Антология интима. Amoroso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 1

– Хорошо, договорились, – Аленка приблизилась, заглянула мне в глаза, мило улыбнулась, затем сжала обе моих руки в своих, после чего сразу же убежала и несколькими секундами позднее присоединилась к своим друзьям; дорогой она еще несколько раз оборачивалась и я видел на ее лице улыбку, адресованную мне, затем она исчезла в одной из боковых аллей парка. Проводив ее взглядом, я продолжил свой путь теперь уже бодрым шагом – на душе у меня было светло и радостно – всегда приятно встретить человека, с которым тебя связывают милые воспоминания детства и юности.

Придя на работу и окунувшись в обычную трудовую суету: раскладка товара, подготовка посуды, заготовка льда, – я периодически вспоминал о минутной встрече с Аленкой, и мое сердце при этом радостно трепетало.

Аленка пришла в бар тем же вечером: на этот раз передо мной предстала очаровательная девушка в легком шерстяном трикотажном костюме цвета бордо и в туфельках на высоком каблучке. Она была не одна: Аленка привела с собой друзей – двоих ребят и двух девушек. Усадив их за столик, я спросил, что они желают заказать, и, выслушав заказ: «сок, кофе и пирожные» – улыбнулся, вернулся за стойку, а вскоре принес на их столик требуемое, добавив от себя бутылку шампанского и ликер в рюмках.

Торговля в тот день шла весьма оживленная: толпы клиентов буквально осаждали бар, и я торопливо лепил коктейли, наливал рюмки, стопки, бокалы; касса быстро наполнялась шелестящими купюрами. Официантка бара Сонечка, беспрерывно кружа по бару и собирая грязную посуду на подносы, которую потом перемывала в подсобке, едва справлялась со своими обязанностями. Вечер, тем не менее, вышел приятный, нескучный, было много молодежи, которая танцевала и веселилась. Спустя какое-то время я отнес за столик, где сидела Аленка, еще бутылку шампанского, умоляя ее и ее друзей чувствовать себя свободно, развлекаться и отдыхать по полной.

Аленка с милой улыбкой встречала и провожала меня, и я вдруг с удивлением подумал, что вот, есть же на свете девушка, которая радует мое сердце – правда, она пришла ко мне прямиком из моей юности.

Лишь около полуночи мне удалось выпроводить из бара последнего клиента; компания Аленки к этому времени тоже стала собираться. Уговорив их еще на полчасика задержаться, я увлек Аленку танцевать, и нам, наконец, удалось поговорить. Я расспросил ее о маме, папе, осторожно – о сестре Миле. Аленка с улыбкой поведала мне, что сестре на втором курсе пришлось бросить театральный институт – она не прошла экзамен (!) на поцелуи, так как преподаватель этого предмета – пятидесятилетний лысый мужчина с гнилыми зубами и нечистым ртом, требовал от нее – и не только от нее, а и от всех остальных студенток курса – многоминутных поцелуев взасос, и девушка, не сумев перебороть свою брезгливость, сломалась.

Бросив занятия в институте и отказавшись от мечты стать актрисой, она вскоре встретила мужчину своей мечты, вышла замуж, родила сына и теперь работает в каком-то торговом предприятии.

– Ну, а как ты сама? – спросил я, мягко обнимая тонкую талию девушки. – Как ты себя чувствуешь в Москве, хорошо ли тебе? Не давит на психику это засилье огромных зданий из стекла и бетона, а также повсюду мечущаяся бесчисленная и вечно жужжащая человеческая толпа?

– Нет, – засмеялась она, доверчиво прижимаясь ко мне. – Я привыкла, мне там нравится, хотя и скучаю порой за родным городом, за одноклассниками, и еще… за Черным морем.

Не удержавшись, в приливе нежности я привлек ее к себе и крепко по-дружески обнял. Как обнял бы, возможно, ее и тогда, когда она была еще девочкой-подростком.

– Ты разве не боишься моря? – спросил я.

– Нет, особенно когда рядом есть такой как ты, мой могучий защитник, – улыбнулась она.

– Я хочу признаться тебе, Аленка, что когда мы с тобой познакомились, я был немного влюблен в твою сестру.

– Я помню это, – перебила она, взъерошив ладонью волосы на моей голове. – Тогда даже мама заметила это.

– Но теперь, скажу тебе откровенно: ты, Аленка, стала интереснее сестры и красивее ее.

