Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1

Иван не находил себя в происходящем. Он остался за спинами и без оружия. О том, что он без оружия, вспомнил внезапно, как о страшной несправедливости к себе. Ему не дали его! Обошли! Забыли!.. А оставаться безоружным в виду близкой рубки было не только обидно, но и небезопасно. Он осмотрелся, однако рядом с ним никого не было.

Куда-то совсем затерялась Напель.

Он судорожно скинул одну лямку рюкзака, махнул им из-за плеча вперёд, подхватил незанятой рукой и запустил её в синее чрево бесформенного мешка. Там он нащупал в переплетении мотка верёвки ребристую длинную рукоять бластера, в нетерпении оттолкнул её, ухватился за ствол пистолета, и так, держа за ствол, вытащил его. Пистолет засунул под ремень, а рюкзак вновь забросил на спину. Руку опустил на рукоятку, ощутив себя вполне уверенным, что никто ему теперь безнаказанно причинить вреда не сможет.

Порыскал глазами, выбирая жертву, если она вдруг прорвётся сквозь тёмный строй штурмующих подходы к лестнице и решит напасть на него. И задался мыслью найти Напель, чтобы охранять и защищать её.

Тёплая мягкая ладонь легла ему на руку с оружием.

– Не надо, Ваня, – негромко сказала, вышедшая из тёмного провала двери, Напель, и посмотрела ему в глаза. – Здесь нельзя стрелять. Возьми лучше это.

Она протянула ему меч.

Он решительно взял его, взвесил в ладони, – о таком он читал, и такой видел в фильмах, – и тут же понял, что совершенно не знает, как им пользоваться.

Нет, махать им направо и налево он, конечно, смог бы. И в первом порыве он так и думал: всё будет так легко, тем более что меч в его руках казался игрушкой. Маши им и… Но так легко это выглядело, когда он наблюдал воинов, владеющих мечами в кино. А, обретя меч, он скис. Нападать и защищаться по правилам искусства боя на мечах, которым, как он видел, в совершенстве владели его спутники и защитники лестницы, он не умел.

Да и откуда ему было набраться этой науки?

А мог бы. Предупреждал же его Уленойк из Амазонии, чтобы учился. Не поверил, отмахнулся, а зря, оказывается.

Иван неумело крутил меч в руке. Лучше бы нож, а ещё лучше – штык на автомате Калашникова. Вот с ним бы он тут повоевал.

– Я этим… не умею, – сказал он Напель. – Мне бы кортик какой-нибудь…

– Так возьми, – произнесла, словно сделала одолжение, Напель и подала ему похожий на финку нож. – Но и меч не бросай. Кто знает… И вот что, Ваня, ты лучше не вмешивайся в их драку. У нас свои счёты со стражей Пекты, а ты поберегись.

– Ты не права. В этом деле каждый боец на счету. И…

– Не лезь! – круто оборвала его Напель. – Стой и жди!

Иван слегка опешил, но внял её совету.

Стой и жди!.. Стой и жди!..

Вообще-то, интересно, что Напель потребовала не вмешиваться «в драку». Почему именно в драку? Почему такое уничижение события, важного, по всей видимости, для неё. Это же бойня! Ну, назвала бы схваткой или боем, куда ни шло, а то – драка!

Забывшись, Иван стал перебирать в памяти все названия, которые могли быть использованы для краткого описания захвата лестницы людьми Напель с применением силы.

Бой, схватка, бойня… Уже было. Тогда – штурм? Очень широкое понятие. Впрочем, оно первоначально обозначало как раз военную операцию. Но это и штурм высоты, и крепости, и всё такое прочее… Может быть, – сражение? Так это когда много людей и на большой территории… Битва? Какая это битва? Так себе, кучка бойцов на кучку. Вот под Марафоном была битва. Для того времени, конечно. Битва при Каннах. За Сталинград – вот битва! А здесь бой местного значения?..

А ведь Напель права: обычная драка, только вместо кулаков машут мечами.

Длинные плащи тем временем отдалились. Люди Напель успешно теснили стражу. Был лишь один момент, когда нападавшие остановились и даже попятились, топча поверженных – своих и чужих.

Напель ущипнула Ивана в бицепс и закусила до крови губу.

