Квадрат жизни. Грань первая. Путешествие

Уже под вечер, останавливаюсь на смотровой площадке, забравшись на приличную высоту. Впереди, на скальном парапете, горит несколько огней, в просвете между деревьями на самом краю обрыва. Включаю фонарь, сверяюсь с картой. Лагеря там нет, зато метка, оставленная Ваней, находится прямо на моем месте, хотя точка весьма жирная. Искать приключений в темноте не жажду, как и нарушать режим, да и усталость дает о себе знать. Ноги предательски гудят после затяжного подъема. Удаляюсь от тропы, дабы скорее поставить палатку, и уснуть, но только не трогать струн, ибо могу увлечься. Место долго не искал. Самому себе много не надо. Если сухо и тепло, вполне доволен. Прежде чем смежить веки, с неким сожалением вспоминаю о Ване. Вроде бы случайный попутчик, но путь тогда ощущался иначе, словно мы все тяготы и волнения пополам делили. Правда, и подстраиваться под него приходилось. Алина тоже приходит на память, только в качестве несбывшейся мечты, ибо слишком многого хотел и сразу.

Забвение

– Подождите, подождите, – слова с надрывом врываются из моего горла. – Не уходите без меня.

Ваня с Алиной на миг оборачиваются, но не сбавляют шаг. Они равнодушно продолжают путь, держась вместе. Сил и желания вставать с камня нет. Тяжелый рюкзак тянет вниз, в голове туман, ноги устали идти по каменистой тропе. Всюду камни, серые в крапинку глыбы, пласты ледника, уходящие под углом в маленькие озерца талой, голубой воды. Солнце печет неприкрытую голову, но все это неважно. Мои старые добрые спутники уходят, а мне не удается сдвинуться с места.

– Не оставляйте меня одного, ведь пропаду же, – кричу им вслед, но безуспешно.

Наклоняюсь вперед, силюсь раскачаться и хотя бы упасть ничком, лишь бы сдвинуться. Все тщетно. Слова о помощи вновь вылетают из моих уст, а потом замечаю свои ноги. Они укутаны в спальный мешок. За спиной больше нет груза, а на смену царства камней и льда приходят стенки палатки. Еще раз дергаюсь. В застегнутом спальнике действительно встать невозможно. Некоторое время бессмысленно смотрю по сторонам. Мысли текут подобно смоле, собираясь застыть навсегда. Протираю глаза и, наконец, различаю сон с явью. На всякий случай вспоминаю, кем являюсь и что здесь делаю. Выглядываю наружу, но не узнаю место и даже не помню, как здесь оказался.

На щеку сразу садиться комар, воскрешая в памяти прошлый день. Вспоминаю, как ловил его собрата в палатке, не выспался. Сутками ранее бесславно покинул лагерь Демидыча, расставшись с верным приятелем и Алиной, чей звонкий голос до сих пор звучит в голове строчками знакомых песен. Выныриваю из воспоминаний. Солнце еще скрыто за горизонтом, но уже светло. Провожу руками по росе, умываюсь, желая чистоты и ясности мысли. Мой взгляд касается багровой отметины на руке. Голову пронзает резкая боль. Она отступает, обнажив явный провал в памяти, ибо мне не удается понять, куда завели меня ноги, и откуда взялась эта чудовищная шпаргалка.

Не грущу об упущенной памяти, ибо первые дни путешествия все еще осознаю. О вершине вспомнил, тому и рад. Забытых дней с километрами пути уже не счесть, память разлетелась на мелкие клочки, даже начало перепутано. Решаю, что сильная амнезия не может отменить дальнейший поход, даже по карте удается сориентироваться, поэтому как лунатику бродить не придется. Сворачиваю палатку, и замечаю следы недавних событий. Ночью прошел сильный ливень, земля до сих пор хлюпает. Гляжу на три канавки, выкопанные вокруг палатки для отвода воды. Лопаты у меня нет, и вряд ли стал подобное делать, хотя попробуй вспомни. Грязи под ногтями не замечаю, и бросаю на этом расследование. Удивляюсь невесомости рюкзака, но остаюсь доволен таким положением дел. Понимаю, что ответы мне никто не выдаст.