– Просто я повзрослела, пришло, наконец, и мое время, – мягко улыбнувшись, сказала Аленка и тут же сменила тему: – Знаешь, Савва, я хочу пить, сделай какой-нибудь освежающий напиток, ладно? Только без алкоголя, хорошо? – погрозила она мне пальцем.

– Что ж, в таком случае давай сделаем его вместе, – сказал я, с сожалением убирая руку с ее талии. – Пойдем, поэкспериментируем.

Мы прошли за стойку, я выставил на нее ведерко со льдом, бутылки с минеральной водой, придвинул сиропы, а также бутылку натурального лимонного сока. Аленка выбрала самый большой, в треть литра стакан, щипцами бросила в него несколько кусков льда, плеснула сиропу, затем долила минералки, следом я успел добавить немного лимонного сока, после чего все это перемешал.

Окунув в стакан две соломинки, мы одновременно попробовали получившийся напиток и вмиг опорожнили стакан – он оказался нежным и приятным на вкус, и одновременно тонизирующим. Со значением поглядев друг на друга, мы одобрительно закивали головами. «Неплохо» – произнесла Аленка, «Очень даже хорошо» – поддержал ее я, после чего мы не сговариваясь стали изготовлять два новых полных стакана того же напитка.

Закончив, мы тут же выпили их до дна, а вскоре к стойке подтянулись друзья Аленки, попросили им сделать то же самое, и минут через пять, когда все сосредоточенно цедили из стаканов новый напиток, я, отозвав Аленку в сторону, сказал:

– Через неделю в Кишиневе будет проводиться республиканский конкурс коктейлей, мы, естественно, тоже в нем участвуем, так же, как и все другие бармены республики, подавшие заявку. Участвуем, конечно, заочно, поедет только старший технолог общепита, который повезет с собой документы и рецептуры, которые там на месте воспроизведут профессионалы, после чего их опробуют другие профи. Я собираюсь представить и этот безалкогольный напиток, пять алкогольных коктейлей мы с Сашкой, моим напарником, уже разработали, один же пусть будет безалкогольным. Я назову его «Аленка», если ты не возражаешь.

Аленка смотрела на меня во все глаза.

– А что, такое возможно?

– Конечно, возможно, – улыбнулся я. – Завтра я сделаю технологическую карту, затем технологи ее утвердят, подпишут, и напиток «Аленка» с твоим именем навсегда получит прописку в этом баре, а может и в других тоже.

Аленка восторженно взвизгнула и бросилась меня целовать, чем несколько удивила своих друзей-одноклассников. Заметив их реакцию, Аленка, нимало не стесняясь, сказала с озорной улыбкой:

– У нас, я должна вам сказать, ребята, с Саввой давняя, можно даже сказать, застарелая любовь, я уже вам как-то об этом как-то рассказывала, так что принимайте все как есть и не удивляйтесь. Он много лет тому назад безнадежно влюбился в мою сестру, а я – столь же безнадежно – в него.

– Минуточку-минуточку, а вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, – шутливо сказал я. – Почему я узнаю об этом только сейчас?

– А чего ты хотел, – рассмеялась Аленка, вновь обнимая меня, – чтобы я, тогда двенадцатилетняя писюха, стала объясняться тебе в любви?

– Зато у тебя есть возможность сделать это теперь, – подмигнув мне, с улыбкой заметила Ирина, Аленкина подруга, фигуристая шатенка.

– Действительно, – весело поддержали остальные. – Давай, Аленка, раскалывайся.

Аленка повернулась ко мне, лицо ее в секунду сделалось серьезным.

– Я люблю тебя, Савва, и уже давно, целых семь долгих лет, большой и безнадежной любовью.

– Почему же, простите, безнадежной? – включился я в игру. – Знай же, я ловлю тебя на слове и с этой самой минуты я весь целиком принадлежу тебе: хочешь – люби, хочешь – топчи меня, от тебя я все готов стерпеть, как терпел когда-то.

Аленка шагнула ко мне вплотную, посмотрела в глаза – долго и серьезно, затем поцеловала. В губы. Сильно и требовательно. Этот поцелуй по всему моему телу отозвался сладостным, подзабытым уже томлением. Посмотрев на ребят и девчонок, которые напряженно наблюдали за нами, я решил превратить этот эпизод в шутку и сказал:

– Ну, кто еще желает в этот замечательный вечер поцеловать бармена, причем совершенно бесплатно? – Молчаливая пауза. – Ну, раз желающих нет, значит, нам пора отправляться по домам.