– Пекта прислал подмогу… Но поздно, поздно… – цедила она слова сквозь зубы. Она шипела и презрительно щурила глаза. Мстительное выражение испортило её лицо. – Через пять минут он опоздает навсегда… Ещё пять минут…

– Пришлёт ещё кого, – подсказал Иван, заражаясь её нервозностью.

– Даже Пекте это сделать не так просто. Их ещё надо провести по ступеням времени, а мы уже прошли. Пока они до нас дойдут, нас здесь уже не будет.

– Но… – Иван не знал, как выразить своё недоверие к словам девушки. – Мы ведь только что прошли ступени времени. Карос сказал. А до коридора шагов двадцать…

Она засмеялась. Зло и коротко. Её подбородок дёрнулся как от попадания кислого на зубы, затронутые оскоминой.

– Пусть попробует. А я посмотрю!..

Иван не понял, на что она там посмотрит, так как из дверей, ведущих со второй ступени времени на третью, из тех, из которых они недавно вышли сами, на площадку высыпали вооружённые люди численностью не менее десятка.

– За спину! – прикрикнул он Напель и бесцеремонно подтолкнул её рукой.

Он первым атаковал неожиданную поддержку стражникам. Они, ударив в спину нападавшим, могли сильно повлиять на результат драки не в пользу людей Напель.

Что-то кричала Напель, но ему было не до неё. Не умея владеть мечом, он, тем не менее, ошеломил противника невероятной эквилибристикой – быстрым вращением меча в руке и выпадами им во все стороны. Сверкание меча и неожиданные, хотя и бессмысленные, метания Ивана отвлекли вновь прибывших от основного его оружия – ударов ногами, которым он был натренирован с детства. И когда по призыву Напель прибежала часть её людей, практически все противники Ивана были нокаутированы или корчились от боли, побросав мечи, так что все они уже не представляли опасности.

– Ваня, ты неповторим! – сказала Напель, но в голосе её слышалось равнодушие.

Ивана её заявление не порадовало не только грубоватой лестью, но и тем, что произошло следом. Напель распорядилась:

– Добейте их!

Ему стало нехорошо, он отвернулся от страшного зрелища: люди Напель действовали как мясники, разделывая туши. Их мечи без устали рассекали поверженных. Нечто подобное он видел однажды в афганском ауле, через который прошли басмачи и вырезали всех – от мала до велика…

Всё заканчивалось и у лестницы. Грудами валялись тела убитых и смертельно раненых, среди них и люди Напель. Их чёрные плащи оттеняли окровавленный пол. Но никто не пришёл к ним на помощь, никто не склонил перед ними головы или хотя бы удостоверился – мертвы ли они или просто упали от изнеможения.

Живые, зажимая полученные раны, расступились перед Напель и Иваном и ринулись вслед за ними вниз по винтовой лестнице.

Погоня

Кто ходил или ходит по ней? Кому она нужна или зачем она нужна? Именно такая?

Иван задавал сам себе вопросы, кружа вокруг толстой стойки, от которой веером отходили ступени шириной всего в ладонь – только поставить пятку. И разумного ответа не находил. Для такой глубокой шахты можно было бы устроить лифт или иной какой-нибудь, хотя бы примитивный подъёмник, раз нельзя здесь пользоваться электроэнергией.

Ходьба по такой лестнице – мозги вытряхнуть. Оттого голова стала кружиться, а ноги – терять ступени и оступаться. Однажды он едва не полетел кувырком, что при такой крутизне вполне могло случиться. Спас Карос, мёртвой хваткой поймавший Ивана за лямки рюкзака. Сказал наставительно:

– Беги и смотри внимательно под ноги. А впрочем, давай-ка я пойду первым. Мне кажется, я здесь уже когда-то ходил… Или, может быть, по другой такой лестнице.

Иван охотно уступил ему лидерство и с уважением посмотрел на его неширокую, прикрытую плащом спину. Карос с виду явно уступал ему в силе, но, похоже, лучше в его руки не попадаться.

Сумеречный свет приходил неизвестно откуда и позволял видеть впереди не более пяти ступеней, всё остальное тонуло в белёсом и оттого и бездонном мареве. И когда там, в этом светлом ничто, обозначилось нечто, Иван судорожно перевёл дыхание и почувствовал себя увереннее, ибо с облегчением подумал: бессмысленной лестнице наступает конец. Ему всякие средневековые ухищрения, предпринимаемые в замке Пекты, уже поднадоели. В них проявлялось какое-то идиотское постоянство, словно одна идея воплощалась многократно с минимальными отклонениями, да и то лишь для того, чтобы показать её со всех сторон: беготня стражников, лестницы, ловушки, помашки мечами…

– Кто?! – оглушительно громыхнула вся шахта лестницы и завибрировала, усиливая звук, как струна.

