Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

Оттого его действия и поступки, якобы, навеянные, Напелью, постепенно превратились в некую навязчивую, теряющую остроту идею. Она превратилась в какой-то символ, достичь которого он стремится, порой, не замечая целесообразности своих влечений к нему.

Вот он, повинуясь своим странным устремлениям, пришёл в этот умирающий мир. Что здесь произойдёт, он уже примерно получил представление из скудного рассказа Первопредка Эламов. Его воспоминание – жалкий кусочек трагедии, разыгравшейся, вернее, которая вот-вот разыграется где-то здесь рядом в скором времени.

Так на что он надеялся, когда стремился сюда? Придёт, проникнет в канал, пробитый во времени Пектой, пройдётся по нему прогулочным шагом и встретит её… Напель?

И что?

Он её встретит… Встретит?

Каков наив!

Как у мальчика несмышлёного, улетающего в мечтах не слишком высоко и далеко. Он-то ведь понимает, что никогда уже не встретит Напель! А и встретит… Что она ему? Вернее, уж если быть честным до конца, то, что он ей?.. Чужая, незнакомая…

А-а!

Но что остаётся делать? Вернуться домой? Что тогда сказать им, рискнувшим вместе с ним войти в этот мир? Мол, ребята, я погорячился. Давайте повернём и – восвояси. Поймут ли они его? Наверное, нет. У них здесь свои интересы. Они за свои длинные жизни насмотрелись всякого, им приелись века и тысячелетия, где люди живут размеренно, умирают от возраста или войн и болезней, но тоже в обычной последовательности. А здесь появилось что-то новенькое, необычное, предполагающее ранее неизведанные ощущения и щекотание нервов. До его Напели им нет никакого дела, и до его чувств к ней – тоже…

Да и поймёт ли он сам себя, повернув назад? Ему здесь тоже есть на что посмотреть и осмыслить, проверить себя и пережить невероятное…

Иван шагал и как забубённый клевал головой в такт каждого, пришедшего в голову, гамлетовского вопроса и ответа на него или аргумента, разъясняющего ему самому суть этого вопроса.

Как это часто бывает в таких случаях, проблема решается самым простым или необычным образом. Можно потом гадать о предсказуемости произошедшего, что заставляет менять решения или отвергать сомнения, однако всё происходит так неожиданно…

Где-то ещё постреливали, звуки доходили глухими, растянутыми от многократного эхо. Становилось теплее, под ногами подтаявшая земля сочилась водой. Ветер задувал со всех сторон, словно искал в лабиринте рухнувших стен выход на свободу.

Ходоки, недавно сосредоточенные и молчаливые, занятые поспешностью уйти как можно дальше от Эдварда и его отряда, вскоре расслабились. Реже стали оглядываться, чтобы удостовериться, не догоняет ли их кто из стражников, чтобы примкнуть к ним, либо, с меньшей вероятностью, но опаснее, чтобы послать им вдогонку очередь из автомата.

Наконец, было нарушено и напряжённое молчание,

Ходоки заговорили все сразу, отвлекли Ивана от мрачных мыслей и тупиковых по своей природе размышлений. Он судорожно вдохнул и выдохнул, ощутил горьковатый привкус гари, кашлянул. Обернулся к ходокам, цепочкой следовавшим за ним по следам. Сбавил темп движения, навязанный им с самого начала.

– Наконец-то! – воскликнул Хиркус. – Я уж думал, так без остановки и будем бежать до самого пресловутого Пекты, который ждёт и никак не дождётся, когда это мы к нему прибежим. Оказывается…

Иван воспользовался моментом.

– А надо ли куда-то бежать? – поставил он вопрос ребром. – Не хватил ли нам местных прелестей, а?

