Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

Иван усмехнулся. Он оглядывался и как будто узнавал места: здесь они проходили с Ил-Лайдой утром.

– Ты не интересовалась у отца и наставницы, почему они не проводят здесь ночь?

– Нет, – беспечно заявила девушка. – И зачем? Здесь побыть и дня достаточно. Пройтись, искупаться… А потом возвращение… Я иду назад через… я протискиваюсь между громадными столбами из камня. Наверное, из камня… Но не очень долго, не так, как при входе в Кап-Тартар. И потом я теперь уже привыкла и иду спокойно. А вот моему отцу приходится бежать, иначе ему из Кап-Тартара не выбраться… Ты меня отсюда опять на руках вынесешь? Да, Ваня?

Слушая Ил-Лайду вполуха, Иван, тем не менее, думал примерно о том же, о чём говорила она: о возвращении из Кап-Тартара и о неизбежности проводки через барьер всех ходоков и временниц, пришедших с ним сюда. Предстояла опять работа, не слишком обременительная, но нудная, а потому противная его настроению.

– Как я понял, – обратился он к спутнице, – для тебя вход сюда и выход отсюда – не одно и то же?

– Ты меня не хочешь отсюда выносить на руках? – по-своему поняла его вопрос Ил-Лайда.

– Вынесу. Но я вообще хочу знать, есть ли различия при входе и выходе сюда и отсюда.

– Наверное, есть. Отца сюда вносит, так он говорит, а отсюда ему надо бежать, чтобы преодолеть уходящую из-под ног землю.

– А ты?

– И я. Я сюда иду… я же тебе уже говорила… Иду сквозь какие-то столбы. Не знаю из чего они, но думаю, что, наверное, каменные… Я тебе это тоже уже говорила… Там такая теснота… А назад я опять протискиваюсь сквозь эти столбы, но недолго, а потом плыву… не знаю через что. Может быть, через реку. Там вода, я вхожу и плыву, выхожу на берег… Вот и всё.

– Когда я тебя сюда переносил, ты эти столбы видела?

Она вдруг хихикнула и прикрыла рот ладонью.

Иван с удивлением посмотрел на неё, она и вправду смеялась. Он тоже улыбнулся.

– Ты чего?

– Я не могла их видеть. Я смотрела на тебя.

– Эх ты! – Иван прижал её за плечи к себе.

Ил-Лайда обхватила его рукой со спины. Они так и пошли по длинной аллее, в конце которой можно было уже различить многоэтажное строение: как представлялось Ивану, окраину Фимана.

Ходоки и временницы стекались со всех сторон к месту их утреннего выхода из поля ходьбы.

Появились возбуждённые неизвестно чем Сарый и Перкунас.

Лоб жреца под короткой чёлкой закрывала тёмная повязка, скрывающая ужасный шрам. Сарый, похоже, уже был заведён, что пружина в часах, на свою сакраментальную фразу:

– Каждый верт паршивый… или чахоточный…

Перкунас его успокаивал, голос его был мягок. Однако он мало влиял на речи разгневанного Сарыя.

– Я ему когда-нибудь устрою весёлое приключение. Он меня узнает! – выкрикивал он, ни к кому не обращаясь.

– Ничего ты ему не сделаешь, – негромко говорил жрец и быстрым взглядом осматривал собравшихся.

Иван и Ил-Лайда подходили к шумящей толпе не одни.

По дороге к ним присоединились, выйдя из малоприметной дорожки парка, Симон и Манелла. Предводительница временниц делано, но радостно удивилась, приветствуя «молодых друзей». Ил-Лайда, завидя её, отпрянула от Ивана, смутилась и быстро проговорила:

– Мы гуляли.

Симон сделал неопределённую отмашку рукой, обозначив своё отношение к сказанному Ил-Лайдой, мол, перестаньте оправдываться, или, может быть, он хотел выказать ещё что-нибудь, но тут его от «молодых друзей» решительно оттеснила Манелла.