Люди Напель резко остановились и замерли. Иван также остановился. Сердце у него застучало громче. Предводительница вплотную приблизилась сзади к Ивану и положила на его плечи руки. Он ощутил её тепло даже через бронерубаху, и это подействовало на него успокаивающе. Напель знает, что случилось, и можно на неё положиться.

Однако он ошибался.

– Кто идёт? – опять грохнула вся лестница.

Карос предостерегающе приподнял руку.

– Что это? – шёпотом спросила Напель. – Карос?

Ивана подмывало ответить, что, мол, впереди караульный. Это он должен по уставу, стоя на посту, любому, кто появится рядом с ним, подать команду: – Стой! Кто идёт?

Карос оглянулся.

– Автомат…

Лестница медленно, но для всех неожиданно, истаяла, и беглецы повисли в пустоте и тишине. Лишь из-под ног тянулся тягуче-волокнистый свет, будто тысячи светлых волосков устремились волнующимися космами вверх, создавая такую иллюзию падения, что кто-то из группы не удержался и ахнул:

– Проваливаемся!

– Нет! – прикрикнула Напель высоким голосом. – Обман зрения!

Несмотря на её предупреждение, Иван всё-таки чувствовал себя падающим куда-то вниз. Не было обжигающего ветра, который немилосердно бьёт в лицо при прыжке с парашютом. Не закатывалось сердце от потери веса. И всё равно – он падал. Большим усилием воли он постарался вернуться к действительности, обнаружив, что левая рука его судорожно, до онемения, сжимает центральный столб.

Что-то он последнее время нервничает не по делу. Ему стало стыдно за себя, тем более перед лицом любимой женщины. Он обозлился и на себя, и на непредвиденное обстоятельство.

– Пусти! – стряхнул он ладони Напель и потеснил Кароса. – Здесь такой свет, что… – Он решительно, но осторожно опустил ногу настолько, чтобы нащупать следующую ступень, и нашёл её на месте. – Всё в порядке. Идите за мной!

Дальше их спуск скорее походил на робкое движение слепых или идущих в полной темноте, неуверенных, встретит ли их следующий шаг опору, или их поджидает пропасть.

– Так мы к Творящему до конца жизни не доберёмся, – едва размыкая губы, проговорила Напель.

Она опиралась рукой на плечо Ивана, непроизвольно подталкивая его вперёд. Отчего тот оступался, буркал себе под нос, но понимал её нетерпение.

Бесконечный спуск утомлял. Встать бы на дорогу времени и осмотреться, однако, верил он или не верил в упоминание Кароса о ступенях времени, рисковать не было смысла. Им лучше знать. Объявись он сейчас в поле ходьбы, после возвращения в реальный мир, вернее в тот, в котором он сейчас находился, мог бы оказаться в любом месте, но не с Напель… Вот что его больше всего удерживало не делать опрометчивых шагов по всем этим ступеням.

Через дюжину витков лестница вновь стала просматриваться впереди как прежде, но теперь она как будто упиралась, косо обрываясь, в мутную серую подушку, сотканную из света и тени.

Снова пришлось потратить несколько секунд на остановку и совещание.

Иван пошарил в карманах и нашёл монету. Бросил её вниз. Тусклый её кружок провалился сквозь мнимое препятствие и обозначил своё падение вглубь шахты затихающими ударами по ступеням. Их там ещё оставалось слишком много.

– Средневековье, – хмыкнул неодобрительно Иван и, никого не приглашая, пошёл вниз.

Все двинулись за ним.

Ноги Ивана погрузились в туманное образование и, наверное, запустили в действие какой-то механизм. Одна из стен шахты с грохотом и визгом давно не смазываемых дверных петель (если это были петли), отвалилась наружу, и десятка два стражников ворвались в брешь. Возглавлял их громадный рыжеусый человек с дикими навыкате глазами. Грудь его защищала огненно золотая кираса, в которую облачался ещё Дон Кихот. На голове красовался тяжёлый шлем образца времён Филиппа Македонского. В руках он держал секиру русского воина на поле Куликовом, способную разрубить человека вдоль с одного удара.

