Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

И он, этот свежеспиленный блук, так его называли аппаратчики, пока находились среди причудливых деревьев, способен вызволить людей из временной ловушки?

Иван ходил вокруг него и вздыхал. Ох, сомнительно всё-таки!

Не уверен был он, эта неуверенность передалась аппаратчикам, они стали вокруг бревна кружком, словно перед живым существом, которое было на последнем издыхании, и молчали.

– Кто пойдёт со мной первым? – наконец глухо поинтересовался ходок, ни к кому особо не обращаясь.

Вначале, после знакомства с ними, создалось представление, что руководит группой Карим. Но Иван ошибался. У них, с точки зрения его времени, старшего не было. Хотя, кто их знает! Вот ведь почему-то дерево срезал Делес, а Берн помогал ему. Остальные выступали безучастными зрителями, даже советов не давали, как это обычно бывает, когда одни работают, а другие наблюдают; всегда хочется подсказать, как и что надо делать, то есть, как правильно делать. У каждого своя точка зрения на выполнение той или иной работы, когда сам её не делаешь.

Советов не давали и каких-то других эмоций не выказывали. А раньше, на других работах, занимались все поровну без подсказок и видимого распределения обязанностей.

Впрочем, Иван не слишком углублялся в эту проблему, ему надо было вытаскивать аппаратчиков из ловушки, а уж кто из них распорядится по данному поводу, его не интересовало.

– Я пойду, – отозвался Делес.

Сегодня он явно был активнее всех.

– Нелёгкая это работа, из болота тянуть бегемота, – пробормотал ходок фразу, непонятную для аппаратчиков и, почти не ощущая тяжести, вскинул на плечо доставшийся конец ствола блука.

Делес встал к Ивану лицом, расстегнул молнию комбинезона на груди и высвободил тайменд – плоскую пластину, рифлёную замысловатыми выступами. Включённый тайменд, бесцветно-серый до того, изменил свой блеск на золотисто-охряное свечение. Делес окутался мутным облачком и стал исчезать, таять прямо на глазах, покидая настоящее. Ходок последовал за ним, и они стали на дорогу времени.

Перед Иваном, захватывая его своим ореолом и слепя глаза, засиял огромный пузырь холодного огня. Иван зажмурился, перебросил свой конец блука на другое плечо, одновременно отворачиваясь от нестерпимо яркого света. Только теперь он смог осмотреться на дороге времени.

Эффект дерева сказывался здесь необычно. Во все стороны простиралось поле ходьбы с опояской неблизких гор недоступности. «Значит, имея при себе часть ствола блука, – заметил для себя Иван, – можно идти дальше в прошедшие годы».

Такой вывод его порадовал. Если не сейчас, то чуть позже можно будет сделать вылазку ещё глубже в даль времён, не рискуя пересечь Пояс Закрытых Веков, и посмотреть на природу, давно канувшую в провал миллионолетий.

Однако чем внимательнее и дольше он осматривался, тем труднее ему становилось оставаться в приподнятом настроении, так как он вдруг с ужасом обнаружил, что не знает, в какой стороне находится будущее. Равно как и прошлое.

Он не имел никакого представления, куда ему направляться, чтобы вывести ходоков.

Не было печали!..

Аппаратчик ожидал его команды, а он бессмысленно таращился во все стороны, стараясь разглядеть хоть какую-нибудь прореху в горах недоступности или какой бы то ни было намёк на возможное направление движения к будущему, – и не видел.

Куда ни бросал он свой взгляд – везде было одно и то же: вокруг на пределе видимости горы недоступности, слившиеся с монолитом будущего – одна сплошная однородная полоса…

Других же ориентиров у него не было

Он стоял, а в голову лезли какие-то дикие мысли: «Потерялся во времени!»

Сбросить же с себя блук и разобраться с направлением он не решался: – боялся потом не отыскать Делеса, когда окажется на крутом склоне горы недоступности.

Алекс Жердецки и Леон Маркос когда-то были на него настроены, чтобы он их увидел в поле ходьбы. Но сможет ли он увидеть этих, не подготовленных для такой цели, аппаратчиков, если их случайно разнесёт друг от друга на большое расстояние?

Вопросы без ответов. «Раньше надо было их решать, а, став на дорогу времени, ходить по ней надо», – стиснув зубы, подумал Иван.

Затем он долго пытался жестами объясниться с непонимающим его Делесом о необходимости проявиться в реальном мире, потому что раньше, до начала движения, они не условились, каким образом будут общаться, если возникнет нужда.