Мокнуть в сырой траве долго не пришлось. Прохожу по спирали от своей стоянки и попадаю на тропу. По ней, разумеется, течет маленький и грязный ручеек, то разливаясь во всю ширь, то ныряя в свежую канаву. Лес начинает парить, под первыми лучами солнца. Дышится тяжело, будто в настоящих джунглях. Выбираюсь на отрытую площадку и долго рассматриваю карту. Понимаю, что нахожусь рядом со странной пометкой, которую, скорее всего, собирался посетить, но мешанина воспоминаний не дает подсказок. Продолжаю подъем, на ходу вспоминая о завтраке, пакет с которым заметил еще перед выходом.

Еду пришлось отложить на потом. В тенистой ложбине, вижу на пятерых человек, долго скрываемых деревьями. Они возятся в широком ручье, который разлился больше положенного. Понимаю, что люди заняты благородным делом. Энтузиасты восстанавливают переправу, кидая крупные камни в одну линию. Меня замечают, и приветствую, но работы своей не оставляют. По внешнему виду понимаю, что люди остановились неподалеку, ибо легко и немного странно одеты. В меру упитанный человек с курткой, завязанной на поясе, бросает очередной булыжник в воду, и шагает мне навстречу.

– Здравствуй, брат. Спокоен ли был твой сон? Не часто вижу здесь одиночек, или ты отстал? – он передает складную лопатку одному из трудяг, тем самым отвечая на мой давешний вопрос.

– Доброе утро. Мне уже все понятно, поэтому благодарю за заботу. Вижу, вы добрыми делами занимаетесь, и даже по ночам, – в ответ на мои слова кругленький человек улыбается, но молчит, видать скромняга. – Полагаю у вас лагерь рядом?

– Старший Анд отправил еще ночью, порядок поддержать. А твоя палатка приметная, издали увидали. Мы с мостом уже закончили, так что пойдем, будь нашим гостем. По такой росе даже на тропе вымокнешь, к тому же здесь недалеко, – он жестом торопит своих товарищей, и указывает, куда нам следовать. – Не сомневайся, у нас мир и гармония, в отличие от иных мест. Сам увидишь.

Обитель покоя

Меня приводят на удивительно ровный уступ скалы, напоминающий маленькое плато. По самому краю, теснятся заросли молодых деревьев. Посреди этой живой изгороди вижу явно рукотворный проем, с вытоптанной площадкой. Подхожу, осматриваюсь, ибо мои новые знакомые попросили ждать. Под ногами расстилаются поросшие лесом склоны. Они плавно уходят вниз и вдаль, где заметны причудливые каменные столбы, или даже стрелы, настолько они тонки, и стоят почти вертикально. А дальше, в утренней туманной дымке, прячутся цепи гор, проглядывают равнины и блестит змейка широкой реки. С севера замечаю озеро, наполовину окруженное скалами, и немного сожалею, что совершенно не помню где шел последние дни, и что видел. Хотя, зная себя, подозреваю, что прошел мимо, ибо везде не успеешь, если к вершине спешишь.

Через пару минут понимаю, что ожидание затягивается, поэтому, без лишнего стеснения, сажусь завтракать, всего-то и надо из пакета в миску инжир переложить. Любуюсь чистой и как будто подстриженной площадкой, без единой палатки, только одно кострище в центре. Сначала не разобрался, а сейчас разглядел десятки людей, сидящих в длинном гроте, почти пещере, под скалой, которая опирается на это плато. Оттуда доносится приятный, хорошо поставленный голос, но смысл речи уловить не могу. В памяти всплывают образы разных стоянок, сумбурных и часто неопрятных, поэтому мысленно выражаю почтение здешним аккуратистам, скорее всего стремящихся к простоте и пустоте.

Мой ночной спаситель, наконец, выбирается из грота и приглашает внутрь. Решаю заглянуть, но ненадолго, собственно, пошел сюда, только в надежде узнать о странной пометке на моей карте, только удобного момента надо дождаться. Пещера показалась мне мечтой фанатичного натуропата или монаха-отшельника. Плавные изгибы стен и потолка, ровный пол, приятный песчаный оттенок камня, самодельные гирлянды из растений и плетеные коврики. Почти никаких предметов из выданных в начале пути. Скоро убеждаюсь в верности своей догадки. Лагерь действительно является подобием монастыря в восточном стиле, или скорее ашрама. Слушаю речь старшего, а сам озадаченно размышляю над причудливыми вывертами сознания погруженных.

– Придумали же себе уютное гнездышко на пороге вершины, – думаю про себя, а вслух спрашиваю одного из братьев, как сам для себя определил местных обитателей. – Долго еще? Зашел-то по делу, на несколько минут только.

– Прояви уважение. Зашел, значит терпи и жди. Заполошный, сколько же вас таких.