Несколькими минутами позже мы покинули бар, ребята ушли вперед, а Аленка ожидала меня у дверей ресторана, пока я его запирал.

Она взяла меня под руку, и мы неторопливо тронулись следом за ее друзьями-одноклассниками.

– Ты сейчас пойдешь домой, к своей жене? – спросила Аленка, и вновь какой-то спазм перехватил мне горло.

Я ответил глухо, с усилием:

– Нет, Аленка, я не… В общем, мы с ней недавно расстались и больше не живем вместе.

– Я почему-то почувствовала это, – нахмурившись, очень серьезно сказала она. И тут же спросила, легко коснувшись моих волос рукой: – А эта седая и такая симпатичная прядь у тебя от нее?

– Да, от нее, – ответил я. – Это копия той раны, которую она оставила в моем сердце.

– Твоя жена, она красивая? – спросила Аленка.

– Да, пожалуй, даже слишком красивая, – буркнул я. – Оттого, наверное, и беспутная. Но это не важно – я любил ее, очень сильно любил, и не только за красоту, но теперь все уже в прошлом.

– И ты ужасно страдаешь?

– Просто я знаю, что больше никогда и никого так не полюблю. Уже, наверное, не смогу. Прости, Аленка, мне тяжело об этом говорить. А тебе и вовсе знать и слышать об этом ни к чему.

– Ты знаешь, Савва, я, кажется, готова ее убить, – неожиданно для меня, голосом, наполненным неподдельной страстью, произнесла она. – Только за то, что она сделала тебе больно, заставила тебя страдать.

– Все красивые женщины больно ранят и заставляют мужчин страдать, – скривившись, произнес я.

– Я бы не смогла сделать тебе больно, Савва, – просто сказала она, сжимая своей ладошкой мою руку. Затем, после минутной паузы спросила: – А где ты… теперь живешь?

– Я… я живу прямо здесь… в ресторане, – проговорил я, и мне отчего-то вдруг стало стыдно за эти слова.

– Так ты ночуешь в баре? – удивилась она.

– Да, – смущенно сказал я. – Там у меня для этого все условия: душ, матрас, постель, еда, да и напитки всякие под рукой, «Аленка», например.

– Ага, – усмехнулась она. – И напитки тоже.

Некоторое время мы шли молча. У выхода из парка нас дожидались Аленкины друзья.

– Ленка, – окликнул ее один из ребят, Игорь, – тебя домой проводить?

– Нет, спасибо, – ответила она. – Меня Савва проводит. Правда, Савва?

– Ну конечно, – ответил я.

Ребята стали прощаться и ушли, а мы все стояли и разговаривали.

– Послушай, давай вернемся к тебе, в бар, – мягко сказала Аленка, взяв меня под руку. И тут же спросила: – Это, надеюсь, возможно?

– Конечно, возможно, – произнес я бездумно.

– Ты знаешь, я нашла тебя через много лет, после того как потеряла, и теперь боюсь потерять вновь, – произнесла Аленка, старательно приноравливаясь к моему длинному размашистому шагу, но по-прежнему не выпуская моей ладони из своих рук. – Причем, вижу, встретила тебя не в самый лучший период твоей жизни.

– Это уж точно. И все равно это замечательно – наша встреча, потому что я очень рад тебе. Вне зависимости от всего остального. Ты – это часть моего прошлого, моей юности, ее милый и радостный миг.

– И ты – часть моей жизни и моего детства.

Я даже не заметил, как мы вновь очутились в баре.

Убавив регулятором мощность светильников до минимума, мы с Аленкой присели за столик рядом, рука об руку.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил я.

– Нет, ничего не хочется, – ответила она. – Мне и так хорошо. Потому что ты и я – вновь вместе. И от этого мне просто хорошо.

– А спать ты разве еще не хочешь? – спросил я, беря и прижимая ее ладонь к своим губам. – Ведь уже час ночи.

– Но ведь ты не выгонишь меня? – спросила она. – Ты не прогонишь свою маленькую, непослушную Аленку? Не отшлепаешь меня как когда-то?

– Нет, не выгоню и не отшлепаю, – ответил я. – Хотя, наверное, так было бы правильнее.

Аленка встала, наклонилась ко мне и, обхватив мое лицо ладонями, вплотную приблизила свое.

– Обними меня, Савва, – прошептала она, прижимаясь ко мне всем телом.

Я повиновался, осторожно обняв ее.