– Ах, чудесно! Вы хорошо сделали, гуляя совершенно одни. Это так романтично. Особенно здесь, в Кап-Тартаре. Ах, Ил-Лайда!.. Как я рада за тебя!

Иван присоединился к приотставшему Симону.

– Почему здесь нельзя оставаться на ночь? – негромко спросил Иван Учителя.

Тот задумчиво покивал головой.

– Ил-Лайда сказала?

– Она. Я её спросил, но она не знает почему.

– Обычный предрассудок. На самом деле, просто таким, как мы, пренебрегающим Фиманом, ночью некуда податься. Кроме того, по временному каналу откуда-то сюда по ночам просачиваются какие-то твари. Или, всё может быть, и это местные ночные хищники. Вот они-то выходят на охоту в тёмное время суток и якобы могут напасть, в том числе и на людей. Но на моей памяти ничего такого не было.

– Не оставался никто или не нападали?

– Вот этого не знаю. Сам я не остаюсь. Ты же видел: днём здесь прекрасно. Что ночью делать, если дня хватает? А? – Симон, прищурившись, посмотрел на Ивана.

Иван вызова не принял, не хотел распространяться о том, что он здесь делал с Ил-Лайдой днём. Его больше занимала Манелла, уточкой ходящая вокруг Ил-Лайды. Она её о чём-то заинтересованно выспрашивала, на что Ил-Лайда потупилась и упорно молчала.

– Нет дыма без огня, – сказал Иван, продолжая начатую тему. – Я же встречался с подобными тварями.

– Наверное, – слегка пожал плечами Симон. – Но Джордан утверждает, что так оно и есть, как я сейчас сказал. Ему, конечно, можно верить. Или нет…

– Кто он, этот Джордан?

– Местный ходок. Верт. Из Кап-Тартара не выходит.

– Что так?

Симон пожал плечами и покривил губами.

– Не интересовался.

– Такое на Вас не похоже, Симон.

– В данном случае, похоже. Джордан… Хотя и ходок, но пренеприятнейшая личность. Я людей его типа не люблю и стараюсь обходить стороной. У него вот с Каменом всегда неурядицы происходят.

– Так это он о нём вещает, когда возвращается из Фимана?

– О нём.

По-видимому, и сегодня Сарый что-то не поделил с этим самым Джорданом, так как продолжал выкрикивать:

– Ничего не сделаю? Да ты меня плохо знаешь. Я ему…

– Ты же первый задрался, – без надежды на успех, увещевал его Перкунас.

– Ну и что?! Какое ему дело? – кипятился Сарый.

Он был занят только собой и не видел, наверное, кто стоит у него на пути. А на этом пути ненароком оказалась какая-то временница. Сарый бесцеремонно оттолкнул её локтём в сторону.

Толкнул, не заметил и пошёл дальше.

– Ты мне потолкайся ещё! – возмутилась женщина и обратилась к подходящей Манелле. – Эти грубияны никак не научатся, как с нами обращаться. Толкается каждый и не извиняется!

Последние слова её прозвучали подобно призыву к действию.

Все временницы, будто подхваченные ветром, сбежались в тесную кучку, начали жарко обсуждать событие, превращая неловкость Сарыя во вселенское явление, отчего, походя, доставалось всем мужчинам.

Среди них, почти в самом центре, оказалась Ил-Лайда.

«С жиру бесятся», – неприязненно подумал о них Иван и отвернулся, дабы их не видеть и не слышать.

Сарый, продолжая бубнить своё, наконец, наткнулся на препятствие, преодолеть которое был не в силах. Он упёрся прямо во КЕРГИШЕТА как в стену и, наконец, остановился.

– Ваня! – удивился он. – А я тут…

– Знаю. Ты меня лучше познакомь с этим Джорданом.

Сарый оцепенел.

– Ну-у, Ваня, – глухо прогудел Перкунас. – Знакомство с ним не к добру приведёт. Вот Задира, – жрец глянул на онемевшего от просьбы Ивана Сарыя, – имел такое несчастье.

