скачать книгу бесплатно
– Интересно, – мечтательно проговорил Свим и улыбнулся. – Ты мне время от времени что-то новенькое рассказываешь. И о Тимурту я от тебя узнал. Такая легенда! Правда, одно мне как-то в этом сказании непонятно. Раткану было всего пятнадцать лет. Так? А он уже был прославленным воином, враги его боялись и обходили стороной. Мальчишку-то?
– Всё правильно, – неторопливо произнес К”ньец и расправил редкие и длинные кошачьи усы. – Говорят, когда-то человеческие дети взрослели значительно быстрее, чем сейчас.
– Да, говорят. Так оно и было. Ты-то откуда узнал?
– О, клановые дворы посещают путры не одной Сампатании, но и других бандек. Передают друг другу новости и всё такое. От них много чего можно услышать.
– Ну, конечно. Людям вы там косточки перемалываете с удовольствием.
К”ньец фыркнул.
– Ещё как. Но ты же сам знаешь и видишь ваших детей. Они созревают медленно. Соображать что-либо начинают годам к двадцати, а то и позже. У нас же всё быстрее. И у людей когда-то было также.
Они неожиданно замолчали и посмотрели на Камрата.
Мальчик застыл с набитым ртом. Точно, они хотя и говорили о чём-то непонятном, но всё время имели в виду его. Сейчас они начнут выяснять у него нечто важное.
Камрат от ожидания неприятностей вздрогнул и непроизвольно отодвинулся подальше от импровизированного стола и новых для себя знакомцев.
Свим с улыбкой всё понимающего взрослого, для которого многое было в прошлом, в таком же возрасте, наблюдал за действиями мальчика.
– Сколько тебе лет, Камрат?
Камрат недоверчиво уставился на него. Неужели дурба может интересовать такая незначительная вещь? А он уж подумал невесть что. Однако уклонился на всякий случай от ответа.
– А зачем вам знать?
– Да просто так, – с хитрецой в глазах, как можно небрежнее, произнес Свим. – Мне вот уже сорок восемь, К”ньюша сказал, что ему двадцать шесть.
Камрат поразмыслил и значительно сказал:
– Мне меньше. Со второго сатена мне пошёл шестнадцатый год. Так бабка говорила.
– Значит пятнадцать, – Свим помедлил, посмотрел на хопса. – Да уж… Чертовщина какая-то!
– Сказание не я придумал, – отозвался выродок.
– Не ты, естественно. Но давай, К”ньюша не будем торопиться с выводами и остановимся. Раньше времени не хочется себя обманывать и травиться подозрением. Извека известно, что много чего бывает на свете невероятного. Ты же помнишь историю Хромого Рутки. Каждый свой шаг и все свои деяния он сверял по Книге свершений и дел знаменитого и удачливого Хромого. Он либо сам что-то делал и находил о том подтверждение в Книге, но чаще всего поступал по описанию в ней.
– Знаю. Хромой Рутка кончил плохо.
Непонятный разговор спутников стал слегка утомлять Камрата, к тому же позади была бессонная ночь. Бабка никогда ему не рассказывала ни о каких Хивашу, Тимурту, Хромых Рутков, а эти только о них и бормочут и почему-то связывают всё с его именем. Неужели все дурбы точно также проводят своё время – говорят ни о чём. Вот у Камеи о таких пустяках не поговоришь, у неё на первом месте дело.
– И я к тому веду, – продолжал Свим. Он отвалился в сторону, облокотился и принялся травинкой ковырять в зубах. К”ньец тем временем слизывал с рук остатки пищи, протирал глаза и по-кошачьи умывал личину. – Давай лучше поспрашиваем нашего нового друга и товарища по дороге, ведущей до Примето.
Камрат подозрительно глянул на Свима, соображая, чего он к нему пристает?
– О чём меня спрашивать? – возмутился он. – Иду в Примето и всё.
– Хо-хо! Остынь, Камрат. Путь у нас дальний, времени дней на сорок, и ты сам не утерпишь, расскажешь всё. В дороге язык развязывается. Так что я тебя торопить не буду. Но как бабку твою зовут, ты можешь сказать? Ты её через слово упоминаешь.
– Калея её зовут.
– Хорошо, Калея. А полным именем как её зовут? Каков её нэм?.. Как обычно людей называют.
Камрат беззаботно пожал плечами, не понимая, похоже, что от него добивается дурб.
– Калея её зовут. Я так всегда её называл. Бабка Калея и – всё.
– Та-ак… Но ты-то сам зовёшься как-то иначе, а не просто одним именем – Камрат?
– Почему я должен зваться по-иному? – Дёрнул головой мальчик. – Так и зовусь. Так меня бабка всегда называла.