– Ты о чём, КЕРГИШЕТ? – уставился на него Арно, его роста хватало, чтобы поднимать голову и без напряжения смотреть в глаза Ивану. – Ради того сюда и пришли. Что тебе здесь не понравилось? Всё так и должно идти. Наверное. Я вполне доволен, что воочию наблюдаю, как заканчивает своё существование перливый мир. К тому же и участвую в нём.

– Ну, удовольствия здесь на ноготь, – буркнул Джордан. – Другое важно посмотреть, чем и как это всё и вправду закончиться. Чтобы потом не слушать досужих домыслов тех, кто этого не видел, а лишь где-то сам услышал или придумал. А мы будем знать точно, и потом донесём до других…

– О, да! Сумерки богов! – засмеялся Хиркус. – Это так романтично!

Его не поддержали, а Джордан закончил фразу:

– …так сказать, в назидание на будущее.

– Он прав, – высказался Жулдас, угрюмо посматривая на всех из-подо лба. – Но мы расскажем, а кто-то всё опять переврёт, – закончил он с непонятной злостью к тем, кто когда-то перескажет в искажённом виде о его похождениях при кончине неперспективного мира.

Шилема подошла к Ивану почти вплотную, подняла к нему суровое и некрасивое лицо.

– Ты передумал найти вход в канал? – спросила она негромко, но твёрдо. – Почему?

Иван немо посмотрел ей в глаза. Они у неё оказались в крапинку по роговице и слегка бегали из стороны в стороны, словно их раскачивал маятник. В глазах застыла настороженность. Шилема ожидала ответа.

Что ей сказать? Не выворачивать же здесь перед ними свою душу, высказывать сомнения и о постигшем его разочаровании. Не объяснять же плаксиво о проблематичности увидеть Напель, ради которой он сюда устремился. Так они о том и так знают.

Ещё Перкунас отметил: – «Любовь, значит…»

Да и Сарый, наверное, дровишек в костёр разгорающихся слухов среди ходоков подбросил: – «Ах, какое чудо Ваня нашёл!..» Оттого, по всему, Манелла Ил-Лайду пробила в настоящее время его квартиры, чтобы либо уязвить её или его, то ли создать противовес…

Впрочем, кто может знать, чем руководствуется женщина в своих поступках?…

Вот и Шилема. Почему спрашивает, зачем это ей?

Отвечать что-либо Иван не хотел. И не успел.

Всего в двух десятках шагов от ходоков раздалась дробная длинная очередь из автомата. Над их головами низко промелькнула стайка трассирующих пуль. Возможно, они послужили сигналом, так как рядом, похоже, за стенкой, что прикрывала ходоков, разгорелся настоящий бой: загремели выстрелы, ухнули взрывы гранат. Комья грязи и битого кирпича долетели до команды Ивана.

Ходоки упали на землю. Иван прикрыл рукой Шилему. Ей это не понравилось.

– Убери! – зашипела она. – Сама справлюсь.

– Помолчи! – оборвал её Иван, но руку убрал. – Скомандовал: – Будьте начеку. Арно, обеспечь круговую оборону. Я сейчас…

Он приподнялся. Отметил – куртка и штаны перепачканы в грязи. Согнувшись, осторожно двинулся в сторону вспыхнувшей схватки. За ним поднялись Шилема и Жулдас.

Как-то так получилось, что они теперь оказались телохранителями у КЕРГИШЕТА. Куда бы он ни направлялся, они старались быть при нём. Он махнул на них рукой, чтобы отстали, однако это всё равно, что приказать машине: её отмашкой руки не остановить. Иван зарычал на них и продолжил путь.

Он оказался коротким.

Из тесного прохода на него выскочил какой-то человек с выпученными глазами, оборванный и безоружный. Тут же споткнулся и упал под ноги Ивану, дёрнулся и затих. Изо рта его вылилась струйка крови, стекла каплями по щеке. Вся спина у него оказалась развороченной: с десяток пуль прошили его насквозь, некоторые вышли из груди. Откуда только у этого человека оказались силы бежать, если в нём не осталось, наверное, ни одного неповреждённого органа?

