирмой с самых ранних лет, видящие все то, что не могла увидеть я, находясь в неприятных компаниях, попадая в разборки, они хотят отвести от этого глаза при этом сделав меня точно такой же, как и они сами. Курящей, пьющей, удерживая статус грязной и порочной…
С одной стороны, меня и партнера ждет закон, из-за которого могут посадить невиновного человека, с другой стороны, если так выйдет, я смогу утереть всем девушкам нос, рассказав о том, что я переспала с мужчиной из мира за решетками, но какие последствия будут? Будут ли меня считать прежней серой мышкой, которая никому не интересна, живя свободно или же меня все будут унижать и донимать пошлыми и глупыми шутками, прося сделать для них точно такое же?
Чувствуя на себе сразу два взгляда, ощущая себя не в своей тарелке, сжала руки в кулаки. Пожалуй, воспользуюсь вторым вариантом. Я желаю доказать всему миру на что я способна, мечтаю выбраться из этого места, единственный путь для этого – это принять сие факт с потерей девственности. Конечно есть и другие способы вырваться наружу, но ждать так долго…
– Когда выдвигаемся? – тихий вопрос слетел с моих губ. Не хотелось того, чтобы нас кто-то слышал. Стены тонкие.
– Ровно в полночь! – подытожила Элла. – У нас пока что есть двенадцать часов свободного времени.
– Сейчас тихий час, – напомнила ей, – с часу до четырех, за это время можно подготовиться к чему-то.
– Умная девочка, – похвалили меня, – но немного глупая… Никто не может прямо сейчас выйти из этой коробки.
Шаги по скрипучим доскам в коридоре раздались словно гром среди ясного неба. Сейчас, напомню, был тихий час, пожилая нянечка каждый день смотрит и наблюдает: кто спит, а кого нужно наказать за непослушание. Сняв с себя куртки, швырнув на два единственных стула со спинкой, быстро залезли под одеяло. Моментально прикрывшись ими, улёгшись как взбредёт в голову, закрыли глаза.
Наша комната пятая по счету, нам легко удается справиться с трудностями в такое время. Хоть это время и придумали для младших детей, нас тоже заставляют соблюдать это правило. Нам троим быстро удается справиться с проблемами, касающихся нянечек и воспитательниц интерната. Это двум первым комнатам трудно, отчего их постоянно наказывают тяжёлыми работами, как белье стирать, чистить картошку. Могли на сутки в темной комнате закрыть. Наказаний много, а толку от них мало. Только психику разрушают до конца, отчего психологи и психотерапевты никак не могут помочь вернуться в прежнее русло.
Успокоив нервы, начиная равномерно дышать, чуть прикрыв глаза, все же смогла увидеть сквозь тонкую пелену, скрывающуюся под ресницами, как обклеенная плакатами дверь открылась. Вошедшая пожилая мадам с толстым слоем очков, напоминающих наших близнецов, у которых проблема со зрением с самого юного возраста, огляделась по сторонам. Простояв секунд двадцать на пороге, причмокивая нижнюю губу, плюясь на пол своими слюнями, прошла к нашим тумбочкам, стоящих возле дверей. Под запал попала тумбочка Ирмы.
У нашей рыжей бестии была мать, лишившую родительских прав только из-за того, что та злоупотребляла алкоголем. Отца у девушки не было, по услышанным рассказам о семье, он умер от инфаркта, не заморачиваясь, не ища родственников семьи, отправили в десятилетнем возрасте сюда. Хоть маму и лишили должностных обязанностей, она никогда не забывала о своей родной и единственной дочери: всегда находила время, чтобы приехать сюда с большими сумками еды. В первые моменты, когда нас заселили в одну комнату, Ирма все прятала. Не от нас, разумеется, а от других жителей детского дома. У нас нет таких слов – «Пожалуйста», «Спасибо», – могли пробраться ночью и украсть. Ищи потом все фантики около комнат мальчишек, с которыми связываться не хочешь. Здесь всем было все равно, кого бить, особенно мужскому полу.
Но вот сейчас… Прямо при нас нянечка достала пачку с желатиновыми конфетками, закрыла дверцу и ушла. Догонять не стоит – поймут, что не спали, накажут работами. Но вот отомстить:
– Ведьма, – зашипела словно змея Ирма, – я этой кошёлке выбью все зубы.