Иван стал злиться на себя, чуть позже – на аппаратчиков.

«Ну, ладно, – думал он, – я, скажем, по сравнению с ними, менее сообразительный. А ещё самокритичнее, так пусть я – бестолковый. Они же люди будущего! Бросился я, как говорят, очертя голову или осеня себя крестным знамением, в неведомое дело. А они-то, они! Пятеро их. И не подумали даже что-либо обсудить, договориться о поведении в предполагаемых ситуациях. То ли дети они малые и не приспособленные ни к чему, то ли им на всё наплевать, то ли мы по отношению к ним более обстоятельный народ?»

В общем, удивляли они Ивана с каждым разом всё больше.

Скупые на слово, улыбки как по заказу, не слишком внимательны к собеседнику, не всегда понятны мотивы их действий, поведения и настроения… А Симон лишь плечами пожал, выслушав его сомнения по поводу аппаратчиков, показав, подобно им, непонимание забот ходока…

Коль скоро они такие беспомощные, а эффект разъятия времени деревом существует, значит, я их отсюда выведу не мытьем так катаньем! – решил он.

Делес, наконец, понял его жесты. Они проявились в реальном мире на том же самом месте. Блук с шипящим стуком упал на землю и зарылся в песок.

– Что случилось? – спросил напарник, не отвечая на немногочисленные вопросы аппаратчиков, не ожидавших такого быстрого их возвращения.

Иван объяснил причину.

– Не страшно, – коротко заявил Делес. – Я поведу.

Сказал и наклонился к стволу, вновь приглашая ходока взять свою часть ноши.

Вот так помог! Не он, а они теперь его выводить будут.

– Тогда остальным здесь делать нечего, – распорядился Иван. – Срубим ещё два дерева и уйдем отсюда группой. Как раз три пары,

Через полчаса три ствола блука стилизованными змеями лежали перед ними.

На дорогу времени вышли разом.

Невдалеке от себя Иван увидел красочно светящиеся гигантские гантели с тёмными очертаниями людей в их ядрах. Гантели зависли над землёй. Потом двинулись в одну сторону. Делес подтолкнул ходока вслед за ними – в паре Иван шёл первым.

Аппаратчики двигались во времени значительно быстрее, чем Иван с Делесом и вскоре умчались вперёд, выдавая себя лишь смутными клубочками света.

Иванов напарник вначале тоже напирал на него сзади, но понял, что тому за его друзьями не угнаться и приноровился к темпу движения ходока. Сделать Делесу это было нетрудно: энергополе, образованное таймендом, подпирало его снизу, отчего он располагался выше Ивана почти на полметра и видел, что на плечо впередиидущего давила большая часть дерева.

В начале пути Иван шёл легко. Ему казалось, что на его долю приходилось килограммов тридцать ствола, вес сам по себе не большой. В армии с таким весом он бегал десятку, а к финишу ещё и товарищам помогал – скатку чужую на себя вешал, оружие сослуживцев нёс и ещё успевал поддавать ногой под зад отстающим.

Но там конец дороги был виден. А здесь – ходьба, похоже, была в вечность. Налегке идти устанешь, а тут с тяжеленным бревном на горбу…

С каждым шагом ноша тяжелела. «Надо было брать дерево полегче», стал говорить он себе, кряхтя и выбиваясь из сил. Перестраховались. Вон как те умчались в будущее, без помех и задержек, значит, дерева понесли с собой намного меньше.

И начались привалы.

Привалы, привалы… Всё чаще, всё продолжительнее. Первые – на дороге времени, потом – с проявлениями в реальный мир. Делес, было, занервничал, однако смирился, да и сам, наверное, стал уставать.

Время, в котором Иван сейчас жил, его время, будто остановилось, а впереди всё так же, на том же самом расстоянии от него темнела полоска гор, отступающая под напором неведомой силы, заключённой в неказистом обрубке блука.

Становясь, не зная уж в который раз, после проявления на дорогу времени, Иван привычно огляделся и наконец-то с облегчением заметил направление в будущее. Там, в кольце обступивших его гор недоступности наметился глубокий провал. По мере движения к нему он становился заметнее.