– Ну же, не так, обними, как мужчина обнимает женщину.

– Я не… Аленка… Ну, я не знаю…

– Глупенький, я еще тогда, в двенадцать лет мечтала о том, что ты когда-нибудь сожмешь меня в своих объятиях. По-настоящему. До боли в теле. Вот этими своими крепкими руками.

Я жалко улыбнулся и совсем опустил руки.

– Савва, я же вижу, как ты сильно страдаешь. Это же… Это неумно, наконец. Ты себя попросту сжигаешь.

– Да, возможно. Но я ничего не могу с собой поделать.

– Поцелуй меня, слышишь. – Аленка вновь прильнула ко мне всем телом. – Я часто думала, вплоть до сегодняшнего дня, что тогда, когда я была еще девчонкой, эта моя тяга к тебе была несерьезной, неосознанной, но сейчас, когда увидела тебя вновь, я уже так не думаю…

Я смутно помню, как мы разложили матрас, покрыли его простыней, затем Аленка взбила подушку и сказала просто, как-то совсем по-домашнему:

– Одна подушка у нас будет на двоих, но она большая и мягкая, так что ее будет достаточно.

Мы разделись и легли нагие поверх простыни. И тогда я сказал Аленке:

– Ты такая красивая. Тысячи парней и мужчин мечтают, наверное, хотя бы пальцем, словно невзначай, прикоснуться к тебе, а я лежу здесь рядом и боюсь… боюсь, что ничего не смогу, – голос мой стал глуше, – не смогу любить тебя. Прости. Прости меня, моя милая Аленка.

– Боже, что с тобой сделала эта ужасная бессердечная женщина, до чего довела? – прошептала Аленка, ласково обнимая меня. – Отвлекись от всего. Ты любил, а теперь ты ужасно страдаешь, и все же, уверена, сможешь когда-нибудь полюбить вновь. Не меня, нет. Какую-нибудь другую женщину, потом, не сейчас, через время. Для этого нужно, чтобы прошло время.

Я слушал ее и удивлялся. Откуда она, девчонка, может что-либо об этом знать? Или она интуитивно чувствует это своим женским сердцем? Но откуда у столь юной пигалицы трезвый ум и такое глубокое житейское понимание вещей.

Руки Аленки гладили мое тело, скользили по нему уверенно, словно она ласкала меня не впервые.

Я почти не помню, как это произошло. Какой-то миг – одновременно возвышенный и низменно-безумный, и мы с ней слились в одном сладостном порыве. Как сейчас помню: ее лицо внизу – словно в муке, губа закушена; потом вверху, надо мной, затем вновь внизу, лицо Аленки искажено, словно она вот-вот собирается заплакать.

– Ты – удивительный, я всегда знала об этом, – шептала она в те короткие минуты, когда мы разжимали наши объятия. – И я счастлива, что нашла, что встретила тебя. Ты был словно завороженный, но я сниму с тебя это проклятие, слышишь?! И ты это сразу почувствуешь, милый. Однажды ты спас меня, и я буду рада ответить тебе тем же – я спасу тебя. Ты имеешь право жить и любить, и я прошу тебя лишь об одном, Савва, – забудь о ней.

– Я забуду, – шептал я, жадно целуя ее горячие податливые губы. – Я за… буду, буду, – повторял я, пьянея от этих поцелуев, затем целовал ее прекрасное тело, отчего-то пахнущее шафраном, и от этого пьянел еще больше. В одно из мгновений она наклонилась надо мной, лежащим навзничь, и с хитрой улыбкой играючи наступила мне коленом на грудь.

– Ты мой поверженный герой, – прошептала она. – Но ты восстанешь, слышишь, ты вновь будешь гордым и сильным.

Приподняв голову, я поцеловал ее прекрасное округлое колено. И тотчас вдруг вспомнилось: когда-то, еще шестилетним мальчиком, когда я ходил в круглосуточный детский сад, я слушал рассказанную нам воспитательницей на ночь сказку о богатыре и Синеглазке, которая, победив его в единоборстве, тоже наступила коленом ему на грудь и занесла над его головой свой меч. Но, затем, кажется, бросила меч и поцеловала богатыря. Тогда этот эпизод, несмотря на мой весьма нежный возраст, помнится, очень сильно меня взволновал и из-за этого я полночи не спал.

Такая вот сказка, в эту минуту очень ярко мне вспомнившаяся.