Иван выругался. Какая с его стороны беспечность. Терзал себя ненужными мыслями, позабыв, где находится. Всё какие-то представления, будто играет в игры. А тут далеко не игра. Хорошо, что ещё повезло, и он не выскочил прямо под огонь автоматов. Когда он, наконец, поймёт, что здесь идёт война не на жизнь, а на смерть? Поэтому и себя надо вести соответственно.

Он перешагнул через убитого и сделал несколько коротких шагов в сторону, откуда тот появился. Наконец ему открылась прогалина в руинах. Вокруг неё-то и кипел бой, центром которого оказался броневик. Такую машину Иван видел только в кино: впереди колёсная пара, а вместо задних колёс – гусеницы, одну из которых нападавшим или обороняющимся удалось разорвать.

Из кузова машины кто-то отстреливался, но против них работали десятки автоматов. Так что не прошло и двух минут, как всё закончилось.

К броневику из-за завалов потянулись какие-то вооружённые люди. Человек сорок. Одетые в одинаковую камуфляжную, но до черноты замазанную форму, они, тем не менее, выглядели не нечаянным сбродом вояк, явно не связанных между собой дисциплиной или какой-то иной общностью. Подходили по одному, парами, редко в большем количестве сразу. Сгрудились у машины. Двое забрались в кузов и стали оттуда выбрасывать какие-то мешки и передавать вниз ящики, возможно, с боеприпасами, как определил Иван по конфигурации этих ящиков.

Неожиданно от толпы отделился один из вояк и прямиком направился в сторону Ивана. Что его потянуло сюда, Ивану было невдомёк, но, по-видимому, решил проведать, что случилось с его товарищем. С тем, с которым столкнулся Иван.

Ходок отступил почти до того места, где лежал убитый и затаился.

Встретить и обезвредить человека, пришедшего посмотреть, где нашёл смерть его дружок, Ивану удалось быстро. Дело техники. Он подхватил обмякшее тело и, перебросив его через плечо, вернулся к своим ошеломлённым товарищам.

– Где ты его подобрал? Опять принёс, – напомнил Арно вчерашний эпизод, когда Иван отнёс к кострам стражников обессиленного человека.

– Это кто? – спросил Жулдас. – Он живой?

– Сейчас узнаем, – отдышавшись, сказал Иван и попытался привести в чувства пойманного вояку. – Ты, Жулдас, лучше пойди и посмотри, чтобы сюда больше никто не заявился. Их там много.

Жулдас постоял, соображая, насколько просьба Ивана важна, но посмотреть всё-таки пошёл.

– Опять не рассчитал, – глядя на потуги Ивана, осудил Арно. – Ты, КЕРГИШЕТ, своей силой управлять не можешь. Мог бы и полегче приложиться.

– Сходи сам, – огрызнулся Иван. – Помоги вот, а то рассуждать ты мастак…

– Давай посмотрю я, – предложил Хиркус. Он склонился над человеком, потрогал его за руку, подёргал за ухо. – Сейчас очухается.

Наконец, незнакомец, словно повинуясь подсказке Хиркуса, пришёл в себя. Он быстро и ненавидяще осмотрел ходоков, на губах его появилась презрительная улыбка, словно не его только что обеспамятствовали, а теперь окружили плотным кольцом, а это он командует некими, не вызывающими уважения, субъектами.

Глядя на него, Арно вдруг пробормотал:

– Лучше бы ты его прибил сразу.

– Почему это? – поинтересовался Иван.

– Сейчас узнаешь.

– Да о чём ты? – воскликнул Иван, задетый за живое. – Что я, бандит какой, что ты так мне…

Его перебил пришедший в себя незнакомец.

– Вы думаете, – проговорил он высоким голосом, – что вам удастся нас опередить? Или дойти живыми? Ха!

Он сплюнул, даже не поворачивая головы. Плевок повис у него на ухе, медленно сползая к земле.