– Он что, этот Джордан, монстр?

– В некотором роде. У него, что в голове, то и на языке.

– У многих бывает такое же.

– Так он же…

Между ходоками энергично втиснулась разгневанная Манелла. Лицо её раскраснелось.

– Вот что!.. – начала она сварливо и громко.

– Что случилось, дорогая? – спокойно спросил её Симон, источая участие и заботу.

– Как что случилось? И ты ещё спрашиваешь меня, что случилось? Этот… – она словно шилом ткнула пальцем в плечо Сарыя, – никогда, наверное, не научится вести себя с женщинами учтиво. Он посмел толкнуть и не извиниться…

– Ах, вот оно что. Понимаю тебя, дорогая, – кивнул Симон. – Камен, – так же спокойно обратился он к сомирнику, – ты зачем обидел Манеллу?

– Я!?. – обрёл дар речи Сарый. – Её?.. Обидел?.. Её можно обидеть?.. Когда?.. Манелла, это правда?

Уловка Симона перевести тему возникшей ссоры непосредственно на саму Манеллу удалась на славу. Теперь предводительница женской половины ходоков во времени бестолково топталась в кругу мужчин, открывая и закрывая рот.

Иван усмехнулся произошедшей перемене в поведении Манеллы и воспользовался возникшей паузой, чтобы закрепить успех Симона и настоять на своём.

– Кто бы этот Джордан ни был, но он ходок и, наверное, хорошо знает Кап-Тартар. Мне надо с ним встретиться.

– Ты уверен? – осторожно спросил Симон.

– Да.

– Ты, Ваня, погоди! – Сарый обогнул Манеллу, слегка зацепив её плечом, и придвинулся к Ивану. – Зачем тебе этот паршивый верт? Этот болтун и невежа? Этот дурак набитый, по сути дела? От него никакого толка тебе не будет. Ты думаешь…

– Я думаю, Учитель, – спокойно, подражая Симону, проговорил Иван, – где его можно найти?

– Что его искать? Да он сам тебя найдёт! Это же Джордан! Верт барахольный! Я ему ещё придумаю что-нибудь такое! – Сарый погрозил пальцем. – Будет меня помнить!..

– Что от тебя ждать, мы и так знаем, – ввернула своё Манелла. – Сам мужлан и невежа! Если ты ещё раз…

– Манелла, помолчите, пожалуйста, – попросил её Иван.

Временница обмякла и ретировалась, бросив на Ивана многозначительный взгляд, но тот не обратил на него внимания.

Он решил с Сарыем по поводу Джордана здесь разговор больше не поднимать: опять тот скатится до перечисления нелестных эпитетов местному ходоку, пока у него горит всё внутри против этого человека. Пусть успокоится. Потому обратился к Перкунасу:

– Как и где его можно найти в Фимане?

Перкунас изучающие посмотрел в глаза Ивану; взгляд его был долгим, оттого показался Ивану печальным.

– Ты его можешь найти на площади Первого Порога. Там есть небольшой памятник некоему Давналу. Он держит в руке шар. Джордан как раз рядом с ним практически всегда и пребывает.

– Как я найду эту площадь?

– В Фимане она одна.

– Тогда… Симон, я пойду в Фиман.

– Раз решил, то сходи. Только, Ваня, – Симон помедлил, прежде чем продолжить, – Фиман не простой город и просто так ты там ничего не найдёшь. Хотя площадь Первого Порога одна на весь город.

– Да уж, – подтвердил Перкунас. – Кто там бывает в первый раз, всегда… Всегда с ними что-нибудь случается такое…

– Он прав, Ваня. Мне кажется, тебе следует с нами поговорить о Фимане в спокойной обстановке и подготовиться к входу в него. Но прежде надо отсюда вывести ходоков и временниц.

– Выведу. Если все в сборе, то начнём.

– Нет пока дона Севильяка… А, вон он, возвращается.

Выйти из Кап-Тартара

Дон Севильяк возвращался из Фимана не один.