– Маклак! – в один голос вскричали все, кто окружал Ивана, но так же все в мгновение ока оголили свои мечи и приготовились к отражению атаки, лишь Напель прикрыла лицо рукавом.

Для Ивана происходящее представлялось в каком-то мистически невообразимом виде. Звероподобное явление Маклака и молниеносная реакция его противников – чётко отработанное действо…

– А-а-а! – обрадовано заревел подобно среднеазиатскому карнаю Маклак. – Узнали! В масках? Ха!.. Я сдеру их с вас вместе с кожей! Вот тогда-то вы будете похожи на одно лицо!

Он стал заводить руки для размаха угрожающе опасной секирой. Поведи он ею – попавшему или попавшим под неё не поздоровится!

Так бы оно, наверное, и было. Но что-то у него и его подручных не заладилось. Как бы он ни был грозен и как ни горел желанием разделаться с бунтовщиками, он не смог прорваться к ним. Первые двое стражников, не добежав всего полуметра до выброса руки мечом, канули вниз, даже не успев вскрикнуть. Куда они провалились, нельзя было понять. Да и никто не думал о них.

– Великий! – оглушительно заорал Маклак, беснуясь перед замершей цепочкой людей Напель. – Какого дьявола! Тут временной барьер или чёрт знает что! Я не могу до этих… Сними его!

Неизвестно, слышал ли его Пекта, но Иван успел вставить свои слова между громогласным потоком слов Маклака:

– Чего стоим? Все вниз! Быстрее!

– Он прав, – подтвердила Напель, поскольку призыв ходока к её людям не возымел действия. – Вниз!

Они уже успели опуститься витка на три по лестнице, когда услышали, как на неё наконец-то прорвался Маклак со стражниками.

– Бойся!.. Придавлю каблуком как гнид!.. – угрожал он, не переставая. – Одной задницей всех передавлю!

Вскоре он охрип и приумолк. К тому же, при громоздкости тела и снаряжения спускаться ему по тесной лестница с круто падающими узкими ступенями было много труднее других. А так как он бежал впереди стражников, то погоня постепенно стала отставать и затихать где-то вверху, вселяя надежду в преследуемых.

А лестнице не было конца…

Загнанные люди дышали с таким шумом, будто прокачивали воздух мехами. И нет времени остановиться, перевести дух. Сверху, даже отставшая, накатывалась неумолимая и такая же задыхающаяся погоня во главе с Маклаком, рык которого, хотя и приглушённый севшим голосом, время от времени раздавался по всему стволу шахты. Он, конечно, сдерживал погоню, но если ему вдруг удастся приблизиться, то для тех, кто находился в конце вереницы людей Напель, это означало неминуемую смерть. Так что любая задержка могла многим стоить жизни.

И как бы беглецы ни боялись этой задержки и ни остерегались, она случилась.

Один из них, витка полтора над Иваном, оступился, упал головой вниз, под ноги Напель. Никто не успел его подстраховать, он стремительно протиснулся из-за спин впередиидущих и сломал себе шею.

Он страшно застонал. Его товарищи остановились и молча взирали на его мучения.

К нему склонилась Напель. Лицо её, раскрасневшееся и вдохновенное, было прекрасным. Иван залюбовался ею. Она выглядела свежо и бодро. Её дыхание не выдавало спешки длительного бегства и усталости. Иван смотрел на неё и верил ей будто божеству. Вот она сейчас что-то сделает или скажет такое, от чего поверженный встанет как ни в чём ни бывало и устремится со всеми вместе к таинственному Творящему Время…

И она сказала. Твёрдо, без колебаний.

– Ласель, ты знаешь, что надо делать?

– Да, госпожа! – отозвался из-под маски тот, кто стоял ближе всех к раненому.

– Так не мешкай!

Ласель выхватил меч и коротким тренированным замахом рассёк маску вместе с половиной черепа своего оступившегося товарища. Поверженный дёрнулся телом и обмяк.

– Вниз! – коротко скомандовала Напель.

Лицо её оставалось прекрасным и вдохновенным.