– А кто вы такие, что вас нельзя опередить? – спросил Хиркус, пока Иван думал, как приступить к допросу «языка».

О нём он думал только так. Есть противник, значит, есть и «язык», который может рассказать, кто они такие и почему напали на бронетранспортёр? Да и надо бы пленника посадить, а то лежит бревном, а они над ним стоят столбами…

– Кто мы?.. Несчастный!.. – в его высказывании ощущался сарказм. – Мы – карающая рука Создателя.

– Ага, – озадачился таким неожиданным ответом Хиркус. – И против кого эта карающая рука направлена?

– Против всех! Расплодившихся так, что Земля не выдержала и в проклятиях решила покинуть навсегда этот грешный и развратный мир. Мы её помощники. Мы очищаем от плесени и тварей, испоганившей её святое лоно!

– Понятное дело, – угрюмо кивнул Иван. Ему речь «языка» показалась созвучной с предыдущим его высказыванием. – Создатель сам натворил, а теперь решил обвинить свои же создания. И это известное дело. С него-то взятки гладки, а мир, придуманный им же, пусть рухнет. Так что ли?

Резкое высказывание Ивана пленнику не понравилось. Лицо его передёрнула злобная гримаса.

– Ты сдохнешь в первую очередь! – процедил он сквозь зубы, сжатые так, словно он хотел их вогнать в дёсна. – У Гхора длинные руки. Он тебя ими придушит…

– Гхора! – воскликнул, как громом поражённый Иван. – Какого Гхора? Этого… – он задохнулся.

– А, жалкая амёба и гнусная тварь! Знаешь, значит. Трепещи! – заорал воин Создателя и стал подниматься.

– Кто такой Гхор? – нагнулся над ним Иван, схватил за грудь и стал трясти пленника, как куклу, готовый вытряхнуть из него душу.

Он теребил бандита, а у самого саднила ягодица – напоминание о тычке Гхора бамбуковой палкой там, за Поясом Закрытых Веков.

Он уже о нанесённой тогда обиде стал постепенно забывать, но она дала о себе знать.

Такого яростного натиска со стороны огромного, мало похожего на амёбоподобную тварь, человека, «язык» совсем не ожидал. Он часто заморгал глазами, словно проснулся от дурного сна, а наяву – ещё страшнее.

Да и всё, что он только что говорил, больше походило на высказывание, вбитое в его голову насильно с тем, чтобы в любом случае нагло и уверенно воспроизвести его, не задумываясь ни о содержании, ни о последствиях.

Может быть, для кого-то этого было достаточно, чтобы испугаться или поразмыслить – следует ли с воинами Создателя, ведомого известным каждому Гхором, связываться? Не лучше ли бежать от него подальше?..

С этими, захватившими его людьми, не произошло. Напротив, действительность оказалась такой, что в карающей руке Создателя оказался он сам. Оттого превратился в обыкновенного, испуганного неизвестностью исхода своего пленения, человека, мало понимающего, что на самом деле твориться вокруг него самого и, в частности, в том мире, в котором он до того жил.

Минут десять пристрастных вопросов, и стала вырисовываться такая неприглядная картина.

Банда, организованная неким военным, скрывшим своё истинное имя под кличкой Гхор, означавшей как будто нечто подобное понятию – Очиститель или Стиратель лишнего, взяла на себя миссию уничтожения ненужных, по мнению предводителя, людей, которые стремились к Пекте. Бандиты под руководством Гхора, сокращая численность претендентов на попадание во временной канал, надеялась таким образом очистить к нему дорогу только для себя. Всё остальное: «карающая рука Создателя», «проклятие Земли», «плесень и твари» – выступало идейной подоплёкой творимому бандой преступлению. Она начисто выметала из их сознания и сердца жалость к кому бы то ни было, угрызения совести за содеянное, да и всё человеческое.

