Абхазия. Это моя земля. Киберпутеводитель

– Когда меня отправили в отставку, то на самом верху, в фонарной будке, в особой кладовой осталось несколько бочек масла. Может, про них забыли. Не знаю. Либо же выгоду от них сочли совсем незначительной по сравнению с теми усилиями, которые пришлось бы затратить на спуск этой тяжести. Я помню, каких трудов стоило людям затащить их наверх. Это было неизбежно, поэтому всегда старались полностью набить кладовую бочками доверху, чтобы всегда оставался запас. Как бы то ни было, они и по сей день там.

Лодка улыбнулась:

– Думаю, это подарок тебе на память. Чтобы ты не забывал, что значил для всех этих кораблей, для всех этих людей, что ты спас когда-то. И знаешь, хорошо, что тебя заперли, иначе эти бочки давно бы опустели, до них непременно нашлись бы охотники, что по кружке опустошили бы тебя. Может, это и есть твое сердце, твоя мудрость, твоя суть?

Ночью лодке показалось, что камни вокруг нее словно сжались еще плотнее. Маяк вроде спал, не мог же он в самом деле и во сне двигать камни, ведь на это требовалось немало усилий. Или мог? Но сквозь сон она не была ни в чем уверена. Ей было хорошо. Этого было достаточно.

Проходили недели. И однажды появился хозяин. В своих беседах ни маяк, ни сама лодка никогда не касались воспоминаний о нем, и могло показаться, что она уже совсем забыла его. Но когда увидела, легкая меланхолия накрыла ее. Маяк заметил это, она же настаивала на том, что ему показалось, и то, что он принял за ее грусть, было всего лишь мимолетной тенью от большой чайки, пролетевшей над ней в небе. Маяк не спорил.

Новенькая лодочка легко и резво рассекала спокойную воду, упругий парус ее прекрасно чувствовал ветер, ловил его своим ковшом и делал его послушным. На корме сидел человек, искусно управляясь с рулем, в результате чего лодка ловко маневрировала между островками отмелей и торчащими из воды скалами, пока не достигла бухты, где стоял на вершине маяк и где внизу мерно покачивалось оставленное им суденышко. Человек оставил новую лодку на ракушечном пляже, выбрался из нее и пешком направился в сторону своей бывшей, но верной подруги.

Маяк и лодка смогли разглядеть обновку. Что касается маяка, то он по-прежнему не увидел для себя ничего нового. Да, ее борта блестели свежей краской, да, парус был совсем нов, без швов и заплаток, да, корпус ее создавал ощущение прочности, но именно в силу своей новизны. Его невозможно было ни удивить, ни обмануть этим. На белом борту красовалось алое имя – «Мечта», что, по мнению маяка, совсем уж веяло безвкусной пошлостью.

Прежняя же лодка хоть и была ранее какое-то время зла и на хозяина, и на его новую посудину, теперь смотрела на них, пусть и с печалью, но печаль эта была скорее теплой, смиренной. Ей вдруг захотелось сказать ему: «Спасибо». Поблагодарить, во-первых, за все эти пройденные вместе километры воды, за все невзгоды, за все радости, что они преодолели вместе, за теплые ночи на дальних пляжах во времена затяжного промысла, за то, что, как ни крути, а он дорожил и заботился о ней. Всего этого нельзя было отрицать. Нельзя было взять и перечеркнуть, забыть все прошлое, хотя бы и будущее их уже не связывало. А во-вторых, за то, что он оставил ее именно здесь. Даже если принять мысль, что он бы ни за что не оставил ее чахнуть на своем причале, он мог привязать ее где угодно. Ведь в мире столько других бухт и пляжей. Но он оставил ее именно здесь, у этого маяка, и, может быть, именно это до сих пор держало ее на плаву. Да, он сделал это, скорее всего, неосознанно, ну и пусть! Главное, что он сделал именно это – пришвартовал ее к утесу у подножия маяка. И если первую свою благодарность она бережно сохранила где-то в своем подсланевом пространстве и не могла поделиться ей со своим новым другом, то благодарность вторую она готова была с радостью объявить всем. Передать вместе с ветром и чайками к дальним мысам, пусть все знают! И коль человек смог бы внять ее думам, то пусть и он тоже знает! Хотя… человеку она призналась бы и в первом.