– Навряд ли, – встав со своей кровати, Элла прошла к своей тумбочке. – Черт, эта старая квашня и у меня сперла жвачку!
– Не может такого быть, – не поверила ей. – Зачем старой женщине брать жевательную резинку, если у нее своих зубов нет?
Пришлось напомнить о прошедшем два дня назад дне, когда к нам пришли мальчики из последней комнаты на первом этаже и предложили сыграть в карты на раздевание. Конечно, игра была, только я в ней не участвовала, в тот день у меня были дополнительные занятия, выпрошенные у мадам Роэль, по французскому языку. Пришла только под сумерки, когда соседки по комнате были с обнаженными частями тела и чуть ли не предавались искушению от рук парней. Джером, он там был, увидев меня, тут же отскочил, вылетел из комнаты. Дело быстро замялось, оставшиеся ребята, Стив и Деррик, предложили присоединиться к компании, но я отказалась, уйдя на единственные качели.
– Я чуть не кончила тогда от рук Джерома, – вспомнив тот самый день, Ирма прикусила губу. – Но это не отменяет то, что он козел.
–Может ты так говоришь из-за того, что я пришла? – интересуюсь.
– Если бы ты не пришла, нам бы пришлось терпеть двойное проникновение. – ответила та, вскинув руки кверху, потягиваясь.
– У тебя ничего такого не пропало? – взгляд на меня. – Иди проверь, а то потом трудно будет от сплетен отвязаться.
– У меня ничего нет. – отвечаю, надевая на себя куртку.
В моей тумбочке как всегда пусто, еды нет, сладкого тоже, только учебники с тетрадями и обычные средства гигиены. Для того чтобы у меня были вещи, которые не стыдно своровать, должны быть деньги, их у меня нет. Это даже к лучшему…
А вот слышать глупые сплетни за моей спиной не хотелось. Чуть что, так сразу смешки, дурацкие прозвища, походы к директору. Последнее самое страшное наказание, если не брать темную комнату, обрушившееся на плечи дикой болью. Будто на тебя хищная птица села своими острыми когтями, вонзившись прямо в кожу, раздирая до крови. Директор редко появляется тут, можно спокойно жить, но, если директор появляется… можно сразу идти на улицу и подрабатывать телом. Заберут все, даже одежду.
– Не могу поверить, что эти старые кобылы умудряются воровать прямо перед нашим носом! – бурчала под нос Ирма, огибая кровать, заглядывая под нее. – Ещё спасибо за то, что под кровать не залезли.
– А что там у тебя? – заинтересовались.
– Пивчанский недельной выдержки…
– О-о-о, – протянула подходящая к рыжей бестии Элла, – значит сегодня можно испить его прямо на улице?
– Наверное, – та пожала плечами. – Нам сначала нужно разобраться с Роуз.
– А что со мной не так? – нахмурилась.
Покосившись прямо в мою сторону, разглядывая с ног до головы и обратно, Элла и Ирма задумались. Они явно рассуждали о том, как меня нарядить, чтобы я походила на проститутку, накрасить. Они не думают о том, о чем думаю я. А в голове у меня только висящая перед глазами картина предстоящей улицы каменных джунглей, в которых живут дикие звери. Мы – сурки, что прячутся в свои норы, а где-то там живут: волки, лисы, львы. Они так и ждут того самого момента – нашего выхода – для нападения.
– А у тебя все там побрито? – вопрос от которого лёгкие загорелись изнутри, покрывая все тонкой корочкой. Стало трудно дышать от такого вопроса. Уши загорелись от услышанного, стало очень стыдно, ведь кто-то, да и услышит за стенкой, начав смеяться как кони. Прикусив губу, буркнула:
– Да… – в отличие от других, я умею пользоваться женскими станками.
– Ну вот, – радостно известили, – о самом главном можно не беспокоиться.
– Осталась только одежда и косметика. – меня ещё и красить будут! Не люблю косметику, хоть убейте, тем более пользоваться толком не умею.
– Ладно, – тяжко вздохнув, Элла вернулась к своей кровати, улеглась по удобнее на деревянном, в переносном смысле, матраце, укрылась одеялом. – Давайте отдохнем? А то ночью выбираться, а мы спать захотим.
–Угу… – мысль приятная, да и в сон потянуло. Глаза стали слипаться, губы еле шевелятся, вместо слов вышло мычание. Устроившись по удобнее на плоской подушке, в которой давным-давно не было перьев, уснули обеденным сном.