– Я этого Гхора из-под земли достану и размажу его по ней так, чтобы даже поскользнуться было не возможно! – в ярости сузив глаза, заявил Иван, бросая несчастного в сторону от себя.

Он, наконец, нашёл, вескую причину, для чего ему нужно прорваться в канал, создаваемый Пектой.

А лучше бы не дать Гхору туда попасть. Ему ещё икнётся не раз за проткнутую чуть ли не до кости ягодицу!..

Переход

И тут заговорил дон Севильяк.

Со вчерашнего дня, то есть с момента выхода к отряду Эдварда, он, если и произнёс десятка два слов, то все они походили на междометия. Местного наречия он не знал, а остальные ходоки предпочитали говорить на нём, забывая, что дон Севильяк не силён в английском. Порой, правда, выручали Жулдас и Хиркус, что пытались что-либо пересказать дону Севильяку.

Зато сейчас, когда они остались одни, и перешли на понятный ему язык, реплика Ивана о Гхоре вызвала у него сентенцию:

– Гнев, Ваня, не лучший помощник. Ты так можешь зарваться и подставить себя под пули. И потом, что ты тогда предлагаешь для нас? Кинуться за бандой вслед и вступить с ней в бой до победного конца?

Высказываясь, дон Севильяк казался как никогда серьёзным, и каждое слово чеканил, как диктовал.

Но с ним согласны были не все.

Иван видел это по реакции ходоков. И, тем не менее, отповедь, данная доном Севильяком, задела его. Он не ожидал, что его угроза в адрес Гхора будет воспринята друзьями так буквально. Неужели они видят в нём безрассудного юнца, бросающегося сломя голову туда, куда его поведёт сиюминутный импульс, что означает принятие неправильного решения?

Подумав так, Иван стал сердиться на себя, так как дал повод думать им о себе до такой степени превратно. Коря себя, злился и на них тоже…

– Я сказал… что сказал. Но это не значит ничего… И что мы с вами будем делать, тоже… И что мы с вами будем делать с этим? – он глазами показал на пойманного бандита.

– А что делают с такими?.. – решительно начала высказываться Шилема.

Она была готова выполнить любой приказ Ивана и поступить с пленным так, как будет сказано.

– Правильно! – подхватил Арно. – Отпустить!

– Ну, ты! – вздёрнула свой кованый подбородок временница. – Мы одних уже отпустили, а потом шли и как зайцы стерегли свои хвосты, чтобы их не оторвали на воротники.

– Какой хвост у зайца? Клочок! – Хиркус изобразил это на себе, приставив руку к крестцу с пальцами, сложёнными в кукиш.

Получилось смешно.

Но ходоки посмотрели на жесты великого актёра и забыли – не до того. А бандит понял всё представление Хиркуса по-иному. Он заволновался.

– Да, да! Гхор, – сказал он, – любит ткнуть кому-нибудь чем-нибудь в задницу. Даже ножом.

У Ивана опять заболело ниже спины. Он дёрнул ногой, словно вновь получил памятный укол.

– Что мы с ним возимся? Да пошли ты его, КЕРГИШЕТ, куда подальше! – предложил Арно.– А ещё лучше, оставить его здесь. Он после того, как побывал в твоих руках, долго ещё будет отлёживаться. А мы тем временем уйдём.

– Так? – обратился ко всем Иван. – Молчание, знак согласия… Но вначале я схожу к Жулдасу. А вы тут…

Жулдаса на том месте, где предполагал его найти Иван, не оказалось. Он потерянно бродил вокруг подбитого бронетранспортёра и что-то там высматривал. Иван, сторожко оглядываясь по сторонам, направился к ходоку.

– А… эти где?

– А! Туда ушли, – беспечно махнул рукой Жулдас в неопределённом направлении. – Ты только посмотри, кто там был, в кузове. Три женщины, в форме. В кабине ещё две… Убитые.

– Эти им тоже помешали, – зло проговорил Иван.

