Послание в будущее

Палач проверил, крепко ли привязана к брусу измученная, окровавленная и ополоумевшая ведьма, которая повторяла еле слышно:

– Чтоб вы все горели в аду!

Забили барабаны, и таким же образом вывели другую голую женщину, и привязали ко второму брусу.

Гергенроттер объявил приговор и ей:

– Анжела Лабарт из Тулузы, ты обвиняешься в сожительстве с дьяволом. Под пытками ты призналась, что отдавалась сатане и родила от него чудовище с волчьей головой и хвостом дракона. Чтобы прокормить свое чудовище, ты каждую ночь крала маленьких детей и варила из них похлебку. Так ты сгубила пятьсот детей, пока тебя не поймали, и тогда инквизитор Гуго Леонид добился от тебя признания под пыткой. За совершенные преступления против канонического права, ты будешь подвержена наказанию через сожжение на костре.

Лохелиус почувствовал, что ему плохо. Он не мог дальше смотреть на эту сцену. В его воспоминании ожили образы того, как его собственную маму так же привязали к брусу голой, так же обвиняли в том, чего она не делала, а затем безжалостно сожгли на его глазах.

Лохелиус решил уйти с площади, но, развернувшись, заметил, что за его спиной стоит грозный Ришелье.

Он спросил:

– Ваше высокопреосвященство, неужели вы хотите по–кинуть акт Божественного возмездия?

Лохелиус растерялся:

– Нет, ваше высокопреосвященство, я лишь…

– Побудьте вместе со мной.

– Конечно, для меня это честь.

На плаху вывели третьего обвиняемого. Это был голый мужчина. В отличие от женщин, он не сопротивлялся. Палачи привязали его к брусу, и кардинал Гергенроттер объявил ему:

– Приор Сен-Жермена Вильгельм Эделин, ты привлечен к суду епископом Эврэ за то, что ты в своих проповедях отрицал возможность полета ведьм по воздуху на поленьях, метлах, помелах и палках. Тебе вменяется в вину, что эти дерзкие проповеди внушались дьяволом, с которым ты заключил союз со специальной целью вводить народ в заблуждение. Ты совершил преступление против канонического права и будешь подвержен наказанию через сожжение на костре. Этот приговор произнесен мной, в присутствии собравшихся на этой площади людей…

Ришелье сказал Лохелиусу:

– Остался еще один преступник…

Тут солдаты вынесли клетку кардинала Балю. В ней был заперт измученный, еле живой человек. Это был аббат Петруччи из Сиены, заговорщик против архиепископа Ди Медичи. Гергенроттер огласил обвинение, аббата извлекли из клетки и присовокупили к остальным.

После этого Гергенроттер приказал приступить к аутодафе.

Солдаты подожгли костры.

Кардиналу Лохелиусу было очень плохо. Он еле держался на ногах, однако, уйти не решался. Он чувствовал, как внимательно следит за ним Ришелье.

В его воображении оживали образы детских воспоминаний, глаза мамы, такой же костер, то же самое восхищение толпы, и он заплакал…

С таким же помутневшим сознанием глядел он на происходящее после казни. Играла музыка, и перед восхищенной публикой могущественный кардинал Педро Валентинуа убил пять быков. Последнему он эффектно отрезал голову одним ударом меча. После этого, под возгласы всеобщего ликования, Валентинуа осушил огромную чашу вина за здоровье всех.

Наконец, Лохелиус услышал голос Ришелье:

– Теперь можете идти отдыхать. Завтра трудный день…

– Благодарю, ваше высокопреосвященство, – еле пролепетал Лохелиус и быстро удалился в сторону своих апартаментов.

Всю ночь ему снились глаза мамы, смотревшей на него сквозь огонь.

10. Суд над тьмой

Ясем грезит на рассвете, перед пробуждением.

Сквозь пелену тумана он скользит по таинственной реке, подталкиваемый любопытством.

Берега меняются в непрерывном колебании, и Ясем плывет вверх по течению дальше и дальше, встречает причудливые тени маленького дома на берегу озера. Невидимая волна влечет Ясема в дом, где в комнате с камином он видит больного старика в кресле. Он рассказывает гостям историю про учителя и…

Он упоминает и грезы Ясема.

Он упоминает и встречу с философом Беме…

Кто он?