Свим сел, подвернув под себя мало приспособленные для такой позы ноги. Он начинал постепенно злиться. То ли мальчик и вправду ничего не знает, то ли дурака из себя строит. Пожалуй, последнее. Кто же своего нэма не знает? А может быть всё проще. Не дурака валяет, а просто дурачок и есть… Сколько их таких, избежавших суда Круга Человечности или пропущенных им до первого проблеска в голове, который обычно появляется у человека примерно в возрасте двадцати одного года. И в городах, и… Да нет, не похоже. Что-то с ним не так, даже не понятно что. Всё время кажется – вот сейчас от него можно ожидать чего-то значимого, неординарного. Дурачки они во всем дурачки, а этот независим, к тому же сам пустился в такое отчаянное путешествие между городами с уверенностью, подсказанной не менее странной бабкой, что спутники у него найдутся.
– Ну, хорошо, – медленно проговорил он. – А как твоих родителей звали? Знаешь?
– Папу и маму? – словно слегка испугавшись произнесенных слов, спросил Камрат.
– Конечно, папу и маму. Кого же ещё?
Камрат зябко повёл плечами, потупился. Не любил он подобные расспросы. Он прекрасно знал, что у каждого есть и отец, и мать, значит, должны были быть и у него. Но все дело стояло за малым – он практически ничего не знал о своих родителях, кроме недомолвок Калеи.
– Мама умерла, – решил он передать её слова Свиму, – когда я родился. А папа… Я не знаю. Бабка мне о нём ничего не рассказывала и имени не называла, а маму звали… Елной или Селной.
– Хм… Елной или Селной… – Задумался Свим. – Большая, скажу тебе, разница. – Он коротко глянул на К”ньеца. – Так ты сирота? – голос его помягчел.
– Нет, – тут же отозвался мальчик. – Мой отец, бабка говорила мне, жив. Но он… Он не здесь. У него… Бабка говорила о Гаруме и Фи… Фе…
– О Ферате?
– Да. Это город такой. Далеко отсюда.
– Понятно, – Свим невесело усмехнулся.
Он поцыкал зубами. Интерес его к мальчику, с которым, как ему показалось, была связана какая-то тайна, стал резко пропадать.
Бабка, о которой всё время упоминает мальчик, рассказывала ему сказочки, лишь бы он не спрашивал об отце, носителе имени. Свим, скитаясь по бандеке, много раз встречал таких людей. У них кроме односложного имени да приговора к жизни Кругом Человечности ничего не было. Такие уходили в банды, иногда становились хожалыми, не имеющих пристанища ни в одном из городов или ютящихся на их окраинах. Они не были хозяевами домов, дуваров, семей.
Он посмотрел на Камрата с сожалением и отчуждением.
– Ты разочарован? – вкрадчиво спросил К”ньец, прижимая уши к темени. – После таких обнадеживающих совпадений со сказаниями о Тимурти, с предсказанием Индриса.
– Нет, – резко сквозь зубы выдавил Свим. – Но не пристало мне… Сам знаешь…
– Стоимённому не пристало? Или фундаренцу?
– Не я эти порядки придумал, – огрызнулся Свим. – У меня задание из Центра. И я не могу…
Лицо его потемнело, крупные белые зубы закусили губу.
– Но ты сейчас со своим именем на уровне инега. А задание,.. Всё равно идти как – с ним или без него.
– И что это меняет? Ничего.
Ему не хотелось обсуждать вопросы морали. В конце концов, кто бы там ни был Камрат, пусть это будут его заботой. У него своих хватает. Другое дело – К”ньюша был прав, напомнив о Тимурти и Индрисе…
Хотя и эти напоминания ничего не сулили такого, что могло бы его отвлечь от повседневного. А повседневное было простым – дойти до Примето, но и сложным одновременно – дойти до Примето, так как более полутысячи свиджей пройти нужны время, терпение и везение, чтобы в дороге не случилось чего-то неожиданного или неприятного.
Камрат почувствовал холодную стену, отгородившую его от Свима. Он не знал, почему она вдруг возникла, но ему стало неуютно и обидно не только за себя, и за дурба тоже. Неужели он из тех, длина имени для которых означает больше, чем сам человек. Бабка о таких говорила с презрением и советовала с такими не связываться. У них превратные представления о дружбе, честности и преданности – это её слова.
Похоже, Свим был из таких. Как жаль, что из таких.
Мальчик, пряча глаза и сдерживая слова, вот-вот готовые вырваться из него, неторопливо поднялся с земли, с сожалением посмотрел на оставленный кусок хлеба. Бренда, конечно, заменит всё, если ею правильно распорядиться, но хлеб оставлять было до слёз жалко, его просто так никто не даст, а обменных рахмов у него не было. Он вздохнул и шмыгнул носом.