– Думаю, – порадовал он в следующем проявлении себя и неразговорчивого напарника, – ещё пяток переходов – и станем мы с тобой вольными птицами. А этой корягой обозначим в поле ходьбы во времени точку, за которую нам лучше не заходить… Знаешь, пусть она будет валяться на дороге времени в виде своеобразного памятника… Если она, конечно, останется в поле ходьбы, а не выскочит в реальный мир, где сгниёт, подобно всем корягам… Но пусть она…

Ивана понесло на слова. Он говорил и никак не мог остановиться. Соскучился, прозябая с неразговорчивыми аппаратчиками, по словам, И этим отмечая появившуюся возможность самому ощущать поле ходьбы, а не по прихоти Делеса.

Слушая Ивана, Делес немного смягчил суровые черты лица. Как он не походил на дурашливо-весёлого Алекса при той памятной Ивану первой встрече с первым аппаратчиком. Даже Маркос выглядел жизнерадостнее. А эти аппаратчики как на подбор: суховатые, немногословные, жёсткие до угрюмости. Ни радости у них особой на лицах, ни печали.

Если бы Иван не знал других, что бы он мог подумать о людях будущего?

– Пока что не заходить, – поправил Делес ходока и плотнее сжал губы, словно поспешил перекрыть новым словам дорогу, и так, мол, много сказано.

– Ну, конечно, – поддержал Иван нечаянный разговор. – Вы там у себя на месте стоять не будете. Придумаете что-нибудь эдакое… – И тут его опять понесло. Он почти пропел доверительно: – Мы ещё дальше пойдём с вами в прошлое. Из блука сделаем деревянные латы, нацепим на себя и – вперёд! То есть назад, к динозаврам. А?

– Мы ещё не вернулись из этого поиска, – охладил напарник глухим голосом не в меру размечтавшегося предка.

– Да тут уже рукой подать. Вернёмся! Наши уже с Алексом, наверное, беседуют.

– Нет.

– Ну, значит, по домам разошлись.

– Нет.

– С тобой не поговоришь. Нет да нет. Что нет-то?

Делес угрюмо посмотрел Ивану в глаза и жёстко, будто мстил ему за уверенность и чувствительность, произнес:

– Они поджидают нас впереди, потому что дальше не могут продвинуться.

– Т-ты… откуда знаешь?

– Я их видел и понял: что-то случилось.

Теперь и Иван припомнил. При проявлении в реальный мир ему показалось вдали знакомое свечение в виде нечёткого пятнышка, но он не придал этому значения: мало ли что померещилось, может быть, глаза просто устали и бревно надавило.

Захотелось сразу всё бросить. И аппаратчиков с их проблемами и холодностью, и блук, набивший плечи и спину, и дорогу времени, на которой он уже потерял для себя столько, что возвращение его в своё время грозило полным отчуждением от своих современников.

«Связался на свою голову! – подумал он с отчаянием. – Был прорабом – и забот не знал. Кругом обыкновенные люди, друзья, единомышленники. А тут!..»

А тут тоже люди, и он сам взялся им помогать.

– Не переживай, пройдём! – как можно беззаботнее воскликнул Иван и сам себе поверил, потому повторил: – Пройдём!

Аппаратчики, когда они с Делесом подошли к ним, обрадовались. Впрочем, обрадовались – крепко сказано. Ивану просто хотелось, чтобы они обрадовались.

В реальный мир проявились вшестером. Вопросы задавал Иван, стараясь за их лаконичными ответами понять причину внезапной остановки во времени.

– Что случилось?

Дека Витер, похоже, сейчас взял команду в свои руки и вёл переговоры с ходоком от всех аппаратчиков.

– Не прохождение.

– Как это выглядит для вас?

– Беспричинно выбрасывает в реальный мир.

– Какие-нибудь симптомы к тому есть?

– Нет.

– Что вы сами об этом думаете?

– Барьер. Мы в потенциальной яме. Ни аппараты, ни блук не в силах нас из неё вытащить.

– Представляю, но что будем делать?

Впрочем, ответ напрашивался сам – попытаться протащить аппаратчиков по одному, тем самым, удваивая эффект блука.

Но Ивану хотелось услышать другие предложения.

Уж и так-то надоело таскать ему на себе тяжесть, а тут придётся пять раз проделать путь с каждым аппаратчиком, плюс те два раза при возвращении, когда ему одному придётся тащить весь ствол блука. И это в самом облегчённом варианте. Возможны и другие. Скажем, брать с собой для преодоления барьера не один, а два или все три ствола сразу.

Ещё хуже вариант – из потенциальной ямы вообще нет выхода, даже с тремя стволами.