– Кому, этим?

– Бандитам, – отделался одним словом Иван. – Зови сюда всех!

Жулдас с неохотой направился в руины.

Иван обошёл машину, постучал носком сапога по скатам передних колёс. Всё было целым, только одна гусеница была разорвана в одном звене.

Бронетранспортёр можно починить, заключил он, и неожиданно загорелся этой идеей. Сколько раз ему приходилось помогать танкистам: поднимать, натягивать и скреплять разорванную гусеницу. И в бою, и при ремонте.

А на бронемашине легче будет догнать Гхора…

Он стал планировать.

Надо очистить кабину, затем разораться с управлением, а потом уже срастить гусеницу. Запасные траки с пальцами – вот они. Тут делов-то всего ничего. Имея дона Севильяка и Арно, они втроём справятся за полчаса.

Он выносил уже второй труп женщины из кабины, когда Жулдас привёл ходоков.

– Решил похоронить? – осведомился Арно, заглядывая в кузов. – Точно, одни женщины.

– Починить хочу. Тут на полчаса работы.

– Починить этот… Что это? Трактор? – Шилема несколько раз пнула колесо ногой, как заправский автолюбитель.

– Броневик… Бронемашина. Мы на ней поедем. И этого Гхора догоним, и врежем ему по первое число. А лучше – задавим!

– КЕРГИШЕТ, ты сумасшедший! – восхищённо воскликнула Шилема. – Но скажи, зачем ходокам во времени, тем более тебе, ездить на такой… этой штуке?

На всю округу раздался жизнеутверждающий смех дона Севильяка.

– Ай да, Шилема!.. Хо-хо!..

К нему присоединились Хиркус и Джордан. И если актёр подражал дону Севильяку, то есть старался громыхать – хо-хо! то фиманец хихикал, прикрывая рот рукой, словно стеснялся.

– Тише вы! – цыкнул на них Иван, смеясь вместе с ними и оглядываясь по сторонам. – Банда ушла, но недалеко. – Он с сожалением бросил взгляд на броневик. – А жаль… Мы бы на нём с ветерком…

– Здесь не разгонишься, – вставил Арно.

– Ты прав, – улыбка сползла с лица Ивана, он прикрыл дверцу кабина. – Давайте отсюда уходить. Жулдас, так в какую сторону они всё-таки направились? Точнее!

– Они все сразу пошли вон туда. Там, видишь, сколько щелей.

Руины, где прошли бандиты, походили на приземистый частокол. Как будто стены былого строения кто-то специально ломал на равные куски и расставлял, норовя соблюсти между ними приемлемые для людей проходы.

Воздух тем временем стремительно теплел.

От недавнего мороза не осталось и следа. Зато оттаяли лужи, кирпично-бетонное крошево под ногами превратилось в глубокую вязкую грязь. Округа набухла влагой и гулкостью. В ней все звуки стали одинаково глухими: бу-бу-бу, и не разобрать, что это: опять где-то началась стрельба или слышны выкрики людей, а, может быть, рушатся стены. Всё вокруг, как от пара закипающей воды в кастрюле, стало быстро заволакиваться туманом.

Ходоки стояли, прислушивались.

– Нам повезло, – сказал Джордан. – Нас никто не увидит, если будем идти тихо.

– Мы тоже никого не увидим, – сказал Иван. – Думаю, сделаем так. До предполагаемого центра, где Пекта вот-вот пробьёт канал во времени, отсюда километров сто тридцать. Если, конечно, Эдвард не ошибался. Станем на дорогу времени и разберёмся, куда нам шагнуть по ней. Надеюсь, что создаваемый канал в поле ходьбы чем-нибудь себя уже показал, и нам удастся его увидеть в поле ходьбы.

– Должен показать, – уверенно сказал Хиркус. – Не появиться же он в мгновение око. Как вспышка прозрения! Как…

– Прекрати! – одёрнул его Иван.