Молча соглашаюсь, сижу, правда, секунды не считаю, ибо нечем и бессмысленное это занятие, только к народу приглядываюсь. Два десятка братьев и сестер, внимают речи человека, сидящего на плоском камне. Внешне он кажется мне не примечательным, только взор устремлен в бесконечность, или просто внутрь себя. На лицах послушников улыбки, у всех одинаково завязаны куртки на поясе, тишина и покой. Оборачиваюсь и, наконец, замечаю трудяг, восстановивших переправу. Сидят в заднем ряду кто как может, но все пытаются заплести ноги в лотос, подражая старшему. Понимаю, что гибкостью здесь мало кто отличается, совсем не йоги и не монахи, но стараются, отыгрывают новую роль. Мне подумалось, что достаточно уже вертеться. Можно ради приличия прислушаться.

– Поэтому каждый из вас должен слушать голос внутри себя, он ведет к истинной цели. Разгадывайте свои видения, они укажут путь и могут явить будущее, – Старший Анд прерывается, завершая долгую речь, большая половина которой прошла мимо меня, а за тем продолжает. – Но собрались мы сейчас для другого. Недавно явилось мне откровение о грядущем. Мой срок завершается, знаком тому будет черная птица, которая уже кружит над нашей обителью, – некоторые братья и сестры начинают оборачиваться, ища взглядом знак, но Анд еще не закончил. – Не будем вести долгие речи, ибо горы любят молчание. Пойдемте на церемонию вознесения. Чувствую, время пришло, а точнее закончилось.

Люди следуют за духовным лидером, бросая вверх и на меня тревожные взгляды. Человеческий поток устремляется к смотровой площадке, над обрывом. Они садятся рядами, всматриваясь в горизонт. Некоторые складывают пальцы рук хитрым образом. Мне вспоминается, что это называется мудры. Учитель коротко представляет своего приемника, вызвав из первого ряда низкого мужчину с лысеющей головой. На некоторое время погружаюсь в себя, силясь понять, сколько у меня самого осталось дней. С иронией усмехаюсь, понимая, что новый наставник занимает почетное место на неделю или дней десять, да и то, если шел к вершине без остановок. Воображаю, как им удается пополнять свои ряды из числа немногих добравшихся, ведь не всякий согласится, хотя глубоко погруженные еще и не на такое способны.

– Все брат, – говорит Анд. – Небесная дорога уже ждет меня, и черная птица давно сидит на скале. Вознесение нельзя отложить.

Стою позади всех собравшихся, просто наблюдаю, и невольно шепчу:

– Вознесение, ну-ну. Посмотрим на тебя, когда на сборочном пункте при памяти будешь, сокрушаться из-за проваленного восхождения, ведь почти все ловушки обошел.

– Обитель вечного камня теперь в твоих руках брат Дим, да будет дух твой как гранит, – красноречиво завершает свою последнюю фразу мудрейший и уступает свое место новому старшему.

Закрытие долгов

Коллективная медитация затянулась. Мне хочется скоротать время, поэтому разворачиваю карту, без какой-либо конкретной цели. Смутно начинаю соображать, что нарисованная рожица похожа на приемника Анда. Логический ум попытается выстроить цепочку событий, способную привести его сюда в нужное время, но приходится отвлечься на кульминацию массового ритуала. Сознание сидящего на краю старшего переходит в стазис, о чем намекает поникшая голова. Фигуру окутывает защитное поле, в виде мягкого сияния, практически чудо, если не знать механизмы парка. Еще через мгновение сверху спускается луч, возносящий праведника в иные планы бытия, как наверно представляется братьям и сестрам.

Когда повисшая пауза становится невыносимой, испытывая мое терпение, Дим первым поднимается на ноги и оглядывает своих единомышленников. Мне подумалось, что нельзя упускать подходящий момент. Подхожу быстрым, но спокойным шагом, привлекая внимание Старшего жестом руки. С запозданием понимаю, что такое обращение здесь недопустимо, но свежеиспеченный духовный лидер еще не оторвался от земного мира и был снисходителен. Осознаю, что мне почти нечего рассказать, только показать карту могу, да вопросами засыпать, но отступать поздно.

– Приветствую, Дим. У меня к тебе особое дело. Отойдем? – мне кажется излишним посвящать всех присутствующих в непонятную историю, осколки которой до сих пор не сложились в моей голове. – Мне почти ничего неизвестно, есть лишь карта, невесомый ящик и то ли просьба курьера, то ли мое собственное желание помочь, не помню. Полагаю, ты уже все понял, – с этими словами протягиваю Старшему Диму контейнер, предусмотрительно завернутый в чехол.