О последнем варианте думать не хотелось. Но страх перед ним усилился, как только они с Делесом сунулись к барьеру с одним стволом.

Напарника Ивана буквально выдернуло из его рук вместе с деревом – он его держал крепче ходока – и выбросило в реальный мир. Иван же очутился на всхолмлённой равнине своего поля ходьбы и впервые после ухода в прошлое в этот раз увидел светло-расплывчатую стену будущего. Ещё бы один хороший переход и – он дома.

Дома хорошо! Дома покойно! Дома…

Делеса он вскоре нашёл, обескураженного, но спокойного.

– Попробуем. Теперь с двумя?

– Попробуем, – тоже спокойно сказал Иван, смывая пот и усталость холодной водой из крошечного ручейка, покинувшего источник из-под ярко-ржавого яра, нависшего над зеленью голым склоном метрах в ста от места выхода в реальный мир.

Аппаратчики встретили их по проявлении, отнюдь не криками радости. Впервые Иван заметил на их лицах уныние и тень утомлённости.

В таких случаях, когда все вокруг раскисают, Иван, сколько себя помнил, словно набирался сил. И это у него было не от стервозности характера, а от возможности показать себя. В нём просыпалось самолюбие.

Среди людей, по каким-либо причинам приунывшим, потерявшим веру в самих себя, в способность что-либо сделать для перелома ситуации, Ивану всегда удавалось находить силы, если не быть, то хотя бы казаться весёлым и чёртнамнестрашным. Оттого, пока аппаратчики почти равнодушно относились к превратностям дороги времени, ему приходилось подстраиваться под них. А теперь он волен был делать всё, что хотел. Анекдоты рассказывать, дурачиться, подкалывать их…

Кое-что ему удалось придумать, и даже объяснить аппаратчикам идею, как надо поступить дальше. Они согласились. Правда, было видно, что верят в её осуществимость не очень-то.

После развели костёр. Иван, разрывая первозданную тишину тысячелетий, настрелял дичи. Приготовили нехитрую еду.

Поели, отдохнули, повеселели.

Из травы и тонких прутьев сплели верёвки. Прочности особой в них не было, но для того, чтобы перекинуть через шею, а к концам привязать стволы, они годились.

В снаряжённом состоянии Делеса и Ивана от двух брёвен пригибало к земле. Впору ползти, а не идти. Смешно же они выглядели, нагруженные таким образом. Но никто не смеялся. Аппаратчики вообще, наверное, не умели смеяться, а Ивану просто не хотелось.

Да и какой смех, когда глаза от тяжести пучит?

– Пошли! – прохрипел за его спиной Делес, и они стали на дорогу времени.

До барьера, ставшего на пути аппаратчиков, которого Иван не ощущал, не видел, не осмысливал даже, было всего несколько шагов. Они одолели их, хотя и на полусогнутых в коленях ногах, быстро.

Потом началось…

Трудно судить, что это было. Для Ивана барьер не существовал, и он двигался в поле ходьбы нормально, а вот с Делесом творилось что-то не понятное. Оглянуться ходок не мог, да и, оглянувшись, наверное, ничего бы не увидел бы. Зато все эволюции, происходящие с напарником, сказывались на его шее и руках непосредственно.

Делеса там, за ним, раскачивало и мотало во все стороны как на волнах, дёргало так, что Ивану порой приходилось упираться с бычьим напряжением, наклонив голову вперёд, и доставая ею почти до земли, чтобы ценой неимоверных усилий сделать очередной шаг и протащить за собой аппаратчика сквозь упёршееся время.

Представляя, уже после возвращения домой, весь путь, пройденный для преодоления барьера, Иван не насчитал и двадцати мелких шагов или всего несколько сот лет для реального мира, но зато каждый шаг давался с тройной перегрузкой.

И так шаг за шагом…

И всё-таки из ямы они выбрались. Преодолели барьер!

Почему он возникал для аппаратчиков на границе сто четвёртого тысячелетия до нашей эры, Иван так никогда толком и не узнал. Но ведь что-то было…

Делес после преодоления барьера и проявления в реальном мире совершил, по всей видимости, необыкновенный поступок в своей жизни. Скинул брёвна, кинулся к Ивану, полу обнял его за болезненно горящие от усталости плечи и жарко сказал:

– Спасибо!

«Вот! Заслужил!» – гордо выпрямился Иван.

Впрочем, каждый из них искренне благодарил его.