С ним шёл громадный звероподобный мужчина. От роду, наверное, нечёсаные волосы космами свисали до половины его недюжинного тела, под стать дону Севильяку. Одежда на нём – едва до коленей оборванная хламида. Ноги босые, с мощными, загорелыми до черноты икрами. В руках – посох из суковатой палки. И пронзительные глаза, поблескивающие сквозь спутанную прядь волос.

Таким его впервые увидел Иван.

Он ещё не подозревал, чем в его будущей жизни обернётся эта будто бы рядовая встреча…

– Опять он его волокёт, – пробурчал Сарый по-русски.

– Ещё один недруг? – хмыкнул Иван, позабавившись произнесённым словом – «волокёт».

Он давно уже заметил особенность Учителей использовать некоторые диалектные слова русского языка в своей речи. Либо нахватались от контактов вне городов, либо у них это осталось от пребывания в прошлом, когда, наверное, именно так и говорили.

– Да нет. Какой он враг? – Сарый почмокал губами. – Но к кому это он?.. А-а… – Сарый весело похлопал Ивана по руке. – Это про тебя, Ваня. Тебе, думаю, повезло.

– В чём же? – спросил Иван, но ответа не получил.

– Зря Севильяк привёл его, – озабоченно проговорил Симон. И с досадой: – Я же его предупреждал!

Дон Севильяк и сам, похоже, был обескуражен не меньше Учителей и присмиревших при виде дикаря ходоков и временниц.

– Вот, – сказал он, виновато улыбаясь, что совершенно не вязалось с его всегдашней напористостью и довольством чем-то совершённым. – Он узнал… где-то. И пошёл за мной.

– Что ж это он за тобой пошёл, а не за другими увязался? – ядовито поинтересовался Сарый. – Привёл, так молчал бы уж, а то узнал он будто где-то от кого-то.

– Дигон – святой человек, – уважительно сказал Перкунас.

– Все вы святые, – Сарый неприязненно глянул на жреца. – Если святой, то пусть в этом качестве и пребывает. Но здесь, в Кап-Тартаре. Вам там, у нас, тесно не будет от лишнего святого? Их у нас и так пруд пруди. Так что достаточно!

– Не богохульствуй! – строго упрекнул Перкунас, приложил ладони к груди и закатил глаза под изображенный лоб.

Сарый с иронической улыбкой наблюдал за ним.

– Похоже, – одобрил он действия Перкунаса и хныкающе засмеялся. – Ну, вылитый святой! Глаза, поза, уши… Особенно уши.

– Не богохульствуй, говорю!

Перкунас говорил строго, но Ивану показалось, что глаза его смеются и заинтересованно поглядывают на него, следят, как он будет реагировать на его слова.

Тем временем ходоки стали понемногу оживать и жарко обмениваться впечатлениями.

Единственный, кто ничего не понимал в поднятой шумихе вокруг спутника дона Севильяка – святого Дигона, по словам Перкунаса, – был Иван, к которому как будто тот и пришёл.

Он с интересом рассматривал этого человека, невозмутимо внимающего репликам, направленным на него. Было что-то в его спокойствии от каменной скалы, стоящей на юру: об неё разбивались ветры, её бессильно хлестали дожди, и солнечные лучи напрасно старались проникнуть в её тёмное и неведомое нутро. Эта скала выдержала всё и могла простоять ещё века.

– Этот? – голос у Дигона оказался густым, но словно звучащим на самом выдохе, когда воздуха в лёгких уже не хватает и его оттуда приходится выжимать с изрядным усилием.

– Он, он, – быстро подтвердил дон Севильяк.

Сказал, воровато бросил взгляд на Ивана и отвернулся от Дигона, показывая свою полную непричастность к происходящему.

– Вот что, КЕРГИШЕТ, или как там тебя, – сверкнув глазами, напористо заявил Дигон. – Думаю, нелегко тебе будет со мной. Точно, нелегко! Но сделаешь великое дело. О нём и тебе потом в народах и веках легенды складывать будут.