Ясем прислушивается к вибрациям речи старика и понимает, что это тот самый профессор, Давид Вихониковский, который так извращенно отзывался об учителе. Но здесь он не похож сам на себя. Он стар и немощен. Одной ногой он в могиле, однако, духом еще бодр и говорит об учителе, как о гении…

Он упоминает молитву:

Господи, дай мне силу встретить с душевным спокойствием все, что даст мне сей день…

Ясем очнулся, присел на постели и до него донеслись слова молитвы Златоуста.

– Господи, дай мне силу предаться воле Твоей Святой и наставь, и поддержи меня всякий час сего дня…

Ясем заметил Златоуста и Яна в углу комнаты. Златоуст произносил эту молитву, а учитель повторял за ним. Неожиданно Ясем понял, что старик из грез Ясема описывал своим гостям именно эту обстановку.

Ясем посмотрел в окно и увидел очень густой туман.

Неужели Бог их задержит, чтобы они встретились с господином Беме?

Старик в грезах говорил, что они были у философа. Значит, так и будет!

Эта неожиданная мысль словно подбросила Ясема на постели.

Учитель взглянул в его сторону, но Златоуст даже не пошевелился, продолжал произносить молитву:

– Господи, открой мне волю Твою и дай мне силу принять со спокойной душой все, что Ты пошлешь мне сегодня, ибо я верю, что на все Святая Воля Твоя.

Ясем перекрестился. Учитель подозвал его, указывая, что было бы хорошо присоединиться к молитве.

Ясем встал, подошел и повторил за Златоустом:

– Господи, Великий, Милосердный, во всех моих делах и словах руководи моими мыслями и чувствами, и не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой, как радость, так и печаль, как счастье, так и невзгоды, как взлет, так и падение…

Ясем повторял слова молитвы, но мысленно он стремился к Беме, мудрому философу, который живет совсем рядом и, возможно, способен открыть Ясему тайну добра и зла.

– Господи, дай мне силу перенести утомления сего дня и все события в течение его и руководи моей волей, и научи молиться и любить всех нелицемерно. Аминь.

По окончании молитвы Ясем спросил с нетерпением:

– Учитель, смотрите, на дворе туман гуще вчерашнего. Бог нас задерживает, чтобы мы разыскали господина Беме!

Ян ответил:

– Да, похоже на то.

– Тогда пойдем прямо сейчас?

Златоуст сказал:

– Не будет ли благоразумнее сначала позавтракать?

Они спустились вниз, где хозяин их приветствовал и любезно пригласил к завтраку. Кошичек с близнецами уже были здесь.

Увидев учителя, кучер сказал:

– Господин Ян, я хочу сказать вам нечто важное наедине.

Когда они отошли, Ян спросил:

– В чем дело?

– Вы не поверите! Я открыл, что эти близнецы чувствуют друг друга на расстоянии.

– Как чувствуют? – спросил Ян.

– Настолько чутко, что они прямо читают мысли друг друга. Эраст думает, Бенедикт уже знает! Бенедикт думает, Эраст уже знает! Им не надо ничего говорить. Я проверял. Бог их наградил таким чудесным качеством…

Ян удивленно посмотрел на весело играющих близнецов и сказал Кошичеку:

– Пока никому не говори об этом.

– Хорошо, – ответил Кошичек с готовностью.

Ян спросил:

– Туман не рассеялся. Мы застряли здесь на сегодня?

– Да, надо дождаться, пока распогодится.

– Тогда у меня просьба. Я бы хотел оставить близнецов на твое попечение. Мы же вместе с Златоустом и Ясемом отлучимся, чтобы встретиться с Якобом Беме.

– Не беспокойтесь, я предложу им развлечение.

После завтрака Ян, Златоуст и Ясем отправились на поиски Якоба Беме.

Следуя указаниям хозяина, они повернули направо и по мосту перешли на другой берег. Там, пройдя до конца улицы, они нашли кирпичный дом Беме. Перед домом они увидели рассерженную толпу. Около тридцати горожан собрались у калитки дома, и в неистовом раздражении ругали и проклинали хозяина этого дома:

– Якоб Беме губит наши души и толкает нас в двери ада!

– Вон его из нашего города! Ему нет места среди нас!

– Смерть колдуну и чародею!

Ясем удивился:

– Что это?

– Не будем приближаться, – сказал Ян, – понаблюдаем издали.

Они остановились в конце улицы и увидели, что в толпе появился священнослужитель, которого народ пропустил вперед со словами:

– Дайте дорогу примасу Рихтеру! Молчите все! Пусть говорит примас!