Иван сделал заключение: в обычной обстановке своего времени они, конечно, вполне нормальные люди. Разгорячились же они от воздуха кратера в прошлый его приход. А нынешнее отношение к нему, так на это, возможно, наложили отпечаток экстремальные условия, да ещё мысль о единственной возможности вырваться из временной ловушки с помощью кого?.. Пращура!

Это так, как если бы у современника Ивана отказал мотор машины где-то посредине безлюдной дороги, а к нему подходит казак Запорожской Сечи времён ещё Иоанна Третьего и запросто предлагает посмотреть, что там с мотором, и берётся починить его. Но водитель-то машины прекрасно осведомлён о способностях такого человека из прошлого.

«Хорош сюжетец», – умилялся сам себе Иван.

Впрочем, он понимал зыбкость своих рассуждений, ибо они могли быть плодом его фантазии.

И что они о нём думали – их забота.

Главное – дело сделано!

Иван без особого сожаления помахал аппаратчикам рукой вслед и потихоньку поплёлся в своё настоящее.

«Всё! – думал он нехотя, но расчётливо. – Ходьбу во времени пора побоку. А то чёрт-те что со мной творится. Уж скоро полгода, как я с дороги времени не схожу. Да что мне, делать больше нечего, как за аппаратчиками мотаться? В будущее, которое мне не по душе, заглядывать? С полоумным Солом водиться?»

Путь к дому длинный. Много чего передумал Иван. Стих даже какой-то дурацкий сочинил:

Я во времени ходок,

Да во время не ходок.

Лучше уж прорабом быть,

Чем во времени ходить.

Во всё горло орал-пел его на дороге времени, припевая отпетое ещё в студенческие годы: – Чечевица с викою, а я сижу, чирикаю…

Всё именно так и было.

Все так и было…

Хозяева жизни

(продолжение)

Чем дольше Радич смотрел остановившимися злыми глазами на Владимира, тем пунцовее становилось его гладкое откормленное лицо. Казалось, кровь вот-вот брызнет через ненадёжную защиту кожи на щеках. Зато Владимир, наливаясь обжигающе слепой ненавистью, бледнел скулами и лбом, а остальные части его лица приобретали жёлто-пергаментные оттенки, поражая безжизненностью.

Радич, поджав ноги в мягких сапожках, сидел на пышных атласных подушках в парадном одеянии эмира, Владимир же стоял напротив него в когда-то белых, а сейчас грязно-серых изжёванных брюках, едва достигающих щиколоток его тонких безволосых ног, и в тёмно-зелёной измятой же футболке с короткими рукавами – маленький, жалкий и остервенело злой.

Рядом с ними по залу ходил, посматривал на них и бес стеснительно посмеивался Арно.

Он чувствовал себя прекрасно, сторонним зрителем, коему хотя и не было известно, чем закончится начавшийся спектакль, но который, Арно был уверен наверняка, каков бы ни был конец разыгрываемой трагикомедии, в зрительном зале непременно вспыхнет свет. Он, удовлетворённый увиденным и услышанным, легко и непринуждённо встанет, получит в гардеробе пальто и шляпу, после чего, не торопясь, пойдет домой, иногда, правда, крутя головой при воспоминании о самых неожиданных ситуациях, возникавших на сцене.

А посему как зритель он не очень-то принимал к сердцу и негодование Радича, и ненависть Владимира. Они не столько его волновали, сколько развлекали.

На дорогих столах, поставленных в зале здесь и там, томились лотки и подносы со свежими фруктами и разными лакомствами. Арно, вполуха слушая разрастающуюся перебранку между ходоками, переходил от стола к столу и, сытый, небрежно и нехотя отщипывал упругую виноградинку, либо отламывал рассыпчатый и пахучий ломтик сладкой дыни, а то и надкусывал налитые соком груши и краснощёкие яблоки, бросал в рот горьковатые миндалики.

Персики и гранаты он не любил. Выросший ближе к северу в семье, где экзотические фрукты практически не появлялись, он никак не мог к ним привыкнуть. Восточные всевозможные сладости также обходил стороной: они ему приедались сразу, стоило только на них посмотреть.

– Ты! – выкрикнул с надрывом Радич, помогая себе движением локтей упёртых в бока рук. Арно от неожиданности прикусил себе палец, а Джозеф продолжал неистовствовать и разоблачать: – Это ты упустил дона Севильяка! Проморгал! А он ушёл у тебя из-под носа! И мне жаль, что он прежде не свернул тебе шею!