Иван едва удержался. Его тянуло вывернуться наизнанку. Никогда ещё он не видел такого хладнокровного убийства своими глазами. Кинофильмы не в счёт. Даже тогда, когда он, находясь в разведке у кишлака, затерянного в пыльной впадине между возвышенностями, увидел вблизи поножовщину среди моджахедов, его так не потрясли те убийства. Они убивали в состоянии аффекта, доведённые до отчаяния долгими боями, потерей близких, недоеданием и озлоблённостью на всех: русских, кабульских, своих полевых командиров и друг на друга.

Но здесь…

Он припомнил погибшего. Когда он его вёл по дороге времени к замку, ему показалось, что с ним идёт хрупкая женщина, настолько тонким и подвижным было его тело. Это оказался юноша. Он дрался со всеми у лестницы и выжил. И лишь неудачно оступился… Лица его Иван не видел, и никогда уже не увидит. Рассекающий удар меча Ласеля недаром пришёлся в маску, чтобы обезобразить лик и не дать возможности опознать противнику, кто перед ним и не сделать каких-либо выводов о составе и намерениях бунтовщиков, вознамерившихся выступить против Пекты Великого.

Через некоторое время, вспоминая событие, Иван вдруг со страхом представил себе, что на месте убитого мог бы быть он сам: со свёрнутой шеей на дороге времени не укроешься. Неужели Напель так же хладнокровно распорядилась бы покончить и с ним?

Нет! – откинул он такую возможность, и тут же решил: – Могла бы!

Потрясённый своим заключением, он, наверное, впервые серьёзно подумал об истинных целях Напель. Что если они у неё, на самом деле, не те, о которых она ему говорила? И ради которых он согласился помогать ей? Уж очень всё идёт не так. Какое-то слепое повиновение людей, окружающих её. И хладнокровие при виде гибели своих соратников…

Он же ждал добра!..

Ему стало страшновато и за себя и за неё. Что же она задумала, коль добивается цели, идя по трупам, с уверенностью, что так и должно быть?

Или чем их больше, тем лучше? Но кому?..

Кованые сапоги Маклака бухали уже над самой головой. Остановка стоила не менее десятка витков лестницы, и сейчас погоня практически наступала на плечи людям Напель.

– А-а! Канальи! Будет вам! – басовито и торжественно взвыл Маклак, наткнувшись на убитого, положенного так, чтобы обойти его было как можно труднее.

Погоня потеряла темп и снова отстала.

Иван же шёл как в бреду. Ему казалось, идёт он к своей гибели… Нет, не к гибели, конечно. Он не верил в свою смерть. Но к чему-то такому ужасному и неприятному, что будет равносильно гибели.

– Дошли! – донеслось снизу радостным голосом Кароса (Иван постепенно пропустил несколько человек вперёд). – Конец лестницы! Здесь вход к Творящему!

Творящий Время

В смутном свете Иван разглядел тёмные следы некогда начертанной символики Пекты Великого.

Люди Напель, а осталась их едва ли половина от пробитых Иваном сквозь время в замок, столпились плотной кучкой. Казалась она строгой и тёмной: капюшоны опущены до глаз, маски на лицах, плащи. Поэтому неясно было, радуются они окончанию долгого и опасного пути, предпринятому для достижения входа к Творящему, или, подобно Ивану, испытывают волнение и борются с противоречивыми желаниями: скорее открыть дверь, войти и увидеть то, ради чего жертвовали собой или остановиться, помедлить и не открывать, а оставить всё, как было прежде.

Ещё несколько минут, – лихорадочно размышлял Иван, – и великое творение человечества погибнет, рассеется в веках и тысячелетиях, не оставив о себе ни знака, ни намёка для будущей человеческой цивилизации.

Жаль!..

Где-то Иван прочитал: чтобы удивиться – достаточно нескольких мгновений, но чтобы кого-то удивить – порой не хватает жизни. Войти и удивиться – так просто! Но создать Творящего Время достойно удивления… О-о! Кто знает, сколько человеческих трагедий и просветлений, сколько судеб и идей, слов и споров стоит за ним?

За дверью находилось как раз такое – удивительное создание гениев и мыслителей многих народов и поколений.

И это удивительное создание надо уничтожить. Иначе оно, как Молох, будет, даже не ведая о том, калечить всё новые и новые жизни, пойманные в силки времени и бьющиеся о Прибой, будто мухи о стекло, поскольку впереди у них нет ни будущего, ни прогресса.

Да, надо уничтожить, но жаль!..