Находясь в столовой, сидя по шестеро человек за каждым столом, поедая кое-как помятую картошку в пюре, с печеночной котлетой, честно, каждого из нас хотело стошнить прямо в тарелку, все мы – воспитанники интерната – пытались быстрее отужинать и убежать к себе в комнату. Все было холодным, безвкусным комком пере обработанной с обеда еды. Нам сразу было понятно то, что картошка была выловлена из капустного и картофельного рагу, так как пюре выглядело не желтым, как на картинках, а оранжевым. И дело не в моркови на этот раз.
Не став наедаться неприятным на вид ужином, перекусив мягким на этот раз хлебом с теплым чаем, дурно пахнущим плесенью, отодвинула все сторону. Дежурные ребята тут же подошли и убрали, гневно глядя в нашу сторону. Хм, ну никто же не виноват в том, что вам, ребята, приходится работать неделю в столовой! Моя очередь давным-давно прошла, поэтому могу спокойно отдохнуть.
– Фу, – отодвинув свою кружку в сторону, надломив кусок хлеба, закинув его в рот и прожевав, Ирма встала изо стола. – Поскорее исполнилось восемнадцать, хочу смотаться отсюда и начать кушать нормальную пищу.
– Не выйдет, – фыркнула Элла, закатывая глаза. – Тебя в гроб скорее положат, чем выпустят на свободу, где гуляют стадо зверей. Тем более тебе мать привозит раз в месяц хавчик…
– Только в гроб на колесиках, – отпарировав атаку, взмахнув кистью руки, рыжая бестия направилась прочь с места. – Я жду вас в комнате.
Помахала рукой, даже не развернувшись к нам, вышла прочь за двери. Секунд пять и слышится хлопок дверью.
– Сколько сейчас времени? – поинтересовалась я, потирая ладони об колени, как услышала:
– Только шесть часов, – мурлычущий баритон, с хрипотцой в голосе отразился томным поцелуем на моей шее. – А что случилось? Мышка хочет поскорее улизнуть от моих лап?
Вскочив с места, будто меня укусила оса за одно место, немного подрастеряв равновесие, все же смогла развернуться и посмотреть в зелёные нахальные глаза блондина. Над его бровью была татуировка виде трёх шестёрок, в губе пирсинг, как и на языке. В носу было кольцо, как у быка… в общем весь в пирсинге, аж страшно глядеть на такого человека то.
– Я просто спросила, – спрятав глаза за челкой, сжав пальцы в кулаки, спрятав их за спину, ответила, – да и спасибо… Джером.
И его называют самым красивым парнем в детском доме. Да, у него красивое спортивное тело, которое видно даже под простой майкой, в которой пришел на ужин, крепкие мышцы и кубики, но остальное где? На его проколотую губу все западают, да? Так в чем же тут красота?.. У него татуировка самого дьявола, он под его покровительством.
Упиревшись об стол, замечая шаг ко мне, приближавшегося парня, сглотнула. Сердце быстро заколотилось от бешенного и звериного страха, явно отразившемся на моем лице, так как ухмылка с лица блондина спала, он стал хмурым, ладони вспотели, невзначай прикусив губу, глянула на соседку:
– Я, пожалуй, пойду в комнату!
Не дожидаясь никакого ответа от удивленной происходящим событием Эллы, выбежала из столового помещения. Забежав в раздевалку, взяв теплый шарф, нырнула в холодные сумерки. Да, столовая находилась отдельно от кампусов, где мы жили и учились, нужно было всего лишь пройти небольшую арку, что всегда цвела летом пышными цветами, оббежать учебный корпус, и тогда можно увидеть небольшое двухэтажное здание, где мы жили большой кучкой, словно большое племя.
Поднявшись по ступенькам, отварив дверь, тут же замечая взгляд хмурого охранника, – да, они могли зайти к нам в общежитие интерната, начав вести разговор с нянечками, – облизнувшего похотливо губу, подмигнув мне прямо в глаза, наплевав на все эти подкаты, направилась в комнату. Коридор большой и длинный, серый, как в больнице, не было ничего, кроме картин знаменитых художников. Вон, МоноЛиза смотрит на нас в самом конце тоннеля.