Тем временем человек приближался, и нельзя было понять, что у него на уме. Маяк вдруг нахмурился и снова собрал камни вокруг лодки. Она заметила это. Человек подошел к ней, зайдя по колено в воду, и хотел уж было отвязать, но тут вдруг увидел, что она словно заперта неплотным кольцом камней, с частотой, достаточной для того, чтобы он смог подойти к ней, но недостаточной, чтобы сама лодка смогла из него выбраться. Он озадаченно убрал руку от привязи и обошел вокруг. Поставил руки в боки, потом почесал макушку, обошел еще раз. По всему его растерянному виду было ясно, что он в замешательстве. Отвяжи он ее, она все равно осталась бы на месте. Хотел ли он прокатиться напоследок, либо же хотел перешвартовать в другое место, никто уже не может знать наверняка. Но только ему ничего другого не оставалось, как оставить свои попытки. Он погладил ее борт и обескураженно побрел назад, изредка оглядываясь. Лодка смотрела ему вслед, и человек, он словно понимал это. Он словно понимал и другое в нависающей мрачности старого маяка. На пляже не было ни души, но бывший ее хозяин не мог отделаться от неприятного ощущения, что за ним пристально наблюдают. Он даже остановился и вгляделся в темноту фонарной башни – может, кто-то проник туда? Нет. Никого. Снова посмотрел на лодку в кругу камней. Пожал плечами, развернулся, побрел по отмели. И больше уже не оборачивался.

– Не отпустил? – спросила она.

– Не отпустил, – признался маяк.

Они оба видели, как человек удаляется. Вот он подошел к нетерпеливо покачивающейся «Мечте», вот оседлал ее, поймал ветер и вышел из бухты. Маяк осторожно взглянул на лодку, пытаясь разгадать, что значил для нее этот визит, что занимает ее мысли в этот момент. Но она не отозвалась на его взгляд, и он счел, что сейчас самое лучшее – промолчать.

Шло время.

– А у тебя есть мечта? – спросила однажды лодка.

– Мечта… – протянул маяк… – Наверное. Но я даже не знаю, мечта ли это.

– Расскажи о ней. О своей мечте.

Маяку было трудно сформулировать. Он всегда лишь думал об этом, но никогда не говорил, потому слова получались корявыми и нескладными.

– Я всегда стою здесь, на этом утесе. Я познаю этот мир, не сходя с места. Я вывожу принципы существования себя и всего прочего, просто наблюдая за течением жизни вокруг меня. Оказывается, если просто смотреть за тем, как происходит жизнь, как все стремится мимо тебя в каком-то цветном потоке, можно постичь куда больше, нежели находясь в самом этом потоке. И конечно же, я досконально зазубрил происходящее вокруг, нашел закономерности и циклы, вывел законы, по которым все происходит. Я знаю, когда выходят лодки на промысел, знаю, когда люди собирают урожай, знаю все, что касается этого берега. Знаю, что здесь было, что есть, и с определенной уверенностью могу сказать, что будет. Но я всегда смотрю в синюю даль, и эта даль всегда загадка для меня. Мне никогда не постичь ее в своей бездвижности. Я сделал много добра на этом берегу, мои стены по-прежнему сильны, хотя огонь во мне больше не зажигают. Но я чувствую себя абсолютным инвалидом, жалким и беспомощным, когда думаю о том, что никогда мне не узнать, что там, за этой линией горизонта. Поэтому как сформулировать мою мечту? Наверное, я хотел бы знать, что там. Это то, к чему меня безудержно тянет, и это то, чего я никогда не смогу достичь. Такая вот картина.