– Спасибо, что вывели из города. Прощайте! – не слишком бодро поблагодарил он случайных спутников, на которых уже начал было надеяться, и смирился с мыслью дойти с ними до самого Примето.
Но, наверное, это не те, предсказанные бабкой.
– Это ты куда собрался? – удивленно осведомился Свим, отбрасывая травинку.
– В Примето! – Камрат поправил заплечный мешок.
– Без нас?
– А что?
Свим тупо уставился на мальчика.
– Ты вот что, малец несчастный! Ты знаешь эту дорогу? Ты по ней ходил? Там, – Свим вскочил на ноги и показал рукой на серую изъеденную глубокими кавернами ленту дороги, что уходила вдаль и терялась среди зарослей, – за каждым кустом, под каждым деревом ждут не дождутся, когда это появится такой вот гордый. Один и росточком в бермет с каблуками сапог в придачу! Это тебе не прогулка по городу…
– Никто меня не ждёт! И не несчастный я.
– Ну и…
Поведение Камрата ошеломило его. Он разозлился и на него, и на себя. Нежелание мальчишки что-либо рассказать о себе вразумительное и едкое замечание К”ньеца о стоимённости слились с его собственным душевным неудовлетворением, перешли за грань критической массы и взорвались бешенством. Что они себе тут позволяют? Безродный мальчишка строит из себя страма, будто хватанул уже харвы, и ему теперь всё нипочем, готовый идти напролом, а выгнанный из племени с позором выродок (здесь Свим был не прав, и знал это, но сейчас ему хотелось так думать) решил на нём, стоимённом и человеке, оттачивать свой язычок.
– Иди! – Закричал он. – Пальцем не пошевелю, если что с тобой случится. В сторону даже отвернусь… Иди!
– Ты бы не кричал, – спокойно отреагировал Камрат, выбрав паузу в монологе Свима. – Я могу идти куда хочу и когда хочу. Тебе не понравилось моё имя? Но мне оно нравится. К тому же такое имя, как твоё – Свим, надо ещё поискать. На ландук-прене оно означает кукушонок. Чем моего лучше?
И этот!.. Они что, с Индрисом договорились. Тот тоже упомянул о его имени, ну да, назвал ещё лучше – лягушонком.
Свима распирало негодование.
Камрат развернулся и уткнулся лицом прямо в растопыренную ладонь лапины выродка – пухлую, с короткими толстыми пальцами и острыми когтями.
– Постой-ка, Камрат. Сейчас идти опасно. Одному опасно. Если решил проделать дорогу без нас, то дождись тех, кто скоро выйдет из ворот. Присоединись к людям, и с ними пройдёшь от поселения к поселению.
Мальчик долго смотрел в круглые желтоватые глаза К”ньеца, но видел нечеловеческий их окрас и строение, и что было спрятано в них – нельзя было понять.
– Спасибо, К”ньюша, – наконец дрогнувшим голосом поблагодарил он хопса.
Людей и других разумных, если они были к тебе добры и лояльны, надо всегда благодарить. Так учила бабка Калея. А Свим и К”ньец ещё ничего плохого ему не сделали, напротив – вывели из города и на дорогу, ведущую в Примето, и вот дали совет.
Не оглядываясь, он прошёл по дороге несколько десятков шагов и сел на краю глубокой ямы, оставшейся ещё от жестоких времён Великой Войны. Здесь когда-то, наверное, что-то упало, и оттого появилась такая громадная яма. Ей зарастать ещё несколько сотен лет придётся, пока восстановится турус.
Отсюда были видны городские ворота. Не полностью, но когда они откроются и появятся первые караваны вьючных торнов и странники из разумных, он сразу сможет это заметить.
Вставало мутно-красное солнце, становилось теплее. Камрат почувствовала истому в усталом теле – его неудержимо стало клонить в сон.
Глава 7
Наступил один из редких дней, когда на краткое мгновение атмосфера над каким-нибудь клочком поверхности земли внезапно очищалась от аэрозолей, и злые лучи солнца, безжалостно пылающего на буровато-чёрном небосклоне, беспрепятственно проникали так глубоко, что касались живого. Живое, умеющее передвигаться, мгновенно обожжённое жестким излучением, спешно искало укрытие и пряталось, а растения сникали, сжимались в клубок или выбрасывали теневые листья, благоприобретённые не без участия древних людей, способные некоторое время отражать или поглощать смертоносные лучи без вреда для себя.
– Что-то сегодня уж слишком долго тянется, – бормотал Свим, кривя с досады полные губы и тщательно укрываясь в тени ствола и кроны раскидистого крадуба в берметах тридцати от дороги.
Камрат прижимался к ногам Свима. Его неудержимо тянуло в сон, колени то и дело подгибались, он вздрагивал, когда вялое непослушное тело начинало оседать к земле…
Он-таки утром заснул, сидя после ссоры со Свимом у дороги и ожидая открытия ворот. Разбудил его и поднял на ноги Свим. Мимо густой толпой двигались разумные, привычно обходя дорожные каверны.