Владимир вздрогнул тщедушным телом и шмыгнул носом от ярости и обиды.

– На меня напали! – Казалось, он собирался заплакать. – Их было несколько, а я один… Один! А вы бросили меня. Сволочи!

«Здорово ему от КЕРГИШЕТА досталось, – с уважением о Толкачёве подумал Арно, – если этому подонку показалось множество нападавших на него». Впрочем, этот подонок мог сказать и для красного словца, чтобы набить себе цену.

– Ладно, – вдруг успокоился Радич и проговорил, подчёркнуто безразличным тоном: – Ты нам не нужен. Можешь убираться на все четыре стороны и в любом направлении во времени. Но если захочешь к нам вернуться, то дона Севильяка найди. Ищи, спрашивай, кого хочешь, стреляй, если понадобится… Забери вот свои игрушки… – Радич брезгливо подтолкнул ногой к Владимиру недавно отобранные у него разнокалиберные пистолеты. – И помни, я тебя достану в любой щели, куда бы ты ни забился… Пошёл вон!

Владимир жадно схватил оружие и воровато рассовал его по карманам брюк.

– Я его найду! – пообещал он с угрозой. – Он у меня ещё…

Всхлипнул.

На его хищном мелком и некрасивом асимметричном лице обозначились и заходили желваки, потянувшие кожу со щёк, делая его ещё некрасивее и ещё больше похожим на страшную маску.

Когда Владимир стал на дорогу времени, Радич разочарованно проговорил, обращаясь к Арно:

– Уж который раз думаю, не зря ли мы затеяли всё это? Жить бы себе как прежде, и голова не болела бы от таких идиотов, как Владимир. И откуда они такие берутся?.. – Радич подпёр подбородок рукой, заговорил, размышляя: – Ведь для него всё, что могли, мы сделали. Хочется пострелять – мы разрешили его от бремени запретов. Захотелось ему получить женщину – так бери любую из моего гарема… Да и другие… из наших… тоже крутят нос… Тоже чем-то обижены. Хвосты свои вонючие неизвестно отчего поднимают.

– Так плюнь на них, – посоветовал Арно, довольный удачно ввер-нутым предложением. Он отправил в рот очередную порцию даров садов и огородов, договорил: – А Кристофера и остальных выпусти…

– Иди-ка ты со своими советами! – огрызнулся Радич, вставая с по-душек размять затёкшие ноги, – Лучше подскажи, что теперь делать будем? Дон Севильяк…

– Что будем делать, когда Владимир дров наломает по твоей, заметь, подсказке? – вопросом на вопрос ответил Арно. – Ты же знаешь его, а пистолеты отдал.

– Отдал и отдал! В другом бы месте нашёл. Чего теперь говорить?

Арно криво усмехнулся.

– Смешно? – Радич с вызовом посмотрел на него,

– Не очень. Ты, Джо, стал терять чутьё, вот что плохо. Ведь он с таким же успехом будет стрелять и в нас… Дай только срок. И в тебя тоже. Он тебе сегодняшнего выговора не простит. Ты его унизил при свидетелях. При мне, во всяком случае…

– А, проклятие! Ты прав… – Радич, задумавшись, присоединился к занятию Арно, и, не ощущая вкуса, съел персик. – Может быть, ты посмотришь за ним? – попросил он неуверенно.

– Ха! – воскликнул Арно и нагло посмотрел на Радича. – Слежка всех за всеми? Сколько раз такое в истории было. И сам знаешь, чем это кончалось. Драчкой.

– Сволочи вы все! Здесь Владимир прав на все сто… Ни на кого из вас невозможно опереться, чтобы не услышать в ответ какую-нибудь пакость или хуже того.

– Пакость – она и есть пакость. Что может хуже, – поддержал его Арно совершенно серьёзно.

– Тойво вот тоже куда-то сбежал.

– Как сбежал? – поперхнулся Арно, его хорошее настроение улетучилось подобно росе в солнечное утро. – Ты, Джо, не крути. Говори, где Тойво?

– Не знаю! – вскинулся Радич. – Перестань меня подозревать во всех грехах! Что уставился? Не трогал я его! Не тро-гал. Сам сбежал или кто подговорил. Сволочи!

– Не сволочись.

– А-а, ну вас всех!

Арно недоверчиво покачал головой.

– Ладно, допустим… – процедил он сквозь зубы. – Куда же его понесло? Где искать?