– Ах! Я расскажу тебе! – вдруг возликовала лодка. – Эти несколько дней я только и думаю о том, что ты дал мне столько, сколько, пожалуй, не смог бы дать никто другой. Ты спас меня, и это без преувеличения. А чем могу ответить тебе я? Простая рыбацкая лодочка? И я говорю так не потому, что обязана, что в долгу, хотя и это тоже. Я совершенно искренне хочу ответить тебе добром! И вот ты сам говоришь то, о чем я не могла и подумать! Я исполню твою мечту! Говорю тебе! Я буду так счастлива это сделать!

– Да о чем ты говоришь? – взмолился маяк. – Что ты можешь рассказать мне? Все ваши рыбацкие маршруты не проходят и в половину того, что видно мне с высоты. Что бы ты ни видела во время своих вылазок – это все, все мне известно и знакомо. Я говорю тебе о горизонте. Горизонте! Понимаешь? Я очень ценю твое рвение, но давай оставим эту тему, я скорее смирюсь со своим незнанием, ведь мечта моя так и останется мечтой, ты не можешь знать, что там, за горизонтом.

– Пусть я не знаю. Да. – С пылом ответила ему лодочка. – Но я могу узнать!

Маяк промолчал, а она продолжила:

– Я никогда не была там. Эта даль меня не привлекает. Мне не интересно, что там за горизонтом, но интересно тебе! И потому я поплыву туда, вернусь и расскажу! Я хочу исполнить твою мечту! И я даже не буду просить у тебя позволить мне это сделать. Я просто сделаю это. Для тебя!

– Как это – ты поплывешь? Ты привязана, забыла? Чтобы развязать эти узлы, нужны тонкие, шустрые пальцы. Я могу орудовать только камнями.

Лодка хитро завиляла кормой.

– Ну… у меня тоже ведь есть секреты, – неожиданно сказала она. – Отпусти-ка меня.

Маяк напрягся и послушно раздвинул объятия. Она сделала несколько непонятных, быстрых движений носом и сдала назад. Он с каким-то необъяснимым замиранием увидел, что веревка осталась привязанной к скале, а второй ее конец, плавно скользнув по ее корпусу, вдруг погрузился в воду. Она торжественно улыбнулась:

– Я уже проделывала такое раньше. Я научилась этому давно, ведь у меня было много времени. Так что, поверь, я смогу исполнить твою мечту!

Она вышла из бухты и очень ловко раскрутила парус. Ветер сразу же наполнил его, радостно приветствуя свою старую знакомую. Парус действительно был в заплатках, как и предполагал когда-то маяк, но сам он сейчас не испытал от этого никакого торжества собственной проницательности, он был поглощен удивлением, граничащим с восторгом. Потом он смотрел, как его лодка, играясь с ветром, носится взад и вперед недалеко от бухты, демонстрируя ему свою прыть, сверкая брызгами, не боясь набрать воды, ничуть не смущаясь отсутствием в ней рулевого. Оказалось, для того чтобы плыть, человек ей был вовсе не нужен. А еще с не меньшим удивлением он вдруг поймал себя на мысли, что про себя называет ее «моя лодка», чего раньше не случалось. Он ведь так и не спросил ее имени, и, вероятно, знай он его, он так же добавлял бы перед ним «моя».

Она вернулась, счастливая и разрумянившаяся, немного поколдовала над свисающей в море веревкой и снова оказалась привязанной.

– Видишь, я смогу! Поверь в меня, пожалуйста….

– То есть ты в любой момент могла проделать такое? Могла отвязаться и уплыть, когда и куда пожелаешь?

– В общем – да.

– А почему не уплыла?

– А куда плыть? А главное – зачем? Когда у меня был хозяин, мое существование и мое передвижение имело какой-то смысл, какую-то функцию. Когда он оставил меня, то все прекратилось. Дело не в том, что он построил новую лодку, а в том, что вместе с этим мое предназначение стало бесполезным и бессмысленным. И вот перед тобой открыт весь простор, но он не нужен тебе, он лишен самого минимального резона. Этот мир, он ведь крайне однообразен. Смена места ничего не решает, когда внутри ты привязан гораздо прочнее всех этих веревок, этих хитрых узлов. А теперь… Теперь я не хочу никуда плыть, потому что мне нравится говорить с тобой. Мне хорошо здесь.