Голос Напель был ровен и чёток до жёсткости:

– Данес, и ты, Самол, – назвала она имена своих спутников, телохранителей и бойцов, которых Иван не знал, – останетесь здесь! А ему скажите, чтобы постоял у входа и подождал. Я его позову. И… не церемоньтесь с ним. Так?

– Так, госпожа!

– Входим! И поможет нам Великий Девис!

Дверь легко, от одного толчка Напель, подалась внутрь. Иван краем уха слышал – вот-вот по лестнице ссыплется погоня во главе с разъярённым Маклаком, краем сознания обдумывал слова приказа Напель остающимся у двери и находил их в чём-то неправильными, но весь уже был там, где притаился неведомый Творящий Время. Он вытягивал шею, но углы капюшонов и низкая притолока двери заслоняли перспективу.

Что собирался он там увидеть? Он и сам не знал.

Какое-то гигантское кибернетическое существо, стоглазое, стоустое и сторукое…

Холодно отсвечивающие неземным светом крутобокие кубы аппаратуры, начинённые неведомыми для его века блоками, приборами, элементной базой…

Монументальное сооружение, сияющее разноцветными сигнальными огнями, и снующие вокруг него роботы-обслуга…

Какие-то фантастические видения животных и эфирных, сотканных из ничего, созданий…

Может быть, может быть…

Казалось бы, после всех этих мысленных построений и видений ничто его не должно было поразить.

Но он ступил под своды огромного подземного грота и – поразился.

Потому что ничего не видел.

Первое впечатление: вот громадная выработка в базальтовом слое, пустое до гулкости. Высокий сферический свод освещался с боков и давал несильный отражённый свет, создавая иллюзию светлого неба на раннем рассвете, оттого очертания каких-то хаотически разбросанных на полу предметов, в виде строительного мусора, приобретали акварельную размытость и неясность.

Его спутники, по-видимому, первому впечатлению не придавали особого значения. Они стояли и чего-то ожидали. Впереди всех миниатюрная фигурка Напель, в полушаге за ней – Карос. Все они занимали столь незначительное пространство, что предметы, принятые Иваном за строительный мусор, выглядели холмами.

Иван ждал со всеми.

Так в молчании и ожидании прошло несколько тягостных секунд. И вдруг Иван ощутил перемену, ему стало мниться, хотя вокруг ничего ещё не происходило, совершенно новое состояние пространства: весь зал был чем-то заполнен, и нет в нём ни кубического сантиметра свободного места. Даже там, где он оставался с другими людьми Напель, ощущалась такая же заполненность. Она пронизала мозг, тело и конечности, словно включила их в свою структуру.

Впрочем, такое ощущение могло быть связано с разгорающимся в центре зала сиянием. Оно исходило от чашевидного образования, установленного на небольшом возвышении. До появления света на этом месте Ивану виделось высокое мусорное всхолмление.

Вначале засветилось туманное облако. Размеры его увеличивались, оно вспухало, словно подкачиваемое невидимыми насосами изнутри, но за рамки чаши не выходило. Вскоре можно было видеть весь зал как будто затканным тонкой серебристой паутиной, подвешенной к куполу. К стенам тянулись тонкие, с человеческий волос, нити, концы которых терялись в чаше. Они создавали прозрачный клубок, унизанный мириадами алмазно-лучистых искр. Это они создавали светящийся центр, исходящий из чаши. Он не был статичным, а дышал, искрился и жил: в нём возникали вращательные движения, но не вокруг общей оси, ибо каждая его отдельная нить и алмазные вкрапления в неё пребывали вне зависимости от других; они находили собственные меняющиеся пространственные координаты, не выходя, однако, за пределы общего клубка света над чашей.

Подземелье значительно осветилось.

Иван рассмотрел скудный интерьер зала. По-видимому, создавая его и работая здесь, никто не стремился к уюту. Чаша с искристо-волнистым облачком служила центром. Вокруг размещались приземистые пульты с откидными креслами человек на десять. Вот, пожалуй, и всё.

На противоположной стороне от входной двери аляповатым абрисом громоздились навалы не то ящиков, не то коробок. Иван даже непроизвольно улыбнулся. Знакомая картина. Как иногда бывает у овощных магазинов, где без ящиков не обойтись, но они заставляют проходы и безобразят элегантный вид киоска. Точно так же набросаны ящики – тара из-под оборудования – на стройке, где ему приходилось работать…

– Творящий Время! – раздался в тишине напряжённый и торжественный голос Напель.