– М-м… Благодарю путник. Давно жду, но здесь должно быть намного больше, – Дим растерялся, глядит то на карту, то на контейнер. – А может, все верно… Меня предупреждали, что посылку могут не донести.

– Если мне не изменяет память, то нас ограбили, причем не один раз. Видимо контейнеры во все стороны разошлись. Не знаю для чего они, но вес отлично обнуляют.

– Тогда считай работу выполненной. Так даже лучше, и нам хлопот меньше. Жаль, что курьера с тобой нет. Награду вручить не получится, – мудрейший направился к гроту, неся контейнер с довольной улыбкой.

– Помнится у Вани, так зовут курьера, был долг. Теперь он закрыт? – спрашиваю, не отставая от Старшего.

– Да, – коротко отвечает Дим. – Подожди, не уходи. Не знаю, почему ты взялся за это опасное дело, но согласись, что и ты заслуживаешь награды.

– У меня имеется все необходимое, а чего нет, то планирую получить на вершине. Вряд ли у тебя есть что-нибудь более ценное.

– У нас особые ценности… Оставайся в Обители вечного камня, можешь стать мои помощником, и возможно приемником, – он обводит руками свое маленькое плато. – Посмотри, как безмятежно это место, сколь смиренны и добры наши братья и сестры. Оставайся, ты достиг всего, чего только можно желать, послужи вечности.

– Это большая честь, хм, – мне хочется подобрать выражение помягче. – Думаю, не дорос еще до таких высот духа. Наверно мне нужно еще шишек набить, да на граблях сплясать, может, тогда прозрею. Не обижайся за отказ.

– Твои решения также поспешны и категоричны, как и беспокоен ум, да, мне видно. Тебе хотя бы на день остаться, расслабиться. Подскажу, научу, удерживать не буду. Пойдешь в здравом уме и светлой памяти. Сейчас-то совсем плох…

– Целый день не могу отдать. Считай, у меня уже подгорает, хоть бегом беги.

– Эх… Не доверяешь значит подозрительному местечку, – он переходит на шепот. – Думаешь, у меня в голове ветер, и не понимаю ничего? Да, послушники здесь почти зря штаны протирают, но так надо. А ты – другое дело. Тебе наши практики реальную пользу принесут.

– Все-таки нет. У меня давно такое ощущение, что реальность меня на каждом шагу за ноги и руки хватает, лишь бы вперед не пустить.

– Будь по-твоему. Если передумаешь, может быть уже поздно, но там, за гранью не конец пути. Мы все здесь гости, приходим и уходим. Думаю, еще вернешься к нам. Ведь ты прикоснулся к нашему таинству и теперь не исчезнешь в пустоте, как заблудшие странники, а вновь придешь в этот благодатный край, – договорив, брат Дим вновь с надеждой смотрит в глаза еще одного безнадежного невежды.

Мне ясно, что новый Старший не разделяет идею братства о безмолвии, и может плести кружева своих речей до личного вознесения, хотя он явно знает больше, чем должен. Еретик в моем лице не позволил Диму преступить неписаный кодекс излишнем пустословием. Делаю шаг назад, пользуясь паузой в разговоре и, коротко попрощавшись, ухожу. Утешаю себя мыслью, что задачу свою выполнил, а остальное не важно. Возвращаясь к тропе, немного жалею о единственном мирном месте, которое тоже пришлось оставить позади. Из головы не выходит увиденное, как и красивые речи этих отшельников. Однако отстраненность и твердое намерение вновь делают свое дело, освободив меня от возвышенного тупика в путешествии.

Западное подножие вершины представляется мне бесконечным, даже перестаю верить в существование цели, скрытой за деревьями и ближайшими горами. Иду, почти не отрывая взгляда от карты, которая выручает на каждом перекрестке. Вместе с подъемом лес постепенно меняется, плодовых деревьев становится меньше, а сосен и черемухи больше. Чувствую себя муравьем, который забрался на древний пень, и теперь ползет по выпуклым складкам, переходящим в корни. Троп так много, что даже с идеальной картой кое-как продвигаюсь вперед, то забираясь вверх, то спускаясь, а иногда поворачивая назад, столь сильно петляет путь по сложному рельефу.