Последняя ее фраза прозвучала как признание, и она поспешила сменить тему:

– Но я обязательно поплыву завтра же утром! Теперь я знаю, куда плыть. И зачем. И когда я выясню, что там, за горизонтом, я обязательно вернусь сюда, к этому самому утесу и расскажу тебе!

В эту ночь маяк не сомкнул глаз. Как когда-то. Он все думал и думал. И чем больше он думал, тем меньше ему хотелось отпустить ее за горизонт. Он вглядывался в привычную даль, и она почему-то именно сегодня казалась ему враждебной. Ему никак не удавалось извлечь из этого какого-нибудь очередного закона существования. Неизвестность тревожила его. И хотя самому ему ничего не угрожало, он волновался. Он задавал себе вопросы, которые совсем недавно счел бы суетными, пустыми. Что, если случится беда? Что, если не вернется? И по какому-то совершенно нелогичному для него повороту, его синяя даль вдруг потеряла свое притяжение, важность, очарование, и все эти качества непостижимым образом сосредоточились в маленькой лодчонке, что дремала там, внизу. Он перестал понимать себя.

Он даже подумал: «А что, если я не отпущу ее? Как не отпустил с человеком, точно так же просто не разомкну объятий, просто удержу ее рядом?» Но он не позволил этим мыслям укорениться в нем. Во-первых, он совсем недавно видел, как ловко она расправилась с замысловатыми веревочными узлами, что-то подсказывало ему, что и из его объятий она сможет найти выход при необходимости. А во-вторых… он вспомнил птицу. Это случилось давно, когда еще он был на службе у людей. Тогдашний смотритель однажды изловил чайку. Не ради пропитания или в качестве защиты, а насколько мог понять маяк – для забавы. Он поместил ее в клетку. Сначала она яростно пыталась выбраться, клевала пол и прутья, била крыльями, кричала, звала на помощь. А потом вдруг успокоилась. В ее глазах появилось нечто неведомое маяку. Вначале он принял это за смирение. Но нет. Смирение предполагает осознание и принятие. А это было отсутствие всего. Она стала словно мертвой, хотя продолжала двигаться в своей темнице. К утру она действительно умерла. Смотритель выбросил ее тело в море, вместе с клеткой, и больше не забавлялся подобным образом. Маяк не хотел примерять на себя роль тогдашнего смотрителя. Маяк не хотел, чтобы лодке досталась участь запертой в клетке чайки. Она легко могла пустить себя ко дну, прямо здесь – у его подножия. Он сделал вывод когда-то, что всякие жизни должны сосуществовать в естественной гармонии, и всякие попытки одной жизни закабалить другую были противны ему.

Утром он со вздохом убрал камни, открывая ей простор. Она легко и беззаботно вышла из бухты. Покачнулась на волне, словно подмигнув. Маяк не открыл ей своих ночных тревог. Он даже не сделал попытки уговорить ее остаться, поскольку видел вчера, как жизнь заиграла в ней вместе с этой новой миссией.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Миле́т – древнегреческий город в Карии на западном побережье Малой Азии.

2

Гима́тий – у древних греков верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани.

3

Меа́ндр – мотив геометрического орнамента, популярного в Античности, образуемый ломаной под прямым углом линией либо спиральными завитками.

4

Аргонавты – участники похода в Колхиду на побережье Черного моря на корабле «Арго» за Золотым руном.

5

Диоску́ры – в древнегреческой и древнеримской мифологии братья-близнецы Кастор и Полидевк, дети Леды от двоих отцов – Зевса и Тиндарея. Участники похода за Золотым руном.

6

Понт Эвксинсий – древнегреческое название Черного моря.