скачать книгу бесплатно
Где-то там, у одной из стен расположилась группа толстяков во главе с Андромедом и едят… едят…
Пуклик проглотил голодную слюну.
Недавняя встреча с группой для Елена закончилась необычно. Грузный Андромед встретил молча и так внимательно смотрел в глаза, что Елен не выдержал его взгляда, сам спросил-ввязался в разговор, де, что тут нового, ведь давно у вас уже не был. На что старший над обжорами пропыхтел:
– Не зря… Не зря, вижу, местечко для тебя храню… Натуру не переборешь, себя-я не обманешь… Посиди, отведай…
Елен, уязвлённый и раздосадованный незаслуженными намёками, вдруг отмёл все страхи, уселся среди добродушных и хлебосольных великанов и с удовольствием поел-попил.
Да и чего себя обманывать, понравилось ему у них, в Крепости. Что ни говори, неплохо там. Очень не плохо…
– Скажи, дорогой, кто удерживает Крепость? – спросил Пуклик. Ему хотелось верить, что Кутя ответит.
Кутя не обманул, подобно предыдущим случаям. Он тут же раздался в плечах, надулся и стал на полголовы выше.
– Наш дорогой Паля Шестой! – проговорил он торжественно и застыл лицом, точно предстал перед светлые очи того, о ком говорил. – Завтра ты с ним познакомишься.
Ответ Кути обескуражил Пуклика. Что же ему всё время морочили голову? Что же это получается? Сами наступаем и сами обороняем? Чепуха какая-то!
– Тебе, дорогой, не кажется, – возмутился он, поднимаясь на ноги, – что в твоих словах начисто отсутствует логика?
– Нет! – отрезал Кутя и стал ещё значительнее.
– Но, дорогой! Если Крепость обороняет наш Паля Шестой, то скажи на милость, зачем я её буду брать?
Пуклик задал естественный вопрос, но теперь не надеялся на ответ, так как все его зачем, почему, как и что и равно иные мучившие его вопросы всегда повисали между переходами из одного состояния в другое.
Он заканчивал скромный обед в столовой. С удовольствием выпил компот, утоляя жажду, приобретённую от восхождения на скалу у Крепости.
Такие переходы его уже не тревожили. Переносил их легко и безбоязненно. На работе и её качестве они не сказывались. Оттого воспринимал своё раздвоение или даже растроение в виде нормального положения дел.
Посмотрев на всех свысока посвящённого в тайну человека, Он встал из-за стола и движением, входящим в привычку, поддёрнул брюки. Подумал: – Пора их снова либо ушивать, либо менять, иначе спадут у всех на виду.
От столовой до отдела идти недалеко, однако прогулка освежила, и удалось подумать немного о неожиданном предложении на вечер. Ещё дня два назад его пригласили на сегодня после работы сыграть в баскетбол, поскольку игроков в команде не хватало и кто-то, памятуя прежнее, когда Он был молод, указал на него.
Давненько не держал Он мяч в руках. А когда-то играл хорошо. В школе, институте, даже однажды выступил за сборную студенческую команду города. Сколько лет прошло!.. Сможет ли Он сейчас сыграть? Конечно, Он понимал, что команды их организации и не команды вовсе, а так, оздоровительно-обязательные группы дилетантов, по сути вынужденных по плану спортивного сектора профкома раз в год представлять и защищать честь, так именно говорят, своих отделов, этажей, подразделений. И всё лишь для того, чтобы потом день-другой поговорить об игровых ситуациях, куря на лестничных площадках, да жаловаться друзьям и в семье на синяки или боли в боку.
И всё равно волновался. Не только из-за игры. Наверное, придёт поболеть за свой этаж Она. Третьего дня, позвонив предварительно несколько раз, Он услышал, наконец, её голос. Неуверенный и удивлённый вначале разговора и чуть повышенный, когда надо было сказать до свидания.