– Во как! – воскликнул Сарый. – Заговорил как, а? У Джордана нахватался, смотрю. Только этот верт может так сказать, что голова кругом пойдёт, а на самом деле…

– Он что… с нами? – растерявшийся Иван искал поддержки у Симона.

Но Симон был обескуражен заявлением Дигона, пожалуй, не меньше ученика.

– Сейчас, Ваня, разберёмся, – медленно сказал он и обратился к Дигону: – Почему ты решил, что КЕРГИШЕТ должен пробить тебя в наш мир? К тому же у тебя, как мне помнится, никогда не появлялось желания покинуть Кап-Тартар. Напротив, ты всегда отзывался о нашем мире плохо, называя его гниющей раной на здоровом теле времени. Так?.. И что же теперь изменилось?

Дигон сверкнул глазами, словно бросил молнию в Симона.

– Всё! Всё изменилось! И время, и, главное, возможности. А миры… Так они все гниющие, что мясо под солнцем.

– Возможности – это понятно, так как появился КЕРГИШЕТ. Но при чём тут время?

Дигон смахнул с лица клок волос, ладонью оправил растрёпанную бороду, прикрывающую половину его мощной груди. Проговорил изменившимся, бархатистым, не лишённым приятности голосом:

– Не знаю, но чувствую. Здесь что-то не так стало со временем. Жмёт со всех сторон, как сандалии не по ноге. Как бы вширь раздаётся, будто его раздувает изнутри. Что-то назревает. Что-то или кто-то раскачивает его. И не ясно, откуда это пришло, из прошлого или из будущего.

– Камен, ты слышал?

– Да он о том каждый раз говорит. Одно и то же… Хотя в поле ходьбы Кап-Тартара – ни-ни.

– Ни-ни, – прогудел опять грубо Дигон. – В поле ходьбы Кап-Тартара никто ни-ни. Молчал бы уж.

– Камен, ты сам ничего не почувствовал?

Сарый облизнул губы.

– Мне не до того было. Да и Джордан, если что заметил, сказал бы. Случись ему ощутить что, он не упустил бы возможности рассказать о том всем, чтобы показать себя. Верт…

– Перестань! – Симон постоял в задумчивости. – Ваня, – сказал он. – Надо попробовать вывести Дигона из Кап-Тартара. Он сюда попал не по своей воле.

– Почему только попробовать? Выведу!

– Здесь особый случай.

– Как скажете, – безразлично отозвался Иван.

Он почувствовал душевную усталость. Предстояла нелёгкая работа, а день был опять же не из лёгких. Ему не хотелось что-либо делать или принимать какие-то решения. Однако он понимал неизбежность своего предназначения, ведь вся эта орава ходоков и временниц, проведя время в омолаживающем их временном канале, сейчас опять ожидала беспроблемного возвращения в свой мир, домой.

Иван вздохнул.

– Давайте тогда начнём выходить отсюда. К нам…

– Да, да, – заторопился Симон. – Только… Дигона надо либо брать сразу с собой и проводить его сквозь Пограничье нам с тобой вместе, а там я его пробью сам через время, куда он пожелает… Либо это сделать в последнюю очередь.

– В последнюю, – не задумываясь, сказал Иван.

А предпоследней в его расчётах должна была быть Ил-Лайда.

Ходоки и временницы, высказав слова благодарности за возвращение в нормальное для них поле ходьбы, и намекнув, что не прочь опять воспользоваться его услугами, уходили по дороге времени в свои эпохи и места обитания.

Лишь Манелла долго не могла покинуть точку перехода, ссылаясь на свою обязанность заботиться о подопечных. Да Таа-Ту-ир-Мана пыталась безо всяких уже женских ухищрений, а в лоб, соблазнить его. Она обещала несказанное удовольствие и удовлетворение любой его прихоти от посещения её маленького, но миленького заведения, где к его услугам будут, что следовало из её слов, не только она сама, но и любящие таких красивых и сильных мужчин, как он, молодые и понятливые девушки.