– Что надо? – Со сна Камрату бесцеремонные действия Свима не понравились, он стал вырываться из его рук, но безуспешно.
– Вот что, Камрат, – не особенно приветливо проговорил Свим, когда мальчик перестал брыкаться, – мы с тобой не во вражде и ничего такого между нами не произошло. Что было, если ты так подумал, то давай забудем. Мы с К”ньюшей решили, раз уж наши дороги перехлестнулись, то дальше ты пойдёшь с нами. – Дурб положил тяжёлую руку на плечо мальчика – знак опеки со стороны старшего. Продолжил строго: – И больше без шуток. Видят мутные звезды, отшлепаю тебя по голому заду. Понял?
– Угу, – невнятно отозвался разомлевший Камрат. Хотел было узнать, почему это по голому, но спорить ему не хотелось и было как-то совершенно безразлично с кем и куда идти. Впрочем, не будь перед ним Свим, он навряд ли согласился бы так легко последовать за какими-либо незнакомцами.
– Тогда пошли! Пошли, пошли, малыш! Разойдёшься, сон как рукой снимет.
– Да-а…
Вокруг них, впереди и позади, редкими кучками, группками, даже небольшими ватагами проходили люди и выродки, а за ними выстраивались вереницы вьючных торнов. Громадные тюки, вздетые на широченные плечи биороботов, придавали им вид фантастических головастиков. Камрат даже не подозревал, что каждый день Кепрос покидает такое большое количество лесовиков, хожалых, иных разумных. Возможно потому, что по утрам, к моменту открытия ворот, он обычно спал или занимался с бабкой, и кроме того, он жил ближе к Восточному шлюзу, а от него дорога рокадой протянулась с юга на север в малонаселенные места – там, вдоль полноводного Сенера проходила граница Сампатании. Прямо на восток хотя дорога и была, но по ней через Брошенные земли и Пустыню Снов практически никто не ходил. Те же, кто ходил, помалкивали об увиденном или старались не раскрывать возможных тайн дорог. Восточное направление не занимало обывателей. А что о нём говорить, если там ничего нет?
В тесноте начала пути казалось, что люди и выродки находятся в таком же содружестве, как Свим и К”ньюша. Они обменивались репликами или обсуждали какие-то события. Потом, чем дальше они уходили по дороге от города, на ней становилось свободнее – одни отстали, другие ушли вперёд, кто-то свернул в упраны, и стало заметно размежевание: выродки сами по себе, люди отдельно от них. За редким исключением.
И все вооружены.
Камрат с недоумением, потому что редко видел в городе такое большое количество разумных, снаряжённых подобным образом. Люди буквально обвешаны мечами и ножами, хотя не все они выглядели дурбами. Кое-кто обзавелся остатками меленраев и, по сути, напялил на себя, не заботясь о своём внешнем виде, считая, по-видимому, что броню меленрая ничто не возьмёт, а смотрится ли она на них со стороны, то на дорогу выходить, не на прогулку направляться, дабы показать себя в лучшем виде. У каждого человека за плечами уёмистые мешки – запас еды на несколько дней, на поясах большие питьевые фляги-сарки, на ногах – вечные или с вечной подошвой сапоги, на плечах походная одежда.
Не в пример людям, выродки шли налегке. Они могли поживиться чем-нибудь в придорожном лесу: поймать кого на обед или съесть что-нибудь растительное, ядовитое для людей. И вооружение их смотрелось куда скромнее: либо нож, либо копьецо, редко меч, порой даже без ножен.
Пожалуй, среди путров выделялся только К”ньец – его меч покоился в ножнах, кроме того он имел питьевую флягу, нож и аккуратный пукель. Хопперсукс находился при человеке и имел право быть похожим на людей.
Солнце продвинулось уже на треть к полудню и хорошо прогревало спины. Мутная дымка прикрывала горизонт, дорога порой делала резкие повороты, скрашивая однообразие окружающих пейзажей какой-нибудь приметной картинкой, поджидающей путников за очередным изгибом.
Впрочем, ничего особо примечательного не встречалось. Однако Камрату всё было в новинку. Исковерканная громадными ямами-провалами дорога, придорожная ржавая прошлогодняя трава с остатками голых стеблей, заросшие кюветы, отходящие куда-то от дороги тропинки, возможно, туда, где таились неведомые достопримечательности, но за редколесьем по одну и другую сторону невидимые.
В начале пути, скинув сонную одурь, Камрат то забегал вперёд, чтобы быстрее увидеть, что там сейчас появится за новым извивом дороги, то отставал, и его приходилось понукать, дабы не отставал и не задерживал движения.