Команды на поле вышли вовремя. Перед началом игры игроки размялись, побросали мяч в кольцо и попрыгали, подрагивая мышцами зрелых тел. Он тоже дважды бросил и один раз попал; попадание в кольцо вдохновило. Вначале непроизвольно, а потом смелее Он стал сравнивать себя с другими мужчинами и остался вполне доволен собой. Двигался Он легче большинства их них и дышал посвободнее после скоропалительной беготни от щита до щита.
Однако долгое время игра, его участие в ней, зрители, бросающие рискованно-обидные реплики и одобрительные возгласы, и мяч – оставались для него нереальными, словно игрушечными, как будто всё это происходило не с ним.
Играя, Он иногда посматривал на болельщиков и видел её…
Ветви деревьев и тенистых кустарников скрыли Пуклика от нескромных глаз, и ему хорошо была видна побуревшая от старости глухая стена Крепости. Сюда Он пришёл один, без опеки Кути и Обжи. Крадучись, скрываясь и маскируясь от опекунов и тех, кто мог бы его увидеть из Крепости.
Он оценивал стену, свои возможности и начинал верить в успех, намётанным уже взглядом отмечая, где можно будет поставить ногу и где зацепиться рукой. Стена оживала под его взглядом и будто сама просилась – пробуй, покори, поднимись…
Первый период игры закончился в их пользу. Он принёс команде львиную долю очков. С ним теперь все держались простецки, не то что перед игрой – думали, балластом для команды станет, но, поскольку на безрыбье и рак рыба, то воспринимали его с покорностью.
Теперь Он показал им себя! И то – стал представлять основную ударную силу команды.
В груди у него всё пело. Хотелось думать смелее, раскованнее. О Ней тоже. Посматривал на Неё с каким-то чувством удивления, так смотрят со сна. Осмелевший в телефонных разговорах, Он до настоящего времени не договорился с Нею о встрече.
Чего я хожу как мальчик вокруг да около? – думал Он сейчас, по-новому воспринимая своё отношение к ней. – Обычное дело между мужчиной и женщиной…
Прибавившая в весе группа Андромеда ужинала. Дымились паром огромные куски мяса, распространяя такой аппетитный запах, что Елен даже ухватился рукой за выступающий из кладки камень, чтобы не наброситься жадно на еду. Так просто: сесть со всеми и есть, есть, есть…
– Пока думаешь, – подстегнул, буркая полным ртом Андромед, – всё съедим.
«И съедят! – со злостью подумал Елен. – Пока я бегаю, в баскетбол играю… Ни кусочка не оставят. А я, идиот, с носом останусь…»
Руки, не дрогнув, легли на шершавые прохладные камни, пальцы нащупали первую опору и уверенно сделали захват. Правой ногой сразу удалось найти надёжный уступ и совершить первый шаг вверх. Затем второй. Руки и ноги, чудилось, работают помимо него.
За спиной, уже под ним, заскрипело от шагов. Пуклик даже не оглянулся.
– Куда торопишься, дорогой? – вкрадчиво спросил Кутя.
В это время Пуклик, распластавшись на отвесной стене андреевским крестом, искал за что бы уцепиться рукой. На вопрос Кути не ответил. Не хотелось, да и почему-то показалось, что отвечать и не надо. Что отвечать, если Он не знал каким образом оказался без присмотра у Крепости.
– Совсем созрел, – сдержанно констатировал Обжа. – Только к чему?.. Обращённые они всегда такие. Нетерпеливые…
– Пуклик, дорогой, – мягко заговорил Кутя. – Если ты сейчас не определишь своего отношения к Крепости, то никогда уже не сможешь её покорить… Может быть, повременишь, подумаешь?
Пуклик молчал и безостановочно двигался вверх. Ему мнилось – Он понял всё, всё обдумал и поступает теперь так, как следует.
– Совсем созрел… Только к чему?
Его команда победила с крупным счётом. Он был героем матча.
Ещё говорили об игре: как надо и как не надо было действовать в той или иной игровой ситуации, а Он решительно направился к Ней.
Она, готовая уйти, встретила его неуверенной улыбкой и сузила глаза. Он глянул на Неё и неприятно поразился морщинам на висках, у рта, на лбу. С отвращением отметил своё разочарование. Как-то всё, представляемое недавно в мыслях, происходило не так. Не красиво, что ли?