– Перестань кривляться, – в тон капризно проговорила Шилема.

– Во! – шумно выдохнул дон Севильяк.

Иван нахмурился.

– Вы будете когда-нибудь серьёзными? – сказал он с иронией. – Вы, пережившие поколения? Резвитесь, как дети.

– Это плохо? – подхватил Хиркус, явно намереваясь сказать какую-то сентенцию по поводу реплики КЕРГИШЕТА.

Иван не дал ему времени.

– На дорогу становимся все. Жёсткая сцепка рук. Иначе… Потом друг друга не найдём… Готовы? Двинулись!

Поле ходьбы встретило группу Ивана темнотой и мощным гулом, словно некий механизм бесконечно всасывал воздух. Земля под ногами студенисто вздрагивала и расступалась, подобно грязи. Такое её состояние Иван уже пережил на кромке будущего времени. Только сейчас будущее не творилось, а под действием неведомых сил отступало, превращаясь в первозданный хаос.

– У меня здесь… – с натугой выдавил Хиркус и замолк.

– У меня тоже… здесь… – Дышать было трудно, и Иван помедлил, прежде чем сказать. – Что видите?.. Вначале, что я. Закрытия. Всего в трёх шагах, а то и ближе. Через них мне не протолкнуться. Но это… образование вокруг чего-то, не стена… Джордан, что видишь ты?

– Я вообще ничего не вижу! – пробурчал недовольно фиманец. – Тут разве…

– Шилема?

– Тоже закрытия. Я в них почти упёрлась. Не больше шага.

– Арно?.. Жулдас?..

Иван поочерёдно, превозмогая давящий на уши гул и делая частые вдохи, опросил ходоков. Услышал одно: закрытия, рукой достать.

Общая оценка: по дороге времени можно покрыть, ориентируясь на видение поля ходьбы Шилемой, километров пятьдесят-шестьдесят в сторону закрытий некой локальной пространственно-временной точки.

– Вначале опередим Гхора… – безапелляционно заявил Иван. – Он находится впереди нас от силы километра три … Кто против, может не вмешиваться! А я его…

– Зря ты так, КЕРГИШЕТ, – вплотную придвинулся к нему Арно, чтобы можно было не кричать. – Ты ввяжешься в драку, а мы что, смотреть со стороны будем?

– Я сказал, – упорно, словно боялся отказаться от задуманного, повторил Иван, – кто против?

– Дался он тебе! – с досадой прогудел дон Севильяк под стать гулкому окружению, отчего его практически никто не услышал.

– Знать бы точно, где они, нагрянуть можно прямо в их банду. И отколошматить в собственной берлоге!

Хиркус искал вдохновения, хотелось ему высказаться как можно красивее, но понял, что про берлогу брякнул, не подумав.

Какая у бандитов сейчас берлога? Бегут, наверное, сметая всё на своём пути. Подумал и ощутил неприятный холодок. Их там, бандитов, несколько десятков, а то и сотен, и ходоки для них не помеха. Но высказываться по поводу ненужности вступать в бой с бандой Гхора, не стал.

– Выходим! – подал знак Иван.

Туман, стрельба…

Где-то, может быть, здесь и пробивается банда во главе с Гхором. Да как узнать?

– Мы попадём под шальные пули, – прислушиваясь к какофонии звуков, сказал Жулдас.

– Точно, вслепую не повоюешь. Кто кого, я думаю, никто не разбирает, – Арно вертел головой. – Похоже, все против всех.

Иван понимал, что в такой обстановке поиски Гхора проблематичны. Замечания ходоков естественны. Кто в кого стреляет – не понятно, а быть раненым или убитым – возможность велика. Но и отступать сразу не хотелось.

– Будем искать укрытие, – сказал он. – Иначе…

– Перестреляют нас как куропаток, – буркнула Шилема. – У тебя блажь, КЕРГИШЕТ.