Народ угомонился, и примас сказал громко:

– Верные Христиане! Я – блюститель правоверия среди нашей паствы. Святая Церковь возложила на меня обязанность указывать путь спасения ваших благочестивых душ, горожан Герлица! Сегодня мы собрались у дома еретика Якоба Беме в справедливом гневе.

Толпа продолжала негодовать, а Рихтер поднял руку, дождался тишины и сказал:

– Якоб Беме был мастером сапожных дел, но он забросил свое дело и занялся тем, чего знать никак не может. Он начал проповедовать, не изучая Святого Писания, начал писать богословские книги, не получая наставления у почетных профессоров, и у него хватает наглости изрекать пасквили о Христе Спасителе, об Ангелах и о Боге. Каждое его слово – это восстание против Бога, сказанное по нашептыванию самого сатаны. Он будет гореть в аду, и нет ему спасения. Но одно дело – губить свою душу, что само по себе тяжкое преступление… Но он еще губит и ваши души, ибо тяжелые наказания падут на те места, в которых будут измышлены и написаны подобного рода богохульства. А он пишет здесь! Следовательно, душа каждого верующего в нашем городе в ужасной опасности из-за этого горе–сапожника.

Толпа орала:

– Разнесем его дом вдребезги.

– Раздерем его самого на части.

– Не дадим ему губить наших детей!

На фоне возмущения толпы примас продолжал:

– Я призываю вас изгнать из города лжеца и растлевателя душ. Если он и дальше будет находиться среди нас, я вас уверяю, он погубит всех! Убрать его из нашего города и предать огню все его книги!

Услышав этот призыв, многие начали бросать камни в окна. Некоторые хотели ворваться в дом, чтобы учинить над ним расправу, и никто не знает, чем бы это все кончилось, если бы из тумана не появился высокий, богато одетый мужчина в сопровождении вооруженной охраны.

Один из солдат закричал:

– Приказано молчать! Здесь бургомистр города Герлица, его высочество господин Бартоломеус Скультетус!

Услышав это, толпа затихла, а примас Рихтер обратился к градоначальнику:

– Ваше бургомистерское высочество, во имя заботы вверенных вам горожан, ради спасения наших душ, вы обязаны официально исключить сапожника Якоба Беме из списка герлицких ремесленников и изгнать его из нашего города силой авторитета вашего бургомистерского высочества!

Бургомистр отправил солдат охранять дверь дома сапожника и обратился к Рихтеру:

– Ваше преосвященство, умоляю, успокойтесь. Несколько лет назад я слушал вашу проповедь с кафедры нашей церкви, в которой вы громко обвинили господина Беме в ереси. Скажу честно, до того дня ни я, ни другие члены городского совета ничего и не слыхали о сочинениях этого сапожника. После вас многие ознакомились с книгами Беме. В их числе и я. Признаюсь, я был крайне удивлен, ибо нашел мысли сапожника очень глубокими, а каких–либо противоречий со Святым Писанием я не увидел. Цензоры из Рима дали официальное разрешение на печать его книг, следовательно, ересь господина Беме не доказана. Поэтому я запрещаю творить над ним самосуд и призываю немедленно прекратить ваше выступление.

Рихтер сжимал зубы от негодования и сказал, подавляя в себе злобу:

– Ваше бургомистерское высочество, как же это его ересь не доказана, когда он явно восстает против Святого Писания и отрицает троичность Господа? Если вы не изгоните его, я добьюсь, что за него возьмётся сам курфюрст, и тогда виселицы ему не миновать, ибо он подлец, клятвопреступник и падший пьяница.

Градоначальник жестом остановил церковника и громко сказал:

– Хватит, ваше преосвященство! Суда над Беме не было, он сам в ереси не признавался, поэтому я призываю дождаться решения городского совета. Сейчас господин Беме тяжело болен. Доктор Крюгер наблюдает за ним. Я обещаю, как только он выздоровеет, мы устроим публичное обсуждение сего важного дела в ратуше. А теперь немедленно расходитесь и не нарушайте покой города Герлица.

Понимая, что проигрывает, Рихтер гневливо ворчал, однако, отступил, и тогда вся толпа удалилась в туман. Тогда бургомистр постучал в дверь дома и громко позвал:

– Крюгер, отворите дверь, это Бартоломеус Скультетус.

Замок щелкнул, и на порог вышел взволнованный доктор Крюгер.