– Я тебя провожу!
Это был не вопрос, а утверждение, потому что Он так был уверен в себе, в правильности поступка, что об отказе даже не подумал. Оттого его утверждение прозвучало грубо и равнодушно.
– Приходят, уходят… – нудливо сетовал внизу Обжа. – Ни здравствуй тебе, ни прощай… Обращённые.
Только что, одолев трудный участок стены, Пуклик отдыхал. Выше – он поднимал лицо, прицеливался к оставшемуся пути – должно было пойти легче, но уже тонкой чертой засинел карниз перед самым выходом на стену. Карниз приближался неумолимо и вскоре стал видится более широким и менее одолимым, чем представлялось, когда он был ниже по стене.
– Я рад за него, он решился, – услышал Пуклик слова Кути. И ещё: – Пуклик, дорогой, могут быть неожиданности, при том и твои собственные. Крепости просто так не сдаются…
– Сам себя бойся, – подчеркнул Обжа.
Каждый звук, созданный внизу, достигал Пуклика по стене в виде сыпучего шороха, однако различим был явственно.
Вот карниз…
Весенний ледок позднего вечера звонко похрустывал под ногами. Они шли молча.
Пора бы что-нибудь сказать, – размышлял Он без энтузиазма. – Иначе произойдёт то же самое, что и десять лет назад. Он промолчит, а Она с обидой и жалостью посмотрит на него. После чего пути их разойдутся, и, пожалуй, с этого дня навсегда.
Тоска бессилия охватила его. Она перешла в злобу. Он злился на всё: на недавнюю игру, на себя, на Неё, постаревшую и, оказывается, ненужную ему, на то, что решил проводить её. Зачем Она мне нужна? – думал Он с остервенением. – А Она ведь уйдёт, если я промолчу… И пусть… Такая уж трагедия или потеря для меня? – трезво и холодно задал Он самому себе вопрос. – Для меня сегодняшнего? Обновлённого? Когда есть… помоложе…
Карниз. Пуклик медлил, долго к нему присматривался.
Кутя и Обжа внизу притихли. Ждут…
Она стала убыстрять шаги, кожа на скулах у неё натянулась. Она перестала искоса посматривать на него – пропал интерес. А Он не побежал за Ней и без сожаления посмотрел Ней в спину. И чего Он в ней видел особенного все эти годы? Просто сам придумал идеал.
И встретились они, и поняли без слов,
пока слова текли привычной чередой,
что бремя прожитых бессмысленно годов
меж ними бездною лежало роковое.
Стоило ли из-за Неё умирать от бега, обливаться потом и терпеть издевательства Обжи; теперь вот карабкаться на неприступную стену, чтобы после этого похоронить себя снова, уже связав жизнь с Ней, постаревшей некрасивой женщиной?.. Ради этого Он берёт Крепость? Ну, уж, нет!..
– Да ты не сдерживайся, садись! И ешь! Душа же, вижу, просит! – приглашал сладко Андромед и, поведя мощной рукой, указал Елену на свободно место рядом с собой.
– Давай, чего ты?.. – загудели, зачавкали аппетитно толстяки…
Подтянув себя под самый козырёк карниза, Пуклик нашёл опоры для ног, и освободил одну из рук, зашарил ею по-над-за головой. Схватиться было не за что. Стиснув зубы, он вновь и вновь искал, за что бы уцепиться. Наконец, кончики пальцев как будто нашли какой-то подходящий выступ…
Потерявший власть над собой, Елен кинулся к еде, схватил самый большой кусок и понял: вот оно – счастье!
– Лезет! – закричали тут все толстяки и двинулись к краю площадки. Елен, выставив урчащий живот, двинулся со всеми туда же. И как только он подошёл, кто-то с силой ткнулся ему прямо в пупок и отскочил… – Ату его!..
Пуклик раскачался и с маху бросил ногу вверх, на площадку, но нога ударилась во что-то мягкое и упругое и отлетела назад, потянув за собой Пуклика. Он замедленно отлепился от стены и стал падать.