Отрешенно иду вверх, снова слышу назойливое карканье за спиной. Ворон почему-то увязался за мной, и словно пытается предупредить или просто смеется над моим примитивным способом передвижения, кто его знает. Стараюсь игнорировать его, дабы не пропустить важную развилку. На ходу думаю о редких путниках, которые решаются на пешее восхождение, и плутают в этих горах, положившись на чутье или удачу, ибо здесь и с картой тяжело. Замечаю, что солнце клонится к горизонту, еще можно идти пару часов, но останавливаюсь. Впереди россыпь огромных камней, давно поросшая лесом. Между глыбами и стройными соснами, чья кора отливает золотом на закате, тропа круто берет вверх, да еще расходится в разные стороны.

Разбиваю лагерь и думаю, что разумнее начать новый этап на свежую голову, с ней и так не пойми что случилось, все-таки прав брат Дим. Остается еще много времени на неспешный ужин, и даже игру на мандолине. Смутно помню ее в руках одного менестреля, и силюсь понять, как инструмент оказался у меня. Сознания молчит. Перебираю струны, честно доходя до конца каждой мелодии, и вижу то ли мираж, то ли галлюцинацию в виде грузного человека, испытующе глядящего своими маленькими глазками.

Он долго сидит напротив, оперев руки на колени, а потом внезапно произносит:

– Ну, ты даешь, и как умудрился систему обмануть? Второй раз подобное вижу. Погруженные на такое не способны, – моего ответа он не дождался, и почему-то обрадовался. – Коли ты при памяти, иначе говорить будем. Хоть один контейнер вскрыл? Пытался? Отвечай честно, тебе ведь не нужны проблемы во время и после путешествия.

Отгоняю этот бред зажмурившись, и закрыв уши, протираю глаза. Толстяка нет. С облегчением выдыхаю, с опаской оглядываясь по сторонам. Наверное впервые за все путешествие ощущаю животный ужас, от одиночной ночевки глубоко в горах, где надеется можно только на себя, а когда начинает съезжать крыша… Дальше стараюсь не думать, а просто расстилаю спальник в палатке и ложусь поверх него. Радуюсь, что ночь будет теплой, и на темнеющем небе совсем нет облаков, хотя на звезды еще рано смотреть. Невольно вспоминаю о коварной следящей системе. Странно, что знание о ней сохранилось. Видимо она затеяла новое развлечение, если подбрасывает такие правдоподобные наваждения. Наверно не желает моей победы, или испытывает, кто ее знает.

Коварство путей

С самого утра день не заладился. Добрых полчаса пришлось разглядывать напоминание на руке, дабы объяснить себе кем являюсь и что делаю. Вездесущий ворон уже раздражал и вызывал чувство тревоги, особенно она усилилась после слов Анда, который прямо назвал птицу знаком конца пути. Решаю, что конец не может так долго следовать по пятам, поэтому смело выступаю в последний переход по лесам. Уже завтра карта потеряет свою ценность, ибо на ней не обозначены тропы выше полутора тысяч метров, в мире гранита и сланца.

Беспокойный ум просит меня вновь обернуться. Чуть сбавляю ход, бросаю взгляд за спину. Панорама раскрылась еще больше, чем была четверть часа назад, успокаиваюсь, ощутив прогресс. Стараюсь отвлекаться на дыхание, дабы избежать глупых мыслей о неприятностях, но обстоятельства сами помогают мне заглушить внутренний монолог. На очередном перекрестке слышу шаги. Из-за старых сосен показывается группа путников. Маски недовольства на лицах, судорожные порывы в походке. Прошли молча, даже не поздоровавшись. С недоумением провожаю их взглядом, ибо отряд двигается вдоль склона, будто уходит от вершины. Всем своим нутром ощущаю тяжелый след, оставшийся на тропе, и мой пернатый спутник садится на поваленное дерево рядом, и будто прислушивается, вытянув шею. Видимо тоже ощущает нечто недоброе, но ему оно нравится.

На обеденном привале решаю проверить, куда вел тот путь, найдя его на карте. Выясняю, что в южном направлении, вниз и вдаль от вершины. Может, передумали восходить, может устали, или просто забыли, кто их знает. Любопытство заставляет меня проверить иные направления, идти по которым уже отказался. Горизонтали на карте подсказывают, что одни тропы уходят на смотровые точки, другие к обрывам, но большинство просто спускаются вниз, и чем больше высота, тем меньше становится путей к вершине, что хорошо, ибо уже можно не пользоваться картой, и идти сегодня по прямой.