На нее так страшно смотреть, когда все спят крепким сном, а ты хочешь в туалет. Порой нам всем казалось то, что она наблюдала за нами под пологой темнотой, выжидая особого момента для большого прыжка, за которым последует нападение на главную добычу. Хоть у нее и не было улыбки, как многие говорят и продолжают говорить, но я-то вижу: она ухмыляется и ждёт… ждёт, когда придет конец всему.
Ступая по скрипучему полу, снимая с шеи шарф, наматывая на руку, идя к своей комнате, услышала за собой скрип половиц. Вроде бы, когда я бежала со столовой, оглядывалась на наличие погони за собственной персоной, особенно тогда, когда хваталась за железную ручку двери в кампус. Но во мне нет никакой удачи, которая могла быть у других.
Быть прижатой к стене, с приподнятыми ногами, совершенно не доставая и никак не дотягиваясь носками до пола, не очень-то и приятное занятие. Чтобы не упасть в дальнейшем, мужские ладони хватают за бедра, скользят и одновременно опускаются вниз к коленям, приподнимают и заводят за крепкую спину, натянутую словно струна на музыкальном инструменте.
– Джером, – тихо шепчу я, иначе могут услышать воспитательницы и нянечки одновременно, – что ты творишь?!
– Я? – костяшки его пальцев дотрагиваются до моей щеки, проводят вдоль нее небольшую дорожку, затем опускаются на спину. – Пока ничего.
– Да? – пытаясь вырваться из его хватки, упёрлась ладонями об его плечо. Быть прижатой между телом и стеной не приятно, вообще. – Будто я не вижу. В данный момент я не хочу быть в роли твоей девушки на час, а может и на всю ночь, как получится, да и в принципе не хочу быть ею, поэтому отпусти меня, пожалуйста.
– А моей девушкой? – сильнее вдавив в стену, приподнимая руками выше от пола, продолжила смотреть в глаза, пытаясь уловить фальшь и правду. – Я могу дать тебе все что ты захочешь: удовольствие, чувства, роскошь.
– Какую ещё роскошь, Джером? – нахмурилась я, складывая руки на груди. – Мне не нужна роскошь, тем более удовольствие в постельных сценах твоего воображения. Неужели тебе так одиноко?
– Мне? Одиноко? – фыркнул. – Роуз, не неси чепухи… Если же мне стало одиноко, я бы просто подошел к тебе и обнял. Как сейчас.
– Интересно, – не знаю почему, но у нас с ним развязался диалог, – почему именно я? Здесь столько много девушек, тем более рядом с нами комната, где живут Ирма и Элла.
– Ты все-таки вспомнила тот день, когда мы играли в карты на раздевание? – кивнула. – Забудь про него, как и то, что ты увидела тогда.
– Увы, мне никогда не забыть обнаженную соседку, сидевшую на тебе верхом в одних трусиках. – понимая о том, что наш разговор уходит не туда решилась его перевести в совершенно другое русло. – Ты хотел поговорить? Не об этом…
– О чем именно?
– Ну, – смотрю по сторонам, – ты говорил до этого момента о… чувствах… о роли девушки…
– Ах это… – сумев удержать меня одной рукой, хлопнул по лбу. – Моя мама перед тем как покинуть этот мир в столь юном возрасте, оставив меня одного, успела переписать весь свой бизнес на меня. После совершеннолетия, как написано в завещании, переданным ее адвокатом, я смогу полноценно распоряжаться и деньгами и всем остальным. Мне удастся подарить тебе все что ты захочешь: украшения, дорогие поездки в страны, дорогие и элитные рестораны.
Повела бровью. Я слышала его историю от третьих лиц. Один из его родителей имел свой бизнес, кажется, высокую прибыль… Потом мутная история со смертью, приезд еще маленького мальчика сюда, обиженного на весь мир. Во взгляде зелёных глаз что-то, да и не понравилось. Правда – правдой, а вот мутный отблеск зрачка мне не нравится.
Наглая гнусная ложь, скрытая под толикой правды.
– Ты лжешь, Джером, – без особых чувств и эмоций резко ответила я, – свою лапшу будешь другим девушкам на уши вешать. Как и Рамоне.
Он усмехнулся. Взмахнув своей отросшей челкой, откинув ее вбок, наклонился и вновь удостоил честь взглянуть на такую девушку как я своими обворожительными зелеными глазами. Теперь, кроме смешинок, ничего не было видно. Хм, он очень умело скрывает свои эмоции. Похвально, в нашем месте только так и делают.