Время бежало незаметно, и вскорости за окном забрезжил рассвет. Тело мое было легким до невесомости, зато голова бодрой и ясной. Я лежал в постели, нашей с Аленкой общей постели, полностью опустошенный. Моя спасительница спала. Много лет тому назад, когда мы с ней проводили наш отпуск у моря, я не раз наблюдал как Аленка, тогда еще совсем девчонка, спит.

Только теперь со мной рядом была совершенно другая Аленка – прекрасная молодая девушка-женщина, моя милая женщина, неистово любившая меня всю эту долгую волшебную, чудодейственную ночь. А до этого – возможно ли такое вообще? – смутной девчачьей любовью семь долгих лет.

Конечно, сейчас она ничего общего с той 12-летней девочкой из моей юности не имела. Только спала, пожалуй, так же сладко, то хмурясь, то порой улыбаясь чему-то во сне.

Всего три ночи были нам подарены судьбой. Три ночи, наполненные необычайной нежностью и всепоглощающей страстью. Затем Аленка уехала.

После ее отъезда я какое-то время тосковал, мучился, не находя себе места, затем встряхнулся, ожил, и вдруг понял, что жизнь моя не закончилась, что тоска, еще недавно сковывавшая мое сердце будто льдом, отпустила, и что, возможно, я еще смогу когда-нибудь любить и быть любимым.

1980 г.

Новелла вторая. Новый ресторан

Коктейль «Фокстрот»

Светлый ром 40 мл

Ликер любой 10 мл

Лимонный сок 20 мл

Все компоненты вместе с кубиками льда встряхните в шейкере, и нацедите в стакан.

Секретари и председатели

директора и заместители

их как ни шли к ебене матери, они и там руководители

Игорь Губерман

Открытие в нашем прекрасном южно-молдавском городе, городе-курорте всесоюзного значения по статусу, нового ресторана обещало стать грандиозным событием, настоящим праздником, как для городских руководителей всех профилей и рангов, так и для простых его граждан.

На это долгожданное мероприятие, – а новый ресторан строился почти десять лет, – местное начальство – райком партии и горисполком – планировало пригласить чуть ли не всех республиканских министров и руководителей ЦК, при этом, не мудрствуя лукаво, обещало приурочить празднество ни много, ни мало, как к открытию летних олимпийских игр в Москве. Однако их разгоряченные головы вовремя остудил звонок сверху – из ЦК компартии Молдавии. Мудрые коммунистические руководители республики в лице завотделом ЦК по идеологии праздновать открытие разрешили, а также благосклонно приняли приглашение, пообещав приехать на это торжество, но вот связывать как-либо открытие ресторана с олимпийскими играми запретили.

А вся эта история с новым рестораном началась гораздо ранее, когда выяснилось, что старый ресторан, построенный еще в девятнадцатом веке при румынских властях, и просуществовавший в этой ипостаси более ста лет, все это время оставаясь единственным в городе, к середине 70-х уже совсем обветшал, а какой же город, согласитесь, да еще город-курорт имеет моральное право называться таковым, если в нем нет хорошего ресторана? Нет, местные власти побеспокоились, конечно, о поддержании реноме города и вот уже почти с добрый десяток лет на смену старому строился новый современный двухэтажный ресторан. Только вот незадача – «умные» городские архитекторы отвели ему место точно посредине между зданиями ДОСААФ, Дворцом культуры, детским садом и спортивным комплексом, – более неудачного места для ресторана, согласитесь, нельзя себе и представить. Хотя чего уж там, нынешний городской дом пионеров, например, и вовсе располагается в бывшем, правда, существовавшем до 40-х годов, публичном доме, что неизменно вызывает смех старожилов нашего города, а теперь стало предметом шуток и анекдотов для их детей и внуков.

Итак, из-за не слишком удачного расположения ресторана, что многократно обсуждалось на всевозможных городских и республиканских совещаниях на всех уровнях, работы на строящемся объекте велись ни шатко, ни валко, власти даже всерьез подумывали о перепрофилировании здания, когда в 1977 году в румынских Карпатах грянуло землетрясение, сильно потрясшее всех и вся в самой Румынии, а также в соседней с ней Молдавии. При этом весьма ощутимо пострадал наш город Кагул, расположенный всего в нескольких километрах от границы с Румынией. Многие здания в результате этого землетрясения были признаны аварийными, по большей части старой постройки, и среди прочих здание старого ресторана, по стенам и потолку которого пошли широкие опасные трещины. И тогда было принято решение – новому ресторану быть!