Ивану до того было не до неё и обещанных соблазнов, что он даже не отделался шуткой, а нагрубил, надеясь раз и навсегда отбить у Таа-Ту-ир-Маны желание вести с ним разговоры на эту тему вообще.

– У меня и без вас таких хватает.

Манелла осудила его выпад качанием головы, а Таа-Ту-ир-Мана даже не обиделась, сурово предупредив:

– Сам захочешь придти, такого не получишь. – И отрезала: – Будешь как все!

Вильнула соблазнительным задом и растаяла в поле ходьбы.

«Чем они все занимаются?» – с досадой подумал Иван, возвращаясь в Кап-Тартар, чтобы вывести оставшихся там ещё ходоков. – «На свете столько интересного!.. везде так хорошо!.. почему они не могут воспользоваться своим даром?.. что им нужно?..»

И тут же с холодком в сердце обратил все эти притязания на свой личный счёт.

Да, в мире так много интересного, а он…

Что он делает, по большому счёту?

Ничего!

Болтается, как селёдка в пустой бочке, по векам и тысячелетиям, теша лишь себя и свои интересы, коих у него оказалось не более чем гороха в погремушке. Даже Сарый заметил его неспособность жить нормальной жизнью. И ведь он прав как никогда…

С тяжёлым чувством собственной никчёмности Иван продолжал вывод ходоков.

Пока что обратный переход из Кап-Тартара обременял его только самим процессом: туда-сюда. К тому же, на этот раз никто не сопротивлялся и не пытался вырваться из его рук, так как теперь с охотой доверялись КЕРГИШЕТУ.

Но впереди были ещё Ил-Лайда и Дигон…

И невесёлые мысли о своём неправильном житье-бытье, посетившие его так некстати…

– Ваня, возьми меня на руки и держи крепко. А то, когда мы шли сюда… – Ил-Лайда замолчала и потупилась.

– Что было с тобой тогда? – обеспокоился Иван.

Её просьба насторожила его. Утром она вела себя буйно. И что-то будет в этот раз. Может быть, ещё труднее, и она это чувствует.

Ил-Лайда промолчала.

– Ладно. Если не хочешь, не говори. А на руки я тебя возьму. Ты для меня ноша не тяжкая.

– Я скажу. Тогда я тебя любила… Но и хотела убить тебя, – тихо сказала Ил-Лайда.

– За что!? – непроизвольно воскликнул Иван от её признания.

– За то, что ты силой завладел мною.

– Я!?. – совсем опешил от её заявления Иван. – Ты что-то путаешь… Как я мог? И…

– Нет, Ваня… Так мне казалось, когда ты меня переносил сюда. А я не могла тебе не уступить, потому что хотела этого и за это хотела тебя убить.

– Но-о… Я тогда ни сном ни духом… – начал оправдываться Иван.

В её словах ему послышалось обвинение в том, что между ними произошло в Кап-Тартаре. Он же помнил, что не питал какого-либо страстного чувства, переводя Ил-Лайду через барьер. А она вдруг укоряет его именно в этом.

– Ты, может быть, и не думал, а я сильно в те мгновения, пока ты меня переносил, представляла, каким всё это будет. Я всё уже видела. Поэтому со мной такое и случилось. И я рада…

Ивана занимали совсем другие мысли. Он не дал ей договорить.

– А до того, как я тебя… Ну, пока я тебя не брал на руки. Что ты ощущала?

– Ты мне понравился сразу и…

– Я не о том, – досадливо перебил её Иван. – До того у тебя было намерение меня убить?

– А-а, – разочаровалась Ил-Лайда, ей хотелось говорить об их взаимоотношении, а он решил выяснить у неё совершенно не то, что ей хотелось. – Нет, конечно.

Иван задумался.

– Возможно, это барьер послужил неким исполнителем твоих желаний. А?

– Ты так думаешь? – всплеснула она руками.

– Предполагаю.

– Но тогда, Ваня… Я боюсь!

– Чего ты боишься? Возьму тебя на руки и перенесу.