Переход по россыпи камней становится для меня настоящим аттракционом, хотя и надоедает, с самого утра не заканчивается. Благо, что условная тропа заметна, по стертому лишайнику, уложенным камням и сломанным или вырубленным кустам. Стараюсь всякий раз быстро пробегать по верхушкам глыб, ловя равновесие, и иногда остаюсь на одной точке опоры, когда от падения спасает только сильный выпад с широким шагом вперед. Ум работает сам по себе, на автопилоте выбирая подходящие поверхности, часто за миг до ошибки. Но мне везет, колени до сих пор целы, только руками иногда хватаюсь за черный лишайник и белый мох, напоминающий кораллы. Вокруг меня один лишь багульник, и редкие сосны. Ощущаю приятный пряный запах горной тайги. Под камнями все время журчит вода, из расщелин тянет холодом, зато верхушки камней нагреты так, что долго и не усидишь. Достигаю границы низколетящих облаков. На этой высоте совсем нет ветра. Тишина, лишь шорох моих подошв по лишайнику разносится во все стороны.

Скоро каменная круча заканчивается, тропа опять идет по земле, последний легкий отрезок перед настоящей битвой со скалами. Мне, наконец, раскрывается вершина и долгий, запутанный, но все же преодолимый путь к ней. Сколько раз ее видел на фотографиях, а все равно удивляюсь, до чего главная гора похожа на огромный конический пень с могучими корнями. Кто его знает, может так оно и есть, ведь никто нам не покажет, как создавался парк. Под ногами больше нет корней, поэтому иду, спокойно глядя вперед. День переваливает за вторую половину, поэтому вершина освещена с моей стороны золотым светом, и явно видны сотни теней от длинных каменных борозд на отвесных участках. Кажется, что гора то ли выточена вертикальными взмахами огромного инструмента, то ли выращена из окаменелых волокон. С восторгом и ужасом представляю, как мне в ближайшие пару дней по всей этой красоте лезть, но это будет завтра.

Семья

Жаркие солнечные лучи, затяжной подъем и маниакальное желание успеть делают свое дело, то есть вынуждают меня остановиться. С неохотой присаживаюсь на ближайший камень, изменив, тем самым своему правилу двух привалов в сутки. В глазах начинают бегать мелкие искры, в ушах стучит кровь, но эта забастовка перенапряженного организма не мешает мне услышать звук, совершенно здесь неуместный. Несколько детских голосов кажутся галлюцинацией в высокогорье, еще более странной, чем вчерашний толстяк возле костра и докучливый ворон. Мне думается, что редкий взрослый добирается до вершины, хотя все возможно и ограничений нет. Рассудок оказывается в порядке. Перед моим взором появляются мальчик с девочкой, лет двенадцати. Они беззаботно шагают вперед, продолжая свой щебет.

– Ну, зачем ты лезешь в овраг?. Иди рядом и лучше дай руку, а то упадешь. Видишь же какая дорога размытая, – говорит мальчик серьезным голосом. – Папа сказал за тобой присматривать, поэтому не подводи меня.

Девочка нехотя возвращается на ровную поверхность, но находит что ответить:

– А меня мама просила следить за тобой, так что ты тоже должен слушаться. Сам-то через каждый шаг спотыкаешься.

– Все равно у меня лучше получается. Сто раз в день тебя ловить приходилось, чтоб не шлепнулась. И вообще ты младше, и не можешь мне помогать или рюкзак нести. Понимаешь?.

– Так не интересно… Ну ладно, тогда буду давать тебе орешки из бокового кармана, чтобы ты каждый раз рюкзак не снимал. И вообще, подтяни штаны, скоро свалятся. – голосом строгой учительницы прощебетала девчушка.

Слова юных путешественников скоро подтверждаются, когда из-за поворота показываются фигуры родителей. Шустрая парочка тормозит, дожидаясь остальных, а может, меня увидели и испугались. Решаю не дергаться, а спокойно посидеть, дав большому семейству пройти вперед. Замечаю совсем юного отрока, лет семи, шустро перебирающего ногами рядом с родителями. Но удивляет не столько детская выносливость, ибо в таком возрасте сила фонтаном бьет, а ощущение цельности, словно ко мне приближается не то одно цельное существо, не то стая, подчиненная общей воле. В памяти возникает воспоминание о помощи барышне, с мозолью на ноге. Забираю свои не озвученные слова назад, будто семья является обузой, что нельзя сказать по этим счастливым и сильным людям.