– Сумасшедшая толпа! – сказал он.

Бургомистр успокоил его:

– Я прогнал их. Как здоровье Якоба?

Врач ответил:

– Плохо. Я надеюсь только на чудо.

– Не отходите от него и не покидайте дом, – ответил озабоченный бургомистр, – надо сохранить все его рукописи. Я оставлю здесь двух солдат дежурить у дверей и сам наведаюсь позже.

Крюгер поблагодарил и скрылся в доме.

Бургомистр удалился.

Ян, Златоуст и Ясем все это время наблюдали за происходящим.

– Что будем делать? – спросил Златоуст.

Ян ответил:

– Даже не знаю. Там теперь дежурят солдаты в дверях.

Ясем настоял:

– Пожалуйста, давайте попробуем уговорить солдат пропустить нас!

Ян сказал:

– Попробуем, и будем молить Бога, что наши вопросы будут выслушаны, и мы получим на них ответы.

Они вышли к дому. Солдаты преградили им путь.

– Кто такие? – спросил один.

– Сюда нельзя! Уходите! – приказал другой.

Ян сказал им:

– Мы – Моравские священники Братского Единства. Направляемся в Лешно, но погода вынудила нас задержаться в Герлице. Мы очень хотим поговорить с господином Беме, так как считаем его одним из величайших философов.

– Нет! – строго сказал один из солдат.

– Идите своей дорогой! – приказал другой.

Ясем набрался смелости и попросил:

– Пожалуйста, позвольте нам! Сам Бог направляет нас к нему!

Солдаты и не думали их пускать, но вдруг дверь приоткрылась, как по волшебству, и изнутри послышался зов:

– Пусть заходят…

Солдаты отступили.

*

Они вошли в необычную мастерскую сапожника. На сапожном верстаке вместо ножей, шила и дратвы аккуратно были разложены записные книжки, перья и чернила. По всей мастерской были разбросаны многочисленные книги, а на стене висели колодки, лоскуты обувной кожи, иконы и изображения Спасителя. Мерцающая лампа освещала огромные песочные часы, а готовые башмаки и боты пылились в углу, под длинной полкой, прогнувшейся от тяжести книг.

Внимание Ясема особо привлекла лежащая на тумбочке огромная книга под названием “Христософия Якоба Беме”.

Сам философ сидел в кресле посередине комнаты, бледный и исхудавший, а над ним стоял доктор с микстурой в руках:

– Якоб, у тебя сильный жар. Пожалуйста, выпей эту микстуру.

– Брось, Крюгер, микстура мне не поможет! Скоро я отправляюсь к Богу, однако, мне надо завершить одно важное дело… – отвечал сапожник, тяжело дыша, и обратился к вошедшим: – Я попросил пропустить вас, потому что мне нужны присяжные заседатели…

Ян поклонился и ответил с некоторым удивлением:

– Господин Беме, мы безмерно благодарны Богу за честь быть принятыми в вашем доме, но что вы имеете в виду? Почему вы называете нас присяжными заседателями? Мы на суде?

– Да! – ответил Якоб Беме с торжеством в голосе, – мне надо устроить судебное разбирательство прямо сейчас. У нас мало времени. Подходите и располагайтесь на этих табуретках вокруг моего верстака… А ты, сынок, подойди ко мне ближе. Не бойся меня, я лишь чудной сапожник… Как твое имя?

– Ясем.

– Ясем, хорошее имя… Садись на коврик у моих ног. Назначаю тебя председателем среди присяжных заседателей.

Ясем заметил, что у Беме были бесконечно глубокие, серо–голубые, блестящие глаза. Он молча подчинился и сел на коврик.

– Крюгер, ты тоже будешь присяжным заседателем, так что садись и ты. – сказал сапожник. – Мне более не нужен врач, ибо моя душа готовится разлучиться с телом и пуститься в захватывающее путешествие к Небесам. Мы все оттуда и находимся в ожидании возвращения. Однако Бог, водворяющий меня куда захочет, когда захочет и как захочет, не заберет меня к себе, пока я не предам преступника правосудию! Бог правит в беспредельности, а я, ничтожная искорка от Него, дерусь на все стороны с дьяволом. И теперь само сокрытое Небо повелевает мне обличить предателя.