– Всё! – услышал он злорадный голос Обжи. – Таким Крепость не по зубам. Гонору много. О себе только думает.
– Да, дорогой. Зря старались. Недаром говорят, коротки ноги у миноги на небо лезть. Нам здесь больше делать нечего…
– Молодец, Елен! – похвалил Андромед и похлопал жирной рукой по спине счастливого Елена.
– Угу! Пузо к пузу… – не переставал жевать Елен, наметив для себя следующий увесистый кусочек. А чтобы никто не опередил, пододвинул его к себе поближе и прикрыл ладонью…
Она так и не оглянулась. Завернула за угол. А Он озабоченно глянул на часы и весело сказал: – Бум-бум-бум!
В гастроном Он успевал…
М Е Н К И
Тогда я был молод. Мне шёл девятнадцатый год…
Погоня!.. Читал в книгах, видел в кино. Но разве зрителем охватишь и бешенство, вселившееся в нас, и азарт, щекочущий лицо и кончики пальцев, и страх перед содеянным и будущим.
Деркач с остервенением крутил баранку, ухая на частых поворотах дороги. Рядом с ним Лёня безостановочно орал:
– Проклятые лоды!.. Мы вам!..
Слева с мой бок впился острый локоть костистого, как рог оленя, Иванса, а справа по мне растекался рыхлый и жаркий Денис.
А где-то позади – можно было иногда видеть зажжённые фары и даже слышать шум моторов – за нами гнались ходкие милицейские машины.
– Скоро?
– Скоро, – цедил сквозь зубы Деркач, завершая очередной лихой вираж.
Нас завалило, жигуль забросило задком и ударило о дорожный знак. Багажник вспучился. Лёня зло захохотал.
– Проклятые лоды!..
Сквозь свист проносящегося мимо воздуха прорвался вой сирены. Дорога бросалась под колёса машины разъярённым зверем, свирепо шипела и умирала за нами.
Наконец, в золотистом отблеске заката открылось лесное озеро. Оно мерцало за проносящимися стволами деревьев, на мгновения исчезая и появляясь вновь.
– Подъезжаем! – предупредил Деркач и резко свернул с асфальта на едва различимую в сумерках лесную дорогу.
Я утонул в Денисе и окончательно был пронзён локтем Иванса.
Машина с ходу воткнулась в толстую сосну, жалобно застонала, забилась в конвульсиях – мотор работал и рвал её вперёд.
Мы вывалились из салона на влажную траву. Деркач с ругательствами пнул измятый бок жигулей, Лёня выкрикнул на полночь:
– Проклятые лоды! Мы вам ещё устроим!..
– Дача на той стороне! – Деркач побежал к воде. – Раздевайтесь!.. Бросайте всё!
Иванс сорвал с себя рубаху, будто она горела на нём, я запутался в джинсах и снимал их, ужом ползая на земле. Лёня сквернословил и разбрасывал в стороны одежду, она тёмными птицами взлетала и терялась в тени наступающей ночи.
Вода обожгла, выдавила из меня нечленораздельное: – Ы-ы!
– Сбрасывай оболочку в воду, – с пыхтением посоветовал мне Денис, вода вокруг которого клубилась паром.
Белые облачка окружили и остальных моих спутников – они сливались с природой, отдавая энергию воде и заражая меня своими действиями. Во всех моих членах возникла неизъяснимая лёгкость и необыкновенное ярко-звёздное видение окружающего мира.
Мне стало жарко и весело. Я кинулся вслед за друзьями по клокочущим от пузырьков пара дорожкам, оставляемых ими,. Я что-то кричал и восторженно колошматил руками о воду, капли летели во все стороны.
Над озером метнулись сполохи яркого света – милицейские машины прыгали по кочкам лесной дороги, но их явно берегли.
А мы уже выскочили на противоположный берег. Уменьшенными и похудевшими впятеро. Жухлая, побитая осенью трава, только что путавшаяся у нас в ногах, теперь стояла по пояс. В ней не больше баскетбольного мяча перекатывался Денис.