Каким-то чудом дознавшись, что в новом ресторане вместо кондитерского магазина в качестве эксперимента решено было устроить коктейль-бар – дело в нашем городе совершенно новое и незнакомое – я, взлелеяв почти утопическую мечту устроиться работать на новом месте барменом, наудачу отправился в общепит: до чертиков надоело работать по специальности, а именно – мастером на стройке. И моя мечта сбылась: меня приняли на работу, правда, пока лишь в старый ресторан и с испытательным сроком, но с перспективой последующего перевода в новый.

Итак, теперь я с раннего утра приходил в строящийся ресторан, так как меня назначили ответственным за все материальные ценности, там находившиеся – то есть теперь я считался на объекте кем-то вроде сторожа; и, кроме того, уже по собственной инициативе, я наблюдал за ведущимися на объекте работами, – как строителю, мне все происходившее там было небезынтересно. К слову сказать, в ресторане в этот период оставалось устранить лишь ряд недоделок и закончить малярные работы, а основные были практически закончены.

Вечерами, обычно к 19 часам, когда строители покидали объект, я отправлялся из строящегося в старый, действующий ресторан, расположенный отсюда в паре минут ходьбы, где до 24 часов, то есть до полуночи, работал в качестве мальчика на побегушках, эдакого фигаро, заменяя того, кто требовался им на текущий момент: то швейцара, то мясоруба, иногда гардеробщика, а то и кухонного рабочего, то есть я принимал и выдавал пальто и куртки, рубил мясо, перемещал с места на место тяжелые мешки и ящики, или же помогал буфетчице получать со склада различные товары.

По штатному расписанию я числился в старом ресторане администратором, но работу эту, естественно, знал весьма поверхностно. Подчиненные мне официантки – в подавляющем большинстве прожженные дамочки от 40 до 50, – воспользовавшись этим обстоятельством, быстро нашли мне применение: любая проблема, возникавшая в зале, в гардеробной или же на кухне, – и меня бросали в «прорыв».

Ко всему прочему я, единственный в ресторане молодой мужчина (вторым и последним был дядя Володя, человек 60 с лишним лет, наш швейцар), должен был улаживать периодически возникавшие конфликты официанток с клиентами, то есть успокаивать пьяных и агрессивных, а также не упускать и стыдить тех, кто не желал платить по счетам. Проработав в таком режиме пару недель, я смекнул, что при договорах об оплате всевозможных банкетов и свадебных торжеств моим официанткам администратор почему-то не требовался, они, очевидно, и сами неплохо умели деньги считать и между собой распределять.

Постепенно постигая все эти премудрости, я понял, что мне необходимо повысить образовательный уровень и, засев за специальные книжки, в течение нескольких недель проштудировал многие из них, а вскорости, по моему предложению и последовавшему за ним прямому указанию директора общепита, была проведена аттестация всех работников ресторана, во время которой я был самым требовательным экзаменатором.

Ах, что тогда началось! Великовозрастные официантки, многоопытные работницы – ветераны общепита, а ведь среди прочих у нас имелась и призер Всесоюзного конкурса официантов (!) (в 60-ые годы) Вера Николаевна, прежде едва замечавшие меня, бледнели и краснели, когда я без улыбки на лице, со всей строгостью требовал от них исполнить то сервировку стола юбиляра, то обслуживание в обнос, то детские именины – их высокие разряды требовали знания и умения всех этих видов обслуживания.

Уже на следующий день после аттестации мои коллеги, а некоторым из них были понижены разряды и, соответственно, зарплаты, стали относиться ко мне всерьез, и называть только по имени-отчеству, и вскоре я был допущен в сферу расчетов с клиентами, где особенно меня интересовали свадьбы, банкеты и другие торжественные мероприятия, на которых я теперь стал обязательно присутствовать в качестве администратора и одновременно официанта, – семью-то надо было кормить, а зарплата администратора, а это сто пять рублей в месяц, меня не вполне удовлетворяла.

Так прошло несколько месяцев, а вскоре из отдела кадров мне сообщили, что на работу в бар ко мне напарником принят новый человек.

Мы познакомились: моего будущего напарника звали Саша, фамилия Чумаков. Это был высокий – за 190 см, парень с умными насмешливыми глазами и косым прибором русых волос. Он был лишь двумя годами старше меня, недавно отпраздновал 26-летие, но его житейский опыт, как вскоре выяснилось, на целый порядок превосходил мой.