Ясем не совсем понимал, о чем говорит философ. Недоумевали и Ян со Златоустом. Беме пристально всмотрелся в камин с незажженными дровами. Тревога отразилась на его лице, однако, он прогнал тяжелые мысли и продолжил:

– Вы, Моравские Братья, тоже боретесь с дьяволом. Вы страдаете из-за того, что в этом мире безбожнику живется лучше, чем благочестивому. Вы возлагали надежды на мир, когда Фридриха Пфальцского сделали королем Богемии. Ваш архиепископ короновал его. Тогда я был в Праге и видел, как он вступал в замок Речине у Шлама в качестве короля Богемии. Я видел, что он был встречен с большой торжественностью всеми сословиями. Но скоро началась война. Вашего короля изгнали. Император Фердинанд взял верх грубой силой, и теперь возмущение и смерть вынуждают вас искать пристанище в Польше… Куда вы и направляетесь…

Ян был поражен осведомленностью Беме и сказал:

– Вы настоящий провидец.

Беме ответил:

– Я настоящий сапожник. Но однажды Бог подвигнул меня на поиски истины. Я обратился к ученым и увидел, что они таскают друг друга за волосы, открытой враждой и насмешками оскверняют Святого Бога. Слушая их, я запутался и думал, что единственное настоящее небо – то, которое замыкается высоко над звездами светло–голубой окружностью. Оттуда Бог правит силой своего Святого Духа. Я, наверно, так и блуждал бы по сей день, если бы…

Беме остановился, указал на свой сапожный верстак и продолжил:

– Вот это инструмент башмачника. Однажды я работал как обычно, делая какой-то сапог, когда засмотрелся на мерцающее отражение того цинкового шара и вдруг почувствовал, что каким-то образом обезумел. Меня озарила вспышка, похожая на молнию, и знаете, что со мной случилось?

– Что? – воскликнул пораженный Ясем.

– В тот же миг мой дух решительно воздвигся к Господу, и Бог осветил меня Святым Духом, чтобы я мог уразуметь Его волю. Это было Чудо! Дух мой, объятый любовью, с ликованием пробился сквозь врата адовы до самого внутреннего рождения Божества, и я охватил своим зрением все мироздание. Это было даже больше, чем Чудо! Тогда я познал Бога, кто Он есть, как Он есть и какова Его воля. Теперь мне кажется, что один лишь я вижу, как седьмой ангел апокалипсиса поднял свою трубу, и Силы Небесные пришли в такое движение, что скоро каждый получит по пристрастиям. Это ввергает меня в меланхолию и печаль, да еще дьявол внушает мне лукавые мысли…

Беме с опаской посмотрел на погасший камин, дождался, пока твердость вернулась к нему, и тогда обратился к Ясему:

– Теперь ты, господин председатель, может быть, скажешь: давай же, вызывай виновника всех бед и всего зла в природе! Ведь ты хочешь найти ответы о добре и зле?!

Ясем молча кивнул.

– Но у меня нет ответов… Я могу лишь направить тебя на познание самого себя. Все самые сложные ответы о том, что представляют собой Бог, небо, ангелы и ад, а также гнев Божий и адский огонь, – все ответы записаны глубоко в твоей душе. И если ты не боишься, я объявляю судебное разбирательство открытым!

Ясем сказал:

– Я не боюсь! Кого вы будете судить?

Беме ответил:

– Скоро увидишь преступника. Но перед тем, как его вызвать, ты должен знать истину о рождении мира, которая открылась мне… Итак, слушай, сынок, рассказ о творении мироздания. Представь пустую бездну, без всякого облика, без всякой сущности, где нет ничего, что могло бы быть. Нет ни света, ни тьмы, ни воздуха, ни воды, ни зноя, ни холода, нет даже звука и трезвона; нет и того, чего я не могу перечислить, и там ты ничего не найдешь, даже если будешь искать от вечности до вечности.

Ясем спросил с удивлением:

– Возможно ли такое?

Беме ответил чарующим голосом:

– Возможно, ибо там, в послушной немоте, вне природы, покоится основание Бога Отца – безграничная cила, первоисточник всего, что только можно представить и даже то, что невозможно вообразить. Там все есть в чистом и непорочном виде. И вдруг, как будто по волшебству, в сердце Бога Отца рождается Бог Сын и от Отца и Сына исходит Святой Дух!