– Да, Ваня. Но только держи меня крепко, чтобы я… – она коротко глянула на него, потупилась. – Я за себя боюсь… И за тебя боюсь тоже. Я так хочу… Я так боюсь…

Впору было выругаться.

Иван так и сделал, про себя, естественно. Чего только не случается с ходоками в поле ходьбы. Вот и Ил-Лайда, может быть, тихая и скромная, по всему, девушка, вдруг становится женщиной, обуреваемой страстями.

А он сам…

Он просто тупеет от всего этого, да ещё так сильно, если даже совершенно не понимает, что творится вокруг него.

Ходоки и временницы со своими порой глупейшими причудами и заботами – так и остались за пределами его соображения…

Вот ещё Дигон, будто сошедший с картины о древнем человеке – не хватает только камня, нацеленного узловатой рукой в издыхающего мамонта…

Или пристрастия Сарыя и жреца племени будущих литовцев – Перкунаса – в Фимане…

А безудержная деловитость Манеллы и плоские, не нужные ему, желания Таа-Ту-ир-Маны…

Всё слилось, смешалось в запутанный клубок отношений, устремлений, действий, где ему, быть может, даже вопреки ему, его воле и желаниям, тоже отведена роль…

Да, роль.

И роль, по сути дела, второстепенная. Пока что удобного для них перевозчика… Перевозчика не то душ, не то тел из мира людей в мир Тартара, то бишь, в загробный мир, и обратно. Через Стикс. Кто он тогда?.. Харон?

– Ваня, Ваня, – теребила его Ил-Лайда. – Ты что, Ваня?

Иван словно очнулся от неожиданного наваждения.

Вообще, с ним в последнее время такое случалось уже не однажды. Уж слишком разыгрывалось у него воображение и захватывало все чувства, будто всё это происходило наяву. До того, как стать ходоком, таких странных симптомов он в себе не замечал. Наверное, потому, что был всегда занят какими-то приземлёнными мыслями: о работе, об обустройстве квартиры… Да мало ли чем он занимался в той, давно уже прошедшей жизни, когда он опять же ни сном, ни духом не помышлял о вещах, которыми занимался сейчас.

– Ничего. Подумалось кое-что…

– Ну, тебя, испугал! Смотришь куда-то и рычишь. – Ил-Лайда изобразила, как это выглядело. – Разве так страшно можно думать? А, Ваня?

– Конечно, нет, – сказал Иван, стараясь выглядеть веселее, чтобы не столько Ил-Лайду успокоить, сколько себя…

Несмотря на предупреждение, Ил-Лайда при переходе вела себя намного спокойнее, чем можно было ожидать.

Барьер, правда, как только Иван взял девушку на руки, опять сгустился и пропускал его с ношей неохотно, растягивая недавнюю короткую (с другими ходоками) дистанцию из мира в мир до размеров широченного поля.

Однако они прошли его без особых приключений. Ил-Лайда хотя и выдохлась в борьбе с собой, но выглядела или старалась выглядеть бодрячком. Пограничье осталось позади, и уже после первого шага в родном поле ходьбы она выскользнула из объятий Ивана юркой каплей ртути. Делано засмеялась.

Потом подошла к нему, положила ладони на его грудь, грустно попросила:

– Ваня, ты меня не забывай. Ладно?

– Я… Конечно… Но как я тебя найду?

Она на мгновение застыла, прикрыв глаза.

– Вечером… В точке зоха, откуда мы все ушли с тобой в Кап-Тартар. Ладно?

– Ладно, – машинально повторил Иван её слово, с сожалением провожая гаснущую в поле ходьбы ладную фигурку Ил-Лайды.

Не теряет ли он её навсегда, как потерял Напель?

Но намеченное время встречи вселяло надежду, ведь для него, ходока во времени, вспомни он об Ил-Лайде даже через сто лет, всё останется незыблемым и он сможет её найти всегда на будущих Пулковских высотах шестого мая тысяча сто сорок седьмого года до новой эры. Вечером.