Златоуст не сдержался и сказал:

– Это выше нашего разумения…

Ясем чуть не плакал:

– Господин Беме, мне так сложно вас понять…

Беме еле заметно улыбнулся в ответ:

– Сынок, я бы поговорил с тобой по–иному, если бы у меня был ангельский язык, а у тебя – ангельский разум. Моя человеческая речь не может объять Бога. Но в тебе есть Дух Святой, и потому душа твоя ясно постигнет величайшую глубину. Прочувствуй, как из средоточия Божественной силы Отца извечно рождается Сын и Святой Дух, повсюду исходит от Отца и Сына, и это единый Бог в одном существе с тремя раздельными лицами. И в этом сиянии пробуждаются семь духов, и это есть восхождение Божественного рождения. Все это открылось во мне одним всплеском. Оттого я чуть не обезумел…

Замолчав на несколько мгновений, Беме обратился к Ясему:

– Господин председатель, теперь ты должен спросить, как же сотворены ангелы по образу Божию?

Ясем еле заметно кивнул.

– Так вот, знай! Все ангелы выходят из Божественного семени, имеют каждый для себя свое тело, и носят Божественную волю. Так же и человек. Помни, ангелы – братья людей, поэтому мы будем иметь вид ангелов при воскресении. О том свидетельствует сам царь наш Иисус Христос, говоря, что на земле ангелы являются в образе людей. Так вот, сынок, слушай величайшую тайну. Все, что мы видим нашими глазами – этот мир, глубина земли и сотворенное небо над землей, а также глубина, которую мы не можем измерить нашими чувствами – все это одно единое царство. А над сотворенным небом, есть еще два других царства, подобных первому, но мы их не видим. Что есть за этими тремя царствами, я даже и не смею размышлять, ибо это не подвластно моему разуму.

Златоуст не вытерпел и спросил:

– Вы говорите, что есть три царства. Одно наше и два других, которые мы не видим? Это царства ангелов?

– Да, это три ангельских царства, – ответил Беме с едва заметной улыбкой.

– Какие они, ангелы? – спросил Ясем.

Беме ответил, созерцая нечто внутри себя:

– Их я сравню с малыми детьми, которые в мае выходят гулять среди прекрасных цветочков, плетут себе веночки, а когда приходят домой, показывают их своим родителям и радуются. Родители же радуются вместе с ними. Вот что свидетельствует ангельский царь наш Иисус Христос: "Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное". И когда воинство одного царства приходит к другому, то бывает только любовный прием, весьма блаженная беседа, дружеская почтительность, любовное прогуливание, скромное и смиренное обхождение, дружеское целование и радостные хороводы. И как множество детей поют от радости сердца, так и легион ангелов на небе.

Вдруг господин Беме обратил свой взор на Яна, долго смотрел как будто сквозь него и, наконец, сказал, направляя не просто слова, но и мысль в сторону души Яна:

– Малые дети должны были бы быть учителями родителей своих, если бы родители могли понять это. Однако, к сожалению, в наши дни повреждены и малые, и старые; ибо старинная пословица гласит: как певали старые, так научились и малые. Святой Дух увещевает детей мира сего раскрыть в себе ангельскую любовь и ангельское смирение. О, мир наш, полный всеобщей дьявольской гордости и возношения одного над другим. О, мир наш, горящий в мире адским огнем презрения, оболгания, обмана, лихоимства, скупости, зависти и ненависти. О мир, где смирение твое? Где ангельская любовь твоя? Где дружелюбие твое? Когда уста говорят ныне: благослови тебя Бог – сердце мыслит: смотри, берегись!

Ян не знал, что ответить, но Беме не ждал никакого ответа. Он улыбнулся себе и продолжил:

– Так прочувствуйте три ангельских царства, господа присяжные заседатели. В одном правит Архангел Миха-Эль. Его имя означает крепость и силу Божию, и он носит это имя на деле. А помогает ему Габри-Эль, князь звука. В другом царстве предводительствует блаженный князь Ури-Эль, что означает свет, или молнию. Это поистине славный и прекрасный князь Божий, и связан с прочими князьями любовью как единое сердце и помогает ему Рафа-Эль. Каждый Архангел торжествует по своему качеству и роду, и все ангелы ликуют, и раздается дивное «Тебя, Бога хвалим!».

Ясем спросил:

– Каково же третье ангельское княжество?

Беме забеспокоился и сказал:

– Это наш мир… Бог сотворил хозяина нашего мира из себя самого, во славу себе. Он сотворил его таким прекрасным, славным, высоким и святым, что ему надлежало бы хвалить, славословить и почитать Бога, Творца своего, и делать то, что делал Бог Творец…